Фотографии — Copyright © Homéopathe International 2001

После смерти второй жены Ганемана в 1878 г. покойный г-н Стюарт (Peter Stuart) из Ливерпуля купил у ее душеприказчиков часть мебели, принадлежавшей Ганеману в период его жизни в Париже. В то же время во владение г-на Стюарта перешло и значительное число писем и документов, как написанных Ганеманом, так и адресованных ему. Вскоре после смерти Ганемана г-жа Ганеман удочерила пятилетнюю девочку, родом из Баварии, которая впоследствии вышла замуж за д-ра Карла фон Беннингхаузена и умерла в 1899 г. Муж ее скончался два или три года спустя. От этой-то г-жи Беннингхаузен гомеопаты в Париже получили разрешение перенести останки Ганемана с кладбища Montmartre на Père Lachaise, где они теперь покоятся в гробнице, над которой воздвигнут памятник, открытый в 1900 г. во время недели конгресса.

Подлинные документы, перевод которых помещен ниже, хранятся в семье Стюартов. Все они относятся к парижскому периоду и расположены, насколько возможно, в хронологическом порядке.

В начале лета 1835 г. Ганеман покинул Кётен, где жил с 1821 г., и переселился в Париж; тут он прожил до своей смерти, т. е. до 2-го июля 1843 г.

1. Вещи Ганемана, уступленные г-ну Питеру Стюарту

Мебель, уступленная мною сегодня, 1-го октября 1878 г., г-ну Питеру Стюарту, составляет часть мебели, принадлежавшей основателю гомеопатии д-ру Самуилу Ганеману во время его жизни в Париже от 1835 до 1843 года, и состоит из следующих предметов:

Одна большая кушетка, 4 стула и четыре кресла, крытые красным шелком.

Три большие кресла, из которых два крыты кожей; в них Ганеман отдыхал после обеда.

Большой письменный стол.

Большой обеденный стол.

Кровать Ганемана, на которой он скончался 2-го июля 1843 г. На этой же кровати умерла и его жена, моя горячо любимая мать, 27-го мая нынешнего года.

Париж, 1-го октября 1878 г. (Подписано) B-ne S. de Benninghausen-Hahnemann. Законная печать.

2. Письмо Ганемана Беннингхаузену

Дорогой друг и любезный родственник,

Масса разных дел препятствовала мне до сих пор поблагодарить Вас за дружественные пожелания, выраженные в письме Вашем от 5-го апреля.

После отъезда нашего из Эйзенаха, где мы с дорогой Mélanie простились с Вами, мы, делая ежедневно короткие расстояния, прибыли 21-го июня совершенно здоровые и бодрые в дом, нанимаемый моей женой в Париже. Мы чувствовали себя настолько хорошо, что были даже в состояли через день отправиться в театр на прекрасную оперу.

Так как местность, в которой мы жили, находившаяся в самом центре города, не способствовала, по-видимому, нашему здоровью, то мы стали усердно искать другое помещение и нашли превосходное, лучше которого едва ли можно найти во всем Париже. Окна комнат для прислуги обращены на улицу, наши же, внизу, смотрят в хорошо распланированный сад, из которого есть выход в большой Люксембургский сад, занимающий около полутора мили в длину; воздух в нем самый чистый, и им пользуется множество гуляющих.

Тут мы живем совсем как за городом, наслаждаясь прекрасной растительностью и отсутствием шума, столь неприятного в центре города. На другой же cтороне дома мы действительно в Париже. У меня большой наплыв парижских больных, приезжающих в каретах и принадлежащих большей частью к высшему классу общества. Но я охотно лечу и самых бедных, и достойная жена моя очень много помогает мне в этом, будучи горячей поклонницей нашей профессии.

Вообще я чувствую себя в моем настоящем положении более счастливым, чем был когда-либо в течение всей моей жизни. В высшей степени развитая и образованная жена, обогащенная разного рода познаниями, самого кроткого характера при необычайном уме и самой культурной жизни, любит меня сильнее, чем я могу выразить, так же, как я люблю ее, а для меня она составляет самое драгоценное сокровище моего земного существования.

Вся забота ее до мельчайших подробностей относится ко мне, так что я никогда ни в чем не нуждаюсь и имею все, что только могу пожелать. В течение этого года мы не разлучались ни на единый час и живем так любовно и счастливо, что я уверен, в Париже не может быть ни одной четы, которая могла бы сравняться с нами в нашей любви. Знакомые, видевшие меня много лет тому назад, едва узнают меня теперь и уверяют, что я помолодел на десять лет; да и действительно, я чувствую себя столь же крепким, добрым и здоровым, каким был между 30-ю и 40 годами. Этим я обязан моей неоценимой Mélanie, с которой мы живем душа в душу и благодаря которой закат моей жизни сделался для меня земным раем. Прежде всего, она прекрасная поэтесса, как показывает ее чудная эпическая поэма "L'Hirondelle d'Athéne", доставившая значительную сумму денег нуждавшимся в то время грекам; она также известна как художница; лучший мой портрет сделан ею, он был написан масляными красками в Кётене и в настоящее время вошел в нашу обширную коллекцию. Ко всему этому надо прибавить, что она теперь самая энергичная последовательница гомеопатического способа лечения.

