Д-р Лин К. Брирли-Джонс (Англия) |
|
Границы или мосты: какими должны быть отношения
|
|
International Journal of High Dilution Research, 2010;
9(32):115–124
Перевод Светланы Черкесовой (Краснодар) |
Брирли-Джонс Линда Карен — доктор философии (PhD), сотрудница кафедры
фармации, здоровья и благосостояния факультета прикладных наук Университета Сандерленда
(Англия).
Оригинал здесь АБСТРАКТКогда Самуэль Ганеман разработал
систему гомеопатии, он сформулировал много аргументов, которые помогали одновременно поддерживать
его новую систему и критиковать конвенциональную медицинскую практику того времени. В конце XIX
века, когда гомеопатия распространилась в Англии и Америке, гомеопаты не сумели использовать
некоторые из самых успешных аргументов Ганемана. Напротив, гомеопаты обнаружили, что с приходом
XX столетия они уступили своим давним соперникам важный когнитивный фундамент и не обрели его
вновь до сих пор. В этой статье динамика аргументов против гомеопатии анализируется с
использованием теоретических систем Бергера и Лукмана, и высказывается предположение, что гомеопаты
не смогли воспользоваться имеющимся у них обобщающим медицинским объяснением: обратным действием
лекарств. Если бы они использовали этот аргумент, то смогли бы объяснить успехи конвенциональной
медицины в рамках своей собственной системы знаний и таким образом нейтрализовать влияние
конвенциональной медицины на свою практику. Рассматриваются последствия этих выводов для будущего
выживания и успеха гомеопатии.
Ключевые слова: социология знания, эпистемология медицины, гомеопатия, конвенциональная медицина, обратное действие лекарств. ВВЕДЕНИЕВ этой статье я проанализирую, как гомеопатия позиционировала себя в отношении основной медицины (также известной как аллопатия) в ключевые моменты своего развития за последние 200 лет. Начиная с Самуэля Ганемана (1755—1843), я рассмотрю, как гомеопатия защищала себя и как она спорила с традиционной медициной и последующими воплощениями науки. Я покажу, что в конце XIX века традиционные врачи успешно использовали метод, который ранее с большим искусством применял сам Ганеман: "оправдание" оппозиции. А гомеопаты в Великобритании и США, в отличие от Ганемана, не смогли извлечь выгоду из своего собственного обобщающего потенциала для сведения к минимуму значения легко доступной им системы объяснения: обратное действие лекарств. Эта гипотеза, которая иногда называется "двойным" или "многообразным" действием лекарственных средств, утверждала, что лекарства оказывают различное, даже противоположное, воздействие на организм в зависимости от дозировки. Это предположение было тесно связано с наблюдением, о чем сообщал и Ганеман, что у лекарств есть первичное и вторичное воздействие на организм человека. Медицинские журналы XIX века сообщали о таких наблюдениях в клинической практике. Действительно, некоторые конвенциональные врачи признавали, что физиологические дозы какого-либо лекарства оказывали воздействие прямо противоположное разведениям того же лекарства, хотя официально они занимали агностическую позицию относительно этой гипотезы до конца века1. Гомеопаты понимали этот принцип тоньше. Они предполагали, что наиболее часто используемые разведения, такие как 30С, 200С, 1000C и т. д., вызывают различные симптомы, а поэтому подходят для разного лечения2. Например, в 1879 году американский гомеопат Джордж Окфорд призвал гомеопатов тщательнее изучать это явление, отчасти для объяснения некоторых явно противоречивых симптомов, содержащихся в гомеопатической Материи медике. Сегодня биомедицинское сообщество по-прежнему пытается свести гомеопатию к эффекту плацебо3. Поэтому возникают вопросы: какую позицию должна сегодня занять гомеопатия по отношению к традиционной медицине, чтобы обеспечить свое выживание? Какими сильными сторонами, которые должна использовать, гомеопатия располагает? Какие аргументы могут лучше всего способствовать ее развитию? ПОДХОД ГАНЕМАНАГанеман поносил "научную" медицину своего