Д-р Лев Бразоль |
![]() |
Исторический очерк сооружения надгробного памятника Самуилу Ганеману, основателю гомеопатии |
Изображение могилы Самуэля Ганемана и Мелани д'Эрвильи на Мономартрском кладбище и фотографии памятника над их могилой на кладбище Пер-Лашез — Copyright © Homéopathe International 2001 Предисловие
Практическое правило гомеопатического лечения, "лечи подобное подобным", было предложено Ганеманом медицинскому сословию в первый раз в 1796 году*, вследствие чего и столетний юбилей гомеопатического учения праздновался в 1896 году. Международный Лондонский гомеопатический конгресс этого года, по инициативе нижеподписавшегося, постановил ознаменовать столетие гомеопатии реставрацией могилы ее основателя и сооружением ему надгробного памятника, открытие которого и состоялось через 4 года, в 1900 году. В нынешнем же 1910 году истекает столетие со времени появления "Органона" Ганемана (1-е изд. 1810 г.). Это классическое сочинение представляет полное и законченное изложение нового метода лечения, который в 1796 г. находился еще в зародышевом состоянии. Поэтому в гомеопатической литературе высказывалось мнение, что юбилейным годом гомеопатии, собственно, должен считаться 1910 год. Ввиду этого, нижеподписавшийся считает весьма уместным и своевременным именно в нынешнем году издать исторический очерк надгробного памятника основателю гомеопатии, сооруженного по международной подписке в память столетия его учения. Относящиеся сюда данные, частью еще вовсе не были опубликованы, частью же отрывочно помещались в специальных гомеопатических журналах, не имеющих большого круга читателей, и в настоящем виде могут представить интерес и для более широких слоев публики. Таким образом, этот исторический очерк является, с одной стороны, данью глубочайшего почитания его автора перед творцом "Органона", с другой стороны, хотя и запоздалым, но никогда не поздним исполнением долга отчетности и признательности перед жертвователями из числа которых, не все, быть может, имели возможность следить за гомеопатическими журналами, где печатались их имена и взносы и сообщались сведения о сооружении памятника. Пользуясь этим случаем, Председатель Устроительного комитета с чувством нравственного удовлетворения выражает свою глубочайшую благодарность всем лицам и обществам, оказавшим свое посильное содействие к осуществлению цели и задачи Международного комитета, и особливо доктору Картье (Саrtier) в Париже, секретарю Комитета, за его настойчивое усердие и неусыпные труды по руководительству и надзору за техническим выполнением проекта. Председатель Международного устроительного комитета по сооружению надгробного памятника Ганеману Доктор медицины Л. Бразоль
*См. Опыт нового принципа для нахождения целительных свойств лекарственных веществ Самуила Ганемана. Перевод с немецкого с предисловием доктора медицины Л. Бразоля. Издание С.-Петербургского Общества Врачей-Гомеопатов. СПБ. 1896 г. САМУИЛ ГАНЕМАН, великий реформатор медицины и основатель гомеопатического метода лечения, родился 10-го апреля 1755 г. в городе Мейссене в Саксонии и большую часть своей долголетней, трудовой и плодотворной жизни провел в Германии. Но в 1835 г., на 80-м году от роду, он вторым браком женился на француженке и переехал с ней в Париж, где и умер 2-го июля 1843 г. и похоронен в чужом склепе на Монмартрском кладбище (Биографию Ганемана и подробности относительно его второго брака, интересующиеся найдут в книге "Самуил Ганеман Очерк его жизни и деятельности. Доктора медицины Л. Е. Бразоля" Издание С.