Питер Моррель (Англия) |
![]() |
Ганеман как ученый |
|
Перевод Зои Дымент (Минск) |
Моррель Питер — независимый исследователь, почетный научный сотрудник по истории медицины Стаффордширского университета (Англия) в 1998—2009 гг., автор большого числа публикаций по истории гомеопатии.
Оригинал здесь В этой статье речь пойдет о том, в какой степени Ганеман был ученым. Если мы определим научный подход в самом широком смысле как желание все расчленить, тщательно изучить и проанализировать, то можно легко увидеть, что XVIII в. был необыкновенно научным, и к химии это относится больше, чем к какой-либо другой науке. Но был ли Ганеман ученым? Ганеман жил во времена, когда были сделаны очень важные открытия в области химии, в результате которых сотни природных минералов были успешно проанализированы и очищены до составляющих их элементов и соединений. Например, еще при жизни Ганемана Блэк (1755), Кавендиш (1766) и Пристли (1770) провели фундаментальные исследования газов; Пристли (1774), Лавуазье (1772) и Шелли (1768—73) изучили горение; Пристли, Кавендиш и Лавуазье выяснили состав воды (1781—5); Пристли в 1775 году провел еще одно фундаментальное исследование по горению; Вольта в 1776 году разложил газы с помощью электрических разрядов; де Мерве и Лавуазье в 1782 году начали разлагать вещества на элементы, Генри (1803) и Дэви (1806) провели эксперименты по растворимости газов в жидкостях; Пруст (1789), Дальтон (1803) и Рихтер (1792) исследовали количественные закономерности в физической химии; Авогадро (1811), Дальтон (1803) и Берцелиус (1811) выполнили фундаментальные работы по теории атомов и атомному весу, а Фарадей (1833) опубликовал свои законы электролиза (по Trevor M. Cook, Samuel Hahnemann, the Founder of Homoeopathy, Wellingborough: Thorsons, 1981, стр. 41–2). Подробнее:
Несомненно, это были события, о которых Ганеман не мог не знать и ими не восхищаться. Из множества его замечаний ясно, что он рассматривал химию как наиболее важную науку. Как Парацельс до него, он был без ума от металлов, минералов и кислот. Повлиял ли весь этот научно-технический прогресс на подход Ганемана к гомеопатической фармации и Материи медике? Я надеюсь показать, что успехи химии оказали глубокое влияние на Ганемана, и что тот, как и его современники, был увлечен волной химического очищения и анализа. Однако я также надеюсь показать, что у Ганемана был ряд других причин выбрать такой подход, скорее социальных и связанных с личным восприятием, нежели терапевтических. При чтении некоторых величайших произведений Ганемана, таких как "Хронические болезни", "Чистая Материя медика", "Аптекарский словарь" или "Малые труды", мы не раз встречаемся с очень подробными инструкциями о том, как очистить ингредиенты и лекарства и как избавить их от каких-либо загрязняющих веществ. Примеры содержатся в "Хронических болезнях": с. 186–7 Alumina, с. 231 Ammon carb., с. 392 Baryta carb, с. 558–9 Causticum, с. 762 Hepar sulph., c. 783 Iodium, c. 805 Kali carb., c. 943 Mag. mur., c. 970–71 Manganum, c. 1012 Mur. ac., c. 1116 Nitriс. ac., с. 1273 Phos. ac., с. 1301 Platina, с. 1397 Silicea, с. 1542 Zincum; в предисловии к "Венерическим болезням", с. 1–7 "Малых трудов", и там же на с. 106–116 рецепты различных препаратов ртути против сифилиса; общие инструкции в "Хронических болезнях", с. 145–152. Почему Ганеман так настаивает на чистоте своих лекарств? Если посмотреть на историю лекарств, которые были изучены Ганеманом, испытаны в прувингах и стали применяться для лечения, то станут ясны две вещи:
Я не настаиваю на том, что Ганеман сознательно решил действовать таким образом, хотя это и возможно. Сегодня это представляется нам интересным. С точки зрения конца XX в., было бы примечательным, если бы он не увлекался химическими веществами. Так или иначе, он оставил скудные указания на то, как выбирал лекарства, или на способ их приготовления. Нередко подробных объяснений и не требуется, так как эти вещества использовались уже на протяжении веков. Примеры: ртуть, сера, фосфор, мышьяк, белладонна, аконит. Любопытно, однако, что он так часто предпочитал использование очищенных вещества использованию неочищенных природных минералов. Точность и подробность, с которыми он затем описывает приготовление своих лекарств, вполне исчерпывающие. Остается сильное впечатление, что читатель ДОЛЖЕН следовать этим инструкциям, чтобы воспроизвести точную копию лекарства, которое он описывает, и что никакая альтернатива работать не будет. Например, для приготовления Calc. carb. он использует устричную раковину. Это очень любопытно. Почему он выбрал устричную раковину, если учесть, что Мейсен находится на расстоянии свыше 235 миль (380 км) от моря? Почему он не использует известняк, яичную скорлупу, мел, улиток или