времени, которая уходила корнями в рискованные системы Вильяма Куллена (1710—1790), Джона Брауна (1735—1788) и Бенджамина Раша (1745—1813). В "Органоне" (стр. 14) Ганеман утверждал, что так называемая рациональная медицина была основана на "поверхностных предположениях и излюбленных допущениях"4, называя одновременное назначение нескольких лекарственных средств "венцом этого самообмана", наряду с практикой кровопускания и очищения, которые угрожали человеческим жизням "в руках этих извращенных людей [врачей]" [4, стр. 51]. "Жалкий результат их [аллопатического] лечения должен был бы показать им, что они были на ложном пути" [4, стр. 9], а обитателей университетских медицинских кафедр он считал создателями "претенциозных фантазий" [4, стр. 46]. Несмотря на свое отвращение к конвенциональной медицинской практике, Ганеман не полностью порвал с ортодоксальной медициной — он не игнорировал ее, но продолжал разрушать. В частности, в "Органоне", похоже, у него был четырехсторонний подход. Во-первых, как и ранее, он однозначен в своем отрицании того, что он считает ложной и опасной практикой в медицине. Во-вторых, он различает разнообразные ортодоксальные медицинские теории и практики и демонстрирует их понимание. Он легко идентифицирует, называет и объясняет их в связи с его собственным методом. В-третьих, где это возможно, он выделяет моменты общие у него и его медицинских противников — в частности, обнаруживая непреднамеренное применение гомеопатического принципа в ортодоксальной медицине, — или описывает в рамках гомеопатической теории суть часто встречающихся медицинских явлений. В-четвертых, он отстаивает свое право критиковать и открыто отвечать на критику, прямо нападая на противников своей новой системы медицины. В рамках третьего из этих аспектов, Ганеман отмечает: Традиционная школа на протяжении веков наблюдала, что сама природа ни разу не вылечила какую-нибудь существующую болезнь с помощью другой неподобной болезни, какой бы сильной та ни была... первоначальная болезнь появляется снова, и всегда должна снова появиться, как только снижение сил пациента позволит продолжить аллопатические атаки на его жизнь4. До некоторой степени сочувствуя непониманию конвенциональными врачами природы болезней и их лечения, Ганеман отмечал: При хронических заболеваниях часто случается, что возбуждаемое природой выведение определенных веществ из тела приносит облегчение в случаях с острой болью, параличом, судорогами и т. д., поэтому старая школа вообразила, что истинный метод лечения болезни заключается в том, чтобы способствовать, поддерживать или даже усиливать такое выведение [4, стр. 46]. Кроме того, Ганеман не скрывал своего согласия с Рашем и Чапменом в том, что силы природы, или жизненная сила, лишены разума и рассуждений [4, стр. 50]. Он говорил: Патологически расстроенная жизненная сила... обладает малой способностью излечивать [4, стр. 25]. Но важно, что Ганеман пошел дальше, объясняя традиционные и другие виды лечения в рамках гомеопатической теории. Ганеман пишет: Врач старой школы радуется, когда он первой дозой Digitalis purpurea насильственно замедляет на несколько часов слабый учащенный пульс при кахексии. Но это первичное действие препарата, и вскоре сердце бьется вдвое быстрее, чем раньше. Повторные сильные дозы все менее эффективны и, наконец, совсем не увеличивают частоту пульса. Кроме того, в результате вторичного действия пульс уже невозможно измерить; сон, аппетит и силы идут на убыль, и неизбежны смерть или безумие [4, стр. 57]. Ганеман даже объяснял эффективность гидротерапии с точки зрения гомеопатической теории. Холодная вода (54° по Фаренгейту) из горных источников и глубоких скважин оказывала локальное действие: "...