До поступления в Ганемановский медицинский колледж Карл Робинсон получил степень бакалавра в Йельском колледже в 1960 г., два года преподавал в Нигерии, некоторое время служил в армии, был журналистом в газете. После получения в 1972 году степени доктора медицины Карл специализировался в терапии в Больничном центре Гарлема в Нью-Йорке. Изучал гомеопатию во многих странах. Бывший редактор "Журнала Американского института гомеопатии" (ныне "Американский гомеопатический журнал"), основатель и бывший президент Техасского гомеопатического общества, основатель и директор Школы классической гомеопатии в Нью-Мексико, принимал активное участие в учебных программах "Гомеопатии без границ" на Кубе. В настоящее время Карл ведет три двухгодичных курса в Гондурасе, Сальвадоре и Гватемале. Место его основной практики — Хьюстон, штат Техас.

Настоящее интервью было проведено по электронной почте.

Нил Тесслер, редактор: Итак, что привело вас к гомеопатии?

Карл Робинсон: Интереснее другой вопрос: как я попал в медицину? В 1967 году во время арабо-израильской Шестидневной войны я был пациентом в больнице Альберта Швейцера в городе Ламбарене в Габоне – небольшой экваториальной стране в Западной Африке. Тогда я путешествовал и писал статьи как внештатный сотрудник газет, поскольку в то время я был журналистом. Мне не посчастливилось обжечь правую ногу о глушитель моего мотоцикла "Хонда". Ожог превратился в гнойную язву, и я оказался в больнице Альберта Швейцера с диагнозом фагеденической язвы (мое первое знакомство с тайным миром медицинской терминологии).

Рена Эскерт Швейцер, дочь Альберта, была больничным администратором, и она одолжила мне несколько книг ее знаменитого отца. Читая про его жизнь и четыре докторские (PhD) степени, полученные им до того, как в свои 30 лет он решил изучить медицину и посвятить оставшиеся годы жизни лечению больных африканцев, я испытал сильнейшее желание в собственные 29 лет тоже изучить медицину, надеясь, что и я смогу сделать что-то хорошее. Интересно, что антибиотики, которые я получил в больнице, не помогли вылечить язву, и мне пришлось уехать в Англию, где доктор, по иронии судьбы родом из Нигерии, назначил мне тетрациклин, и язва быстро зажила. Уже тогда я подозревал, что больше помогла смена климата, чем антибиотик.

Вернувшись в США, я обнаружил, что только для того чтобы подать документы на поступление в медицинскую школу, мне необходимы биология, физика и химия, в том числе органическая. Изучая английскую литературу в Йеле, я старательно избегал наук. Теперь я погрузился в научный мир, с грехом пополам справился с делом и через год поступил в медицинскую школу, что мой наставник считал невозможным. Школа эта была Ганемановским колледжем, и слова "Ганеман" и "гомеопатия" были упомянуты в самый первый день в рамках краткого исторического экскурса. Больше эти слова не упоминались, хотя кое-что о гомеопатии я там слышал. Отец моего соседа по комнате был выпускником этой школы в конце 1930-х, когда в ней еще преподавали гомеопатию, и он вырос в ее среде.

Только через пять лет, когда я стал ординатором в Больничном центре Гарлема в Нью-Йорке, меня постигло глубокое разочарование в современной медицине. Я начал задавать вопросы про ужасные клинические результаты, с которыми сталкивался. Я видел очень много тяжелых пациентов, которых принимали, с которыми работали, которых лечили и в конце концов выписывали только для того, чтобы те поступали к нам повторно через 2-3 недели в еще худшем состоянии. Очевидно, что-то тут было неправильно, и вскоре я познакомился с вышедшим на пенсию врачом общей практики, который отказался от системы сам и поддержал в подобном отступничестве меня.

