Оригинал здесь

ДОКЛАД, ПРОЧИТАННЫЙ В 2001 Г. НА ЕЖЕГОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ АКАДЕМИИ ВЕТЕРИНАРНОЙ ГОМЕОПАТИИ

ВВЕДЕНИЕ

В 1790 году, занимаясь переводом одного крупного труда по медицине, Самуэль Ганеман приготовил себе чашку необычного чая. Размышляя о механизме действия коры хинного дерева (Cortex Peruvianis или China) в лечении лихорадки и не соглашаясь с простым объяснением, будто известные целительные свойства обусловлены только ее сильной горечью, он заварил "чай" из этого странного растения и сам выпил его — с неожиданным и удачным результатом. У Ганемана родилась идея: лекарство может исцелять в тех случаях, когда оно повторяет имеющиеся у пациента симптомы. Все мы знаем эту историю и следуем этому принципу последние двести лет.

А теперь вопрос: существуют ли какие-нибудь другие правила назначения лекарства? Давно признав концепцию подобия лекарства и болезни, мы до сих пор испытываем трудности, пытаясь найти точный подобный препарат. С этой проблемой сталкиваются все гомеопаты, и не будет преувеличением сказать, что найти подобнейшее (simillimum) для пациента с хроническим заболеванием в высшей степени нелегко.

В процессе развития гомеопатии возникало множество идей (некоторые существуют и по сей день), представлявшихся как "ключи" к успешному назначению лекарства. Одним из первых таких "ключей" во времена Ганемана был принцип изопатии. Только представьте, как легко было бы назначить препарат, если всего-то нужно было найти субстанцию, изначально послужившую причиной проблемы. Конечно, когда при ДТП водитель скрывается с места происшествия, возникают некоторые затруднения… Тем не менее идея эта стара, и многие из вас, наверное, слышали о практике, предшествовавшей изопатии, — лечении меча или топора, нанесших рану, то есть о приложении лекарства к оружию, а не к пациенту. Ветеринар магистр Люкс принес эту идею в гомеопатию как изопатический метод, к величайшей досаде Ганемана.

Другая идея, до сих пор не утратившая своей привлекательности, заключается в использовании более одного препарата за раз — либо в комбинации ("организм сам выберет, что ему нужно"), либо в чередовании (то тот, то другой) двух или более препаратов.

Некоторых гомеопатов привлекает использование физиологических доз препаратов для лечения отдельных органов или патологий.

Сегодня мы часто слышим о других разнообразных методах: изучение душевного состояния пациента для нахождения ключа к препарату; распознавание эмоциональных барьеров, воздвигнутых человеком из-за какой-то травмы в прошлом; исследование полного анамнеза индивида и последовательное лечение всего, что с ним когда-либо случалось; отнесение пациента к какому-либо царству природы и так далее.

В этой статье я хотел бы обратиться ко временам Ганемана с вопросом: использовал ли Ганеман когда-нибудь в назначении препарата дополнительные критерии, кроме принципа подобия? Ответ весьма любопытен. Ганеман действительно привнес в практику еще одно правило, которое сегодня используется не очень часто. Это правило основано на его открытии существования хронических болезней и представляет собой то, что можно назвать миазматическим назначением.

ХРОНИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ

Профессиональная карьера Ганемана составила почти пятьдесят лет, поэтому неудивительно, что его взгляды на фундаментальные вопросы здоровья и болезни претерпели за это время изменения. Величайшим вызовом для него были пациенты, которых он не мог полностью излечить. Осознав это как особую проблему, Ганеман боролся над ее решением в течение 12 лет. Вообразите себе работу в одиночестве, когда вслед за одним пациентом приходит другой, и нет никого, у кого можно было бы спросить совета — так работал Ганеман, пытаясь решить проблему, казавшуюся неразрешимой, не зная, возможно ли вообще когда-нибудь с ней справиться. И все-таки он совершил открытие, которое счел величайшим в своей жизни. Оно заключалось в существовании и особом характере хронического заболевания.

Перед Ганеманом стояла задача, с которой рано или поздно сталкивается любой практикующий гомеопат. Поначалу пациент хорошо реагирует на лечение, а затем болезнь возвращается в худшей форме, чем прежде. Тогда, обращаясь к препаратам, успешно применявшихся в последнее время, Ганеман обнаруживал, что они больше не работают. Начинался круг назначения лекарств одно за другим со все нарастающей безысходностью, до тех пор, пока пациент не умирал или не сдавался и прекращал лечение. Вот что Ганеман говорил таких случаях, и мы прекрасно понимаем этот печальный пафос: "Их начало было многообещающим, продолжение — менее благоприятным, результат — безнадежным"¹.

