Фотография любезно предоставлена Джулианом Уинстоном

ПРЕДИСЛОВИЕ

В лекции, изданной вскоре после его смерти, д-р сэр Эндрю Кларк¹ выразился по поводу одной болезни так: "Для лечения этой болезни нет установленных правил", и тотчас же прибавил: "Медицина — самая беспринципная из наук".

Заявление это представляет собой такую несправедливость по отношению к Ганеману и его трудам, что оно требует самого сильного возражения, как бы оно ни было высказано, а тем более, когда ее позволяет себе лицо, занимавшее такое ответственное положение как покойный сэр Эндрю Кларк. Лет сто тому назад оно было бы справедливо, но с того времени, как сознание недостатка принципа в медицине так ясно озарило великий ум Ганемана и побудило его предпринять ту исполинскую работу, с помощью которой он вывел порядок из хаоса, упрек в беспринципности относится только к той части профессии, которая упорно отказывается от принятия дара, принесенного им миру. Когда это будет, не знаю, но рано ли, поздно ли школа сэра Эндрю Кларка должна будет раскрыть глаза перед фактом, что медицина не есть та безначальная анархия, какой ее любят выставлять.

На этих страницах я хочу показать как бы с птичьего полета, что сделал Ганеман для врачебного искусства и для человечества. Мои друзья и пациенты часто обращаются ко мне с просьбой указать им на какое-нибудь краткое сочинение по гомеопатии, которое давало бы им возможность отвечать на презрительные выражения, которыми пытаются подавить гомеопатию.

Мы знаем, — говорят они, — что учение Ганемана верно, потому что испытали его благотворные результаты на себе, и этого довода должно быть достаточно, но нам хотелось бы быть в состоянии опровергать все ошибочные заявления, постоянно делаемые аллопатами по отношению к гомеопатии.

Чтобы удовлетворить это желание, я задался целью составить сжатый обзор вопроса, причем имел в виду не только друзей и врагов гомеопатии, но и тех, которые никогда не имели случая познакомиться с новой системой лечения.

Некоторые говорят, что так как благодаря гомеопатии врачи отвергли кровоизвлечения и другие смертоносные мерзости, то между практикой обеих школ в настоящее время очень мало разницы. Я с этим не согласен. Отравление лекарствами господствует в прежней силе и в таких же размерах. Чтобы убедиться в этом, стоит только взглянуть на рекламы о всяких пилюлях, которыми испещрены газеты. Аптекари ухищряются приготовлять опасные снадобья вроде антипирина в самых заманчивых формах, и больные пичкают себя вволю этими вредными веществами. Изобретение подкожного шприца также дает удобный случай отравлять себя ядовитыми лекарственными веществами.

Наконец, жестокий и ложный способ испытывать действие лекарств на животных с помощью вивисекции, считается вождями старой школы верхом научности. Ганеман показал, как бесполезен этот способ, но он будет господствовать, пока не распространится система Ганемана. Ввиду всего этого, я считаю слабостью, трусостью и ложной политикой со стороны гомеопатов пренебрегать громадной разницей, существующей между гомеопатией и аллопатией, даже в наши дни fin de siècle (фр. конца века. — Прим. оформителя).

В заключение считаю нелишним привести другое заявление, также высказанное представителем старой школы.

Во время прений об отвлекающих средствах, происходивших в Парижской медицинской академии в 1853 г., д-р Маршаль-де-Кальви прочел реферат, в котором осторожно предупреждая, что он "не выдает себя за защитника гомеопатии", так описывает недостаток принципа в своей школе с одной стороны, и учение гомеопатии с другой стороны.

В медицине нет и давно уже не было ни принципа, ни веры, ни закона. Мы строим вавилонскую башню, или, вернее, мы ничего не строим. Мы стоим посреди обширной равнины, где масса людей снует взад и впереди; некоторые из них несут кирпич, другие камешки, третьи песчинки, но никто не думает о цементе; фундамент здания еще не заложен и общий план его еще не начерчен. Другими словами, медицинская литература кишит фактами, которые периодически преподносятся с утомительной монотонностью; мы их называем наблюдениями и клиническими фактами. Некоторые пересматривают отдельные вопросы патологии и терапии и называют это оригинальным трудом. Этих трудов и фактов такая масса, что среди них не разберешься, а между тем общего учения нет. Единственное общее учение — гомеопатия. Это странно и жалко, позор для медицины, но таков факт.