После ординатуры я путешествовал, отыскивая и посещая каждого, кто практиковал альтернативную медицину. Прославившейся своими удивительными исцелениями Хэйзел Парселлз из Альбукерка было уже больше 80 лет. Она использовала маятник для диагностики и ванны с водным раствором гипохлорита, солью и содой, и гомеопатические препараты для лечения. Она была одним из моих первых учителей. Другим была знаменитая Ханна Крогер из Болдера. Я также беседовал с некоторыми из первых докторов, занявшихся сезонными аллергиями. Это было фантастическое путешествие, и оно изменило меня навсегда. Через год я поступил на мой первый курс по гомеопатии в Миллерсвиле, штат Пенсильвания. Д-р Хал Вильямс был деканом, представлявшим Национальный центр гомеопатии. Мэсси Панос, Рут Роджерс и Алан Сазерленд были преподавателями. Я учился вместе с Дином Крозерсом и Ником Носсманом. Мы не подозревали тогда, что нам суждено будет стать авангардом пробуждающейся в Америке гомеопатии.

Вскоре я стал учиться вместе с Биллом Греем и Джорджем Витулкасом, а потом продолжил обучение с гомеопатами буквально со всего мира. Франсиско Эйзаяга и Эугенио Кандагабе из Буэнос-Айреса, Альфонс Гойкенс из Бельгии и Раджан Шанкаран из Бомбея были в числе тех немногих гомеопатов, с которыми я проводил время.

Так что хорошо это или плохо, я познакомился со множеством гомеопатов, их идеями и стилями работы. В течение многих лет моя практика отражала то, что я почерпнул от гомеопатов, с которыми недавно общался.

Какое-то время я был в авангарде тех, кто верил, что психическое и эмоциональное состояние пациента — это ключ к правильному препарату. Теперь я в этом не так уверен. Психическое и эмоциональное состояние может иметь первостепенную важность, но иногда его нужно отодвинуть на второй план, пока врач рассматривает физические модальности и сопутствующие обстоятельства, стараясь вернуть пациенту здоровье. В одном я уверен: пациент, который пришел к вам, был под влиянием миллионов разных факторов, варьирующихся от безобидных и оживляющих жизнь до вредоносных и токсичных. Я не думаю, что жизнь случайна. Все, с чем человек сталкивается, неизбежно, и играет роль в формировании психического и эмоционального здоровья так же, как и физического.

Это помимо прочего говорит нам о том, что первая беседа, происходящая в достаточно спокойной атмосфере и в форме личного разговора, это нечто искусственное. Мы можем увидеть только малую частицу характерных особенностей человека перед нами. Мы прилагаем все усилия к тому, чтобы понять его, но это нелегко.

Это в меньшей степени относится к серьезным острым заболеваниям, когда страдания пациента очевидны, когда действия и реакции часто перед глазами и их относительно легко проверить. В таких случаях тщательное наблюдение и внимание к симптомам (тому, что можно увидеть, услышать, пощупать или унюхать) зачастую приносят наилучший результат.

Возвращаясь к проблеме психических и эмоциональных симптомов: много рубрик в разделе "Психика" репертория перекрывают друг друга. Позвольте объяснить. Если мы начнем рассматривать понятие гнева, то со временем заметим, что тот представляет собой континуум (непрерывную последовательность. — Прим. перев.). Можно сказать, что его ранний признак — нетерпение, позже — раздражительность, споры, непереносимость противоречия, оскорбительное поведение, а в дальнейшем гнев и ярость. Также мы можем встретить подозрительность и даже паранойю, стремление к убийствам и дикую психотическую ярость. Иногда эти крайние проявления становятся результатом воздействия ядовитых веществ, иногда возникают из-за бактериальной или вирусной лихорадки. Иногда причиной служат алкоголь или наркотики, в других случаях это могут быть сложные жизненные ситуации или закрытая травма головы.

Необходимо особо выделить идею, что все эмоциональные состояния являют собой континуум, ибо Материи медики неизменно описывают яркие состояния препарата, а не умеренные. С накоплением опыта мы распознаем эти умеренные состояния, но присутствие четких физических симптомов, таких как поедание шести лимонов в день или особенный пот, конечно, облегчает задачу.

