Оригинал здесь

Предпосылки

В 1790 году, отказавшись от медицины и занявшись переводами, чтобы зарабатывать на жизнь, один немецкий врач подвел итог состояния терапии того времени в аннотации к труду "Трактат о Материи медике" Уильяма Куллена (1710—1790), выдающегося врача из Эдинбурга:

Кровопускание, противолихорадочные лекарства, прохладные ванны, отказ от алкоголя, послабляющая диета, очищение крови и бесконечные слабительные и клизмы образуют тот круг, из которого рядовой немецкий врач не выбирается никогда¹.

Отчаявшимся переводчиком и комментатором Куллена был Фридрих Христиан Самуэль Ганеман (1755—1843). Родился он в Мейсене, стал врачом, химиком и лингвистом, изучал медицину в Лейпциге и завершил обучение в Эрлангене в 1779 году. После 1790 года, в оставшиеся пять десятилетий своей долгой жизни, он постоянно атаковал кровопускания, слабительные, пластыри, полипрагмазию и большие дозы, а также жестокое обращение с душевнобольными, что ставит его в один ряд с Роджером Бэконом, Парацельсом, Я. Б. ван Гельмонтом и Г. Э. Шталем, которые поднимали те же вопросы и часто говорили о них в тех же выражениях. До того как Ганеман начал реформировать терапию, он достиг известности и уважения современников во всех своих профессиональных занятиях. Христоф Гуфеланд (1762—1836), на которого часто ссылаются как на величайшего немецкого клинициста конца XVIII в., описывал Ганемана так: "…Один из выдающихся немецких врачей… врач-практик со зрелыми опытом и размышлениями"². По количеству ссылок на его работы, обнаруживаемых в "Анналах химии" Лоренца Крелля, в 1784—89 годах Ганеман был в числе первых 15 немецких химиков³. Переводы научных, медицинских и литературных произведений на немецкий с английского, французского, латинского и итальянского языков были достаточно высоко оценены и принесли ему награды и немало предложений дальнейших переводов и написания оригинальных учебников. В рецензии на его перевод книги Ж. Ф. Демаши о фабричном производстве химических веществ указывается, что перевод был лучше французского оригинала благодаря многочисленным важнейшим примечаниям Ганемана и дальнейшему развитию идей книги⁴. В "Аптекарском словаре" Ганеман рассматривает каждый аспект наилучшей практики в области фармации столь ясно и исчерпывающе, что эта работа являет собой важную реформу, не оставляя, по мнению критиков, места для конкуренции⁵.

В то же время Ганеман предлагает различные меры в области здравоохранения, настолько прогрессивные, что подобных им нет у Рикмана или Франка, но без государственнических идей последних. Программа Ганемана охватывает улучшенный рацион питания и жилье для трудящихся, реформу тюрем, строгий контроль ремесел, таких как сбор тряпья и бумажное производство, подпитывавших и распространявших инфекционные болезни, а также принудительную изоляцию инфекционных больных⁶. Развивая свои идеи далее, в течение двух десятилетий после 1790 года Ганеман создал новую фармакотерапевтическую систему, которую он считал более гуманной и эффективной, нежели любая известная до того времени, и которую в конце концов он назвал гомеопатией. Несмотря на разносторонние фундаментальные знания Ганемана, его поносили так же, как его мятежных предшественников, а предлагаемый им выход из терапевтической анархии того времени принес ему больше дурной славы, чем его критика. Обычно его изображали шарлатаном, который не способен зарабатывать в обычной медицине⁷, бесчестным или невменяемым⁸, и по пренебрежительной оценке, распространяющейся на его последователей, "слишком слабым умственно, чтобы практиковать медицину или хотя бы заботиться о себе самом"⁹.

Я намерен здесь лишь кратко упомянуть о философской и научной основе ганемановских нападок на традиционную терапию. Я не буду углубляться в тему источников и предшественников Ганемана в создании его системы, а также его влияния на терапию XIX в. и фармакологию¹⁰. Я хотел бы просто проследить за тем, как в начале XIX в. Ганеман пытался ввести гомеопатию в медицинскую жизнь Германии и какие трудности возникли в связи с этим, какие велись теоретические академические дискуссии, начавшиеся с его принципиально новой установки о месте терапии в медицине, — дискуссии, в ходе которого терапия была забыта в угоду "науке". Я надеюсь показать, что произошедшее исключение гомеопатии из биомедицины лучше объясняется именно на этом уровне, а не печально известными "бесконечно малыми" дозами, чаще всего предлагаемыми в качестве самоочевидного объяснения.