Этот позор для старой школы медицины в 1853 г. становится еще бóльшими позором, когда ее беспринципность беззастенчиво возвещается в 1893 г. одними из ее вождей, и на этот раз без всякого указания в пользу единственной системы — гомеопатии.

Глава I
КАК Я СДЕЛАЛСЯ ГОМЕОПАТОМ

Быть может, читателю не будет безынтересно прежде всего узнать, каким образом я стал гомеопатом. Как обыкновенно бывает в подобных случаях, я ничего о гомеопатии не знал, когда получил свой диплом, так как о ней редко упоминают в медицинских школах, да и тогда только для того чтобы представить ее в искаженном виде. Окончив курс наук в Эдинбургском университете, я по совету д-ра Ангуса Макдональда (одного из лучших моих друзей) отправился в Новую Зеландию, причем находившиеся на пароходе эмигранты были под моим попечением. Возвратившись в Англию, я решился поселиться для практики в Ливерпуле, и просил д-ра Макдональда снабдить меня рекомендательными письмами к лучшим врачам этого города. Он исполнил мою просьбу, и его письма хранятся у меня и теперь еще, так как по причинами, который будут изложены, мне не пришлось представлять их. Родственники, у которых я остановился, были гомеопаты, и по их совету я отправился посмотреть, что делается в гомеопатической лечебнице. Подобно Цезарю я "пошел" и "увидел", но тут параллель заканчивается — я не победил; гомеопатия меня победила.

Я должен сказать, что изучив основательно лекарствоведение, преподаваемое сэром Робертом Кристисоном, и имев достаточно случаев применять его учение на практике, я пришел почти к тому же заключению, как Оливер Уэндель Голяз:

Если бы все лекарства были брошены в море, то было бы гораздо лучше человеку и гораздо хуже рыбам.

Я тогда полагал (и мнение это сделалось теперь довольно модным), что главная обязанность врача узнать (если он может), чем болен человек, и снабдить пациента здравым смыслом, если он сам им обладает. Он обязан лечить людей; об излечении не может быть и речи, и честному врачу нечего на это претендовать.

После нескольких недель наблюдения в Ливерпульской гомеопатической лечебнице мне представился частный случай. Мальчик лет пяти, мой родственник, был приведен ко мне его матерью. За два года перед тем его сильно оцарапала на лбу кошка, и когда царапины зажили, на их месте появились бородавки, которые оставались и по настоящее время, несмотря на усердное лечение домашнего врача. Как аллопат, я также не мог ничего поделать, и потому я обратился к гомеопатии, чтобы узнать, не может ли она пособить мне. Я узнал, что главное средство, вызывающее бородавки, — туя (Thuja occidentalis). Я прописал это средство более в виде опыта, чем с надеждой на успех, хотя я и говорил себе, что если гомеопатия верна, то туя должна вылечить мальчика. Через несколько дней наступило заметное улучшение, а спустя три недели все бородавки исчезли. Справедливо ли или нет, но я приписал, и теперь еще приписываю, счастливый результат туе, хотя мне, конечно, скажут, что и "чары" производили то же самое. Прекрасно; если мне дадут систему чар, которую я могу употреблять с точностью и получать такие же определенные результаты, я буду очень рад испытать ее. Но я порешил принять гомеопатию, и со всей скромностью могу сказать, что она оказывает мне подобные же услуги почти восемнадцать лет. Оставляю теперь личные вопросы, и перехожу к своему предмету.

Глава II
ГОМЕОПАТИЯ И АЛЛОПАТИЯ. ТРИ СПОСОБА ИЗУЧЕНИЯ ДЕЙСТВИЯ ЛЕКАРСТВ

Замечательно, что когда врач примется за новый способ лечения, и в особенности когда он сделается гомеопатом (и сознается в этом), он лишается не только касты, но и положения. Все его младшие и низшие, относившиеся к нему прежде с уважением, теперь смотрят на него как бы с неизмеримой высоты.