Перед выездом из Кётена я распределил мое имущество между восьмью моими детьми и внуками таким образом, что они могут жить на получаемые ими проценты (не трогая капитала, согласно поставленному мною условию), а потому я считаю, что исполнил свой долг и думаю, что в этом отношении могу предвидеть спокойную старость. Гомеопатический способ лечения практикуется правильнее и добросовестнее с успехом и честью моими верными учениками как в больших, так и в маленьких городах Франции.

Только в Париже тридцать или сорок так называемых гомеопатов остановились на полпути и в своей практике прибегают и к шарлатанству, существующему в других отраслях профессии; они этим приносят лишь мало пользы и много вреда, что объясняет пренебрежительное отношение к ним со стороны Academic Royale de Médecine.

Аллопаты и Академия оставляют меня в покое. Я, по-видимому, произвел на них впечатление потому, может быть, что они никогда раньше не видали гомеопата, творящего такие чудеса и помогающего стольким в этой громадной столице.

Я имею около себя лишь немногих действительно хороших учеников, но возлагаю большие надежды на местных молодых студентов, еще не испорченных рутинной практикой и проявляющих много подражания.

Моя дорогая Mélanie вместе со мной шлет Вам сердечный привет, а также и уважаемой семье Вашей. (Подписано) Самуил Ганеман, Париж, Rue de Madame, 7. 14-го июля 1836 г.

3. Ганеман — Леману (?)¹

Дорогой коллега,

Я чрезвычайно обязан Вам за Вашу готовность прислать мне необходимые гомеопатические лекарства, тщательно приготовленные Вашими собственными руками. Все лекарства, отмеченные в Вашем обширном списке, я попрошу Вас приготовить в самых маленьких пузырьках по 2 грамма миллионного растирания в каждом, а чистый сок растений и уже испытанные жидкости, смешанные с алкоголем по 2 капли на 10 грамм молочного сахара — в маленьких пузырьках. Я предоставляю Вам решить, каким способом лучше отправить их, чтобы они благополучно достигли меня и не были задержаны на границе — Форбах, Заарбух.

Вы, конечно, напишете, сколько мне следует заплатить за эти лекарства, и я с благодарностью доставлю Вам эту сумму. Посылку лучше сделать по возможности компактной, чтобы она занимала очень мало места.

Я рад слышать, что Вы так успешно лечите моего друга банкира Эрнеста Симона; я очень благодарен Вам за это. С любовью и преданностью (подписано) Самуил Ганеман. Париж, 23-го сентября 1836 г. Rue de Madame, № 7.

4. Штапф — Ганеману
Ваумбург, 29-го марта 1838 г.

Многоуважаемый учитель и друг,

Как желал бы я иметь возможность вместе со счастливым подателем этих строк предстать 10-го апреля перед Вами и дорогой высокочтимой супругой Вашей и выразить Вам со всей неизменной моей любовью самые сердечные и искренние поздравления — с днем, который для всех Ваших друзей и почитателей является великим праздником. Прикованный к этому месту, я могу сделать это лишь письменно, и потому поспешное письмо это должно сказать Вам, как горячо и искренне я предан Вам, как часто я думаю о Вас с восхищением, как охотно слежу за Вами на Вашем достохвальном и блестящем пути, заслужившем теперь должную оценку, восхищение и уважение, и радуюсь каждому часу, содействующему Вашему благополучию.

Когда я думаю о течении Вашей деятельной жизни и особенно о событиях последних четырех лет, я поражаюсь теми великими и редкими качествами, какие проявились в Вас. Ваш союз с замечательной Вашей супругой, богатый источник никогда дотоле не испытанного счастья, Ваша жизнь и работа в Париже, где тысячи благодарных рук протягиваются к Вам с хорошо заслуженными лаврами, которыми неблагодарное, слепое отечество лишь скудно награждало Вас, где все Ваше существование впервые получило свое истинное, первобытное значение и развитие, где Вам воздается должная награда за целую жизнь труда, сопровождавшегося горькими обидами, но принесшего бессмертные результаты — все это, проходя в моих воспоминаниях, кажется мне чем-то необычайным, приведшим Вас, многоуважаемый учитель, к победе.