Философия, медицина и Aufklärung

Ганеман не был одинок в своем недовольстве тем, что медицина не может осуществить идеалы немецкого Просвещения (нем. Aufklärung). В 1790-е годы многие немецкие врачи поддержали призыв к преобразованию медицины на основе критической философии Иммануила Канта (1724—1804), чтобы медицина соответствовала определенности физических наук. В 1784 году один берлинский журнал обратился к нескольким ведущим мыслителям с просьбой ответить на вопрос: "Что такое Просвещение?" Известное эссе Канта¹¹ начинается со слов: "Просвещение — это выход человека из состояния своей незрелости" (курсив автора). А в 1798 году доктор Иоганн Карл Остерхаузен отдал дань уважения Канту в эссе "О медицинском просвещении", которое он определил как "освобождение человека от его зависимости в вопросах, касающихся его физического состояния"¹².

Концептуальная пропасть, отделяющая скромное ремесло медицины от признанных наук, была очерчена Кантом в письме 1799 года: врачи борются с симптомами, в то время как в системе Брауна "болезнь была похожа на уравнение с неизвестным х"¹³. Кант продвигал свое учение о том, что научное знание непременно количественное, ссылаясь на систему Джона Брауна (1735—1788), шотландского ученика Куллена, который сводил все болезни к одной основополагающей категории: изменения в "возбудимости", или степень жизнеспособности¹⁴. Здоровье любого организма состоит в поддержании баланса между его "возбудимостью", или предрасположенностью к возбудимости, и внутренними и внешними "стимулами" — например, пищей, лекарствами, эмоциями, — которые постоянно влияют на возбудимость: увеличение возбудимости ведет к "стенической" болезни, а уменьшение — к "астенической". Привычные ярлыки болезней, такие как "желтуха", "водянка" или "лихорадка", были просто точками, отмеченными между двумя экстремумами на некой возрастающей шкале, подобной шкале термометра, и лечение, соответственно, было простым: "При стеническом диатезе нужно уменьшить возбудимость, а при астеническом диатезе нужно возбудимость увеличить и продолжать увеличивать"¹⁵.

На практике изнурительное лечение, такое как кровопускание или опиум, и стимулянты, такие как алкоголь, отвечали каждой клинической потребности. Возрождение Брауном раннего греческого методизма служит хорошо известным и наиболее влиятельным примером рационалистического направления в медицине конца XVIII в. Интерес в Германии к браунизму, как здесь называли эту систему, был таков, что в 1802 году в Геттингене студенты-медики и их преподаватели на улицах несколько дней сражались с властями, чтобы доказать истинность учения, пока не подоспела кавалерия¹⁶. В полной противоположности к более известным французским попыткам реконструировать медицину как индуктивную науку, основанную на нозологических категориях Линнея, и поиске повреждения, в Германии задача состояла в том, чтобы найти главные принципы, которые лежат в основе нозологии и терапии, и тем самым поднять рационализм на новую высоту.

Андреас Рёшлауб (1768—1835), профессор медицины из Бамбергского университета, был одним из инициаторов развития немецкого направления. Как ведущий немецкий браунист, Решлауб преобразовывал дальше простое "уравнение" возбудимости Брауна, добавив жизненный принцип, с которым конфликтовала возбудимость. В связи с развитием других областей, он также пытался примирить браунизм с химией Лавуазье и объяснял полярные болезни окислением и восстановлением¹⁷. Его интерес к объяснению болезней на основе химии был широко поддержан многими. Например, Ж.-Б.-Т. Боме (1756—1828), профессор из Монпелье, предложил разделить болезни по принципу дефицита водорода, азота, теплорода (невесомый флюид Лавуазье, из которого возникает тепло), фосфора и кислорода¹⁸. Но главная цель, к которой стремился Рёшлауб, — создать концепцию, разъясняющую формальную дедуктивную "науку" медицины, и в 1799 году в важной статье он приводит иерархическую конструкцию в поддержку практики и обучения этой системе¹⁹.

Для осуществления этой цели вначале надо было создать стандартную терминологию, чтобы избежать разночтений в теории и практике. Среди прочего, требовалось уточнить термины Heilkunde и Heilkunst, относительно которых существовала путаница. Этимологически оба слова происходят от корня Heil — исцелять, лечить (heil — целый, неповрежденный, благополучный, а heilen — лечить, исцелять. — Прим. перев.). Cуффикс -kunde обозначает знание или теорию и превращает сущность или деятельность в предмет или дисциплину: Heilkunde означает медицину, подобно тому как Erdkunde означает географию.

Существительное Kunst означает искусство или мастерство, и его в XVIII в. добавляли ко многим терминам, чтобы указать на ремесленную или профессиональную деятельность, требующую организованного корпуса знаний, или Wissenschaft.