кальцит, которые были бы гораздо более подходящими в его районе и в целом химически идентичны? И почему он называет его Calcarea carbonica, а не Calcarea ostrea? Другие примеры включают использование Hepar sulph. и Causticum, которые следует признать двумя самыми странными лекарствами из когда-либо применявшихся. Он получил бы практически тот же продукт, используя сернистый известняк или метаморфизованный мрамор вместо Hepar sulph. и гашеную древесную золу вместо Causticum. Аналогичным образом он мог бы использовать чистый песок вместо кремния для Silica, морскую соль вместо очищенного хлорида натрия для Natrum mur., жженые водоросли для йода и т. д. Например, есть ли большая разница в лекарственных свойствах между Ferrum metallicum и оксидом железа в виде ржавчины? Или между морской солью и Natrum mur.? Список можно продолжить. Было ли каждое из возможных лекарств по отдельности тщательно проверено в прувингах, и затем Ганеман выбрал лучшее? Крайне маловероятно. Ушли бы годы на окончательный выбор только одного лекарства. У него не было ни времени, ни людских ресурсов, необходимых для этого. И, вероятно, не было такого намерения. Мы можем задать и другие вопросы. Почему он вообще использовал так много минералов, игнорируя при этом так много известных лекарственных растений? Был ли он предвзятым в своем выборе? Ему не нравились "примеси" в растениях по сравнению с чистыми минералами, такими как Kali bich.? Или он был по своим склонностям просто больше химиком, чем ботаником? Откуда он взял идею использовать эти лекарства? Во многих случаях эти вещества до него никогда не использовались в медицине, так что это не было просто уточнением наших знаний об уже существующих лекарствах. В "Хронических болезнях", например, из 48 перечисленных лекарств 35 минералов, 12 растительных препаратов и одно лекарство животного происхождения (Sepia). Таким образом, свыше 70% лекарств — минерального происхождения. То же самое и с растениями. Почему он использовал ягоды боярышника, а не кору или цветы, корни арники и аконита вместо целого растения, споры плауна (Lycopodium), а не всю траву? Список бесконечен. Конечно, некоторые подсказки и догадки пришли из траволечения, так как из практики было известно, что некоторые части растений более ядовиты и потому потенциально лечебны. Но является ли это целостным подходом? С научной позиции можно предположить, что наибольшая лечебная сила существует только в одной части, в корне или ягодах, и едва присутствует (если вообще присутствует) в остальных частях растения. Сегодня нам известно об активных ингредиентах и алкалоидах, которые в основном сосредоточены в одной части растения, но это не было известно в 1790-х. У Ганемана как хорошего химика, вероятно, было предчувствие, что это может быть так. Однако все еще не предложено каких-либо объяснений выбора Ганеманом определенных лекарств и очень точных методов их приготовления. Почему он не использовал совершенно естественные ("нечистые") лекарства и вместо них выбрал странные отвары, подготовка которых требовала обширных знаний и высокой квалификации в химии? Я считаю, что он это сделал отчасти потому, что следовал духу своего времени. Он хотел, вероятно, показать другим, что в эпоху великих химиков и он был экспертом в химии, и что используя эти новые очищенные и изолированные лекарства он, как и они, воздерживался от того, что в его и его современников понимании было иррациональным и ненаучным фетишем средневековой науки, а именно от неочищенных и непредсказуемых лекарств. По той же причине, возможно, он с такой силой высмеивал и отвергал полипрагмазию траволечения и настаивал на использовании отдельных трав. Почему травы следует использовать отдельно? Нет убедительной теоретической причины, почему они не должны использоваться в комбинации. Вероятно, это как раз была часть пуританства и методов анализа того времени. Не исключено, что Ганеман этим гордился. Известно, что позже посредством прувингов он должен был получить более прочное и более рациональное обоснование своего предпочтения использования индивидуальных лекарств, которые никогда не должны использоваться в комбинации. Для нас сегодня все это кажется логичным, но в то время это была революционная идея. Можно, конечно, найти другую причину, почему Ганеман хотел высмеять ошибки своего медицинских предшественников. Он был крайне заинтересован в том, чтобы сохранить свою новую терапию в "кристальной чистоте" и представить ее своим современникам как абсолютно новую, современную, научную и рациональную, с совершенно новыми химически чистыми лекарствами, отобранными объективно с помощью прувингов. Но были ли прувинги настолько объективны? У него было сильное и вполне оправданное желание порвать с "бабушкиными сказками" и неупорядоченностью