Тот факт, что первичные эмоциональные состояния, такие как гнев, страх и скорбь, находятся в континууме, превращает понимание состояния пациента в достаточно непростое дело. Это еще более усложняется тем фактом, что многие препараты встречаются во многих различных эмоциональных категориях, например, ацидум нитрикум и нукс вомика. Эти препараты встречаются как в континууме гнева, так и в рубрике "Сочувствующий". Так что расшифровать противоречивую природу наших препаратов тоже непросто.

В дополнение ко всему этому, Ганеман учит нас (§ 83), что нам не нужно "ничего, кроме свободы от предубеждений, и здравого смысла…" Я думаю, что мы, будучи людьми, имеем врожденные предубеждения, такие как "я, гомеопат, могу помочь вам".

Но что, если мы искренне верим, что психические и эмоциональные симптомы — это ключ к правильному назначению, и физические симптомы вторичны? Конечно, в каких-то случаях мы будем правы, но всегда ли? Я в этом сомневаюсь. Разумеется, обратное предубеждение, что важны только физические симптомы, в той же мере неразумно.

Другое предубеждение, присутствующее у некоторых из нас, это что беседа важнее физикального обследования.

А что будет, если мы примем работы Яна Схолтена, в которых действия многих элементов Периодической системы были выведены теоретически, без тщательного прувинга? Не станет ли это другой формой предубеждения?

Получается, что гомеопат конца XX — начала XXI веков в буквальном смысле слова переполнен предубеждениями. Это усложняет оценку разных подходов к работе с пациентами.

Другая проблема, стоящая перед сообществом — тенденция к расширению личной Материи медики. Кажется, что присутствует некоторое высокомерие относительно числа препаратов, которые врач может успешно применять. Многие коллеги специализируются на так называемых малых препаратах, т. е. тех, у которых мало симптомов, полученных в прувинге. Меня это не беспокоит до тех пор, пока пациенту становится лучше, но я пришел к заключению, что в любой клинической ситуации, острой или хронической, лечебное действие могут оказывать несколько препаратов. Я говорю это потому, что большинство гомеопатов утверждают, что они достигают хороших результатов, и, конечно, не все из нас используют полихресты. Перефразируя: если я использую в основном 40–50 известных лекарств, а другой гомеопат использует от 300 до 400 лекарств, бóльшая часть которых малоизвестны, и мы оба помогаем пациентам, тогда, вероятно, в любом отдельно взятом случае эффективно может быть больше одного лекарства.

В последние два года я использую все меньше препаратов, получая такие же хорошие, или даже лучшие, результаты, что и раньше.

Отчасти это происходит по той причине, что я много работаю в Мексике, на Кубе, в Гондурасе и с недавнего времени в Сальвадоре и Гватемале. Владея испанским хуже, чем английским, я обнаружил, что полагаюсь на простейшие симптомы, которые могу получить. Зачастую это физические симптомы с четкими модальностями и сопутствующими обстоятельствами. Поскольку я не понимаю описания тонких психических и эмоциональных состояний на испанском так же хорошо, как на английском, мне приходится придавать им меньшее значение. И несмотря на это, я получаю хорошие результаты.

Также я считаю, что если мы хотим широкого распространения гомеопатии, мы должны обучать таким образом, чтобы студенты достигали хорошего профессионального уровня, используя около ста препаратов, а не несколько сотен. Большая часть людей, интересующийся гомеопатией не хотят провести остаток жизни, до бесконечности изучая один-два новых препарата в неделю.

Здесь много пищи для размышлений, но давайте сфокусируемся на идее, что подобных препаратов может быть более одного.

Попробую объяснить следующим образом: я заметил, что когда я изучал новый препарат или лучше узнавал тот, который уже использовал, оказывалось, что я достаточно часто видел картину этого препарата в течение нескольких следующих недель. Я задавал себе вопрос: "Как могло получиться, что я вдруг вижу этот препарат сейчас? Я его что, раньше не замечал?" Я подозреваю, что не одинок в этом избирательном зрении. Если врач продолжает изучать все больше и больше препаратов, то вполне естественно, что он будет "искать" пациентов, которым нужны эти препараты. Очевидно, что это может быть в какой-то мере опасно, но это совершенно по-человечески. Настоящий вопрос здесь следующий: "Становится ли лучше от этих новых препаратов тому же числу моих пациентов, какому становилось лучше от препаратов, принимавшихся ранее?" Мне казалось, что столько же, но поскольку я не вел подсчета успехов и неудач, то могу ошибаться.