В то время, когда все Ваши друзья высказывают Вам самые искренния пожелания и сердечную благодарность, следует воздать должное и Вашей достойной супруге, которая своей постоянной любовной и разумной заботой сохранила Вашу жизнь и, что еще важнее, придала ей значение и наполнила счастьем. Прошу Вас, передайте ей мою благодарность и да поможет ей Бог осветить Вашу жизнь радостью и сохранить Ваше здоровье и силу.

Да сохранит Господь нашего великого учителя Ганемана!

Если я считаю Вас счастливым с той точки зрения, что Вы, живя в Париже, в полной мере пользуетесь всем наилучшим, то не менее радуюсь я и тому, что благодаря расстоянию, отделяющему Вас от Германии, Вы не чувствуете всей той горячки, которая теперь по пятам преследует гомеопатию.

Некоторые дерзкие, нахальные и беспокойные люди, ищущие своей славы, соединились вместе, чтобы низвергнуть с трона Вас и Вашу школу, а также и Ваших верных учеников, и самим сесть на него.

Для того чтобы достичь своей цели они прибегают к самым низким и злостным измышлениям — к оскорблению, насмешкам и клевете всякого рода и, к несчастью, нередко встречают coчyвствиe и одобрение,

Поэтому дружина гомеопатов теперь рассеялась, подобно собакам, преследуемым волками. Между ними нет больше и тени веры или доверия, нет ни единства, ни любви. Каждый заботится лишь о том, чтобы принести ceбе пользу и старается повредить всякому другому. Нелепые гипотезы, результаты небрежных наблюдений и духа противоречия, поверхностные и часто ошибочные сообщения, высокопарные фразы, напоминающие аллопатию, заняли место чистой, истинной гомеопатии, и самая лживая, эгоистичная, неразборчивая и беззастенчивая критика изливает свой яд на все, что отзывается истинной гомеопатией.

Лишь немногие верные друзья еще твердо держатся вместе, остальные все идут врозь.

Гросс и я, вот единственные, оставшиеся верными себе и истине, и если Вы прибавите к нам достойного Константина Геринга из Аллентауна, то это составит чрезвычайно редкую Троицу, которая всецело принадлежит Вам.

Поверьте мне, все гонения, которые пришлось вынести гомеопатии со стороны аллопатов, повредили ей меньше, чем вредные своевольные действия так называемых гомеопатов, этих величайших ее врагов, этих волков в овечьей шкуре.

Но мы не допустим выполнения их планов, направленных к их возвышению и к нашему уничтожению. По крайней мере, "Архив" будет неутомимо противиться этим людям и возвещать истинное слово.

Вместе с этим письмом Вы получите последние два номера "Архива"; да встретят они Ваше одобрение. Я посылаю Вам также несколько слащавый лахезис 11 д-ра Андреевича и леонурус 11 Косталаса. Без сомнения, Вы уже имеете великий труд Геринга о змеином яде, это во всех отношениях замечательное сочинение. Если же у Вас еще нет его, то прошу Вас, напишите мне и я пошлю его Вам, хотя книга эта сделалась редкостью в Европе, так как в Германии получено лишь небольшое число экземпляров.

Гомеопатия, по-видимому, воздвигла себе достойный храм в Америке; по крайней мере, я слышал так из Аллентауна, где Геринг руководит наставлением, изысканиями и лечением. Это чрезвычайно приятное известие, и я намереваюсь послать туда моего сына, чтобы он там вполне изучил гомеопатию.

Я живу сносно, насколько это возможно в Германии при тех печальных условиях, в каких теперь находится гомеопатия и которые сильно угнетают всех ее добрых и верных друзей.

Если бы я был свободным человеком, я немедля отправился бы в Париж или Лондон, где мог бы вести более деятельную и плодотворную жизнь.

В Лейпциге положение вещей плачевно. Всякого рода насилия, обман и эгоизм в полном ходу; я лишь редко бываю там и почти ничто там не радует меня.

Если бы только мне была дарована возможность жить близ Вас, как прежде, и с преданностью внимать словам мудрости и истины, исходящим из Ваших уст! Я часто с благодарностью и удовольствием думаю о тех временах; так же вспоминает их и наш достойный Гросс, которого смерть чуть было не отняла у нас, как Вы увидите из его статьи о Карлсбаде.

Я надеюсь, что прочтя эту статью Вы не придете к ошибочным выводам относительно чистоты нашей гомеопатии, которая остается столь же незапятнанной, как чистота Пресвятой Девы, хотя Гросс и отправился в Карлсбад, и я же сам советовал ему сделать это. Результат вполне оправдал тот шаг.

Я часто представляю себе Вас окруженным толпой ревностных, преданных почитателей, умных докторов и других важных лиц. Воображение мое рисует мне Вас распространяющим в столице Франции благодеяния чистой гомеопатии и таким образом с каждым днем увеличивающим свою известность и славу. Я вижу Вас в той сфере жизни и деятельности, которая соответствует Вашей душе, Вашему сердцу, Вашей природе. Как ни больно мне сознавать, что нас разделяет такое большое расстояние, я все-таки искренне радуюсь Вашему счастью. Да сохранит Вас Господь!