Думаю, будет интересно проследить этапы, которые прошел Ганеман в попытках справиться с этой проблемой. Ведь она возникает и сегодня; наши практикующие современники идут тем же путем и, не зная историю, повторяют ее.

Поначалу Ганеман предположил, что все дело в недостаточном количестве лекарств и что те препараты, которыми он пользовался, просто не являлись достаточно подобными. В те годы постоянно проводились прувинги препаратов и количество доступных лекарств неуклонно росло. Сам Ганеман провел прувинги 106 препаратов. Поэтому совершенно понятно, что он считал нахождение нужного препарата всего лишь вопросом времени. Но, сражаясь с этой проблемой в течение многих лет, с 1816 года до публикации "Хронических болезней" в 1828 году, он осознал, что недостаточное количество препаратов было слишком простым объяснением. В "Хронических болезнях" Ганеман пишет, что долгое время придерживался этой идеи, но годы шли, новых лекарств появлялось все больше и больше, а лечение хронических болезней не становилось успешнее. Пришлось признать, что препятствие к выздоровлению не в недостатке препаратов.

Даже сегодня некоторые школы считают, что решение трудных случаев заключается в использовании так называемых "малых препаратов", находящихся, если можно так выразиться, в стороне от проложенной дороги. Ганеман тоже так думал, но по мере изучения проблемы пришел к иному заключению.

На следующем этапе он предположил, что хронические болезни имели некую особенность, которая в отличие от простого, "в лоб", назначения лекарства обычному пациенту, затрудняла точный подбор препарата на основании существующих симптомов. Ганеман пришел к заключению, что видимая болезнь была лишь частью, фрагментом другого, гораздо большего заболевания — слишком большого, чтобы оно могло полностью проявиться у одного человека.

Не знаю, как он смог додуматься до этого, но намек содержится в том методе, который он использовал ранее, когда приходилось иметь дело с эпидемическими заболеваниями — Ганеман группировал пациентов вместе для получения более полной картины какой-то одной болезни, поражающей все население. Помните, в то время ему уже было известно, что эпидемические заболевания, возникающие сезонно, поражают сотни и тысячи людей, все они в это время страдают от одной и той же болезни и почти все нуждаются в одном и том же лекарстве. Ганеман применил эту идею к изучению хронических болезней. Он группировал пациентов вместе, постепенно создавая полную картину того, что он назвал псорой. Видите сходство с подходом к анализу эпидемических заболеваний? В противоположность индивидуальному подбору препарата каждому пациенту на основании его собственной, отличной от других патологии, Ганеман воспользовался моделью лечения эпидемий, когда всем людям дается один препарат.

В результате этих рассуждений родилась интересная мысль, что псора, как и эпидемии, лечится ограниченным количеством препаратов, соответствующих этому состоянию. Псора отличалась от эпидемических заболеваний лишь тем, что существовала долгое время. Она не приходила и уходила, как эпидемии, а постоянно развивалась, эволюционируя в течение сотен лет. Можно сказать, что во времена Ганемана она была эндемична для человеческой популяции. Таким образом, в отличие от эпидемического заболевания, для лечения псоры существовало более одного лекарства. Тем не менее количество препаратов, подобных болезни в целом, было ограничено. Поначалу список препаратов, подобных целой болезни, был очень мал.

Ганеман пишет своему коллеге Штапфу:

Теперь Вы знакомы с этими ценными лекарствами, располагаете ими и можете применять их по крайней мере эмпирически, поскольку знаете даже дозы, в которых следует их давать… Поэтому действуйте разумно и делайте все возможное с помощью ваших антипсорических препаратов. Даже после того, как я открыл их для себя, поначалу я не знал, как они будут действовать. Вы, используя их на практике, можете провести отличные наблюдения за особенностями их действия и собрать о них множество информации, а также добиться большого количества великолепных результатов, поскольку Вам приходится выбирать всего лишь из шести-восьми препаратов, а не из всей Материи медики².

