Д-р Иван Луценко (Одесса)

Иван Луценко, гомеопат

Высокие деления гомеопатических лекарств
в свете современных научных данных

Первый Всероссийский съезд последователей гомеопатии.
С.-Петербург, 20, 21 и 22 октября 1913 года

Санкт-Петербург, 1914, стр. 184–192
Луценко Иван Митрофанович (1863—1919) — один из известнейших дореволюционных украинских гомеопатов, автор большого количества публикаций в гомеопатической периодике, многолетний председатель Одесского Ганемановского общества.




Высокие деления лекарственных веществ — пробный камень гомеопатии и камень преткновения для ее противников. Почти все, что писал Ганеман, реформируя в свое время врачебное искусство, его мысли о значении диететики и санитарии, о сущности болезней и способах борьбы с ними в значительной степени восприняты современной медициной; под многими его статьями, писанными сто лет тому назад, охотно подписался бы любой современный врач; далее, его закон подобия не встречает сейчас серьезного возражения, признаваясь если не всеобщим, то имеющим частичное значение в терапии; одни только гомеопатические дозы являются тем камнем преткновения для современного врача господствующей школы, как и для его предшественников, его же не прейдеши. Тут сейчас же являются остроты о морях, океанах, необходимых для разведения гомеопатических средств. Да и не только наши коллеги-аллопаты, а и врачи-гомеопаты, по крайней мере весьма многие, спотыкаются об этот камень и, боясь заходить в дебри высоких делений, придерживаются лишь низких и самое большее средних делений, т. е. назначают лекарства хотя и по закону подобия, но в дозах явно вещественных, часто приближающихся к аллопатическим, а иногда даже превосходя их. Эти врачи-гомеопаты, отрицатели значения высоких делений, говорят, что будто бы Ганеман только на склоне лет своих перешел к высоким делениям, советуя даже исследования лекарств производить 30-м делением. На самом же деле Ганеман очень рано дошел до высоких делений. В 1801 г. при лечении скарлатины он советует 3–4 деления; в "Опытной медицине" он говорит о "минимальных дозах", о которых "может иметь понятие только точный наблюдатель". В том же 1806 г. в статье "Что такое яды" говорится о квинтиллионном (15-м) делении. Закончивши же разработку своей системы и написавши "Органон", он уже дошел до своего крайнего 30-го деления. Как ни невероятно мало это деление, но наши американские товарищи пошли дальше, назначая 100-е, 200-е и даже 1000-е и 2000-е деления. И позволю себе утверждать, что как раз высокие деления явились тем пробным камнем, который обнаружил гомеопатическое золото; множество самых поразительных по чудесности исцелений было получено с помощью высоких делений, создавши гомеопатии ее славу своеобразной медицины и обособивши ее от господствующей школы.

Тем не менее природа высоких лекарственных делений и способ их воздействия на организм невольно влек к себе пытливый ум человека, чтобы понять их невероятное, непонятное действие. Ганеман учил, что сущность большинства болезней не материальная, а духовная. Для воздействия на подобную болезненную сущность нужны были и соответствующие лекарства. Для этого он предлагал лекарство разбавлять до тех пор, пока оно теряло свою материальную основу и от него оставалось только духовное начало, почему и действие такого лекарства Ганеман называла динамическим (силовым) и духовным (geistige Wirkung). Практика его совершенно логически вытекала из его теории.

Но шли года, XIX век делал свое историческое дело, развивались физика и химия, биология пошла целиком на помочах у этих двух наук, материалистические воззрения с каждым днем получали под собой, казалось, все более прочную почву. Пошли за веком и гомеопаты, все более и более склоняясь в сторону макродозизма. Для малых доз ганемановская теория динамизации, одухотворения, стала несовременной. И вот появилась новая теория — немецкого физика Допплера, обясняющая действие размельченных гомеопатических лекарств большой поверхностью, получаемой ими вследствие этого размельчения. Теория явно неудовлетворительная, но за неимением лучшей гомеопатия охотно ухватилась за нее. Рассмотрим эту теорию Допплера ближе. В самом деле, от растирания поверхность вещества в первое время действительно увеличивается, но как скоро размельчение от растирания достигает известного своего предела, то при дальнейшем делении лекарства, хотя бы и сопровождаемом растиранием, данная доза лекарства не в состоянии больше увеличивать своей поверхности, она будет обладать все меньшей и меньшей поверхностью, т. е. материальность ее будет уменьшаться, а не увеличиваться, как бы следовало по теории Допплера потенцирования лекарств. При приготовлении жидких делений лекарство сразу получает наибольшее размельчение, т. е. развивает наибольшую поверхность, и при дальнейшем делении как материальное количество его, так и его поверхность будут только уменьшаться. Развитие микроскопической техники еще более сузило круг теории Допплера. Микроскоп показал все несовершенство метода размельчения лекарств растиранием и правоту Ганемана, когда он советовал доводить растирания только до 3-го сотенного деления, а дальше делать разведения.

