СУМАСШЕСТВИЕ
Наиболее важные симптомы у больного — психические. Ганеман старался привлечь наше внимание
к этому факту. Наиболее важные из симптомов, вызываемых лекарствами у здоровых людей, —
психические. Те, кто испытывал наши лекарства, признавали этот факт. При прочих равных гомеопат,
который назначая лекарство стремится к наиболее точному соответствию искусственных и естественных
симптомов, добивается наибольшего успеха.
Никто не утверждает, что гомеопатия сможет вылечить любого больного с сумасшествием. Некоторые
больные неизлечимы. Гомеопатия вылечит всех, кто излечим. Она не раз поражала наблюдателей,
излечивая множество больных, находившихся в ужасном состоянии и считавшихся неизлечимыми. У самых
тяжелых больных она смягчает страдания и отдаляет роковой исход. Я помню несколько больных с
парезом, зашедшим настолько далеко, что им требовались мочеприемник под брюками и помощь при
передвижении. Но благодаря гомеопатическому лечению и тщательно составленному режиму им удавалось
активно работать на несколько лет дольше, чем брались прогнозировать даже самые оптимистичные
наблюдатели. Припоминаю казавшуюся неизлечимой маниакальную больную покойного д-ра Дж. П. Ван
Эвера. Пациентка находилась в постоянном движении и непрерывно горестно стенала. Когда она
находилась возле окна, у нее возникало желание выброситься из него. Подле воды она хотела
утопиться, на кухне стремилась залезть в печь и сгореть там. Больную отправили к покойному проф.
Зельдену Г. Талькотту, который дал ей Rhus tox. и быстро излечил ее. Ничто в моей
медицинской карьере не было для меня столь поучительным и не придало мне больше уверенности в
гомеопатии, чем это излечение. Оно пригодилось мне при лечении одной больной, о которой я сейчас
расскажу.
Сумасшедшего пациента нельзя обманывать. Внимательно выслушав все его странные заявления, врач
может сказать: "Это вам так кажется, но я думаю, что это так-то и так-то. Я думаю, что вы
немного не в себе". А если возникнет необходимость отправить его в соответствующее заведение,
пациенту надо доброжелательно сказать об этом, разъяснив, что эта перемена нужна для его
собственного комфорта и лучшего ухода, а также для того, чтобы он быстрее поправился. Если он
придет в возбуждение и будет упорствовать, спокойно выслушайте то, что он скажет, но не уступайте и
не делайте вид, что уступаете ему. Врач, который будет так вести себя, сохранит уважение и доверие
пациента и сможет лучше помочь ему с медицинской точки зрения.
Г-жа N. была счастлива с преданным мужем и любимой дочкой. К сожалению, она увлеклась
христианской наукой. Это очень плохо сказалось на ней. Надеясь, что перемена обстановки и окружения
помогут ей, она отправилась в путешествие по разным местам Новой Англии. Это привело к
катастрофическим последствиям. Она несомненно помешалась, и через несколько дней срочно вернулась в
Нью-Йорк. Вот ее собственный рассказ об этом, написанный через несколько лет после
выздоровления:
Моя болезнь достигла своего апогея 12 сентября 1900 года. Это был результат пяти,
а то и более лет перемежающейся бессонницы, вызванной тем нервным состоянием, в которое я пришла
отчасти из-за постоянных рассуждений на психологические темы и напряженного изучения психических и
религиозных предметов. Я пренебрегала физическими упражнениями и должным образом не отвлекалась от
размышлений, при этом пытаясь делать много дел сразу, и это, видимо, сделало безвредное занятие
пагубным для меня.
В июле и августе я была сильно утомлена нервно и физически, и трудно было различить, какие симптомы
следовало отнести к физическими, а какие к психическим. В июле я слишком сильно беспокоилась по
поводу котенка, которого мы забрали из Нью-Йорка в деревню. Котенок был очень напуган путешествием
и немного пострадал от ушибов. Ушибы превратились в гноящиеся раны, и я полностью посвятила себя
лечению котенка, проводя для него частые сеансы психического лечения. Первые серьезные симптомы
появились у меня при езде на автомобиле в начале сентября. Я ощущала сильные головные боли,
сопровождавшиеся сонливостью. Когда я была в полусне или просыпалась, мои мучения были ужасны. За
несколько дней до 12-го числа я стала колебаться между верой в будущее и неверием. У меня возникали
мысли о самоубийстве как средстве избавления от этой частично физической, частично психической
боли.
Я то совершенно теряла надежду, то уже на следующий день приходила в жизнерадостное настроение.
Примерно 10-го числа я серьезно предложила мужу всей семьей покончить с собой. В эту ночь я совсем
не спала и у меня в голове была какая-то мучительная боль, словно что-то ломалось, и в моем мозге
носились видения и ужасные кошмары, и вместе с этим пришло ощущение, что со мной случится что-то
ужасное. И оно случилось.