Ганеман пришел к заключению: причина прежних неудач была в том, что хронические болезни лечили как совершенно обычные, рядовые случаи, используя препараты, наиболее подобные выявленным у пациента симптомам. Но это не срабатывало, потому что препарат должен быть подобным всему хроническому миазму, а не его отдельному фрагменту, наблюдаемому у конкретного пациента. Разрабатывая эту теорию, Ганеман постепенно расширял список лекарств, подобных миазму в целом. Их он назвал антипсорическими препаратами. Его книга "Хронические болезни", описывающая эту теорию, в основном представляет собой Материю медику этих самых препаратов.

ПРОБЛЕМНАЯ ТЕОРИЯ ХРОНИЧЕСКИХ МИАЗМОВ

Итак, мы видим, что новая теория значительно изменила путь, по которому до той поры шла гомеопатия. В лечении острых состояний для подбора необходимого лекарства использовалась совокупность наблюдаемых у пациента симптомов. Теперь же возникла другая идея — у пациента с хроническим заболевание были возможны только три болезни, для лечения каждой из которых требовалось специфическая группа препаратов.

Сначала Ганеман поделился своим открытием с ближайшими коллегами. Он хотел донести до них идею, от которой можно было отталкиваться в лечении хронических случаев. Разумеется, он планировал обнародовать свои исследования и сделать их известными широкой публике, но это заняло бы много времени — в начале XIX века издание книги могло затянуться надолго. Поэтому для начала Ганеман обратился к двум своим коллегам, рассчитывая, что они с радостью примут новую теорию и, развивая ее, помогут ему набрать опыт.

Например, в письме Штапфу Ганеман пишет:

Я благодарен тому, что тебе нет нужды рассматривать хронические болезни как парадоксы или необъяснимые феномены, природа которых сокрыта в непроглядном мраке. Теперь в твоем распоряжении решение загадки, почему ни Nux, ни Pulsatilla, ни Ignatia, ни прочие подобные препараты не будут полезными, несмотря на верное соблюдение гомеопатических принципов³.

Он призывал своих коллег применять новый метод, дающий им преимущество перед остальными врачами.

Ты и Гросс — единственные, кого я посвящаю в свое открытие. Только подумай, какое стартовое преимущество есть у тебя перед всеми остальными врачами в мире. Пройдет по меньшей мере год, прежде чем к остальным попадет моя книга; потом им понадобится больше полугода, чтобы оправиться от страха и изумления перед этой чудовищной, неслыханной доселе идеей, и, возможно, еще полгода уйдет на то, чтобы поверить в нее, обеспечить себя этими препаратами и начать применять их должным образом до той поры, пока они не приготовят их сами... Затем, сомнительно, что они согласятся с малостью доз и смогут выжидать много времени, которое следует дать лекарству, чтобы оно начало действовать. Таким образом, пройдет три года с настоящего момента, прежде чем они смогут применять их с пользой⁴.

Почему Ганеману пришлось так активно побуждать Штапфа к действию? Казалось бы, тот с энтузизмом должен был отнестись к новому методу. Но дело в том, что и Штапф, и Гросс оказались не готовы принять его. Вот как описана их реакция в книге Хэндли "В поисках позднего Ганемана":

Когда в 1827 г. Ганеман впервые предложил на обсуждение теорию миазматической природы хронических болезней своим ближайшим коллегам д-рам Штапфу и Гроссу после того, как в одиночку работал над ней в течение 12 лет… они ужаснулись, опасаясь, что эта дикая идея усугубит презрительное отношение к гомеопатии, уже и без того осмеянной по причине малости используемых ею доз. Они умоляли Ганемана не публиковать свою теорию. Однако для Ганемана она уже стала фундаментом его теоретических изысканий в медицине: он не мог замалчивать объяснение сути болезней, поскольку это означало хранить в секрете казавшийся ему многообещающим способ их лечения. В 1828 г. он опубликовал свои идеи в "Хронических болезнях" и вскоре после того начал применять на практике проистекавшие из этой теории методы назначения лекарств. Как известно, с того времени теория миазмов Ганемана остается трудной для понимания практикующими гомеопатами. Кто-то реагирует как Штапф и Гросс, растерянностью; другие же видят в ней великолепный вклад в развитие гомеопатии⁵.

Большинство современников отвергли открытие Ганемана, кое-кто назвал его бредом старика, перешагнувшего границу между здравым смыслом и заблуждением. Большинство не поверило этой идее и никогда не пыталось опробовать ее на практике. Даже сегодня продолжается дискуссия на этот счет, и масса практикующих гомеопатов не используют этот метод, а некоторые даже отрицают само существование хронических болезней.