Непонятно также, за что аллопатическая секция профессии так сердится на Ганемана, ведь он открыл не только гомеопатию, но и аллопатию. Аллопатия, как и гомеопатия в известной форме, существовала до него, но не сознавала своего существования. Профессия практиковала аллопатию всю свою жизнь как мосье Журдэн говорил прозой, сама этого не зная. Название ей дал Ганеман, и если он родной отец гомеопатии, он во всяком случае крестный отец аллопатии, и поэтому заслуживает, чтоб его бюст был поставлен во всех медицинских школах.

Ганеман сказал, что лекарствами можно пользоваться тремя главными способами: гомеопатическим, аллопатическим и антипатическим. Гомеопатический метод — это тот, когда лекарство дается больному, потому что оно способно вызывать у здорового подобное болезненное состояние — similia similibus. При аллопатическом методе дается лекарство, которое, "не имея никакого патологического отношения к естественной болезни, атакует часть организма, наиболее свободную от болезни". Антипатический метод противоположен гомеопатическому и состоит в лечении противоположными средствами. Это лечение только паллиативно. Когда против бессонницы дают большую дозу опия, или когда горячечного больного сажают в холодную ванну, чтоб понизить температуру тела, то это антипатическое лечение. Между тем многие болезни, каковы воспаления, не имеют противоположного состояния, кроме здоровья, а потому их лечить этим способом нельзя, и тогда приходится прибегнуть к одному из других двух способов.

Когда для излечения головной боли к подошвам ног прикладывается горчичник, то вызывается действие в другом месте и иного рода, чем лечимая болезнь, и это аллопатия. Точно так же, когда головная боль лечится слабительным, или когда врач прикладывает больному за ухом мушку, чтобы вылечить воспаление глаза. Когда же мы при головной боли даем такие лекарства как белладонна или нитроглицерин (глоноин), которые у здорового человека производят разнообразные и сильные головные боли, то мы практикуем гомеопатию.

Я знаю, что есть врачи, которые и слышать не хотят о каком-нибудь руководящем правиле и, вероятно, по этой причине на основании принципа lucus а non lucendo (лат. lucus, роща, от "non lucet", не светит — пример нелепой этимологии, вызывавшей насмешки уже у древних. — Прим. авт. сайта) требуют, чтоб их называли правильными, регулярными. Если бы такие врачи не пренебрегали логикой столько же, сколько правилами, то они именовали бы себя медицинскими анархистами.

Глава III
СЛОВО "ГОМЕОПАТИЯ". ВЫГОДЫ ГОМЕОПАТИЧЕСКОГО МЕТОДА ИЗУЧЕНИЯ ЛЕКАРСТВ. ПРИМЕРЫ

Здесь не мешает объяснить, что слово "гомеопатия" отнюдь не включает в своем значении понятие о бесконечно малом. Оно происходит с греческого и буквально значит "подобное страдание". В своей прилагательной форме оно попадается дважды в Новом Завете, и в обоих случаях переводится "подобострастный".

Довольно замечательно, что в одном случае слово это употребляется евангелистом Св. Лукой, который был врачом. Каким образом с этим словом связалось понятие о бесконечно малом, проследить нетрудно, и мы далее поговорим о важности открытия бесконечно малых Ганеманом. Он остановился на названии "гомеопатия" как выражающем одним словом латинскую формулу его терапевтического правила: similia similibus curentur, подобным подобное лечи. Вот точный этимологический смысл слова. Что касается идеи, то Ганеман вовсе не присваивал ее себе; напротив, он тщательно собрал из прежних авторов всех веков массу свидетельств в доказательство того, что и до него другие признавали соотношение между болезнетворным действием лекарств на здоровых и их целебным действием на больных.