-Петербургского Общества врачей-гомеопатов, Невский пр., 81). Вдова его очень скоро перестала заботиться о могиле мужа и поэтому последняя мало-помалу пришла в полное разрушение. А ввиду того, что могила занимала несколько большее пространство, чем за которое было первоначально уплачено, то за ней еще причитался городу долг в размере 110 франков. После смерти мадам Ганеман и собственников склепа, власти в течение многих лет тщетно разыскивали юридических лиц, с которых можно было бы взыскать эту сумму, и, наконец, в 1896 г. отдано было приказание совершенно снести запущенный памятник и разрыть могилу. Весьма возможно, что это распоряжение и было бы приведено в исполнение, если бы однн американский врач-гомеопат, доктор Платт (Platt), проездом через Париж не внес этой суммы и, таким образом, случайно оградил могилу Ганемана от окончательного разрушения. Такое пренебрежение к памяти основателя гомеопатии до глубины души возмущало пишущего эти строки. На Международном гомеопатическом конгрессе 1896 года в Лондоне, во время прений по вопросу "о наилучших способах содействия успеху гомеопатии", он обратился к собранию со следующей речью: Настоящий конгресс должен иметь особое значение в ряду прошедших и будущих интернациональных конгрессов, так как он совпадает с годом празднования столетия гомеопатии. Ганеман, как известно, провозгласил гомеопатический принцип лечения в 1796 г., и мне кажется, что конгресс должен был бы чем-нибудь ознаменовать столь выдающееся событие, как столетнее торжество одной из величайших реформ в медицине. Во всех цивилизованных странах люди, оказавшие известные услуги в области науки, искусства или общественной деятельности своей страны, не говорю уже всему миру, после смерти удостаиваются известных почестей, и память их увековечивается, по крайней мере, надгробным памятником. Ганеман, в силу обстоятельств, о которых распространяться считаю неуместным, такого памятника не имеет. Он был наскоро похоронен в чужом склепе на Монмартрском кладбище в Париже, без всякого погребального обряда, и заброшенная с тех пор его могила в настоящее время отдана на произвол судьбы и представляет картину самого плачевного разрушения. Господа, такое положение дальше продолжаться не должно: мы должны воздать честь, кому она бесспорно принадлежит, и я думаю, что на могиле нашего бессмертного учителя должен быть воздвигнут памятник от его благодарных учеников в память столетнего существования его учения. Такова, в общих чертах, моя мысль о достойном ознаменовании конгрессом юбилея гомеопатии. О деталях я не говорю, потому что не знаю, как отнесется конгресс к моему предложению. Если сочувственно, то лучше всего избрать исполнительную комиссию для осуществления постановления конгресса и разработки частностей. Сейчас весь вопрос лишь в принципиальной постановке: нужно ли нам почитать наших мертвых или не нужно? Приличествует ли признательным потомкам предавать такому постыдному забвению могилу, где покоится основатель гомеопатии? Требуется ли какой-либо вечный знак, который указывал бы будущим поколениям то место, где лежат бренные останки одного из величайших врачей и благодеятелей человечества, или достаточно, чтобы там росла трава и ветер заносил бы пылью даже самые следы его последнего пребывания на этом свете? Словом, достоин ли Самуил Ганеман иметь надгробный памятник, хотя бы такой, какой имеет каждый обыкновенный смертный, или недостоин? Эти вопросы имеют прямое отношение к предмету наших прений, и я почтительнейше прошу председателя подвергнуть их обсуждению конгресса и сделать надлежащее постановление. Предложение это встретило горячее и единодушное сочувствие: конгресс постановил ознаменовать вековой юбилей гомеопатии резолюцией сооружения надгробного памятника на могилe Ганемана, и для этой цели был организован международный комитет, председателем которого был избран автор предложения, доктор Л. Бразоль (Pоссия), секретарем доктор Картье (Cartier) (Франция) и членами: доктор Юз (Hughes) (Англия), доктор Бешрод Джеймс (Bushrod James) (Америка) и доктор Виллерс (Villers) (Германия). Комитету надлежало прежде всего заручиться согласием наследницы госпожи Ганеман, ее пpиемной дочери, госпожи фон Беннингхаузен, имевшей честь жительства в Германии, на производство требуемых работ и на юридическую передачу могилы в вечное содержание Французскому гомеопатическому обществу. Для выполнения этой первой задачи потребовалось много времени, переписки и формальностей. После того, как все затруднения были устранены и нотариальные акты оформлены, комитету предстояло заняться финансовой стороной дела. Немедленно было приступлено к сбору пожертвований, помещены были воззвания во всех гомеопатических журналах на всех языках, и в короткое время было собрано около 20 000 франков, из которых третью часть дала Poccия, и первый почин этому славному делу был положен С.