В соответствии с Решлаубом, Medizin — медицина — включает в себя две фундаментальные области: Heilkunde — теоретическую, научную часть, и Heilkunst — техническую, практическую часть. Важно понимать, что Heilkunde относится только к избавлению пациента от болезни. Этот раздел медицины не включает в себя химию, анатомию и физиологию и не распространяется на занятия гигиеной и поддержкой здоровья. Heilkunde далее подразделяется на общий и прикладной разделы, имеющие дело с законами здоровья и болезни, их проявлениями при патологии, и классификацией нозологий, а также включает в себя фармакологию. При этом Heilkunst состоит из врачебной практики, того, что делают врачи при реализации своих теоретических знаний, и включает в себя диагностику, прогностику и терапию. Это слово является немецким эквивалентом XVIII в. гиппократовского tecne iatrice (лат. ars medendi), и популярное определение из 1830 года помогает прояснить его по существу практическую цель: Heilkunst может "применяться внутренне, в различных формах, или внешне как, например, мази"²⁰.

Решлауб не скрывал, что его вариант браунизма находится под влиянием новой медицинской "науки" Канта, поэтому априорно указывает путь к успешной терапии. Его идеи имели большое влияние, они стимулировали философа Фридриха Шеллинга (1775—1854), чья медицинская степень (1802) в Ландсхуте была получена просто для большей важности, сформулировать еще более амбициозную программу реализации медицинской "науки", в которой предполагался выход за рамки браунизма и должны были быть воплощены высокие идеи посткантианской натурфилософии. Человек совпадал с мирозданием, но потерял с ним естественную связь. Пока он не научится понимать внешнюю природу, прилагая ее к своей внутренней реальности, он не сможет сформулировать законы существования. Из этого определенного знания придет понимание здоровья и болезни, что позволит вывести рациональную терапию из метафизических принципов без необходимости эмпирической проверки²¹.

Тем не менее немцы пытались создать дедуктивную медико-философскую "науку", а более известные попытки французов реформировать медицину на основе индуктивного клинического направления оказались терапевтически непродуктивными — по крайней мере для их пациентов. К концу XIX в., несмотря на огромное продвижение в описательной патологии, нормальной и патологической физиологии, хирургии и здравоохранении, внутренняя медицина конца XVIII в. вряд ли сдвинулась с места:

От кровопусканий постепенно отказывались, но… фармакопея оставалась белым пятном… среди нескольких эффективных лекарств были ртуть при сифилисе и стригущем лишае, дигиталис для укрепления сердца, амилнитрит для расширения артерий при стенокардии, хина при малярии, безвременник при подагре и кое-что еще…²²

Если бы безопасность была бы таким же критерием как эффективность, список был бы еще короче.