Эффективная гомеопатическая местная помощь парализованным или нечувствительным отделам". Ганеман указывал, что ежедневно или чаще следует лить такую воду на пораженные участки в течение одной-трех минут или применять душ для всего тела в течение одной-пяти минут наряду с соответствующими внутренним антипсорным лечением, достаточными упражнениями на открытом воздухе и разумным питанием5. Ганеман также рассмотрел использование гомеопатии на протяжении всей истории медицины, указывая случаи, когда принцип обратного действия препаратов демонстрировал, что конвенциональная медицина и гомеопатия работали в одном медицинском континууме. Ганеман цитировал Рюкера, который отмечал способность Solanum nigrum вызывать отек всего тела, и использование того же вещества Гатакером и Сирилло в (гомеопатическом) лечении разновидности водянки. Ганеман также отметил, что назначение Майером Абрамсоном Hyoscyamus niger человеку, который стал невменяемым из-за ревности, быстро того вылечило. Ганеман просто заметил, что Hyoscyamus niger может вылечить ревность, поскольку может ее вызвать. Было известно, что крепкий настой чая вызывает тревогу и сердцебиение у тех, кто не привык его пить, тогда как в малых дозах чай был хорошо известен как отличное средство против беспокойства. Это наблюдение, как отметил Ганеман, было сделано хорошо известным врачом Г. Л. Рау [4, стр. 14]. Таким образом, Ганеман утверждал, что у лекарств есть обратное действие, "оправдывающее" его аллопатические эффекты. Четвертый аспект его подхода показал Ганемана в защите и нападении. В "Органоне" он ответил на критику немецкого врача Х. В. Гуфеланда (1762—1836), писавшего, что "гомеопатия может удалить симптомы, но болезнь остается" [4, стр. 14], объяснив это высказывание "частично недоброжелательством", вызванным прогрессом гомеопатии, а также по-прежнему "полностью материалистической концепцией болезни [...] поскольку слепа старая патология" [4, стр. 25]. В сочетании с этим комплексным подходом, Ганеман определил, назвал и оценил три принципа использования лекарств, которые он увидел в медицине того времени. Ортодоксальная медицина практиковала два из них, а именно: подавление симптомов через создание их противоположности, "антагонизм", или "энантиопатия", и создание симптомов, не имеющих вообще никакого отношения к болезни или симптомам, то есть "аллопатический" (придуманный Ганеманом термин) метод. В то время как первый принцип был просто паллиативным и галеновым, полезным для "завоевания доверия пациента наиболее безошибочным образом, обманывая его с помощью почти мгновенного улучшения", последний метод "безответственно и убийственно играет с жизнью пациента"4. Третьим способом, конечно, был гомеопатический, который, по Ганеману, был единственным безопасным, мягким и верным методом, излечивающим с помощью подобия симптомов. Хотя из-за этого комбинированного подхода Ганеману пришлось в различные периоды в его жизни и странствовать, и оказываться в изоляции, до своей смерти в 1843 году он преуспел в успешной практике в Париже, завоевав репутацию широко известного отличного врача. Стоит отметить, конечно, что он достиг этого частично и благодаря преданности и самоотверженности его второй жены Мелани д'Эрвилли-Гойе (1800—1878)6. Именно третьему аспекту подхода Ганемана посвящена остальная часть этой статьи. ПЕРЕМЕНА СЧАСТЬЯ В XIX ВЕКЕВ начале XIX века гомеопатия закрепилась в некоторых элитных социальных кругах, однако ее общее продвижение было медленным. Но к середине века сначала Европа, а затем Соединенные Штаты оказались в тисках эпидемий холеры, и безуспешность традиционной медицины в лечении этого заболевания создало терапевтический вакуум. Гомеопатия стала утверждаться среди широких слоев населения сообщениями о гомеопатическом лечении, появляющимися в газетах, брошюрах и воззваниях к публике, а также исходящими из больниц и учреждений общественного здравоохранения. Это заставило когда-то терпимых ортодоксальных врачей обороняться7. Д-р Шнайдер, например, сообщил в 1832 году о смертности от холеры в России, равной 21,1%, в то время как у конвенциональных врачей эта смертность составляла 74,19%. Даже смертность 67,34% при отсутствии лечения была лучше результатов конвенциональной медицины7. В Вене