Дело в том, что к моменту провозглашения Ганеманом своей новой идеи гомеопатия была резким отклонением от традиционной медицинской практики того времени. Она отвергала теоретизирования, основываясь на эмпирических наблюдениях действия лекарства в прувингах. Она также отрицала идею именованных болезней. Иными словами, гомеопатия считала неверным для назначения лекарства констатировать, что у пациента судорожный кашель, натуральная оспа или какая-то другая болезнь. Чтобы найти целительное средство, гомеопатия призывала рассматривать у каждого пациента характерные симптомы, не обращая внимания на любые ярлыки, наклеенные аллопатами. И тут вдруг приходит Ганеман и начинает говорить об именованных болезнях! Думаю, многие восприняли это как возврат к старому образу мышления. Вдобавок это выглядело самым что ни на есть теоретизированием — рассуждения о большом опасном заболевании, которое нельзя было увидеть, поскольку оно существовало только на динамическом уровне.

Взгляните, какую философскую базу Ганеман подводит под свое открытие:

Не являются ли хронические миазмы болезнями-паразитами, которые живут столько же, сколько и человек, пораженный ими…⁶

"Заболевания-паразиты"? "Пораженный ими"? Не видим ли мы в этом отступление от всего, что Ганеман говорил ранее? Дальше — больше: он описывает чесотку (псору), предшественницу хронических болезней, как заразу, передающуюся при контакте, касании, даже через одежду. Это отличалось от сказанного ранее, это было странным.

Вот каким было трудное рождение теории миазмов. Чем же она являлась на самом деле? Ошибочным возвратом к идее именованных болезней или гениальным озарением, дающим ключ к лечению хронических болезней?

Давайте пойдем дальше.

ВЫСКАЗЫВАНИЯ ГОМЕОПАТОВ О ТЕОРИИ ГАНЕМАНА

Не все гомеопаты отвергли теорию миазмов. Идеи Ганемана обнаруживаются в трудах многих ведущих гомеопатов: Кента, Аллена, Робертса, Клоуза, Берике, имена которых вам хорошо знакомы.

Предлагаю вам несколько примеров.

Известно, что Кент принял новую идею Ганемана — он написал несколько глав о хронических миазмах в "Лекциях по гомеопатической философии". Еще бóльшим подтверждением тому являются "Лекции по Материи медике", в которых Кент советует, как лечить хронические болезни. Он предлагает разграничивать все клинические случаи, употребляя слово "конституциональный" в отношении назначении препарата по миазму.

Например, в главе о Kali carbonicum Кент пишет (здесь и далее перевод А. В. Вахмистрова. — Прим. перев.)

Все возобновляющиеся патологические состояния, которые возникают периодически или следуют за определенными погрешностями в диете, или наступают в результате воздействия внешних факторов, или связаны с определенной периодичностью во времени, — все они являются хроническими; это не острые ситуации. Они лишь представляют собой небольшую часть хронического миазма, одну из его сторон, все подобные случаи рано или поздно требуют конституционального лечения. Вы действительно можете быстро уменьшить боль при первой же встрече с больным, но позже вы должны изучить его глубже и постараться предотвратить возникновение новых жалоб. Другими словами, если вы назначите Belladonna или Colocynthis, или другое лекарство, которое будет просто соответствовать симптомам колики (курсив мой — Р. П.), все повторится снова; так вы не вылечите пациента, это лишь паллиативные меры.

Кент использует выражение "изучить глубже", имея в виду поиск лекарства, соответствующего скрытой части имеющегося миазма.

Кроме того, Кент обсуждает и другой момент — продолжительность действия лекарства на пациента, считая, что препарат, подходящий для лечения хронического заболевания, будет действовать длительное время, а поверхностный препарат ограничится кратким эффектом.

...Все препараты действуют быстро, но не все действуют медленно; самый долгодействующий препарат может сработать при острой болезни, но препарат с коротким действием не может действовать долго при хроническом заболевании.

Очень интересную точку зрения Кент высказывает в обсуждении Sulphur. Однако мы не поймем его совет, если не примем во внимание его идею, что в основе этого специфического клинического состояния лежит псора. Вот что Кент пишет:

Sulphur показан тем женщинам, которые страшно мучаются во время родов, когда те затягиваются. Мучительные послеродовые сокращения матки. Лекарство также помогает при нагрубании молочных желез.