Открытие способа определения величин атомов, казалось, нанесло новый удар теории высоких делений. Оказалось, что только в делениях до 10–12-го, а при допущении грубых ошибок в вычислениях максимум до 15-го деления еще возможно присутствие в лекарственных растворах цельных частиц данного вещества; при дальнейшем же делении нужно было бы уже делить неделимые атомы, т. е. в высших делениях материальная основа теряется, и, следовательно, лекарственно действовать было нечему.

Так говорила "точная наука", говорила теория. А практика вслед за Галилеем утверждала: а все-таки там что-то лекарственное вертится. Она продолжала утверждать, что и деления выше 15-го, даже выше 30-го, обладают терапевтическим эффектом. Но вот в 1893 г. о том же заговорила и точная наука. Вышло посмертное сочннение известного ботаника Негели об олигодинамических явлениях. В этом сочинении сообщается о целом ряде определенных физиологических явлений, наблюдавшихся этим ученым под микроскопом на некоторых водорослях, помещаемых в растворы некоторых металлических ядов в таком разжижении, что в них не могло быть ни одной цельной частицы (молекулы) данного яда, например, в септиллионном разжижении сулемы (=21-му гомеопатическому), в котором на 1 литр, по вычислению того же Негели, приходилось только не больше одной триллионной доли молекулы сулемы. А между тем в этом растворе водоросль умирала после целого ряда определенных физиологических изменений в ней, т. е. выходило, что это умирание лежало вне сферы материального воздействия данного яда.

Обнародование работ Негели совпало по времени с другим крупным скандалом для материализма — докладом известного немецкого ученого Оствальда, прочитанным им на съезде натуралистов и озаглавленным "Победа над материализмом" (Ueberviegung des Materialismus), в котором он доказал реальность существования только силы, "энергии", а материю считал лишь производным силы. Вообще работы Негели и Оствальда открыли новый период в точной науке, в высшей степени интересный и важный для гомеопатии, период изучения силы бесконечно малого. Открытия Рентгена, лучи Беккереля, в медицине — лечение сыворотками, тканями, и, наконец, радий, смешавший все прежние, казалось, так прочно установившиеся научные понятия. Неделимый атом был разделен. Была открыта еще более мелкая единица материи — электрон, по крайней мере в тысячу раз мельче мельчайшего атома — водорода, кроме того, являющийся носителем не только материи, но и силы.

Таким образом, для гомеопатии явилась возможность говорить о материальности не только 15-го, но 16–17-го деления, а может быть, и 20-го, притом материальности, переходящей в силовую, динамическую.

Ну, а дальше — 30-е, 100-е, 200-е, 1000-е деление? Как же с ними? А дальше?

Дальше появился целый ряд работ, указывающий на материальность нашей человеческой мысли, на существование особой "психической" энергии (силы), имеющей материальную основу. Эти опыты показали, что наши психические акты, как акт мышления, сопровождаются выделением из нашего тела особой, очевидно крайне тонкой, невесомой материи энергетического характера. Направление этой материи при распространении ее в пространстве зависит в известной степени от нашей воли. Во многих отношениях свойственная этой материи энергия по своим физическим проявлениям аналогична электрической. Но как материя она может прилипать к различным предметам и переноситься ими на значительныя расстояния, обусловливая этим передачу мысли на расстояние. Судя по сложности свойственных ей явлений (она может переносить мысль человека с тончайшими ее нюансами), приходится допустить, что эта психическая сило-материя должна быть еще тоньше электронной. А подобное допущение еще дальше раздвигает пределы материальной делимости, нежели электрон.

Об этой весьма интересной форме энергии имеется и моя работа, брошюрка на украинском языке (д-р Луценко "Псiхична енергiя и проблема читання думок", Одесса, 1908); есть и на русском интересная книжка д-ра Котика ("Эманация психофизической энергии", 1907) с описанием его опытов в этой области.