гомеопаты сообщили о смертности от холеры, равной 8%, а традиционные врачи — 31%. Гомеопаты Лондонского гомеопатического госпиталя сообщали о смертности 16,4%, а больницы в Лондоне в целом сообщали о смертности 77%. В Соединенных Штатах конвенциональное медицинское сообщество отклонило эти данные, заявив, что гомеопаты выдумали излеченных пациентов8. Гомеопаты опубликовали точные имена и адреса последних. В Великобритании сведения Лондонского гомеопатического госпиталя замалчивались, пока после вмешательства лорда Гросвенора не были, наконец, представлены парламенту. Попытки традиционных врачей дискредитировать утверждения гомеопатов доходили до того, что Бергер и Лукман называют "онтологическим отрицанием", то есть заявлениям гомеопатов об излечении отказывали в реальности9. Несомненный успех гомеопатической защиты, однако, заставил представителей сообщества традиционной медицины сделать второй, гораздо более сильный и сложный шаг, который не сочетался с их собственной медицинской реальностью, или "символической вселенной": "концептуальный перевод". Бергер и Лукман объясняют: Отличающимся концепциям [гомеопатическим утверждениям] не просто присваивается отрицательный статус, их скрупулезно включают в теорию. Конечной целью этой процедуры является включение отличающихся концепций в чью-то собственную вселенную [аллопатическую медицинскую реальность] и тем самым окончательная их ликвидация. Поэтому отличающиеся концепции должны быть переведены в понятия, производные от чьей-то собственной вселенной [9, стр. 133–4]. Самое главное, что "если символическая вселенная должна охватить всю реальность, ничто не может остаться за пределами ее концептуальных рамок". Бергер и Лукман использовали для объяснения этого процесса слово нигиляция. Конвенциональные врачи стали утверждать, что как неуспех их собственного лечения, так и очевидные успехи гомеопатии объяснимы одним и тем же явлением — природными исцеляющими свойствами организма. Гомеопаты излечивали холеру потому что, в отличие от обычных врачей, они позволяли организму самому исцелить себя, так как гомеопатическое назначение разбавленных доз было равносильно ничегонеделанию. Обычные врачи, с другой стороны, препятствовали выполнению этого принципа, давая лекарство, когда оно не требовалось. Таким образом, концепция vis medicatrix naturae и концепция заболеваний, проходящих без лечения, широко распространились в конвенциональной медицине. Это изменило ортодоксальную медицинскую теорию и практику и выхолостило своеобразие одного из отличительных концептуальных маркеров гомеопатии. Тем не менее до конца столетия гомеопатия продолжала распространяться в Англии и Соединенных Штатах и порождала множество новых идей. Были открыты новые препараты. Например, американский гомеопат Сэмюэль Свон (1814—1893) в 1876 году открыл Tuberculinum, а проживающий в Лондоне Джеймс Комптон Бернетт (1840—1901) в 1885 году — Bacillinum. В то же время продолжались эксперименты со старыми препаратами и новое их использование: работа Джона Галлея Блэкли (1850?—1910?) с Opium10, описание Альфредом Поупом (1830—1908) действия различных препаратов ртути в 1902 году11 и демонстрация Эдвардом Блейком полного действия Vespa (оса) в 1875 году12. Все эти врачи жили в Великобритании. Гомеопаты совершали технологические прорывы. Например, британский гомеопат Джон Эллис Даджен (1820—1904) изобрел портативный "сфигмограф" (самописец сердца/пульса), который принес ему первую премию на Парижской медицинской и санитарной выставке 1881 года. Позже Даджен опубликовал свои исследования на тему различия между "бормочущим" и "заикающимся" сердцем13. Американский хирург-гомеопат Уильям Тод Гельмут (1833—1902) в 1876 году провел одну из самых первых антисептических операций в Соединенных Штатах14. В последней четверти века эпоха выжидательного направления конвенциональной медицины, когда вмешательство сводилось к минимуму и свободно правила природа, уступила дорогу микробной теории Коха и Пастера. Потенциал