Мы видим сплошь и рядом, что больные, от которых врачи-аллопаты отказались, как от безнадежных, излечиваются врачами-гомеопатами. Из ста врачей старой школы, осведомленных о подобных излечениях их больных, едва ли найдется один, достаточно свободный от предрассудков, чтобы поинтересоваться и постараться разузнать, каким образом удалось врачу-гомеопату вылечить его больного. В большинстве случаев такое излечение приписывается счастливой случайности или ошибочному диагнозу.

Многим, долгое время противившимся мысли о гомеопатии, приходилось испытать на самих себе немало страданий, прежде чем они, наконец, решались отбросить старые принципы и принять учение новой школы. Так было и со мной.

Несмотря на то, что и отец, и брат мой были врачами-гомеопатами, влияние на меня университетского учения было так сильно, что вселило во мне антипатию к гомеопатическим доктринам. В продолжение шести лет я практиковал как аллопат, и во многих тысячах случаев без колебания прописывал новейшие фармакологические яды в обычных дозах. Несколько раз я наблюдал у постели больного вредное действие подобных лекарств и даже замечал признаки отравления. Но этого было еще недостаточно, чтобы заставить меня бросить мою терапевтическую систему и испытать некоторые гомеопатические средства, о которых я слышал хорошие отзывы.

Четыре года своей аллопатической практики я провел в Южной Африке. Из немногих врачей-гомеопатов той страны я познакомился только с одним, а именно с покойным доктором Van den Fleuvel, из Кимберли. Он, собственно говоря, не был первым врачом в Кимберли, но все-таки имел замечательно обширную практику, и многие говорили о превосходных его излечениях. Это был интересный человек; он был одним из спутников Стэнли в его путешествии по Африке. Я нашел Van den Fleuvel чрезвычайно замкнутым и неразговорчивым, сделавшимся недоверчивым вследствие ненависти к нему его коллег-аллопатов. Он вовсе не пытался обратить меня в гомеопата и даже избегал разговоров по этому предмету.

Итак, я продолжал практиковать по аллопатическому способу. Я всегда держал в своей аптеке большой запас всех хорошо известных европейских лекарств и ядов. Когда во время Трансваальской войны цены страшно поднялись, я все-таки считал своим долгом приобретать эти аллопатические лекарства за какую бы то ни было цену. За Natrium salicylicum, который в Англии стоил около 3-х руб. за килограмм, в Блумфонтене требовали 60 руб., и мы все-таки были рады купить его, таким неоценимым казался он нам. Насколько дешевле и полезнее было бы приобретать маленькие скляночки брионии, руса или сульфура! Но что знал я в то время о таком лечении!?

В ноябре 1901 года, при осаде Де-Ветом Дюстсдорпа, я заведовал полевым госпиталем, который, по взаимному соглашению обеих враждующих сторон, был открыт как для британских, так и для бурских раненых. Здесь мне пришлось нести громадную работу, так как я долгое время был единственным хирургом, и на моих руках было 100 человек раненых и больных. День и ночь я был на ногах, пока, наконец, не получил помощника. Через несколько дней после его приезда я заболел сильной ревматической лихорадкой. Полный доверия к своим лекарствам, я прошел курс лечения салицилом, который так часто прописывал своим пациентам. Но вскоре я убедился, что это знаменитое средство не так невинно, как я думал. Облегчения оно не дало почти никакого, а между тем я стал заметно страдать от симптомов отравления, так что был принужден прекратить прием его, причем у меня остался жестокий гастрит с мучительной тошнотой и также упорная глухота. Это лекарство так расшатало мой организм, что я чуть было не умер от воспаления околосердечной сумки, появившегося у меня на четвертой неделе с начала заболевания ревматизмом. Против воспаления околосердечной сумки аллопаты не имеют никакого средства. Мне пришлось довольствоваться паллиативными и наркотическими средствами, которые иногда больше раздражали, чем успокаивали меня. Я хорошо знал, что sulphonal, trional и morphium во многих случаях были причиной смерти больных. Это знание делало меня нервным и в продолжение многих ночей мешало действию снотворных микстур.

Два дружелюбных мне врача-аллопата, английский военный врач полевого госпиталя и немецкий хирург, которые лечили меня и которым я глубоко благодарен за их доброту и заботу, были бессильны против ужасных симптомов удушья и нервного истощения. Мorphium, digitalis, potassium brom., chloral. hydratum и другие оглушающие нервы лекарства были испытаны, но оказались безуспешными. Как великолепно действуют в таких случаях малые дозы белладонны, аписа и брионии, я в то время и не воображал.

Зло, начатое салицилом, было довершено другими средствами; неудивительно, что целых 4 месяца я был прикован к постели среди окружавшей меня военной сумятицы. Наконец в исходе апреля 1902 года мне удалось возвратиться в Европу, но совершенно разбитым человеком. Убедившись, что аллопатия не в силах помочь мне, я был готов теперь обратиться к гомеопатии, которую прежде высмеивал. Брат мой, доктор Кранц-Буш в Висбадене, сделавшийся гомеопатом за несколько лет до моего возвращения, предложил мне гомеопатический способ лечения и в сравнительно короткое время восстановил мое здоровье. Bryonia, Сrataegus oxyacantha и Phosphorus — вот главные лекарства, которым я обязан своим выздоровлением.

После такого удачного опыта на самом себе, я скоро убедился, которой из двух медицинских школ следует отдать предпочтение. Чтобы вполне усвоить учение Ганемана, я посещал лекции в Берлинской гомеопатической поликлинике, прекрасно и научно читавшиеся многими берлинскими врачами. Результаты гомеопатического способа лечения, виденные мною там, были столь же утешительны, как и те, что я испытал на себе, и я решился открыто практиковать как врач-гомеопат.

Если я спрошу себя теперь, после шестилетней гомеопатической практики, выполнила ли гомеопатия у постели больных то, что учение ее обещало в теории, то я должен с твердой уверенностью сознаться, что учение ее оказалось истинным и настоящим. Я сожалею только, что в продолжение первых шести лет мой медицинской карьеры я практиковал согласно аллопатическому способу, пока, наконец, мои собственные страдания не обратили меня к гомеопатии.