-Петербургским Обществом врачей-гомеопатов, пожертвовавшим 2 000 франков. Список жертвователей своевременно публиковался во "Враче-гомеопате" и в "Revue homoéopathique Francaise". (Не подлежит никакому cомнению, что подписка достигла бы гораздо большей цифры, если бы не стечение двух неблагоприятных обстоятельств. Член комитета от Германии имел нeсчастье заболеть неизлечимым недугом и умер, не оказавши своего содействия для yспеха подписки в Германии. А Северо-Американские Штаты в то же самое время были всецело поглощены осуществлением грандиозного памятника Ганеману в Вашингтоне, и пожертвования наших заатлантических друзей направлялись, главным образом, на свое, национальное дело, и дали в итоге внушительную сумму около 75 000 долларов (150 000 рублей), а на парижский монумент поступили из Америки вследствие этого не столь многочисленные и менее щедрые суммы.) Теперь, когда определилась сумма, на которую мог рассчитывать Международный комитет, можно было бы приступить и к технической стороне задачи. Но ввиду того, что старая могила Ганемана находилась в глухом и отдаленном закоулке Монмартрского кладбища, прислоненная одной стороной к старой пограничной стене, а с трех других сторон тесно окруженная такими же ветхими, разрушенными и покинутыми могилами, сооружение нового памятника на старом мест потеряло бы внушительную долю своего значения. К счастью, Международному комитету удалось воспользоваться редким случаем и приобрести необыкновенно красивое и видное место на главном парижском кладбище Рère-Lachaise (вследствие необходимости срубить в аллее несколько усохших деревьев, вдоль дороги образовался свободный бордюр земли длиной в 3,45 метра, шириной в 1,10 метра, который и был уступлен комитету в обмен, с добавочной приплатой, за землю под монмартской могилой), расположенное длинным фасадом вдоль одной из его лучших аллей, в самом центре исторической части кладбища, с тем, чтобы перенести сюда останки Ганемана. С разрешения префектуры, во вторник 24 мая 1898 года, в присутствии городских властей и ннжепоименованных 30-и и других посторонних лиц, состоялось торжественное вскрытие могилы Ганемана на Монмартрском кладбище и перенесение его останков на кладбище Пер-Лашез. Церемония началась в 8.30 утра прибытием полицейского коммиссара, в качестве представителя гражданской власти, причем, на основании соглашения с госпожей Беннингхаузен, должны были быть вырыты как останки Ганемана, так и его жены, умершей в 1878 г. и похороненной в отдельной могиле, неподалеку от мужа. Присутствовали:
В начале торжества была прочитана телеграмма председателя комитета из С.-Петербурга на имя секретаря: По болезни лишен возможности пpиехaть, но мысленно переношусь в Париж и всей
душой участвую в вашем торжестве. Отрадно сознавать, что нашему гениальному учителю, наконец,
воздается заслуженная честь. Остается пожелать, чтобы дело, начатое столь энергично, было достойным
образом доведено до конца, и чтобы новая могила через два года украсилась прекрасным памятником.
После этого д-р Cartier произнес следующую речь: Милостивые Государи!
Мы знали также от администрации кладбища и из рассказов родственников и
врачей-гомеопатов, что гроб Ганемана опущен в склеп последним.
После речи д-ра Cartier, M. Cloquemin, представитель г-жи Bonninghausen, произнес несколько слов. Он благодарил от ее имени Французское общество, а в особенности д-ра Cartier, за деятельность врачей-гомеопатов, к которой баронесса Bonninghausen относится с величайшим интересом. Она рада, что останки ее матери, к которой она питала самые нежные чувства, будут почивать вместе с ее мужем, Ганеманом, в одной могил на Рèrе-Lachaise. Д-р Simon, председатель Французского гомеопатического общества, произнес затем следующую речь: Милостивые Государи!
После трогательной речи д-ра Simon'а, которая произвела сильное впечатление на присутствующих, д-р Richard Hughes из Брайтона произнес следующую речь на французском языке: Милостивые государи!