Другой способ изучения лекарств, практикуемый с самых ранних времен, состоит в испытании их на больных. Нужно сознаться, что этим путем приобретено немало важных сведений, но до установления Ганеманом испытаний на здоровых сведения эти оставались более или менее неопределенными. Далее, старая система породила в медицинской мысли нечто вроде ложного круга. Например, лекарство а оказалось способным в известном случае облегчить спазмы, и на этом основании получило название "антиспазмодического", которое якобы обясняет его силу. Оно дается против спазмов, потому что оно антиспазмодическое, хотя в сущности название это сообщает нам ровно столько же о действительных свойствах лекарства, сколько мольеровское "quia est in eo virtus dormitiva" (лат. потому что в нем есть снотворная сила. — Прим. авт. сайта) о снотворных свойствах опия. Опыты Ганемана пополнили эти сведения, показав, что лекарства, обладающия способностью облегчать спазмы у больных, вместе с тем могут вызывать спазмы у здоровых. Он доказал также, что каждое лекарство, производящее спазмы, имеет свои особенности, которые могут служить руководством при выборе его в данном случае болезни. Мы лечим не отвлеченные "болезни", а только больных субъектов, и каждый отдельный болезненный случай должен быть обособлен и пользуем сам по себе, а не по названию какого-нибудь лекарства с приставкой "анти". Возьмем конкретный пример и взглянем на два лекарства, брионию и рус. Оба эти лекарства, будучи приняты здоровым человеком, причиняют жестокие ревматические боли в суставах, связках и мышцах, но Ганеман заметил у себя и других испытателей следующее отличие: ревматические боли брионии заставляли испытателя держаться как можно спокойнее, потому что всякое движение усиливало их, боли же руса, напротив, делали испытателя чрезвычайно беспокойным, тогда как движение временно облегчало их. Это и дало Ганеману ключ к употреблению этих двух лекарств в болезни: бриония излечивает в таких случаях, где боли ухудшаются от движения, а рус — где движение облегчает. Было бы бесполезно назвать эти два средства "антиревматическими", поэтому он отказался от подобных обманчивых названий и довольствовался записыванием положительных действий лекарств.

Глава IV
ОЧЕРК ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГАНЕМАНА. ПОИСКИ ПРИНЦИПА В МЕДИЦИНЕ

Теперь пора сказать несколько слов о самом Ганемане и о том, как он открыл этот систематический метод изучения свойств лекарств — тот принцип в медицине, который, по заявлению сэра Эндрю Кларка (как я упомянул в предисловии), не существует и по настоящее время.

Самуил Фридрих Христиан Ганеман родился в Мейссене в Саксонии 10-го апреля 1755 г. Двадцати лет он начал изучать медицинские науки в Лейпциге, зарабатывая в то же время себе пропитание переводами на немецкий язык иностранных научных сочинений. Спустя два года он переехал в Вену для приобретения практических познаний в тамошних больницах. Он получил степень доктора в Эрлангене в 1779 г.

Ганеман был превосходный лингвист и знал в совершенстве языки английский, итальянский, французский, греческий, латинский и арабский.

Будучи еще студентом, он перевел с английского между прочим Опыты о водобоязни Нюжента (Nugent), Физиологические опыты Стедмана (Stedman) и Новейшую медицинскую практику Баля (Ball). С 1779 года он постоянно помещал статьи в периодической литературе, а в 1784 году, имея двадцать девять лет от роду, он издал свое первое оригинальное сочинение "О лечении хронических язв". В этом сочинении он выражает почти ту же самую мысль, как и сэр Эндрю Кларк, о недостатке принципа в медицине. Он жалуется на отсутствие какого-либо основного правила для определения целебных сил лекарств. Он не отрицал, что они обладают целебными силами, но ему хотелось иметь какое-нибудь определенное правило, которое могло бы служить руководством к открытию этих сил и указанием к употреблению лекарств.