Могу ли я надеяться, что и Вы не совсем забыли меня, Вашего первого, самого старого, верного и усердного ученика? Пусть письмо это напомнит Вам обо мне и скажет Вам, что я все тот же.

Как надоел я Вам, должно быть, этим бесконечно длинным письмом! Но Вы, без сомнения, простите мне, так как Вы знаете, что от избытка сердца уста глаголят, а мое сердце так полно искреннего уважения, любви к Вам и всяких добрых пожеланий!

Да благословит Вас Господь!

Искренне преданный и навеки Ваш (Подписано) Э. Штапф. Мое почтение дорогой Вашей супруге. Мои домашние также шлют вам обоим сердечный привет.

5. Штапф — Ганеману

Многоуважаемый учитель и друг,

Примите мою глубокую благодарность за Ваши добрые и интересный строки, которая я имел удовольствие получить через дорогую Вашу кузину. Я с радостью вижу из них, что Вы и физически и душевно живете хорошо и что Вы счастливы с Вашей достойной супругой, находясь в той сфере деятельности, которую Провидение так мудро предназначило Вам.

Да пошлет Вам Бог долгую и покойную жизнь в этом счастливом состоянии на радость Вашим друзьям и на славу науки!

Каково положение науки в Германии и как там действуют разные партии — обо всем этом подробно расскажет Вам Г. Д. Нерштейн. К сожалению, все это не очень радостно, но я надеюсь, что... (следующие три слова неразборчивы) и весь этот шум скоро прекратятся, и раздастся первоначальный чистый голос истины. Я остаюсь ей верен.

Вместе с этим Вы получите том "Архива", который Вы желали иметь, а также и последний номер его и две картины. Я с удовольствием послал бы Вам также бессмертное сочинение Геринга о змеином яде, если бы у меня был второй экземпляр. Геринг был при смерти, но теперь опять поправился.

С дружественным и почтительным приветом Вам и дорогой жене Вашей.

Остаюсь преданный Вам (подписано) Э. Штапф. Ваумбург, 15-го августа 1838 г.
(1828 (?) Цифры неясны).

6. Ганеман — тайному советнику фон Герстдорфу

Мой дорогой вернейший друг и родственник,

Вы доставили мне громадное удовольствие Вашим дружественным и ласковым письмом от 5-го апреля, на которое я только сегодня нахожу возможность отвечать спокойно. Я чрезвычайно интересуюсь Вашим благосостоянием, а также и благосостоянием Вашей доброй семьи, и особенно дорогого моего крестника, которого мы желали бы обнять здесь, в Париже, вместе с Вами, так как мы по всей вероятности никогда больше не возвратимся в Германию. Мы живем здесь очень комфортабельно, несмотря на все воинственные крики.

Мы начинаем прием больных в 10 часов утра и продолжаем почти без перерыва до 5 или 6 вечера, и я могу сказать, что дорогая жена моя, стоящая в ряду славнейших и наиболее способных моих учеников, принимает самое деятельное участие в лечении и с замечательным успехом сама пользует ежедневно до 20, 30 или 40 больных.

Все пациенты, способные быть на ногах, обязаны приходить ко мне в мою приемную, не исключая даже самых аристократичных. Только к тем, которые не в состоянии ходить или не могут оставить постель, будь они самые богатые или самые бедные, мы ездим по вечерам или раньше, если того требуют какие-либо особенные обстоятельства. У нас быстрые лошади и легкий экипаж. Число наших пациентов значительно увеличивается даже летом, несмотря на то, что бóльшая часть зажиточных обывателей Парижа на лето выезжает за город и городские врачи остаются почти без дела.

Моя дорогая Mélanie занимается моей корреспонденцией, которая довольно обширна. В те вечера, когда нет больных, нуждающихся в нашем визите, мы посещаем лучшие театры, чаще всего Théâtre Franсais, или же ездим в хороший концерт. Мы занимаем отдельный маленький Hotel, при котором есть сад; воздух очень чистый; прислуга у нас хорошая, а стол наш лучше, чем где-либо, но без излишней роскоши.

Что касается всего остального, то мы живем вдвоем счастливо и радостно и любим друг друга так, что все наши знакомые удивляются на нас. Моя дорогая жена бережет меня, как зеницу ока, и любовь ее ко мне и нежная забота увеличиваются, если только это возможно, с каждым годом. Мне говорят, что я с каждым годом кажусь на год моложе, такой у меня xopoший вид. Во всяком случае, я сам знаю, что в этом году у меня не было никаких симптомов нездоровья, чего не случалось в течение последних десяти лет, так как прежде я каждую весну страдал от сильного и упорного кашля, сопровождавшегося лихорадкой.