Речь д-ра Süss-Hahnemann'а: Как представитель Германии и семьи Ганемана, я счастлив, что могу присутствовать на этом редком торжестве. Пятьдесять пять лет тому назад я присутствовал на похоронах моего деда, который остался без имени и без памятника больше полувека. Благодаря Международному комитету и особенно д-ру Cartier, Самуил Ганеман займет место успокоения, достойное его имени. По окончании речей, рабочие приступили к вырытию гроба. В присутствии полицейского коммиссара рабочие берут гроб, приподнимают его посредством веревок и ставят на доски, которые покрывают яму, оставшуюся после вырытия гроба г-жи Ганеман. Д-р Gannal, руководящий работой, замечает, что крышка свинцового гроба Ганемана привинчена, а не спаяна, и выражает врачам свои опасения, что тело едва ли хорошо сохранилось. Рабочие отвинчивают винты, которые не совсем заржавели, и взламывают те, которые от времени успели испортиться. Свинцовая крышка начинает понемногу открываться с нижнего конца, и присутствующие замечают ноги Ганемана, завернутые в полотно и, по-видимому, хорошо сохранившиеся; но, по мере того, как крышка больше открывается, замечают, что в гробу находится вода, и опасения разложения тела увеличиваются. Наконец, крышка отскакивает, и присутствующие замечают тело, обернутое шелковыми бинтами. Форма тела, обрисованная под бинтами, применявшимися при бальзамироваши, сохранилась; тело слегка осунулось; но присутствующих особенно поражает маленький рост Ганемана. По рассказам лиц, знавших Ганемана, основатель гомеопатии был действительно маленького роста. Тело плавает в воде; эта жидкость произошла не от бальзамирования, а извне; почва кладбища Montmartre, по словам компетентных людей, постоянно пропитана водой, которая течет по глинистому дну; но если бы гроб в 1843 г. был спаян, а не свинчен, то вода не могла бы в него проникнуть. Присутствие воды в гробу должно было неминуемо повлечь за собой разложение тела. Бальзамировавший покрыл голову и руки, кроме шелковых бинтов, кусками шерсти, пропитанной специальной жидкостью; через полвека эти куски шерсти превратились как бы в большие губки, покрывавшие голову Ганемана и руки, скрещенные на груди. Д-р Gannal, сняв с лица и с рук куски шерсти и шелка, которые лучше сохранились, ищет голову Ганемана, но находит только разложившуюся массу и кости. Он искал также эмалевые глаза, которые должны были быть вставлены в глазные орбиты. Тело находится в полном разложении. Он находит только длинную прядь женских волос, которой обвита шея; по всей вероятности, это волосы г-жи Ганеман. Черты лица Ганемана невозможно узнать; но, к счастью, в гробу найдены некоторые вещи, которые, без всякого сомнения, подтверждают подлинность тела Ганемана. Эти предметы следующие: 1) Обручальное кольцо. Обыскивая руки, д-р Gannal вынул отдельные кости и на одной из пястных костей нашел обручальное кольцо Ганемана с Mélanie d'Hervilly. Это кольцо показывается присутствующим: оно составлено из двух соединенных маленьких колец; их разъединяют перочинным ножом, и на одном из них находят следующие выгравированные слова: Samuel Hahnemann. Mélanie d'Hervilly.
По приказанию полицейского комиссара, кольцо это было опять положено на кость руки Ганемана. 2) Золотая медаль французских гомеопатов. У ног Ганемана находят герметически закупоренную и запечатанную бутылку. Полицейский комиссар разрешает ее разбить: в ней находят бумаги, касающиеся способа бальзамирования Gannal'а, золотую медаль французских гомеопатов своему учителю и, наконец, автограф вдовы Ганемана, который составляет третье вещественное доказательство, найденное в гробу. Золотая медаль прекрасно сохранилась: на одной ее сторонe профиль Ганемана — работа David d'Angers'а, скульптора известного бюста Ганемана, служащего к воспроизведению его портретов; на другой стороне надпись: A leur Maitre les Homoeopathistes francais.
Эта медаль была отчеканена также из бронзы: д-р Воуеr показал тут же образец, тождественный с найденной в гробу золотою медалью. После того, как все присутствующие осмотрели медаль, ее опять положили в гроб. 3) Автограф г-жи Ганеман. Между бумагами, относящимися к бальзамированию и сохранившимися в бутылке, найден следующий автограф вдовы Ганемана, фотокопия которого была воспроизведена с разрешения полицейского коммиссара: (Христиан Фридрих Самуил Ганеман родился в Мейссене в Саксонии 10-го апреля 1755 г., умер в Париже 2 июля 1843 г. Жена его Mapия Мелания д'Эрвильи, согласно его желанию, соединится с ним в этой гробнице, на которой будут надписаны следующие им начертанные слова: "Здесь, в нашей могиле, соединяются прах с прахом, кости с костями, как любовь соединила их живыми").