Далее мы рассмотрим септическое состояние с гнойными лохиями или их подавлением. Вы можете встретиться с ситуацией, когда на третий день после родов возникает озноб, лохии исчезают, у женщины резко поднимается температура, она вся покрывается пóтом. Если вы приподнимете одеяло, вам покажется, что от тела исходит горячий пар, так что вы рефлекторно отдернете руку. Пациентка находится в ступоре, у нее имеется болезненность всего живота (это похоже на состояние, которое мы называем метритом — довольно серьезная бактериальная инфекция, и я подумал бы о препарате типа Belladonna. — Р. П.).

Кент продолжает:

Теперь вы понимаете, чтó такое подавление лохий: это означает, что перед вами случай родильной горячки, послеродового сепсиса. Тщательно ищите показания для Sulphur, вместо того чтобы перебирать Aconitum napellus, Belladonna, Bryonia, Opium и т. п. С этими средствами в большинстве случаев вы потерпите неудачу, тогда как Sulphur точно соответствует данному состоянию, это лекарство много раз помогало в случаях родильной горячки.

Очевидно, что Кент подразумевает манифестацию хронического заболевания, псоры. Таким образом, когда он видит подобную картину у родившей женщины, он знает по опыту, что это не острая болезнь, и лечение ее как острого состояния закончится провалом.

Кент разъясняет:

Если это лишь молочная лихорадка, а проблемы отмечаются со стороны молочных желез, и имеется только острая лихорадка, вам хорошо помогут лекарства короткого действия, даже Aconitum napellus, но в случае септицемии только Sulphur может добраться до ее корней (курсив мой. — Р. П.).

Теперь вы понимаете, что Кент имел в виду, говоря "глубокое лекарство", "проникающеее лекарство", "добраться до корней"?

Давайте перейдем к Дж. Г. Аллену и процитируем несколько отрывков из его книги "Хронические миазмы, псора и псевдопсора".

Дело в том, что мы не можем выбрать наиболее подобное лекарство, пока не поймем феномен его действия и главный миазм; потому что истинно подобные лекарства всегда базируются на существующих миазмах, независимо от того, осознаем мы этот факт или нет.

Нервные проявления можно облегчить (назначением на основе поверхностных симптомов), но они возвращаются, а время из-за этого эксперимента потеряно, тогда как врач, имеющий опыт антимиазматического назначения препаратов, смотрит вглубь, сквозь пену на поверхности, в поисках (изначальной причины), и применяет исцеляющий агент, находящийся в более глубоких и близких взаимоотношениях с искаженной жизненной силой.

Мы всегда должны быть настороже в отношении главного миазма в тех случаях, которые очень неохотно поддаются лечению. Природа при любой возможности устанавливает периферические "посты", тормозящие развитие болезни, часто патологические, но иногда функциональные. Если в них вмешиваются на локальном уровне (хирургическим либо иным путем), жизненная сила… устанавливает другой препятствующий центр реакции в организме, все ближе и ближе к глубоким жизненным центрам.

Последняя фраза взята из обсуждения ответа организма на присутствие миазма путем создания персистирующего локального поражения как части защитного механизма.

Итак, из вышеприведенных примеров видно, как идеи Ганемана укоренялись в сознании некоторых гомеопатов-практиков — разумеется, у большинства из тех, которых мы считаем достойными изучения.

Дойдя до этого момента, мы можем спросить: "А что изменил сам Ганеман в свете этих открытий?" Если он действительно верил в них, это нашло бы отражение в его практике в последние годы. Давайте посмотрим дальше.

КАК ГАНЕМАН ПРИМЕНЯЛ НА ПРАКТИКЕ ТЕОРИЮ МИАЗМОВ

Как можно было ожидать, мысли Ганемана о природе хронических болезней нашли отражение в его практике. Общая тенденция заключалась в акценте на антипсорические препараты, особенно Sulphur, и частое использование Mercurius в определенных случаях. Рима Хэндли, исследуя истории болезни пациентов последних лет жизни Ганемана (54 толстых тома), пишет об этом следующее:

Изучение показывает, как Ганеман изменил свои методы назначения препарата в последние годы жизни в свете его открытий как в отношении хронических болезней, так и динамизации. Он постепенно отказался от использования однократной сухой дозы препарата в пользу частого повторения растворенных доз и придавал назначению по миазму большое значение, расширив границы своего раннего метода назначения препарата, основанного исключительно на характерных симптомах⁷.