Я думаю, что достигну цели моей жизни, а именно заслужу моими излечениями довеpиe, уважение и предпочтение этой великой столицы в 1 500 000 жителей. Дорогая моя Mélanie много помогает мне в достижении этой цели.

Я очень желал бы знать, как Вы употребляете вращательную машину Кейльса для Ваших больных, потому что боль, которую она причиняет, поистине невыносима. Она, по-видимому, имеет составную силу. Я был несколько предубежден против нее. Она кажется мне похожей на рецепт, состоящий из разнообразных веществ, что я, естественно, ненавижу, хотя некоторые из подобных рецептов, неизвестно почему, иногда и приносили кое-какую пользу. При такой сложности я не вижу, откуда должно появиться или произойти электричество, а потому следовало бы (совсем противно до сих пор господствующему понятию о происхождении электричества) дать этому процессу название, которое указывало бы на результат, получаемый от трения металлов.

Я очень желал бы получить объяснение относительно этого. Я был удивлен, когда узнал, как много пользы Вам удалось принести, употребляя эту машину.

Пожалуйста, предостерегите дорогого Вашего сына Бруно от так называемых гомеопатов в Лейпциге. Я буду чрезвычайно рад увидеть его здесь.

Старания доброго друга нашего Мюра распространить здесь гомеопатию встретили невыразимую оппозицию, а между тем в Палермо он имел такой успех. Теперь он опять возвращается туда, потому что, страдая чахоткой, не может выносить здешнего климата, который, собственно говоря, довольно мягкий.

Яр живет здесь и в настоящее время печатает третье издание своего репертория на французском языке. Ему совестно, что он такое долгое время не писал Вам. Я сказал ему, что Вы осведомлялись о нем в Вашем письме ко мне.

Прощайте, дорогой друг. Примите вместе с почтенной семьей Вашей лучшие пожелания от меня и несравненной жены моей. Ваш (подписано) Самуил Ганеман. Париж, 7-го августа 1840 года.

7. Ганеман — Беннингхаузену

Дорогой друг,

Я с величайшим удовольствием смотрю на Ваш портрет, который хочу присоединить к другим нашим драгоценным картинам. Мни кажется, что замечательное лицо Ваше может только в профиль быть изображено должным образом.

Молодая дама, которая была так любезна, что принесла мне его и которая с тех пор уже возвратилась домой, не посидела у нас ни одной минуты. Она обещала придти со своей кузиной на наш музыкальный вечер 10-го августа, но не исполнила своего обещания, а потому я не имел случая повидаться с ней еще раз и расспросить ее относительно Вашего семейного благополучия.

Вы можете быть уверены, что успешная Ваша практика доставляет мне большое удовольствие; я жалею только, что у Вас чересчур много пациентов, хотя и у меня самого их немало.

Нам необходимо иметь возможность и отдыхать немного после тяжкой работы, как бы утешительна она ни была для нас. Неужели молодые врачи в Вашем округе никогда не пожелают испытать такого счастья, какое испытываем мы, содействуя благополучию наших страждущих собратьев? Впрочем, и здесь подобные переходы в наш лагерь бывают редки. Да поможет нам Бог!

Я не отвергаю, что нарывы в кости бывают обыкновенно очень трудно излечимы.

Ангустура часто приносит пользу. Мне кажется, что нарывы эти бывают двоякого характера: один требует основного средства, каковы калекарея и гепар сульфур; другой — более кислот, каковы ацидум нитрикум, силицея и ацидум фосфор. На это последнее средство можно найти намек во втором издании "Хронических болезней (симпт. ацидум фосфор., кажется, № 613). От азафетиды я редко получал пользу. Купрум и ангустура были также восхваляемы для очень слабых людей.

Не следует забывать арнику. При паршах на голове стафизагрия редко обманывала мои ожидания, особенно в очень высоких делениях. Расследование относительно того, не было ли заражения, ведет лишь к потери времени и труда; во всяком случае, узнаешь лишь половину, и, кроме того, присутствие наследственной псоры несомненно.

Я с искренним сожалением услыхал о неблагодарности Готье. У меня было много подобных опытов, так что теперь я доверяю лишь тем, кто ревностно следует за мной.

Тех, у кого я не замечаю чрезвычайного стремления к истине, я предпочитаю отстранять и задаю им самые трудные задачи, чтобы заставить их глубже изучить нашу науку и быть в состоянии практиковать ее.

Это многих обескураживает, но зато, если после этого они все-таки остаются верными своей цели, я протягиваю им руку помощи и все идет хорошо. Если у них достаточно сердечной доброты, они будут благодарны тому, кто научил их божественному искусству.