11-го числа с мужем и дочкой я отправилась в Нью-Йорк и посетила там д-ра Карлтона. Села на
корабль, плывущий по Лонг-айлендскому проливу. Перед отъездом я порвала свои письма и приготовилась
к смерти или сумасшествию. Я делала все осторожно, стараясь не вызвать подозрений матери. На
корабле у меня периодически бывали периоды надежды и жизнерадостности, после чего следовали
ужасающие галлюцинации. Промежутки между сменой состояний становились все короче. В это время я
ощущала странную боль, которая начиналась позади правого уха и распространялась вверх в голову.
(Нужно сказать, что это было как воздействие сильного электрического тока на какой-то нерв.) Ночью
я дважды засыпала на короткое время, и когда я проснулась, боль была еще сильнее, а моя уверенность
в том, что я схожу с ума, еще крепче. Казалось, что эта описанная мною сильная боль в голове
разбудила меня. На борту корабля впервые появились симптомы, которые не покидали меня в течение
всей моей болезни. Я приписывала особую важность случайным мелочам, которые, казалось, имели
двоякий смысл. Черные хлопья копоти, падавшие на мою белую английскую блузку, заставляли меня
думать, что на меня опускается грех.
Эта психическая и физическая боль была непрерывна и иногда усиливалась на следующий день в поезде
по дороге в Провинстаун и после нашего приезда туда. Вместо того, чтобы остановиться там, как мы
ранее намеревались, после обеда в тот день мы сели на корабль, отправлявшийся в Бостон. Отправление
корабля было задержано из-за сильного ветра. Я была рада пуститься в путь на нем, поскольку
надеялась, что корабль пойдет ко дну.
На корабле какое-то время, пока я сидела на палубе, я чувствовала себя лучше, а потом в каюте я
поспала около часа. Когда я проснулась, боль была очень сильной, и я с трудом контролировала себя.
Мы высадились в Бостоне и направились пешком в гостиницу. По дороге я уже больше не могла терпеть
эту боль в голове и сильно закричала, хотя все время сознавала, что должна контролировать себя
из-за дочери, которая была с нами. От крика мне становилось гораздо легче. Сначала меня удерживали
силой, и это вызвало у меня сильное возбуждение.
Странная перемена психического состояния произошла со мной на корабле непосредственно перед тем,
как он вышел из Провиденстауна в Бостон. Мне казалось, что мой мозг поворачивался, как будто для
того, чтобы воспринимать внешние ощущения через новые отверстия. Усилием воли я замедляла это
движение. Наконец через несколько минут эта перемена произошла, и мне показалось, что мой муж, с
которым я разговаривала, превратился в другую личность. Это ощущение длилось несколько дней.
В гостинице в Бостоне, несмотря на наркотик, я не спала. На следующий день на поезде по пути в
Нью-Йорк мне казалось, что мой мозг убегает с невероятной скоростью. Я не могла его контролировать.
Он обдумывал разные вещи.
В гостинице в Нью-Йорке в первую ночь я не спала. Мой мозг обдумывал нечто вроде арифметической
прогрессии. Мой слух невероятно обострился. Звуки рожков автомобилей, но только в первую ночь в
Нью-Йорке, казалось, звенели у меня в голове. У меня было сильное ощущение, что я задыхаюсь от
слизи, стекающей мне в горло.
Мне кажется, что мое излечение произошло в основном благодаря тому, что меня никогда не обманывали
и не разлучали с моей семьей и привычными интересами.
26 ноября 1905 года. Мне кажется, я никогда в жизни не была такой здоровой, как сейчас.
Ей виделись и слышались воображаемые люди и вещи, она была в состоянии меланхолии, напугана,
многословна, хотела света, отказывалась от еды и питья, говоря, что они отравлены, была беспокойна,
дрожала, у нее были непроизвольные стул и мочеиспускание. У нее был красный нос. Какое-то время ею
владела некоторая странная навязчивая идея, потом последняя покидала ее, и появлялась другая
подобная идея. Она очень мало спала, и потребовалось несколько месяцев для того, чтобы она начала
спать в среднем 30 часов в неделю.
Я давал ей Stramonium 200 в воде каждые два часа в течение пяти дней, но потеряв
терпение, поменял его на Lachesis. Затем я обратился к Sulphur 200 в течение недели.
Затем до ноября был Rhus tox, принесший ей некоторое облегчение.
Больную осмотрел д-р Баувельт из отдела здравоохранения. Он счел, что жить ей осталось
недолго.
10 ноября я убедился, что ей был нужен Stramonium, и вернулся к нему, что принесло
больной облегчение.
Больную осмотрел вместе со мной проф. Талькотт и выразил надежду, что больная выживет.
В начале января 1901 года, когда прекратилось улучшение, я дал ей дозу Aurum metallicum
CM (Финке) с очень хорошим результатом, продолжавшимся до октября. После этого, возвратившись к
Stramonium, я дал ей потенцию CM. Она уже почти поправилась. В январе 1902 года на арену
вышел Veratrum album CM (Финке) и продолжал помогать ей в течение четырех месяцев, после
чего улучшение замедлилось, и я заменил CM на миллионную потенцию. Это окончательно излечило
больную.
 Вступление  Оглавление Катаракта 
|