На поздних этапах своей практики Ганеман часто назначал один только Sulphur на длительное время, иногда вел весь случай, не прибегая ни к каким другим препаратам, даже когда ясно были видны показания к ним (курсив мой. — Р. П.). Судя по всему, этот метод так же успешно помогал добиться излечения, как любой более индивидуализированный способ назначения лекарства⁸.

Этот акцент на Sulphur логически проистекает из размышлений Ганемана о важности псоры в поддержании, подпитке хронического заболевания, но особенно я хочу подчеркнуть в вышеприведенной цитате, что Sulphur продолжал даваться даже когда можно было видеть показания (для другого лекарства).

Это было самым настоящим отклонением от общепринятой практики. Раньше считалось правильным максимально тщательно изучать симптомы пациента, всегда ища наиболее подобное лекарство. А теперь Ганеман настаивает на препаратах, которые считает подходящими для более важного, большей частью невидимого миазма, лежащего в основе болезни. Вот несколько примеров из его практики:

Г-н Персен обратился в 1839 г. с жалобами на боли в мочеиспускательном канале после перенесенного венерического заболевания. С тех пор как он заразился гонореей в семнадцатилетнем возрасте, выделения возобновлялись у него более двадцати раз. Ему был назначен на длительное время Sulphur, нанесенный на молочный сахар, которому было отдано явное предпочтение перед более показанным на первый взгляд гонорейным препаратом, например Thuja, которую прежде Ганеман довольно активно назначал в подобных случаях. В 1840 г. у скульптора Давида д’Анжера Sulphur на молочном сахаре остановил развитие артрита, а в 1841 г. виолончелист Макс Бёрер избавился от судорог в пальцах "смычковой" руки с помощью этого же препарата. В июне 1841 г. на прием пришла мадам Моро, страдавшая от длительных последствий оспенной вакцинации; женщину лечили множеством лекарств, включая ртуть, в результате чего она потеряла почти все зубы. Ганеман в течение нескольких месяцев непрерывно (и успешно) лечил ее Sulphur на молочном сахаре⁹.

Мы видим, что ко времени приезда в Париж Ганеман значительно упростил свой метод выбора препарата. Главным образом потому, что его идеи по поводу подобнейшего лекарства (simillimum) претерпели значительные изменения с тех дней, когда в его подборе он добивался, чтобы тот максимально покрывал совокупность видимых симптомов пациента. Теперь, имея за спиной новую теорию хронических болезней, ему приходилось рассматривать также и невидимые симптомы¹⁰.

Именно относительно метода подбора препарата в записях историй болезни выявляются некоторые важнейшие несоответствия между имеющейся информацией о ганемановских назначениях и реальными фактами. Что бы Ганеман ни думал и ни писал в начале своей жизни, совершенно очевидно, что в своей поздней практике он стал назначать препарат по миазму. Он явно стремился вначале излечить псорный миазм, а уже потом начинать другое лечение на основании более индивидуальных симптомов¹¹.

Какое же тогда отводилось место другим препаратам, тем, которые не были пригодны для лечения миазмов? Ганеман пишет, что их следует применять либо когда хронический процесс стал острым, "разгорелся", либо в качестве временной меры при возникновении затруднений или при вмешательстве в процесс травмы или горя.

По словам Хэндли, "несмотря на то, что теоретически Ганеман поддерживал Sulphur в качестве первого назначения в каждом случае, были и ситуации, когда он начинал лечение не с антипсорических препаратов. Когда пациент приходил на первичный прием в остром периоде болезни, сначала Ганеман обычно прописывал препарат для острого состояния"¹².