Но перейдем к гомеопатии. Итак, новейшие научные данные показывают, что за пределами размельченной материи лежит иная область, область, я назову ее, сило-материи, представляющая целый ряд весьма разнообразных и крайне интересных явлений. Явления эти, судя по электронам, совершенно своеобразны и как будто независимы от породившей их материи, но в области психической энергии эта связь несомненно имеется. Есть ли эта связь чисто материальная или она зависит от присущих материи-матери энергетических (силовых) свойств, это другой вопрос, но нам важно установить эту связь.

Область сило-материи как и область материи должна иметь свои определенные границы. Где они оканчиваются, этого мы сейчас не знаем. И что дальше следует за этой областью, этого наша европейская наука не дает нам даже в намеках. Но уже и того, что нам дала наша современная наука, достаточно, чтобы признать, что высшие гомеопатические деления, в которых материя лекарства разжижена настолько, что теряет свои материальные свойства, должны приобретать новые — силовые, динамические свойства, и, следовательно, Ганеман был прав, когда назвал процесс значительного разжижения лекарств (я подчеркиваю слово "значительного") динамизацией, или потенцированием их (что одно и то же, и означает сообщение лекарству силы). Но он назвал это действие высоких делений лекарств духовным (geistige). Таковым он считал свое 30-е деление по преимуществу. И в этом он был также прав.

Чтобы доказать это, я должен буду обратиться к данным не нашей европейской науки, а науки пока чуждой Европе, но все больше обращающей на себя наше (европейцев) внимание. Это наука восточная, древняя мудрость — философия индусов, для изучения которой образовались ныне целые общества (теософов, оккультистов). Когда я писал свою книжку ("Псiхична енергiя"), я не был еще знаком с этим восточным учением, но только познакомившись с ним, для меня стало ясным многое, что раньше было темным и непонятным. Познакомлю и вас с этим оригинальным учением. Индусские ученые признают существование нескольких материальных областей, или сфер, различающихся между собой по тонкости своего строения. Все они вместе образуют мир форм. Самая грубая материя образует тот физический мир, который нам единственно известен и который довольно хорошо обследовала наша европейская наука. Но кроме него, они признают, что существует еще более тонкая материя, которая проникает наш физический мир, как эфир проникает все материальные тела. Эту материю индусы называют кама — материя, а у европейских последователей индусской науки она получила название астрала. Между этими двумя материальными сферами существует еще промежуточная сфера, образуемая главным образом тем световым эфиром, деятельностыо которого европейская наука обясняет явления всех известных нам сил (электричества, света, тепла и проч.). К этой-то промежуточной области относятся вышеуказанные мной явления сило-материи. Явления же психической энергии приходится отнести к высшей области — чистого астрала. Астральная материя проникает материю физического мира и, сгущаясь, образует материальные частички различных его элементов, проявляясь помимо того в качестве силовых явлений. Кроме этих двух материальных сфер, индусы признают еще третью, еще более тонкую, и зовут ее манас, а европейские их последователи — менталом; в свою очередь эта материя как наиболее тонкая проникает обе предыдущие, образуя сгущением своих элементов их материальные частицы и проявляясь среди них, как сила. Над сферами материальными, мирами форм, царит, по учению индусов, область чистого духа, не имеющего как материя определенных форм, но все еще дробящегося на отдельные частицы (атомы, монады), дающие высшую основу нашей индивидуальности, обусловливающие существование нашего самосознающего "я".

Человек как предмет природы соткан из материй всех этих трех категорий. Я не стану останавливаться на доказательствах, приводимых в подтверждение этого учения. Желающие могут познакомиться с этим по небольшой книжке Чаттерджи "Сокровенная философия Индии". Здесь я лишь слегка коснусь тех логических построений, на которых основывается это учение.