Ганеман много занимался химическими исследованиями. Его книга "Об отравлении мышьяком", вышедшая в 1786 году, признаётся авторитетной Кристисоном в его сочинении "О ядах". Ганеман открыл лучшую пробу на мышьяк вина, указав на ненадежность находившейся тогда в употреблении так называемой вюртембергской винной пробы. В 1788 году он обнародовал новый препарат, известный и в настоящее время в фармакопее под названием растворимой ртути Ганемана. Его основательные знания лекарств и способов их приготовления дали ему возможность составить "Аптекарский словарь", который вышел в нескольких томах в 1793—1799 годах и много лет считался лучшим сочинением по этой части.

В 1792 году Ганеман предпринял пользование знаменитого ганноверского государственного мужа Клокенбринга, который сошел с ума и которого лечили в приюте обычным варварским способом без малейшей пользы. Ганеман пользовал этого опасного больного по непринудительному методу, без употребления цепей и телесного наказания, повсеместно господствовавших в то время. Лечение оказалось вполне успешным, и Клокенбринг был возвращен семье и друзьям вполне излеченным. Описывая этот случай, Ганеман говорит:

Я никогда не позволяю наказывать сумасшедшего ударами или другими болезненными телесными наказаниями, так как за неумышленность наказания не существует, и потому что эти больные заслуживают только сожаления, и от такого дурного обращения постоянно становятся хуже и вряд ли когда-нибудь исправляются².

Клокенбринг часто со слезами показывал своему спасителю остатки мозолей от веревок, которые прежние его сидельцы употребляли для того, чтобы сдерживать его в границах.

Вернемся теперь несколько назад. В 1788 году Ганеман, по-видимому с отвращением, бросил практику. В письме к Гуфеланду, Нестору медицины того времени, в журнале которого Ганеман был постоянным сотрудником, он объясняет свое удаление от практики тем, что медицина лишена всяких основных правил для назначения лекарств в болезнях. Он посвятил себя химическим исследованиям и переводу сочинений по химии, земледелию и медицине с английского, французского и итальянского.

Переводя в 1790 году Лекарствоведение Куллена, он сделал свое классическое наблюдение, которое для лекарствоведения было тем же, что замеченное мальчиком Ньютоном падение яблока для физики. Постоянно занятый мыслью о каком-нибудь руководящем принципе для выбора лекарств, он был поражен неудовлетворительностью объяснения Кулленом действия хинной корки в перемежной лихорадке. Он не мог отрицать того, что хина во многих случаях излечивает лихорадку, но ему впало на мысль, не удастся ли ему отыскать ключ к объяснению ее целебного свойства, если он примет это лекарство, находясь в совершенно здоровом состоянии. Он действительно принял значительное количество хины и заметил в себе все признаки приступа обыкновенной перемежной лихорадки. Таким образом Ганеман имел перед собой два соответственных факта: хинная корка излечивает перемежную лихорадку и она же вызывает у чувствительного здорового человека симптомы, неотличимые от лихорадочного приступа.

Подобное наблюдение не могло оставаться бесплодным в таком уме, как Ганемана. В следующем 1791 году оп перевел с английского Лекарствоведение Монро, и в одной выноске опять ссылается на свой опыт с хиной. Пять лет спустя, а именно в 1796 году, будучи тогда сорока одного года, он опубликовал в журнале Гуфеланда свой "Опыт о новом принципе для открытия целебных свойств лекарств". В этой статье он разбирал существовавшие до него способы изучения и применения лекарств, и затем объясняет гомеопатический метод, в первый раз формулируя правило подобное подобным так:

Всякое лекарственное вещество возбуждает в человеческом теле особого рода болезнь, и чем сильнее лекарство, тем особеннее, определеннее и сильнее бывает болезнь. Нам нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь присовокуплением к ней другой болезни, и употреблять для излечения лекарство, способное возбуждать другую болезнь — similia similibus.

В этой же статье он ссылается на свое примечание к Куллену, и говорит, что зрелый опыт позволяет ему теперь заявить, что не только вероятно, но и совершенно достоверно, что хинная корка вылечивает перемежную лихорадку, потому что она обладает способностью вызывать лихорадку. В подкрепление своего положения он приводит примеры действия хорошо известных лекарств и мастерски очерчивает их характеристику.