знаний о травах. У него была страсть к научной точности, наглядно демонстрируемая в его фармацевтических трудах. Он также хотел представить гомеопатию как передовую и новую медицину будущего. Он разработал точную шкалу потенцирования — отчасти как способ оторваться от неопределенности и небрежности средневековой "бочки химии" и рецептурной фармации, которую он так ненавидел. Его заявления о гомеопатии очень ясно подчеркивают, что она новая, современная, научная, рациональная, футуристическая и точная, основанная на "новых богах" мастерства, точности, измерений, разума и науки. Нетрудно заключить, что все это было, по крайней мере частично, рассчитано на его современников, так как он горячо желал, чтобы они приняли гомеопатию. Возможно, он также хотел отмежеваться от своего злейшего врага — Парацельса. Правда, конечно, заключается в том, что Ганеман был вторым Парацельсом, но он чувствовал, что должен скрыть этот факт. Оба безжалостно высмеивали своих современников, отвергали медицину, которой были обучены, использовали маленькие дозы и подчеркивали закон подобия. Оба также широко использовали минералы, кислоты и металлы. Оба в течение недолгого времени преподавали в университете, но были уволены после злоупотребления своим положением, так как "перевоспитывали" своих студентов, бичуя современную им медицинскую систему и обучая их еретическим видам медицины. Как можно было оказаться столь похожими друг на друга? И обоих основательно бичевали их ортодоксальные собратья. Наибольшая разница между ними заключается в том, что Ганеман использовал очищенные лекарства, в то время как Парацельс, как правило, использовал неочищенные натуральные продукты. Кроме того, Парацельс любил алхимию, астрологию и мистицизм, в то время как Ганеман всю эту троицу ненавидел. Парацельс был настоящей проблемой для Ганемана, над которой он, должно быть, много думал: как высвободиться? Но он никогда не упоминает о Парацельсе в своих произведениях. Одна причина очевидна: "вина по ассоциации", чего он хотел избежать любой ценой. Возможно, он довольно рано решил, что единственная грязь, которая могла бы к нему прилипнуть, это обвинение в плагиате, и что гомеопатия могла рассматриваться просто как переиначенная медицина Парацельса. Для информированного историка это очень обоснованная и почти неопровержимая претензия. При этом единственный способ опровергнуть такое заявление заключался в том, чтобы не использовать природные минералы, а предпочесть очищенные, не использовать смеси трав, а использовать их по отдельности, и свести к минимуму любой фантастический или духовный подтекст, мистические формулировки или астрологический символизм, таким образом придерживаясь духа современных ему ученых. Ганеман был уверен, что действуя таким образом, можно дать гомеопатии чистый старт и успешно отделить ее от средневековой медицины в целом и медицины Парацельса в частности. Дело в том, конечно, что Ганемана читали гораздо больше, чем любого другого врача того времени. Он хорошо знал историю медицины. Некоторые из его работ содержат ссылки на источники на греческом, латинском и арабском языках (см., например, "О геллеборизме древних", "Малые труды", Jain Edition, стр. 569–617). Он переводил труды с английского, французского, испанского и итальянского языков, а также с латыни, греческого и арабского. Его знание языков было поистине удивительно. Конечно, он знал о Парацельсе, но молчал. Он не случайно увел людей с тропинки Парацельса, никогда даже не упоминая его. Две системы терапии безошибочно похожи. Удивительно, что Парацельс никогда не упоминается. Действительно, многие металлы, кислоты и минералы, которые использовались в медицине XVIII в., а затем были проверены Ганеманом, были фактически введены в медицину первоначально Парацельсом, в том числе ртуть, мышьяк, сера, олово, свинец, золото, железо, медь и соль. Ганеман также хотел покончить с прошлым, потому что он верил, что бóльшая часть его была ерундой, сухостоем, и медицина упорствовала в этом слишком долго. Он высмеивал аптекарей, которые рутинно и без вопросов делали микстуры по своим старым фармацевтическим справочникам, не зная даже, убивают ли эти микстуры или излечивают. Он считал, что те состоят в заговоре с врачами, и все они занимались полностью иррациональной, неэффективной и коррумпированной разновидностью медицины. И он говорит об этом неоднократно. Таким образом, мы можем заключить, что Ганеман был очень похож на своих современников озабоченностью очисткой натуральных продуктов, растений и минералов, избегая использования их в естественном состоянии. Ганеман, несомненно, верил, что большое мастерство в области химии было необходимо для создания рациональной Материи медики. С моей точки зрения, он пошел слишком далеко вместе