Я знаю гомеопатов, которые используют в основном "малые" препараты и редко используют полихресты, и я знаю, что они начинали с использования полихрестов. Они утверждают, что у них очень хорошие, если не выдающиеся, результаты. Итак, большинство гомеопатов, с которыми я беседовал, утверждают, что у них вполне хорошие результаты. Одни используют достаточно необычные препараты, другие в основном полихресты. Так что я подозреваю, что существует более одного препарата для любой болезни, будь она хроническая или острая.

Это может означать, что нам не нужно так много препаратов, или что существует проблема с оценкой результатов работы.

Да. Если один гомеопат, использующий от 50 до 75 препаратов, утверждает, что добивается хороших результатов, и другой гомеопат, использующий от 300 до 350 препаратов, говорит, что его результаты тоже хороши, какой вывод мы можем сделать? Мы можем заключить, что нам не нужно более 75 препаратов, или мы можем сказать, что у нас проблема с оценкой эффективности наших препаратов. Разумеется, я подозреваю, что разные гомеопаты используют разные критерии для оценки результатов лечения.

Если мы лечим серьезную патологию, когда присутствуют отклонения на рентгенограмме или в результатах анализов крови, или протеинурия, и состояние возвращается к норме после гомеопатического лечения, тогда у нас меньше поводов для спора. К сожалению, в США большинство гомеопатов не лечат серьезные патологии.

Мы знаем, что огромное количество пациентов, обращающихся к гомеопатам, имеют расплывчатые жалобы на уровень энергии и эмоциональное состояние. Намного сложнее узнать, не улучшилось ли состояние некоторых пациентов просто в результате общения с гомеопатом, в то время как оба, гомеопат и пациент, приписывают улучшение состояния препарату.

Так что я хотел бы побольше узнать о том, как гомеопаты оценивают свои успехи и неудачи.

Расскажите о вашей нынешней практике. Сколько препаратов ВЫ применяете? И как вы используете реперторий Беннингхаузена?

В настоящее время я использую сто или меньше препаратов. Это изменение произошло по счастливому стечению обстоятельств осенью 2001 года. Беседуя по телефону с Грегори из "Минимум прайс букс", я спросил его, какие книги пользуются спросом. Он ответил, что достаточно популярен реперторий Беннингхаузена, и я купил его. Это было переиздание "Терапевтического указателя" (Therapeutic Pocketbook.— Прим. перев.) К. М. ф. Беннингхаузена, в котором имелось только 134 препарата. Я немного почитал его, но не вполне понял, как им пользоваться. Потом я связался по электронной почте с австралийским гомеопатом Джорджем Димитриадисом, редактором репертория Беннингхаузена, и после общения с ним я начал понимать, что к чему. Я ездил в Сидней в 2002 на семинар по этому реперторию, и с тех пор я практически всегда использую только его, изредка заглядывая также в "Синтезис".

Беннингхаузен был близким другом Ганемана, юристом и ботаником, и он направил свое мощное логическое мышление на изучение гомеопатии. Он "разобрал" симптомы на их составные части — локализацию, ощущения, модальности и сопутствующие обстоятельства, и это отражено в его репертории. Когда вы слышите такую жалобу как "у меня острая боль в коленях, ухудшающаяся от ходьбы", то вы "разбираете" ее по "Терапевтическому указателю" Беннингхаузена, обращаясь к рубрикам "колено", "колющие боли" и "ухудшение от ходьбы".