В 1805 году, когда Ганеману было 50 лет отроду, появились его два весьма важных сочинения: первое Эскулап на весах, в котором он дает общий обзор традиционной медицины и произносит над ней вердикт "взвешена на весах и найдена очень легкой" — вердикт, который с того времени получил полное подтверждение. Другое сочинение, на латинском языке, Fragmenta de viribus medicamentorum positivis sive in sano corpore observatis (Отрывки о положительных действиях лекарств, т. е. об их действиях, наблюденных в здоровом теле). Эта книга представляет первую попытку к пересозданию лекарствоведения на рациональном основании чистого опыта на здоровом человеческом организме.

В 1805 году появилась его Опытная медицина, содержащая в себе изложение гомеопатического метода, вполне выработанного им после шестнадцатилетних усиленных трудов — наблюдений, опытов и изысканий. Эта статья была напечатана в журнале Гуфеланда. В следующем году он издал свою последнюю переводную книгу — Лекарствоведение Галлера, который был одним из предшественников Ганемана и рекомендовал испытание лекарств на здоровом теле, но сам Галлер таких испытаний не предпринимал.

В 1807 году Ганеман впервые употребил слово "гомеопатический" в заглавии статьи, сообщенной им в журнале Гуфеланда, "О показаниях к гомеопатическому употреблению лекарств в обыкновенной практике".

1810 год можно считать годом рождения гомеопатии, так как в этом году вышло в свет первое издание Органона, который представляет собой распространение Опытной медицины и заключает в себе подробное изложение гомеопатического метода. Это сочинение имело еще четыре издания, из коих последнее вышло в 1833 году. В следующем году (1811) была напечатана первая часть Чистого лекарствоведения, третье издание которого появилось в 1830 году.

Понятно, что в течение этих многих лет независимого мышления и самостоятельной деятельности Ганеману пришлось испытать немало нападок со стороны как своих коллег, которых понятия он ниспровергал, так и аптекарей, ремесло которых он подрывал. Аптекаря получали плату соразмерно количеству отпускаемых ими по рецепту лекарств, а Ганеман всегда прописывал только одно лекарство за раз, и то в незначительном количестве. Ввиду этого его гнали с места на место, так что, потеряв всякую надежду на возможность склонить на свою сторону старых врачей, он решился в 1812 году отправиться в Лейпциг и посвятить себя преподаванию студентам тамошнего университета. Для этого ему необходимо было защищать диссертацию перед факультетом с уплатой пятидесяти талеров. Диссертация его озаглавлена "De helleborismo veterum" (О геллеборизме древних), и он в такой мере изумил слушателей глубокими знанием предмета и громадной ученостью, что факультет публично поздравил его и немедленно разрешил ему преподавание. Он продолжал читать по две лекции в неделю, давая два курса в течение года, по 1821 год. За это время он успел окружить себя усердной и преданной дружиной учеников, увековечивших свои имена в гомеопатическом лекарствоведении произведенными ими на себе исследованиями различных лекарств.

В 1819 году началось преследование со стороны аптекарей, подавших на него жалобу в суд за приготовление им своих лекарств, которых они приготовлять не умели. Им удалось достигнуть цели, и Ганеман в 1821 году был изгнан из Лейпцига и нашел себе убежище у прежнего своего пациента герцога Фридриха Фердинанда Ангальтского, который сделал его своим лейб-медиком и дозволил ему заниматься практикой в своей столице Кётене. Там он написал свое сочинение Хронические болезни. В 1834 году он переселился в Париж, где приобрел себе громадную практику и скончался в 1843 году на 88-м году от роду.

Рассказав кое-что о самом Ганемане и показав, каким образом он открыл и развил гомеопатический метод изучения действия лекарств и назначения их больным, я хочу привести здесь извлечение из двух написанных им в молодости критических статей, которые дадут понятие как о современном ему положении медицинской практики, так и о мужестве и самостоятельности Ганемана.