со своими современниками, ведомый также собственной одержимостью химией, и тем самым фактически игнорировал множество прекрасных трав и природных минералов, которые мог бы легко проверить в прувингах и ввести в рациональную гомеопатическую Материю медику. Некоторые из нашей антропософовской братии могут даже счесть, что он "выплеснул ребенка вместе с водой", хотя это будет некоторым преувеличением. Я тоже считаю, что Ганеман слишком сильно полагался на химические препараты и слишком мало на растения. Многочисленные факты из его Материи медики подтверждают эту точку зрения. Как я уже говорил, причина в основном была в том, что он хотел идти в ногу со временем. В начале статьи было сказано, что Ганеман был ученым в своем аналитическом подходе. Кому-то может показаться, что он был ученым более, чем это требовалось для собственного блага. С другой стороны, в нем присутствовала любопытная смесь менее рациональных элементов, вытекающих главным образом из его жадного интереса к истории медицины, его переводов и его энциклопедических знаний лекарств и химии. Хотя Ганеман, похоже, "плыл по течению" вместе со своими современниками из-за собственного большого интереса к химии, позднее он начал движение под другим углом в совершенно новом направлении, и выдвинул две полностью оригинальные идеи, которые в некоторой степени шли против "течения". Это были прувинг и производная от него концепция холизма, обе связанные с лекарственной картиной, или лекарством, и болезнью, и, следовательно, были причастны к человеку. Прувинг был впервые описан в его "Опыте нового принципа" (1796) (с. 249–303 "Малых трудов"). В прувинге лекарств на здоровых, чья идея настолько глубока и революционна, что даже сегодня она на десятилетия все еще опережает медицинскую мысль, создается, как установил Ганеман, очень сложный образ симптомов. Затем он подтвердил на клинической практике, что система медицины, основанная на частях тела, названиях болезни, больших дозах и полипрагмазии была полностью неработоспособна (т. е. не излечивала). И тому было две причины:
Затем он создал Материю медику, полностью основанную на этих принципах. Методом воздействия должны были быть подобие и малые дозы. Как только он убедился в полной неэффективности больших доз, множества лекарств, принципа противоположности и использования ярлыков болезни, он остался только с антиподами всего этого, а именно с малыми дозами, единственным лекарством, принципом подобия и холизмом, а не с частями (человек, а не болезнь). Ганеман вывел свою критику аллопатии из двух основных источников: из своих собственных печальных попыток аллопатической практики и из переводческой работы, которая открыла ему сотни излечений в прошлом, достигнутых с использованием специфических препаратов, часто за счет использования закона подобия. В результате всего этого у него появились сомнения, смятение и неуверенность. Вместо практики, он решил жить за счет переводческой работы. Это был разумный выбор, так как оставалось больше времени для исследований, и Ганеман смог уйти от хаоса и неразберихи, не говоря уже об эмоциональном опустошении, которое порождала в нем неудачная практика. Две цитаты из множества возможных хорошо иллюстрируют это: После обнаружения слабости и ошибок моих учителей и моих книг, я погрузился в состояние печального возмущения, которое чуть было не отвратило меня от изучения медицины ("Эскулап на весах", 1805). За 18 лет я отошел от проторенных дорог медицины. Тяжело было мне идти наощупь в темноте, ориентироваться только на наши книги в лечении больного… За 8 лет практики, проводимой с добросовестным вниманием, я изучил обманчивый характер обычных методов лечения… (Из "Письма о необходимости возродить медицину", 1808, "Малые труды", с. 511–3, Jain Edition.) Однако требования его растущей семьи заставили его продолжать поиск рациональной и эффективной системы лечения. …Случавшиеся серьезные заболевания… угрожавшие жизни моих детей… заставляли мою совесть упрекать меня еще громче, что у меня нет средств, на которые я мог бы рассчитывать, чтобы помочь им (с. 512, там же). Неудивительно поэтому, что вдохновленный отвращением к слабой и неэффективной аллопатии, Ганеман нашел утешение в химии, которая вела его все ближе и ближе к рациональному использованию минеральных лекарств из своей Материи медики, выделению и очистке активных ингредиентов, и, по иронии судьбы, вниз по той самой дороге, которая столетие спустя (в основном благодаря немецкой химической индустрии) приведет к антибиотикам, транквилизаторам, анальгетикам и другим "магическим пилюлям" современной аллопатии! Как мы видели, открытие им прувинга и вытекающей из этого практической и терапевтической необходимости холизма оказались спасительными для него и для гомеопатии. |