Использование метода Беннингхаузена позволяет гомеопату подходить к случаю, полагаясь больше на индукцию (от частного к общему), чем на дедукцию (от общего к частному). Дедукция — это когда врач определяет ведущий симптом и потом пытается его подтвердить. Например, я узнаю, что пациент съедает 2–3 яйца в день, и на основании этого пытаюсь подтвердить, что это случай калькареи карбоники. Или что лихорадка начинается в 15 часов, и тогда я рассматриваю белладонну. Это естественная тенденция, но она немедленно создает предвзятость. Если просто придерживаться неоспоримых фактов (т. е. тщательно подтвержденных характерных симптомов) и делать выводы на основании индуктивной логики (т. е. позволить фактам привести туда, куда они ведут), можно получить неожиданные результаты. Неожиданные в том смысле, что такой подход часто указывает на широко известные препараты, и их назначение приводит к излечению в необычных обстоятельствах. Я имею в виду, что препарат "не известен" своей эффективностью при данной патологии. Могу привести множество примеров, но заинтересованному читателю лучше обратиться к "Американскому журналу гомеопатической медицины" (зима 2003—2004 гг.), в котором я опубликовал большую статью.

Это приводит меня к другому аспекту — преподаванию Материи медики. Мне досадно, что исходный материал не упоминается, как будто он неважен или вовсе не существует. Я имею в виду, конечно, "Чистую Материю медику" и "Хронические болезни", которые содержат оригинальные прувинги Ганемана. Я с опозданием начал изучать эти работы по настоянию Джорджа Димитриадиса, и был поражен их актуальностью.

Материю медику нам всегда интерпретировали самозванные эксперты. Так что мы читаем Берике, Кента или Фатака, или слушаем современных гомеопатов, и мы получаем их толкование различных гомеопатических препаратов. Я не имею ничего против чьей-либо интерпретации Материи медики, но почему при этом не преподаются "Чистая Материя медика" и "Хронические болезни"?

В последние пятнадцать лет мы видим повышенное внимание к психологическим и эмоциональным симптомам. Без сомнения, они могут быть ключом к препарату, но их следует выбирать благоразумно. Слишком часто мы слышим, что гомеопаты решают, что человек "открыт" или "закрыт", как будто это должно что-то значить. Какую важность мы должны придавать увлечениям человека? Рисунку на его рубашке? Его мятой одежде? Я знаю, что что в §§ 210–211 Ганеман сказал, что психические симптомы очень важны. Но заметьте, что в § 211 он говорит: "…Состояние духа пациента часто определяет выбор гомеопатического средства" (курсив мой). Он не говорит "всегда". В любом случае, гомеопатия — это не раздел психологии. Мы лечим расстройства жизненной силы, и они проявляются в любой сфере — физической, психической или эмоциональной, и могут затрагивать любые органы и системы. Тот факт, что у пациента бурсит, может быть важнее, чем плохой визуальный контакт.

Я хочу сказать, что мы должны тщательнее подходить к тому, что считаем важными симптомами.

Вы упомянули, что при этом подходе вы можете излечивать пациентов препаратами, которые не рассматривались бы на основании патологии. Это замечательно, но клинически это нередкая ситуация. На самом деле мы можем видеть это при любом должным образом индивидуализированном случае, и мне кажется, что это не столько результат метода, как истина гомеопатии.

Рад слышать, что новые методы указывают на препараты, которые никогда не рассматривались бы на основании патологии. Я не слышал об этом, но я не общаюсь с людьми, с которыми общаетесь вы. Да, я согласен, что это может быть в любом "должным образом индивидуализированном случае".

Вы считаете, что Беннингхаузен близок к индуктивному методу, лежащему в основе гомеопатии. Конечно, это требует надежных симптомов. У вас есть какие-то мысли насчет современных прувингов?

Разрешите процитировать часть рецензии, которую я написал о первом томе "Прувингов" Пола Хершку (неопубликованном).