Подлинный почерк г-жи Ганеман был подтвержднн свидетелями, знавшими вдову основателя гомеопатии. Г. Cloquemin, представитель семьи Bonninghausen, и д-р Heermann из Парижа, узнают ее почерк без всякого колебания. В десять часов утра кончилась церемония на кладбище Montmartre, продолжавшаяся полтора часа. Рабочие наложили обратно свинцовую крышку; свинцовый гроб положен в новый деревянный, на котором прибили старую дощечку (№ 1252. I-er arrondissement, 1843), а также новую, очень широкую, медную, на которой выгравировано "Samuel Hahnemann". Оба гроба, Ганемана и его вдовы, положили на дроги, и траурная колесница в сопровождении докторов: Süss-Hahnemann, Richard Hughes, Simon, Heermann, Cartier, а также г. Cloquemin и других лиц, тронулась с Монмартра на Пер-Лашез. Здесь гробовщики спустили гроб Ганемана в новую могилу и у ног его положили гроб с останками его жены; затем забетонировали могилу, засыпали, сравняли ее с землей и поставили над ней временную решетку. Дальнейшие шаги, предпринятые комитетом, заключались в объявлении конкурса на памятник. Искреннее желание председателя комитета, чтобы проект памятника был исполнен русским художником, не могло осуществиться вследствие случайного недоразумения. Общество С.-Петербургских архитекторов получило лично от него заказ на конкурс с указанием всех необходимых условий выполнения и, прежде всего, конечно, с требованием сообразоваться с условиями места, т.е. соблюдения данных размеров в длину и ширину. Между тем, по непонятной небрежности секретаря, в объявленном им условии конкурса дан был только один размер лицевого фасада (3,45 метра), а второй размер в ширину или глубину (1,10 метра) был пропущен, из чего участники конкурса поняли, что этот второй размер предоставляется свободному желанию автора; и, таким образом, все представленные проекты (числом около 10) оказались неисполнимыми, ввиду того, что площадь памятника на бумаге занимала гораздо больше места, чем имелось в натуре. Времени же на объявление и исполнение конкурса ушло много, и наступил уже последний срок, который дали парижские мраморщики для приступления к работам с обязательством окончания их ко времени международного конгресса в Париже в июле 1900 года. Пришлось отказаться от проектов петербургских архитекторов и открыть конкурс в средe парижских мраморщиков. В результате, по соглашению между членами комитета и Французским гомеопатическим обществом, окончательно был принят проект Лардо (Lardot). 8 (21) июля 1900 г. в сессию Международного гомеопатического конгресса, при большом стечении представителей гомеопатии со всех стран света, Французского гомеопатического общества, многочисленных журналистов и, наконец, парижской и космополитической публики, съехавшейся на Всемирную выставку, имело место торжественное открытие вполне законченного памятника. Ровно к 10 часам утра вся эта пестрая толпа собралась у главного входа кладбища и с Комитетом во главе направилась к месту назначения, где памятник еще был скрыт от взоров покрывалом. Торжество было открыто нижеследующим отчетом секретаря международного комитета доктора Картье: Мм. Гг.! Ганеман здесь! И если кто-либо из Вас сейчас выскажет свои критические
замечания по поводу памятника, то помните, что перед вами есть нечто более ценное, чем красота
гранита, нечто более великое, чем обширное место, и более богатое, чем искусная резьба: под этим
памятником покоится тело нашего почитаемого учителя!
Интернациональная подписка дала около 19 тысяч франков: но из этой суммы пришлось
отчислить многочисленные расходы, как-то: приобретение дорогостоящего добавочного места, права и
издержки отрытия и погребения тела, издержки по воззваниям и публикациям, потери при размене
заграничных денег, плата за конкурсные проекты, различные расходы по делопроизводству секретаря и
проч., и проч.; словом, в том виде, в каком вы его увидите, памятник обошелся в 16.400 франков,
причем бронзовый бюст подарен Гомеопатическим госпиталем Св. Якова в Париже. Всего несколько дней
тому назад г. Клокмэн (Cloquemin), друг и советник недавно скончавшейся баронессы Беннингхаузен,
уведомил меня, что она завещала в дар памятнику на Пер-Лашезе подлинный мраморный бюст Ганемана
работы скульптора Давида Д'Анжера (David d'Angers). Настоящий бронзовый бюст был уже
установлен на своем месте, и в виду того, что от такой переделки возникли бы многочисленные
затруднения и что на открытом воздухе мрамор изменяется скорее бронзы, Комитет решил оставить
настоящий бюст; оригинал Давида Д'Анжера, таким образом, остается в руках г. Клокмэна.