ССЫЛКИ

¹ William Cullen, A treatise of materia medica (Edinburgh, 1789); William Cullen, Abhandlung über die Materia medika, transl. by S. Hahnemann (Leipzig, 1790). Цит. по Richard Haehl. Samuel Hahnemann: His life and work, transl. by Marie M. Wheeler and W. H. R. Grundy (London, 1927), i, 35.
² Для современной оценки см. Christa Habrich, "Characteristic features of eighteenth-century therapeutics in Germany" в W. F. Bynum and Vivian Nutton (eds). Essays in the history of therapeutics (Amsterdam, 1991), 39–49. Его мнению о Ганемане предшествовало: Anon. [Samuel Hahnemann], "Fragmentarische Bemerkungen zu Brown's Elements of Medicine", Neues Journal der practischen Arzneykunde und Wundarzneykunst, xii (1801), 52–76.
³ Karl Hufbauer, The formation of the German chemical community (1720—1795) (Berkeley, 1982), 91. Cм. также Josef M. Schmidt, "Die Publikationen Samuel Hahnemann”, Sudhoff's Archiv, lxxii (1988), 14–36; Josef M. Schmidt, Bibliographie der Schriften Samuel Hahnemanns (Rauenberg, 1989).
⁴ J. F. Demachy, Laborant im Grossen, oder Kunst die chemischen Produkte fabrikmässig zu verfertigen, transl. by S. Hahnemann (Leipzig, 1784). Обзор в Chemische Annalen, ii (1785), 77, цит. по Haehl, Samuel Hahnemann (1), i, 28.
⁵ Samuel Hahnemann, Apotheker Lexicon (4 vols. Leipzig, 1793—99). Три обзора цит. в Haehl, Samuel Hahnemann (1), ii, 49.
⁶ Christian Rickmann, Einfluss der Arzneiwissenshaft auf das Wohl des Staats und dem besten Mittel zur Rettung des Lebens (Jena, 1771); J. P. Frank, System einer vollständigen medizinischen Polizey (Mannheim, Tübingen and Vienna, 1779—1819), Samuel Hahnemann, Freund der Gesundheit (vol. i, Frankfurt am Main, 1792; vol. ii, Leipzig, 1795).
⁷ O. W. Holmes, Homoeopathy and its kindred delusions: Two lectures delivered before the Boston Society for the Diffusion of Useful Knowledge (Boston, 1842).
⁸ W. A. Guy, "Croonian Lectures on the numerical method, and its application to the science and art of medicine", v, British medical journal, n. s., no. 186, 21 July I860, 553–5.
⁹ J. W. Spooner, "The relations of the fellows of the Massachussets Medical Society to homeopathy and homeopaths", Boston medical and surgical journal, no. 107 (1882), 73–77, p. 76.
¹⁰ Хотя во всех трудах Ганемана указаны источники, историки медицины не рассматривали их в достаточной степени вне контекста гомеопатии. Для изучения источников и предшественников основополагающего гомеопатического принципа см. Linn J. Boyd, A study of the simile in medicine (Philadelphia, 1936). О системе Ганемана в целом см. Harris Coulter, Divided legacy, (II): The origins of modern Western medicine: J. B. Van Helmont to Claude Bernard (Washington, DC, 1977), 304-430. Для изучения истоков ганемановского метода исследования, фармакологии и теории болезни см. Michael E. Dean, "Homeopathy and alchemy: (1) A pharmacological gold standard, The Homeopath, no. 79 (2000), 22–27, и "Homeopathy and alchemy: (2) Contagion from miasms”, там же, no. 80 (2001), 26–33. О дальнейшем влиянии на медицину см. Harris Coulter, "Homoeopathic influences in nineteenth century allopathic therapeutics: A historical and philosophical study", Journal of the American Institute of Homeopathy, lxv (1972), 139–81, 207–44; Phillip A. Nicholls, Homoeopathy and the medical profession (London, 1988); John S. Haller, "Aconite: A case study in doctrinal conflict and the meaning of scientific medicine", Bulletin of the New York Academy of Medicine, lx (1984), 888–904; W. B. Fye, "Vasodilator therapy for angina pectoris: The intersection of homeopathy and scientific medicine", Journal of the history of medicine and allied sciences, xlv (1990), 317–40. Об использовании Ганеманом плацебо-контроля см. Michael E. Dean, "A homeopathic origin for placebo controls: ‘An invaluable gift of God"', Alternative therapies in health and medicine, vi (2000), 58–66, и далее Michael E. Dean and Ted J. Kaptchuk, "Debate over the history of placebos in medicine", Alternative therapies in health and medicine, vi (2000), 18–20.
¹¹ Immanuel Kant, "Beantwortung der Frage: Was ist Aufklärung?", Berlinische Monatsschrifte, no. 4, 12 December 1784, 481–94. Immanuel Kant, Political writings, 2nd ed., ed. by Hans Reiss, transl. by H. B. Nisbet (Cambridge, 1991), 54.
¹² Цит. по Peter Gay, The Enlightenment: An interpretation (London, 1970), ii. The science of freedom, 17.
¹³ Цит. по Guenter B. Risse, "Kant, Schelling, and the early search for a philosophical ‘science’ of medicine in Germany", Journal of the history of medicine and allied sciences, xxvii (1972), 145–58.
¹⁴ John Brown, Elementa medicinae (London, 1780).
¹⁵ John Brown, The elements of medicine, or A translation of the Elementa Medicinae Brunonis, with large notes, illustrations, and comments (Philadelphia, 1791), i. 32, цит. по Eugene H. Conner, "Anesthetics in the treatment of cholera", Bulletin of the history of medicine, xl (1966), 52–58.
¹⁶ G. W. F. Hegel, Philosophy of nature, ed. by M. J. Petry (London, 1970), iii, 379.
¹⁷ Там же.
¹⁸ Jean Baptiste Baumes, Essai d'un système chimique de la science de l’homme (Nîmes, 1798).
¹⁹ Andreas Roeschlaub, "Einige Bemerkungen ueber die Definition und Eintheilung der Medizin”, Magazin zur Vervollkommnung der theoretischen und practischen Heilkunde, i (1799), 279–302.
²⁰ Цит. по Jacob and Wilhelm Grimm, Deutsches Wörterbuch, ed. by Moriz Heyne, iv (Leipzig, 1862).
²¹ Friedrich W. J. von Schelling, Einleitung zu seinem Entwurf eines Systems der Naturphilosophie, oder ueber den Entwurf der speculativen Physik und die innere Organisation eines Systems dieser Wissenschaft (Jena and Leipzig, 1799).
²² Roy Potter, The greatest benefit to mankind: A medical history of humanity from Antiquity to the present (London, 1997), 674.

Часть II