Немецкие гомеопаты уже стали на такую низкую ступень, что ниже нельзя. Теперь, как я слышал, они начинают вдумываться в прошлое и постепенно подвигаются вперед.

Я не имею с ними никакого дела; будущий век будет более способен понять, что всего полезнее для благосостояния человечества.

Я очень желал бы видеть когда-нибудь Ваш реперторий изданным в одном томе, без разделения между противопсорными средствами и другими, хотя и в настоящем виде oн очень полезен.

Как только я найду случай, я пошлю Вам с кем-нибудь хорошую гравюру, изображающую мое лицо, и кое-какие другие подобные вещи.

Меня на этот раз обманули. В конце сентября пришла к нам вторая г-жа Винтчен и, стоя в нашей прекрасной, обширной гостиной, не присев ни на минуту и даже не удостоив взглядом находящиеся там замечательныя картины, очень быстро и многоречиво рассказала, что кузина ее уже уехала, не найдя возможным вторично зайти к нам; что сама она предпринимает короткое путешествие, но вернется в октябре и тогда зайдет к нам, чтобы взять все, что мы пожелаем послать Вам. Сказав это, она ушла прежде, чем я успел что-либо спросить про Вашу уважаемую семью. Обещания своего она не исполнила и больше не пришла к нам.

Да будет с Вами Господь и да дарует Он Вам и дорогой семье Вашей наибольшее земное счастье!

Мы оба здоровы и счастливы, несмотря на всю тяжесть нашей работы, и любим друг друга, как подобает добрым детям. Ваш (подписано) Самуил Ганеман. Париж, 23-го октября 1840 г.

8. Ганеман — барону фон Бруно
Париж, 22-го июля 1841 г.

Дорогой барон,

Мне было очень приятно видеть из Вашего письма, что Вы еще не забыли меня.

После такой ругани и недостойной оценки со стороны моих немецких соотечественников, я наконец достиг пристани, где даже братство аллопатов меня почитает, где я пользуюсь общим уважением и могу беспрепятственно приносить много добра моей полезной деятельностью, посредством единственной истинной медицинской науки. Я живу комфортабельно и нежно любим дорогой моей женой, которая представляет образец добродетели и знания, подобного которому я никогда еще не встречал ни в одной женщине на свете. Она делает все, что только возможно придумать для удовлетворения всех моих желаний и для продления нашей жизни в здоровье и счастье. Ко всему этому я могу еще прибавить, что в познаниях и практике нашей божественной науки она сделала больше успеха, чем кто-либо из моих учеников или последователей. Ежедневно она успешно пользует значительное число бедняков, страдающих болезнями, которые, вероятно, никогда еще не были излечены ни одним врачом.

Сам я здоров, давно не был так счастлив, и наслаждаюсь моей жизнью.

От глубины души надеюсь, что и Вы пользуетесь таким же благополучием, как я.

Дорогая жена моя вместе со мной просит Вас и впредь не забывать нас, а чтобы содействовать этому, я посылаю Вам небольшой свой портрет. (подписано) Самуил Ганеман.

9. Ганеман — Константину Герингу

Дорогой друг,

Как поживаете Вы с двумя дорогими Вашими сыновьями? Я надеюсь получить от Вас хорошие вести и также узнать, больше ли Вы теперь сочувствуете нашей гомеопатической практике, изучение которой, действительно, требует большого труда; но которая, тем не менее, все-таки распространяется.

Мы с дорогой моей женой излечиваем поразительное число пациентов; она одна до позднего вечера лечит бедняков и, к моему великому удивлению, излечивает даже самые трудные случаи.

Я принимаю всякого рода больных, даже из наиболее аристократического круга, в моей приемной и езжу в карете ко всем, не могущим встать с постели, главным образом по вечерам, потому что прием мой на дому продолжается от 10 ч. утра до 4-х вечера. Мы обедаем в 5 часов.

Больные просто осаждают нас, даже летом, когда многие семейства выезжают отсюда.

С тех пор как я проехал сюда (6 лет тому назад), здесь развелось порядочное число так называемых гомеопатов, но хороших, основательных и действительно верных очень немного. Нет сомнения, что в провинциальных городах таких найдется больше.

Если я не ошибаюсь, Ваша Академия продолжает еще выдавать дипломы гомеопатам. Если это верно, то я был бы очень благодарен Вам, если бы Вы прислали диплом дорогой жене моей, Marie Mélanie Hahnemann, урожденной d'Hervilly, так как она более сведуща в гомеопатии, как теоретически, так и практически, чем кто-либо другой из моих последователей и, так сказать, живет для нашей профессии.

Две маленькие камеи… ^Две, кажется, похожи на меня. Гравюра также в общем дает xopoший портрет; только живописец выбрал неудачный момент, когда я, может быть, был раздражен грубостью гомеопатов в Германии. Сердечная доброта, обыкновенно проявляющаяся в моих чертах, отсутствует в этом портрете. Прощайте. (подписано) Самуил Ганеман. 28-го марта 1841 г.