Вслед за тем взошел на трибуну председатель Международного комитета доктор Л. Бразоль и произнес следующую речь: Милостивые государыни и милостивые государи! Последний международный
гомеопатический конгресс 1896 г. в Лондоне, совпавший с годом празднования столетия гомеопатии,
постановил ознаменовать столь выдающееся coбытие, как столетнее торжество одной из величайших
реформ в медицине, сооружением надгробного памятника на могиле основателя гомеопатии. Для
осуществления постановления конгресса была избрана международная исполнительная коммиссия, отчет о
действиях которой только что прочитан ее секретарем. Как председатель комиссии, имею счастье
сказать, что задача наша окончена. Исполнен долг чести, любви и почитания по отношению к нашему
дорогому учителю, и на новой могиле его воздвигнут прекрасный памятник от его благодарных учеников
в ознаменование столетнего существования его учения. В увековечение его памяти приняли участие все
страны света, почему и сооружение это есть в полном смысле слова международное.
Всходит на трибуну доктор Леон Симон (Léon Simon) от лица Французского гомеопатического общества и обращается к присутствующим со следующими словами: Мм. Гг.! В событиях, наилучшим образом предуготовленных, случаются происшествия,
которые не может предотвратить никакая человеческая воля. Таким образом, внезапное нездоровье,
надеюсь, кратковременное, доктора П. Жуссе (Р. Jousset), президента конгресса и Французского
гомеопатического общества, лишает нас его красноречивого слова. Случилось так, что неожиданным его
заместителсм является тот самый, кто, благодаря вашему избранию, был председателем Французского
гомеопатического общества два года тому назад, во время перенесения сюда останков нашего учителя
Ганемана. С сердечным почтением поклоняюсь его праху, вспоминая, что он удостоил дружбой моего деда
и был свидетелем первых шагов моего отца на его медицинском поприще. Перед этой могилой, где
покоится Ганеман, перед этим памятником, одинаково хорошо задуманным и выполненным, все мы
чувствуем, насколько мы должны быть благодарны комитету, потрудившемуся над его осуществлением, и я
от вашего имени передаю ему сердечное спасибо. Доктора Бразоль, Картье, Ричард Юз и Бешрод Джеймс
оказали истинную услугу гомеопатии!
Вслед за этим была прочитана телеграмма из Петербурга: Врачи и фармацевты С.-Петербургского Благотворительного общества последователей
гомеопатии отдают честь памяти Самуила Ганемана, их учителя, и шлют сердечные поздравления всем
врачам и фармацевтам Интернационального гомеопатического конгресса по случаю торжественного
открытия памятника тому, кто создал метод лечения cito, tuto et jucunde (скоро, безопасно и
приятно). Врачи: П. Соловьев, В. Соловьев, Сидоренко, Френкель. Фармацевты: Штемпелин, К. Соловьев.