"В главе 14 он перечисляет рубрики алкоголя, утверждая, что они получены из фактических симптомов прувинга и из клинических наблюдений. Этот список состоит из 477 рубрик, из которых 208 принадлежат разделу 'Психика'. Другими словами, 43,6% симптомов — психические или эмоциональные. Сравните этот процент с первоначальными прувингами, проведенными Ганеманом. Например, возьмите белладонну, известную многими важными психическими и эмоциональными симптомами. Ганеман описал в общей сложности 1440 симптомов, из которых 130 (или 9%) были психическими и эмоциональными. Эта диспропорция психических и эмоциональных симптомов встречается не только в прувинге алкоголя Гершку. Практически все прувинги за последние 15 лет также показывают очень высокий процент психических и эмоциональных симптомов. Гомеопатическое сообщество должно противодействовать такому огромному перекосу в пользу психических и эмоциональных симптомов. Если мы действительно являемся комбинацией психического и соматического, и были такими в последние 200 с лишним лет (с тех пор, как Ганеман провел свои первые прувинги), то почему сейчас мы склонны воспринимать себя в аспекте психики больше, чем наши предки? Этот вопрос необходимо решить".

Мне сложно понять критику прувинга на основании более высокого процента психических симптомов, собранных в современных прувингах. Мы живем в более психологическое время и знаем о психологии намного больше. Тогда не было Фрейда и Юнга, так же как и Райха, Перлза и Маслоу, не говоря уже о Венере/Марсе, Опре и так далее. Те, кто поводит прувинг, просто обязаны давать более детальное описание своих эмоциональных и когнитивных симптомов.

Если вы не возражаете, я все же останусь при своей критике. Хорошо выбранные физические симптомы часто превосходят психические. Заметьте, я сказал "часто", а не "всегда".

Физические симптомы могут перевешивать психические, но вы говорите, что психические симптомы алкоголя ненадежны просто потому, что их слишком много? Разве психические и эмоциональные симптомы не являются очень характерными и индивидуализирующими?

Причина того, что физические симптомы надежнее психических, в том, что ими сложнее запутать. Никто не может ввести в заблуждение, описывая одностороннее потение или паралич — пациенты могут сказать быстро и уверенно, присутствует ли у них это. Но они могут говорить бесконечно о своем психическом состоянии, часто запутывая самих себя и вас.

Психические и эмоциональные симптомы могут быть очень характерными и индивидуализирующими, и часто в действительности они определяют препарат. Проблема всегда в том, что большинство основных препаратов входят в большинство эмоциональных рубрик. Они все вызывают и лечат беспокойство, страх, депрессию и т. д. В этом смысле, если нет четких физических симптомов, сложно выбрать препарат, основываясь исключительно (или в большой степени) на психических симптомах.

Изменился ли ваш подход к дозировке в последние годы?

Да, теперь я использую 30С в унции (28 мл. — Прим. перев.) воды. Встряхнуть 20 раз. Затем давать 5 капель в воде ежедневно. Или LM. Иногда 200С в воде. Чувствительные пациенты принимают по ситуации.

У меня есть странный опыт, когда некоторые пациенты сообщали мне, что разведенные в воде препараты работали хуже, чем те же препараты в виде крупинок. Я не знаю, что об этом думать.

То же самое случилось со мной сегодня, так что я назначил крупинки!

Я хотел бы закончить это интервью благодарностью вам, Нил, за то, что пригласили меня высказать несколько соображений о гомеопатии, по моей любимой теме. Для меня это постоянное чудо — видеть, как раскрываются разные пациенты: некоторым помогает поле высокой энергии, каким является беседа, некоторым — гомеопатические препараты, некоторым не удается помочь, и они находят поддержку в другом месте; многие затрагивают наши жизни и обучают нас. Мы вовлечены в динамический обмен, в котором дающий и принимающий чередуются. Брать на себя заслугу исцеления — это тщеславие нашего эго. Есть всего лишь одна исцеляющая сила. Наша миссия — со всем смирением прийти к ней.

Gloria in Excelsis! Deo! (лат. Слава в вышних Богу, или Глория — древний христианский богослужебный гимн. — Прим. перев.)

© 2004 SIMILLIMUM, The Journal of the Homeopathic Academy of Naturopathic Physicians. All rights reserved.