10. Ганеман — Константину Герингу

Дорогой друг и коллега,

Я просил Вас, как Президента Академии в Аллентауне, о выдаче докторского диплома Гомеопатической медицинской науки дорогой моей жене, и Вы ответили мне, что Академия сочтет для себя честью сделать это. Но время проходит, а я еще не получил ее диплома. Поэтому я сегодня возобновляю свою просьбу с объяснением тех причин, которые заставляют меня безотлагательно настаивать на получении его.

Жена моя до нашей свадьбы пользовалась известностью в живописи и поэзии и своими трудами заслужила высокое положение. После свадьбы она живо оценила нашу науку, и я приложил все старания, чтобы она основательно усвоила ее, потому что я мог предвидеть, как полезна она может быть для меня в моей практике, и как много она может содействовать распространению нашего искусства. Но для этого ей пришлось отказаться от всех прелестей и удовольствий, которые изящные искусства, практикуемые ею до тех пор, наполняли ее жизнь. И вот, смотрите! Она оставила все это, прежний свой рай, для того чтобы следовать за мной в печальные трущобы больных, слышать их жалобы, приносить им пользу и вместе со мной бороться с нашими врагами и с вредными способами лечения. Она принесла эту жертву и отказалась от артистической славы, которую приобрела путем постоянного усидчивого труда; жертва эта, несмотря на настоящую, другого рода славу, все-таки иногда вызываете в ней сожаление о прошлом, за что я не могу винить ее.

Поэтому-то совесть моя требует, чтобы я чем-нибудь вознаградил ее за все это.

Она теперь уже девять лет непрерывно работает со мной, и посмотрите! Ее твердый возвышенный характер и ее редкий медицинский дух исследования при тщательном изучении нашей науки и замечательном знакомстве с лекарствами для разных случаев болезни сделали ее истинной гомеопаткой. Она одна, без моей помощи, пользовала уже 6 000 бедных больных, причем выказывала смелость и искусство, обещающие ей большой успех. Она теперь может лечить не хуже, чем я.

Вот причины, почему я желаю, чтобы она получила диплом. Время идет быстро, и мне хотелось бы обеспечнть ей эту безделицу. Мне тем более желательно сделать это через Вас, что Вы достигли такого высокого положения в нашей науке.

Стоимость диплома, а также и все, что следует получить людям, которые возьмутся за это дело, я немедленно доставлю Вам векселем³.

11. Ганеман — фон Беннингхаузену

Многоуважаемый, верный и дорогой друг,

Сердечно благодарю Вас за Вашу память. Я могу сказать, что вполне уверен в Вашей любви к нашему благородному искусству во всей его чистоте, а также и ко мне. Правда, мы испытали ужасные вещи в связи с нашей наукой, и хуже всего было в Германии.

Чего только не делали там люди, полные зависти и ревности, чтобы изуродовать мои труды, предпринятые мною вовсе не из-за славы, а лишь из любви к истине, и из чувства долга по отношению к страждущему человечеству. Они также старались примешать к моим трудам старую аллопатическую закваску и тем облегчить ceбе лечение болезней. Даже этот умный Pay перешел в их клику и взялся заменить мою работу своей! А все-таки ему пришлось во цвете лет умереть под ланцетом аллопатов. Все, все преклонилось перед сектой, которая утверждает, что может так же радикально излечивать паллиативами, как посредством гомеопатии.

Посли восьмилетнего молчания Штапф⁴ два месяца тому назад написал мне, что конгресс из пяти или шести членов Центрального комитета из Лейпцига и Магдебурга съехался в Лотене и решил закрыть маленькую больницу в Лейпциге! Вот до чего довели дело эти господа! Из этого видно все превосходство ноаков и тринксов, особенно последнего, который чуть не пожертвовал собой в своих стараниях уничтожить все хорошее. Здесь в Париже врачи чистой науки также образовали при содействии Гризелиха общество, состоящее из трех членов и старающееся распространять сколько возможно больше зла, но число его приверженцев до сих пор не увеличивается. Тринкс послал одного из своих учеников, Симпсона, в Англию, но его лишь презирают там. В Англии верно оценивают нашу науку.

В Лондоне почти закончена теперь постройка здания гомеопатической больницы, которая будет иметь важное значение. Знатные лорды обещают жертвовать на нее ежегодно большие суммы, и число твердых гомеопатов быстро увеличивается в Англии и Шотландии. В провинциях Франции также есть несколько хороших гомеопатов, но в Париже их очень мало. Италия выказывает много рвения, также Испания, Португалия и Бразилия.