Церемония окончилась, но присутствующие еще долго не расходились, любуясь красотой места и памятника. И действительно, насколько старое отдаленное место на Монмартре казалось запустением, настолько новое место на Пер-Лашез представляется как бы настоящим возрождением. Гробница Ганемана находится в самом центре так называемаемого исторического участка кладбища, где в памяти оживает так много из того, что было во Франции великого и замечательного как в науке, так и в искусстве, в политике и в военном деле. Здесь представители музыки: Россини, Доницетти, Обер; знаменитые писатели и поэты: Расин находится почти рядом с Ганеманом, немного подальше — Мольер и Лафонтен; представители науки: Гей-Люссак и Араго; знаменитый врач и френолог Галль лежит несколько ниже Ганемана; тут же маршалы Первой империи: Ней, Даву и много других знаменитостей. Дорога "Дракона", где теперь покоится основатель гомеопатии, обсажена тенистыми деревьями и является одной нз самых живописных на кладбище. Лицевой длинный фасад памятника расположен вдоль главной аллеи у места ее пересечения двумя другими дорогами, так что к памятнику можно подойти по трем различным путям. Памятник сделан из превосходно полированного розового шотландского гранита, привезенного из Питерхеда (Peterhead) — нижняя же часть (цоколь) из нормандского гранита. Он имеет центральную часть и две боковых половины. В центрe находится пьедестал, украшенный орнаментом из бронзовых гирлянд и поддерживающий бюст Ганемана. Позади пьедестала возвышается суживающаяся кверху доска вышиной 3,80 метра, увенчанная наверху вырезанными в граните символическими знаками, а по середине носящая надгробную надпись, которая приходится над головой Ганемана: А
У подножия пьедестала надпись: Souscription Internationale На боковых половинах выгравированы с правой стороны названия его главнейших сочинений: Livres:
с левой стороны главная мысль его учения: Extraits de l'Organon:
Спереди памятника двойные проемные камни резной работы для бронзовой решетки старинно-зеленого тона в греческом стиле. Памятник выделяется не столько художественным замыслом, сколько красотой гранита и неизменяемой от времени его полировки. Но главный его фокус сосредоточен в великолепном бронзовом бюсте Ганемана работы с натуры Давида д'Анжера. Этот шедевр скульптуры приковывает к себе внимание наблюдателя и без всяких пояснений говорит ему, что это голова великого человека, заслужившого эти посмертные почести. Вечером того же дня в ресторане "Ледоен" (Ledoyen) состоялся прощальный обед членов Интернационального конгресса, отличавшийся чрезвычайным многолюдством, оживлением и обилием застольных речей. Доктор Леон Симон произнес следующий тост: Господа, 19-й век уже близится к закату, и может показаться, что мы поставили себе целыо закончить его на краю могилы. Но сегодняшняя церемония не должна вызывать в нашей душe печальных мыслей, потому что человек, которому мы воздали почести, сегодня более жив, чем когда-нибудь: он победил время. Его мавзолей освящает его память навсегда, и члены комитета, имевшие попечение об его сооружении, показали нам, как нужно действовать, чтобы совершать непогибающее дело. К ним обращается мой тост и особливо в честь его председателя доктора Бразоля и секретаря доктора Картье, который не щадил на это дело ни времени, ни труда, и которым справедливо может гордиться его отец. Памятник Ганеману возник как раз в момент, когда человечество переступает через новый этап. Точно так же настоящий век еще не успеет исчезнуть в прошлом, как родится новый век, который, я надеюсь, будет веком триумфа для гомеопатии! Этот тост был встречен шумными овациями по адресу председателя комитета, который благодарил присутствующих в следующих выражениях: Господа, я очень счастлив, что имя мое до известной степени связано с сооруженим
надгробного памятника Ганеману, и очень благодарен за выраженные мне чувства. Но я не могу принять
всецело на одного себя всю возлагаемую на меня честь. Вся моя заслуга, если тут можно говорить о
заслуге, заключается в том, что я глубоко прочувствовал в своей душе всю несправедливость и
неблагодарность предания забвению места, где покоится прах нашего дорогого учителя. Мне всегда было
больно и горько видеть его могилу в столь запущенном состоянии разрушения и пренебрежения, в каком
она находилась еще в 1895 г. Поэтому я и обратил внимание Лондонского конгресса 1896 года на нашу
нравственную обязанность реставрировать могилу Ганемана, хотя бы в память столетнего существования
его учения. Мое предложение было принято и была составлена комиссия, в которой я имел честь быть
избранным в председатели. В этой комиссии роли наши были распределены очень неравномерно. Четверо
из нас, а именно д-р Hughes в Брайтоне, д-р Bushrod James в Филадельфии, д-р Villers в Дрездене и я
в Петербурге, были заняты собиранием средств, и каждый из нас сделал в своей стране все, что мог, и
что позволяли нам условия места и времени. Мне отрадно высказать здесь мою искреннюю благодарность
нашим членам за их усердное содействие, а также великое спасибо всем, принесшим свою лепту на
увековечение памяти Ганемана. Но главный и весьма нелегкий труд достался нашему парижскому члену и
секретарю комиссии д-ру Cartier. Все предварительные переговоры с собственницей могилы, все хлопоты
по перенесению тела из Monmartre'cкого кладбища на Рèrе-Lachaise, все заботы по
составлению парижского проекта памятника, все наблюдения за ходом работ, вся переписка с членами
комитета и все неудобства, связанные с проволочкой времени на соглашение мнений между нами,
разъединенными друг от друга такими расстояниями, — вся эта невидная и неблагодарная, но
очень тяжелая черная работа лежала на плечах д-ра Cartier. И если мы испытали счастье
присутствовать сегодня при торжестве открытия вполне законченного и прекрасного памятника, то мы
этнм обязаны усилиям, энергии и настойчивости д-ра Cartier. Ему же, до известной степени, обязан
своим успехом, блестящий составом и многолюдством наш конгресс, потому что для многих посетителей
открытие памятника составляло притягательный магнит, привлекши их в Париж. Поэтому, при разделе
почестей и благодарностей конгресса, я не хочу загребать жар чужими руками и думаю, что львиная
доля почетной добычи должна принадлежать д-ру Cartier.