микробной теории и связанной с ней терапии для подтверждения гомеопатической теории и практики не был потерян ни той, ни другой медицинской школой. На это делался упор в экспериментах Свона и Бернетта с нозодами (гомеопатическими препаратами, приготовленными из живой пораженной болезнью ткани). Они встретили неодобрение со стороны некоторых врачей (в том числе многих гомеопатов), а позже были провозглашены новаторскими. И гомеопаты, и конвенциональные врачи пришли к различным формам серотерапии, когда в лечении использовалась сыворотка, полученная от больных. Эта практика популяризировалась Алмротом Райтом из лондонской больницы Святой Марии. Гомеопатическое лечение такими препаратами как Tuberculinum все больше напоминало лечение, практикуемое конвенциональными врачами, и к 1912 году некоторые из терапевтических практик этих двух школ были практически неотличимы. Конвенциональные врачи использовали Tuberculinum в гомеопатических дозах, а гомеопаты в некоторых случаях назначали его подкожно и в материальных дозах. Этот обмен медицинской практикой позволил традиционной медицине поразить гомеопатию в самое ее сердце. Этот процесс стал возможным благодаря тому, что обычные врачи всегда узнавали о достижениях гомеопатии. Сам Райт, как говорили, признавал, что его практика была "чистой гомеопатией", и даже фон Беринг во время работы над новым препаратом для терапии туберкулеза признал, что "происхождение терапевтической ценности [туберкулина] должно быть прослежено к принципу, который не может быть охарактеризован лучше, чем ганемановским словом 'гомеопатический'"15. Микробная теория, использование сывороточной терапии видными представителями гомеопатической профессии и даже признание того, что гомеопаты первыми использовали эту практику, дали основание для более полного переноса гомеопатии в мировоззрение конвенциональных врачей. Хотя они и разделяли одну терапевтическую практику, язык бактериологии позволил им сохранить значительную когнитивную дистанцию от гомеопатов. "Жизненная сила" стала на языке конвенциональной медицины "естественным защитным механизмом", "излечение" стало "иммунитетом", "simillimum" стало "вакциной", "обострение" стало "нарушением", "разведение" стало "раствором", "субъективные симптомы" стали "аспектом пациента", "наименьшая доза" стала "минимальной дозой", а "растертый" стал "измельченным". Позднее, к 1910 году конвенциональная медицина смогла адаптировать две наиболее отличительные, определяющие концепции гомеопатии — принцип подобия и минимальные дозы — и объяснить их своим языком. Впоследствии, как указал Култер, это позволило Американской медицинской ассоциации утверждать, что она представляет всех врачей, и на этом основании пересмотреть всю систему медицинского образования (с катастрофическими последствиями для гомеопатии8). Гомеопаты, напротив, не смогли использовать потенциально обобщающее объяснение, имеющееся в их распоряжении, — обратное действие лекарств. Пока они обсуждали этот принцип и клинические доказательства его достоверности, их журналы не смогли ни предложить хотя бы одно объяснение принципа подобия, для чего вполне можно было использовать теорию колебаний, гипотезы Эрлиха и электролитическую диссоциацию16,17,18,19,20, ни дать последовательное объяснение клинического опыта конвенциональной медицины, или, как мы могли бы сказать, их клинических "успехов". Р. В. Ванденбург, например, показал, что обратное действие лекарств было так хорошо подтверждено, что даже традиционные врачи ссылались на него. Ссылаясь на Хэара, Бартоло, Рингера, Вуда и Штиля, Ванденбург показывал, что во всех случаях, когда эти врачи назначали малые дозы, они делали это в соответствии с законом подобия29. Так, эти конвенциональные доктора отмечали, что асафетида как ухудшала, так и улучшала пищеварение, мышьяк как вызывал, так и лечил потерю памяти, как вызывал, так и лечил определенный тип лихорадки, астмы и т. д. Было отмечено, что белладонна как вызывает, так и лечит расширение