Мне чрезвычайно приятно слышать (Вы, конечно, не можете в этом сомневаться), что, к немалому смущению других немцев, практика Ваша так увеличивается.

Я очень доволен, что Вы так заняты, заканчивая свой рeпepторий. Трудом этим Вы принесете очень много добра. Но будьте осторожны и следите, чтобы типография хорошо исполняла свое дело. Введение четырех различных шрифтов, как в первом Вашем издании, чрезвычайно важно, и мы за это очень обязаны Вам.

Благодарю Вас за Ваш портрет, присланный мне с Вашим другом. Может быть, со временем Вы найдете случай получить лучшее изображение дорогого Вашего лица.

Я до сих пор еще не нашел возможным выпустить 6-ое издание моего "Органона", так как компиляция его на французском языке с самого начала попала в дурные руки, а немецкий текст по разным причинам не может появиться раньше.

Дорогая жена моя, которая и день и ночь заботится обо мне, вместе со мной желает Вам, Вашей cyпpyге и всей Вашей семье всякого благополучия. Неизменно преданный Вам (подписано) Самуил Ганеман. Париж, 14-го сентября 1842 года.

12. Ганеман — (?)

Дорогой друг и коллега,

Вы сделали мне приятный сюрприз присылкой дорогого письма Вашего и книги, написанной от глубины Вашей души.

Статья о дыхании представляет образцовое произведение, и повторение моих первых, кратких намеков относительно моего открытия гомеопатии, которых публика, вероятно, не читала в моих маленьких брошюрках, является вполне своевременным. Люди узнáют из них, кто был тот человек. который не только предпринял этот геркулесовский труд, но и с постоянством и решительностью выполнял его среди ругательства завистливых и чересчур мудрых и самомненных болтунов, непонятый даже своими собственными учениками; один только достойнейший мой Беннингхаузен остался верен мне.

Итак, Вашей книгой Вы положили начало очень хорошей работе; к тому же, написана она прекрасным немецким языком. Вслед за Беннингхаузеном стоит в моем уважении Атомир, но ни тот, ни другой не был моим личным учеником.

Теперь, когда я приближаюсь к 89 годам моей жизни, я, по всей вероятности, брошу мою практику прежде, чем тягость лет заставит меня сделать это, и если будет угодно Богу, займусь 6-м изданием моего значительно усовершенствованного "Органона". Мнения аллопатов не внесены в него — habeant sibi!

Прошу Вас, пусть намерение снова повидаться со мною в течение следующих пяти лет не останется простым намерением. Я чрезвычайно желаю и надеюсь обнять Вас еще раз перед тем, как покину этот мир.

Преданный друг Ваш (Подписано) Самуил Ганеман. Парижа 16-го марта 1843 г. Дорогая жена моя, которая самым нежным образом ухаживает за мной, практически познакомилась с нашим лечебным искусством и даже достигла замечательного уменья. Она лечит так успешно, что и я не мог бы превзойти ее. Она сведуща и во френологии, и желала бы прочитать Ваше сочинение по этому предмету.

Через месяц после того, как было написано это письмо, Ганеман заболел бронхитным катаром, от которого страдал каждую весну в продолжение последних десяти лет. В воскресенье утром 2-го июля он скончался на восемьдесят девятом году жизни.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Д-р Готфрид Леман был ассистентом Ганемана в Кетене и приготовлял для него лекарства во время этого периода. Д-р Кларк полагает, что это письмо адресовано ему, хотя он и не назван.
² Тут следует несколько неразборчивых слов. Они, может быть, значат "могут принести счастье Вам и пастору Г."
³ Редакция "Врача-гомеопата" делает здесь такое примечание: "Почетный диплом, о котором просил Ганеман, был выдан г-же Ганеман. 6-ое издание "Органона", о котором упоминает Ганеман, стараниями д-ра Рихарда Хаеля должно в скором времени выйти в свет". Вероятно, это письмо не было датировано, т. к. в опубликованном в журнале тексте нет указания даты. В то время Геринг уже отошел от заведования академией в Аллентауне, но добился того, чтобы диплом был отправлен Мелани Ганеман. "Органон" Ганемана в переводе Рихарда Хаеля увидел свет только в 1921 г. О предшествующих его появлению событиях см. "Маленький гомеопатический катехизис" д-ра Пьера Шмидта. — Прим. авт. сайта.
⁴ Эрнст Штапф был одним из самых преданных и самых блестящих учеников Ганемана. Много лучших трудов первых дней гомеопатии появились в его "Архиве". "Прибавление Штапфа" к лекарствоведению составляет одно из классических сочинений по гомеопатии, так как оно содержит в себе отчеты об испытаниях лекарств на здоровых, которые по достоинству могут быть сравнимы с "Чистым лекаpствоведением" Ганемана. — Прим. д-ра Кларка.