Например, когда г–н Барре, мастер по изготовлению зонтиков, впервые обратился на следующий день после сильного приступа эпилепсии, все еще страдая от более слабых приступов судорог, Ганеман лечил его Valeriana каждые два часа в течение двух дней во время острых приступов, затем Cuprum каждые два часа. Когда эти проявления утихли, он стал лечить лежащую в основе болезнь Sulphur, затем другими препаратами в ответ на развивающуюся симптоматическую картину, и в итоге снова Sulphur в течение нескольких недель. Ганеман добился успеха, полностью устранив проблему…

Когда г-жа Роже обратилась с жалобами на колющие боли в области сердца и постоянное сердцебиение, Ганеман назначил прием Causticum каждый час, затем Pulsatilla и Valeriana, и перешел к Sulphur только когда состояние пациентки немного улучшилось. Когда г-н Дюпар пришел на прием в самом разгаре гонорейных выделений, Ганеман немедленно дал ему Cannabis. И лишь когда острые симптомы утихли, он начал лечить болезнь, лежащую в основе, с помощью Sulphur. Когда г-н Возен де Гартемп на консультации мрачно рассказывал о раздражении, вызываемом домочадцами, о вечной тревоге, меланхолии, недовольстве собой и мыслях о самоубийстве, Ганеман тут же дал ему Staphysagria, а когда она не помогла, быстро перешел к Aurum¹³.

Этот краткий обзор помогает понять, как Ганеман применял гомеопатию в свои поздние годы. Будет интересным еще добавить, чего он не делал. Он не выписывал препарат на основании здоровых характерных особенностей пациента, его симпатий и антипатий, предпочтений и т. д. Эти проявления черт личности Ганеман оставлял в стороне, предпочитая им симптомы болезни.

Большей частью он назначал препарат на основании патологических симптомов, и физическая патология пациента полностью бралась в расчет, а не расценивалась как второстепенная¹⁴.

Ганеман не придавал особого значения психологическим симптомам.

Хотя в "Органоне" он красноречиво писал о важности таких симптомов, он также четко констатировал: это потому, что они, как правило, были более характерными, чем другие симптомы, а не потому что они являлись именно психологическими¹⁵.

В раннем периоде развития гомеопатии, во времена Ганемана и сразу после него, интерпретация Материи медики в основном была сосредоточена на физической патологии и клинических деталях, что иллюстрируют работы Яра, Беннингхаузена, Аллена, Геринга, Фаррингтона и Берике¹⁶.

Было бы неправдой сказать, что при назначении лекарства Ганеман никогда на основывался на "психических" симптомах. На самом деле важно осознать, что он поступал так, только если эти симптомы были одновременно и патологическими, и в высшей степени характерными и для пациента, и для лекарства¹⁷.

Ганеман не назначал лекарства "по сущности". Он назначал препараты только на основании "болезненных" симптомов, патологических симптомов, или тех, которые укладываясь в понятие здоровья, были нежеланными, например "слезотечение при прогулке на ветру" или "страстное желание есть древесный уголь".

Однако он не назначал, основываясь исключительно на специфических или патологических симптомах; он не относился к числу врачей, которых уничижительно называют "симптоматическими гомеопатами". Ганеман подбирал лекарство, основываясь на психических, физических, общих или частных симптомах в их широком многообразии, но только когда они были очень выраженными (курсив мой. — Р. П.).

Симптомы типа суицидальных желаний, стула с кровью, маточных кровотечений и паралича отдельных частей тела могли использоваться как направляющие, указывающие на лекарство. Общим в них было то, что они в той или иной степени характеризовали пациента, являясь основной частью картины болезни пациента или особенными, индивидуальными его чертами. И то, что они в какой-то степени были характерными для определенного лекарства.

Ганеман назначал препарат по принципу гештальтa, предполагая, что симптомы, выходящие на передний план, подразумевают болезнь в целом: если он видит хобот, то животное является слоном, а не тигром¹⁸.

Если обобщить способы, какими Ганеман назначал препарат в последние годы жизни, можно сказать, что его лекарства прежде всего были направлены против миазма, лежащего в основе заболевания, и что он делал назначения по миазму на основании симптомов, обусловленных болезнью, выделяя характерные психческие симптомы и физическое состояние пациента, но не предпочитая одно другому.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ The Chronic Diseases, p. 20.
² Bradford, p. 182.
³ Bradford, p. 182.
⁴ Ibid.
⁵ Handley, р. 36.
⁶ Chronic Diseases, р. 46.
⁷ Handley, p. 13.
⁸ Ibid., p. 45.
⁹ Ibid.
¹⁰ Ibid., p. 46.
¹¹ Ibid.
¹² Ibid., p. 45.
¹³ Ibid., p. 46.
¹⁴ Ibid., p. 71.
¹⁵ Ibid.
¹⁶ Ibid., pp. 71–72.
¹⁷ Ibid., р. 72.
¹⁸ Ibid., р. 73.

ЧАСТЬ II