Современники Ганемана всего более осуждали его за пренебрежение кровопусканием. "Seignare, purgare, clysterium donare" (лат. высвобождать, вычищать, ставить клистир. — Прим. авт. сайта) как при Мольере, так и при Ганемане было правилом дня, и за несоблюдение господствующего обычая его награждали эпитетами "глупец", "преступник", "убийца". Без кровопускания не было спасения для больных того времени, но это не удерживало Ганемана от выражения своего мнения.

Австрийский император Леопольд II умер от повторных кровопусканий 1 марта 1792 года. Критикуя этот случай, Ганеман пишет:

Его врач Лагузиус 28 февраля утром нашел сильную лихорадку и нижнюю часть живота вспухшей. Он употребил против этого одно кровопускание, а так как оно не произвело облегчения, то еще три кровопускания без облегчения. Наука спрашивает: на основании каких принципов мы имеем право предписывать второе кровопускание, когда первое не оказало никакого облегчения; как возможно в третий и, о Боже, в четвертый раз пускать кровь, когда от предыдущих не последовало облегчения? Отнимать у исхудалого человека, ослабленного от напряжения ума и продолжительного поноса, четыре раза в течение 24 часов жизненный сок, и все, все без облегчения. Наука умолкает.

Другой обычай, против которого вооружался Ганеман, и который далеко не оставлен и по настоящее время, это прописывание различных лекарств в одной и той же микстуре. В каждом предписании были "основание", "принимающее", "исправляющее", "помогающее", "направляющее" и другие средства, и чем их было больше, тем большее значение им приписывалось по крайней мере аптекарями, если не пациентами, которым приходилось глотать такие смеси.

В 1797 году, т. е. год спустя после выхода "Опыта о новом принципе", Ганеман напечатал в журнале Гуфеланда другую замечательную статью под заглавием "Преодолимы ли препятствия к достоверности и простоте в практической медицине". В этой статье он выражается так:

Кто нам скажет, не действует ли вспомогательное (adjuvans) или исправляющее средство (corrigens) в многосложном рецепте как основание (basis) и не придает ли форму дающее средство (constituens) другого направления всей смеси? Если главное средство есть настоящее, нуждается ли оно еще в вспомогательном средстве? Не появляются ли большие сомнения в его соответствии, если оно требует еще исправительного средства? Или не требуется ли еще направляющего средства (dirigens)?.. Чем сложнее наши рецепты, тем темнее становится во врачебном искусстве... Как же нам жаловаться на то, что наше искусство темно, когда мы сами его затемняем и запутываем?

В заключение приведу отзывы, высказанные о Ганемане и его трудах тремя известными представителями старой школы, во 1-х, самого Гуфеланда, во 2-х, сэра Джона Форбса, редактора Medical Review, и, в 3-х, знаменитого хирурга Листона.

Гуфеланд, близко знавший Ганемана постоянно выражал свое высокое мнение о его таланте. Еще в 1800 году (первая статья Ганемана о гомеопатическом принципе появилась, как мы уже сказали, в 1796 году) он говорит:

Принцип, возвещенный Ганеманом, без сомнения может послужить руководством к открытию полезных средств.

В 1826 году он писал о гомеопатии³:

Вопрос становится тем важнее, что основателем его является человек, которому мы не можем отказать в уважении. И вряд ли кто-нибудь в состоянии отрицать, что это имеет место по отношению к Ганеману, всего же менее тот, кто знает его не со вчерашнего дня, как например, автор этой статьи, более тридцати лет связанный с ним дружбой и литературными отношениями, и всегда признававший его за одного из самых выдающихся, умнейших и самостоятельнейших наших врачей.

Четыре года спустя Гуфеланд пишет⁴:

К этому присоединилось уважение, которое я искони питал к автору, и в котором я не мог ему отказать ввиду его прежних сочинений и значительных заслуг по части врачебной науки.... Впоследствии я сам имел случай наблюдать некоторые счастливые результаты применения гомеопатических средств, которые должны были безусловно возбудить мое внимание к этому предмету и убедить меня, что нельзя с презрением отодвигать его в сторону, а что он, напротив того, заслуживает точного исследования. Неужели нужно еще упоминать о том, что медицина обязана ему открытием винной пробы и растворимой ртути, по моему мнению, все-таки самого действительного меркуриального препарата, как многого другого, и что во многих из его прежних сочинений существует достаточно доказательств его обширного философского проницательного ума и редкого дара исследования.