зрачков, головную боль, бред, скарлатину. Известно, что наперстянка в токсических дозах значительно замедляет пульс, но традиционные врачи признавали, что она полезна и при всех формах сердечной недостаточности со слабым аритмичным пульсом. Ванденбург и другие не договаривали при этом, что использование материальных доз и порождаемое ими первичное действие препарата не было лечебным. Продолжение их применения было на самом деле пагубным. Если кратко, гомеопаты не смогли критически воспользоваться знаниями и практикой конвенциональной медицины. Если они ссылались на эти знания, то делали это в первую очередь для легитимации практики гомеопатии, а не вскрытия противоречий ортодоксальной медицины. Еще один пример: в 1879 году американский гомеопат Джордж Окфорд поднимал этот вопрос в Американском институте гомеопатии, утверждая, что старая школа медицины уже давно признаёт разницу действий больших и малых доз лекарств, но не исследует ее21. Действительно, "Мансли хомиопатик ревью" в 1876 году уже обращал внимание профессии на отсутствие исследований этого "двойного", или "обратного", действия лекарств. Он отмечал, что конвенциональная медицина была ориентирована исключительно на наблюдение эффектов полных или физиологических доз, и даже если в ходе экспериментов открывались неожиданные факты, их значение не понималось и они давались без комментариев22. Но гомеопаты понимали это значение. Это было концептуальное пространство, которое гомеопаты могли бы занять, чтобы потом расширить свое объяснение медицинских явлений и адаптировать опыт конвенциональной медицины. Вместо этого, сообщения об ортодоксальных экспериментах, отравлениях и патологических находках просто отбирались для более полного указания действия препарата, любого действия. Видимо, убаюканные ложным чувством безопасности и ища похвалы науки средствами, отличными от принципа подобия, гомеопаты начали отказываться от своей идентичности и размывать свою практику8. Американский гомеопат Элдридж Прайс очертил Институту в 1898 году четыре "патии": "антипатия, аллопатия, изопатия и гомеопатия", но не так, как это сделал Ганеман в третьем из аспектов его подхода менее чем столетие раньше23. Прайс признал, что очень малое число гомеопатов в то время были уницистами. Они были просто врачами, "которые оставляли за собой право пользоваться знаниями из всех областей, которые могут помочь в исцелении больных, неважно, относятся ли эти знания к области механики, химии, бактериологии или к магическому кругу гомеопатии" [23, стр. 105]. Другой американский гомеопат, В. Гейган, утверждал, что "...Необходимо было надлежащим образом ограничить сферу применимости закона подобия..." [23, стр. 124], в то время как Прайс спрашивал: "Что, если, следуя за истиной, мы отходим от гомеопатии? Это не имеет значения". Считая, что существуют истины более великие, чем закон подобия, Прайс утверждал: "Мы будем только приближаться к факту, к корням Вселенной, к тому, что является причиной закона подобия" [23, стр. 106]. Было ощущение, что конвенциональная медицина и гомеопатия проходили один и тот же процесс "научного" просеивания. Гейган утверждал: "Доминирующая школа врачей справедливо отвергает термин 'аллопатический'. Лекарства, выбранные их методами, не всегда имеют отношение к аллопатии; на самом деле, использование подобия изобилует в их практике" [23, стр. 122]. "Мы верим в аллопатию, в антипатию и в гомеопатию, — продолжал Прайс, — каждую на своем месте и с научными основаниями наших убеждений, и мы хотим, чтобы мир знал об этом" [23, стр. 105]. Наука стала тем, что было полезным из всех направлений медицины. В конце концов именно гомеопатия как профессия потерпела самое большое поражение. Итак, гомеопаты стали опасно равнодушными к объяснению открытий, разработок, клинических результатов их главного конкурента. В отличие от Ганемана, они, как говорили Бергер и Лукман, "не вели скрупулезной теоретической борьбы с [аллопатическими] концепциями", а просто "приписали им отрицательный статус"9. Они так и не перешли от первого порядка отрицания ко второму. Президент Американского института гомеопатии Бенджамин Ф. Бейли сетовал в 1905 году: Довольствуясь нашей самодостаточностью, мы не желали допускать или признавать никаких достижений в результате научных исследований, которые могла бы сделать традиционная школа за последние двадцать пять лет. Мы были склонны менять наши позиции и выступать против любого нового открытия — не из-за отсутствия доказательств, но из-за его происхождения. Если оно идет из традиционной школы, то оно должно быть ложным, оно должно быть плохим24. Таким образом, гомеопаты считали достижения традиционной медицины априори ошибочными и поэтому не заслуживающими объяснения. В отличие от Ганемана, они не были избирательны в своей критике или признании. Они не смогли объяснить конвенциональную медицину в рамках своей теории. "Мы бездействовали..." — сказал Бейли [24, стр. 95]. Он был прав. Если говорить о рациональном обосновании, в последней четверти XIX века гомеопатия уступила свои позиции конвенциональной медицине. Некоторые традиционные врачи, напротив, стали выступать в поддержку гомеопатии. Известный врач Горацио С. Вуд (1841—1920) признавал, что принцип similia similibus curentur просуществовал две тысячи триста лет, поэтому "он должен обладать некоторой своеобразной жизненной силой, быть в какой-то мере истинным, и я сам считаю, что как практическое правило он будет время от времени давать хорошие результаты" [23, стр. 122]. Некоторые гомеопаты, игнорируя четвертый из подходов Ганемана к ортодоксальной медицине, увидели в таких размышлениях приглашение к примирению, которые они были готовы принять8. УРОКИ ИСТОРИИ?Следуя гегелевскому принципу, гласящему, что история — это обучение философии на примерах, мы должны спросить, какие уроки для гомеопатии могут содержаться в этих событиях. Их может быть четыре: — Во-первых, гомеопатия должна знать и акцентировать свои сильные стороны, а именно фармакологию и индивидуализацию. Заметьте: именно процессу консультации и предполагаемому эффекту плацебо традиционные врачи приписывают успех гомеопатии и других альтернативных медицинских практик25,26. Импульс доминирования со стороны традиционной медицины не уменьшился. — Во-вторых, гомеопаты должны заниматься критикой как группа и быть избирательными в своем одобрении и критике, всегда сохраняя за собой право на ответ. Как часто бывает, что гомеопатия подвергается критике в прессе, а никто из гомеопатов не отвечает (хотя это часто делают успешно ею воспользовавшиеся пациенты)? — В-третьих, как профессии гомеопатии необходимо постоянно быть в курсе тенденций развития медицины в целом. — В-четвертых, гомеопатам необходимо объяснять другие медицинские явления в рамках их собственной гомеопатической теории. И при всем при этом гомеопатии сегодня приходится иметь дело не с медицинскими фракциями или открытой конкуренцией на рынке, но с медицинской монополией и государственной поддержкой, результат чего некоторые историки называют "большой наукой", а мы могли бы назвать "большой медициной"27. Если гомеопатия стремится к интеграции в основное русло (а я признаю́, что многие гомеопаты этого не хотят), более всего необходимо обеспечить интеграцию профессии сохранение знаний у самих гомеопатов. То есть гомеопатия должна сохранить свою индивидуальность, а сами гомеопаты должны оставаться "знатоками" и в то же время должны критически работать с конвенциональным медицинским знанием. Наконец, стоит отметить, что с исторической точки зрения, конвенциональная медицинская профессия никогда сознательно не помогала развитию гомеопатии, хотя это часто делала политическая, экономическая и государственная элита8,28. Границы с конвенциональной медициной (конечно, когнитивные), а не мосты, — вот что необходимо гомеопатии для обеспечения ее будущего. ПРИМЕЧАНИЯ1 Davis NS. Address on practical medicine. Transactions of the American
Medical Association (1874):101.
|