После этих слов присутствующие устраивают горячую овацию доктору Картье, который в немногих, но прочувствованных словах благодарит собрание и доктора Бразоля. Парижская пресса отнеслась с большим интересом и сочувствием к торжеству открытия памятника. Уже заблаговременно, а именно в июне месяце, наиболее читаемые газеты le Petit Journal, le Journal, la Presse, le Journal des Debats, le Soleil, le Gil Blas, la Fronde, la Croix, l'Intransigeant, Correspondance Havas, l'Echo des Sports и др., сообщали слух, что pycскиe врачи из С.-Петербурга с председателем комитета во главе, должны прибыть в июле месяце в Париж для открытия надгробного памятника Ганеману и участия в Интернациональном конгрессе. На другой же день после совершившейся церемонии все парижские газеты дали свои отчеты о торжестве, и все единогласно признали его блестящий успех, только с той разницей в оттенках, что дружественные корреспонденты засвидетельствовали факт присутствия "очень многочисленного скопления публики", между тем как более или менее недоброжелательные насчитали лишь "около полсотни лиц". Вот выдержки из нескольких газет. Le Figarо, 22 июля;
"Le Temps", "le Rappel", "L'Echo de Paris", "la Paix", "Ie Petit National", "la Nation", "la France", "le Voltaire", "Moniteur Universel", "la Verite Francaise", "la Petite Republique socialiste", поместили отчеты приблизительно такого же содержания. Из гомеопатических журналов приведем лишь следующие заметки: Allgemeine Homoöopathische Zeitung, Bd. 141, № 7/8, 16-го августа
1900:
Аллопатические медицинские журналы, русские и иностранные, насколько нам известно, в том числе и наша руководящая газета "Врач", не обмолвились ни единым словом, точно будто никакого события и не происходило. Тем интереснее следуюшая статья в "Monaco-Medical" от 1-го августа 1900 г., под заглавием "Памятник Ганеману". После описания церемонии открытия, медицинский корреспондент пишет: Настоящая эпоха является возвеличением теории Ганемана. Серотерапия с универсальностью ее методов и с ее тенденциозным захватом всей терапии представляет дивный апофеоз Ганеману. Similia similibus curantur! Какое блистательное воздаяние осмеянному и преследованному новатору, вся жизнь которого была апостольским служением. И какая неблагодарность со стороны изобретателей и фабрикантов сывороток, из которых ни один не присутствовал при восстановлении научного имени их предшественника. Институт Пастера в полном составе, по меньшей мере, должен был оказать это законное почтение тому, чье учение содержит в себе лечение бешенства посредством яда бешенства, дифтерита посредством яда дифтерита, стрептококковой заразы посредством стрептококка. Таким образом, искусство врачевания будет постоянно раскачиваться из стороны в сторону, подобно нескончаемой качке гигантского корабля. От contraria к similia, от школы Broussais к школе Пастера, терзаемое вечным исканием равновесия, оно будет колебаться до тех пop, пока решительно не примет направления к улучшению почвы, на которой развиваются болезни, к клеточной динамогении, являющейся результатом физического возбуждения. К счастью, мы идем большими шагами к этому желанному идеалу. Итак, благодаря стараниям и заботам Международного комитета, основатель гомеопатии Самуил Ганеман занял место вечного успокоения, достойное его великого имени и неувядаемой славы. Надгробный памятник, воздвигнутый ему его учениками и последователями, рассеянными по всему свету, находится теперь на попечении Французского гомеопатического общества и увековечит его память в грядущих поколениях. |