Сэр Джон Форбc в своем знаменитом разборе гомеопатии пишет о Ганемане в 1846 году:

Ни один внимательный наблюдатель его поступков, ни один добросовестный читатель его сочинений не поколеблется признать его весьма замечательным человеком, имя которого перейдет к потомству как основателя оригинальной и искусной системы медицины, которой, вероятно, суждено быть если не ближайшей, то отдаленной причиной более важных и глубоких перемен в практике врачебного искусства, чем последовали от какой-либо другой системы со времен самого Галена. Ганеман был несомненно человек гениальный и ученый, человек неутомимого трудолюбия и неустрашимой энергии. В истории медицины он займет место наряду с величайшими систематиками и теоретиками, из коих немногие превосходили его самостоятельностью воззрений и большинство которых он превзошел тем, что успел осуществить свое учение и ввести его в действительную и обширную практику. Большинство врачей предполагали, что система эта основана исключительно на умозрении, составляя результат только фантастической гипотезы, чуждой всяких фактов, и не подкрепляемой никакими процессами логического мышления; основателя же ее и его учеников и последователей считали мистиками или шарлатанами, или же и теми, и другими вместе. Между тем, ничто не может быть дальше от истины, чем подобное мнение. Всякий, кто возьмет на себя труд рассмотреть гомеопатическое учение как оно изложено в творениях Ганемана и многих из его учеников, должен будет сознаться, что система эта не только гениальна, но опирается на весьма значительное количество фактов и опытов, собранных в полный свод с замечательным искусством и, по-видимому, вполне добросовестно. Многие из его последователей люди искренние, честные и ученые.

Любопытно, что эти лишь вежливые и справедливые выражения о гомеопатии и ее практиках оказались гибельными для журнала, который Форбc редактировал так успешно в течение двенадцати лет. Его подписчики не захотели иметь никакого дела с журналом, который относился сколько-нибудь беспристрастно к гомеопатии и допускал, что врачи-гомеопаты могут быть людьми искренними, честными и учеными; таким образом, Medical Review через год после этого вынужден был за недостатком поддержки прекратить свою полезную и честную деятельность.

Профессор Листон, известный хирург, в одной лекции, помещенной в журнале "Lancet" от 16 апреля 1836 года, описав подробно успешное излечение им нескольких случаев рожи с помощью гомеопатических средств, говорит:

Конечно, мы не в состоянии сказать положительно, каким образом совершается такое действие, но оно происходит как бы по волшебству; однако же, если мы вылечиваем наших больных, то мы не вправе осуждать основания лечения. Вам известно, что гомеопаты при роже рекомендуют белладонну, потому что она вызывает на коже огненную высыпь, сопровождаемую воспалительной лихорадкой. Я до известной степени верю в гомеопатическое учение, но не могу еще, по недостатку опыта, вполне примириться с крайне малыми приемами, в которых гомеопаты прописывают некоторые лекарства. В данных случаях лекарства были назначены в гораздо меньших дозах, чем обыкновенно делается; их благотворное действие, как вы сами видели, не подлежит сомнению. Такие же хорошие результаты я видел от белладонны, приготовленной по гомеопатическому способу, в одном очень тяжком случае рожи головы и лица, который пользовал мой друг д-р Куин⁵. Воспалительные симптомы и местные признаки исчезли весьма быстро. Не принимая теории этой медицинской секты, вы тем не менее не должны отвергать ее умения без надлежащего исследования.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Недавно скончавшийся лейб-медик королевы Виктории.
² Deutsche Monatsschrift, Februarheft, 1796. Stapf II. S. 245.
³ Journal für prakt. Arzneikunde, 1826. St. I. S. 7.
⁴ Journal für prakt. Arzneikunde, 1830. St. 2. S. 4.
⁵ Д-р Куин (Quin) был оcнователем гомеопатии в Англии.

Главы V–VII