Известно, что организм человека живет дольше, нежели составляющие его клетки. Они отмирают и заменяются новыми довольно скоро. Биология учит, что самые стойкие ткани тела на протяжении не более семи лет уже совершенно меняют свой состав. Но наше "я" не замечает этого обновления в теле, хотя и сознает происходящие в нем перемены, сравнивая его в разные периоды жизни. Далее биология учит, что память наша обусловливается известными изменениями в нервных клетках, тем, что на них внешние впечатления оставляют известный след. Но ведь нервные клетки не живут и семи лет, а наши воспоминания охватывают чуть не весь период нашей жизни, часто более 70 лет. На чем же сохраняются эти следы воспоминаний, когда от клеток, получивших впечатление, давно не осталось и следа? Очевидно, эти следы сохраняются на чем-то другом, имеющем, однако, тоже материальную основу, образующем как бы сетку, строму, в которую отливаются вновь нарождающиеся мозговые клетки, сменяющие прежние. И это "другое" очевидно должно быть чем-то надфизическим, если и материальным, но материи иного порядка, а не той, из которой построены мозговые клетки. Так мы приходим к необходимости признания существования в нашем теле надфизических начал.

Вдумываясь глубже в те явления, которые происходят в нашем теле, мы замечаем в нем существование нашего самосознания, нашего "я", которое является как бы наблюдателем всего того, что происходит в нашем теле; оно наблюдает и нашу умственную деятельность, и проявление наших чувств, наши эмоции, и физиологические процессы, совершающиеся в теле, и при этом чувствует себя чем-то обособленным от всего, совершающегося в нашем теле, связанными с ним не более, чем мы с тем домом, в котором живем. Отсюда невольно является допущение самостоятельности, отдельности нашего "я", нашего "духа", от тела, с которым оно связано лишь как с инструментом, орудием, необходимым для его проявления, для его работы.

Вдумываясь дальше в явления из области работы нашего разума, наших чувств и жизнедеятельности наших органов так называемой растительной жизни, мы не можем не видеть между ними значительной разницы. Явления питания, движения, даже восприятия наших органов чувств достаточно обясняются происходящими в них физическими и химическими процессами. Но душевные движения, эмоции лишь в некоторых случаях и при поверхностном к ним отношении можно поставить в связь с этими процессами, во многих же случаях (например, краска стыда, экстаз) они совершаются независимо и от велений разума, и от соматических (телесных) процессов. Наша умственная работа несомненно в большой степени зависит от строения нашего головного мозга, с расстройством которого расстраивается и эта работа, и все-таки эта зависимость не больше, чем зависимость мастера от достоинства его инструментов. Работа эта может совершаться как под контролем нашего "я", так и без него (бессознательная и подсознательная умственная работа), доказывая этим известную особенность этих явлений и от нашего самосознания, и от остальных процессов (эмоциональных и соматических), совершающихся в нашем теле.

Анализ всех этих фактов и привел индусских мыслителей к созданию учения о тройном материальном составе нашего тела и о присутствии в нем нематериального духа. Путем логики, путем глубокого анализа явлений они давно уже пришли к этому учению. А теперь европейская наука идет к тому же экспериментальным путем.

Но воспользуемся этим учением для нашей цели — выяснения действия высоких делений гомеопатических лекарств.

В самом деле. Если существует более тонкая материя, нежели та. которую мы изучили, то при разжижении лекарства, когда мы при этом перейдем границу делимости обыкновенной материи, должны наступить условия для проявления этой более тонкой материи, если она существует, или же такое сильно разведенное лекарство не должно проявлять никаких действий, кроме, конечно, присущих веществу, употребленному для разведения (спирту или сахару). Но как свидетельствуют наши товарищи микродозисты, как свидетельствуют американские клинические наблюдения — и к этому свидетельству я позволю себе присоединить и свой голос — высокие деления лекарств обладают несомненно известным физиологическим и лечебным действием. Это действие высоких делений имеет несомненную связь с действием низких делений, но имеет и свои особенности. Ганеман для применения высоких делений указал на преимущественное значение психических симптомов патогенеза данного лекарства. Он своим проницательным умом прозрел, что для использования духовных свойств высших делений необходимо соответствие их духовным (психическим) симптомам данного больного. Действительность высших делений в свою очередь является косвенным подтверждением существования более тонкой материи.

Все вышеизложенное показывает нам как Ганеман, не обладая научными знаниями, которые стали известны уже после него, в наши дни, но лишь благодаря своему гениальному чутью и проницательности, правильно подметил действие разведенных лекарств и построил теорию, которая, пройдя через ряд затемнений и недоверия, обусловленных данными прежних научных ошибок, ныне в свете новейших знаний приобретает еще более яркий блеск, при свете которого нам необходимо снова приняться за изучение его бессмертных творений, полных неисчерпаемой мудрости, на благо страждущего человечества. (Аплодисменты.)