Сэн Андре (р. 1953) — выпускник Национального колледжа натуропатической
медицины в Портленде, штат Орегон (1982), декан Канадской академии гомеопатии с 1986 года. На
протяжении около 30 лет преподает гомеопатию врачам-гомеопатам в Северной Америке и Европе, автор
многочисленных публикаций в гомеопатической периодике. С любезного разрешения редактора русского издания
"Линкс" Романа Бучименского
Предлагаемое ниже интервью было записано Фридрихом Делмуром и Герхардом Виллингером
(Австрия) и опубликовано в 1995 году в "Homopathica" — журнале
Международной гомеопатической лиги (Liga Medicorum Homoeopathica Internationalis).
К сожалению, в этой публикации было много ошибок. Иохен Ровер (Германия)
сократил и отредактировал интервью для Links.
ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ОСВОИТЬ КАКУЮ-ЛИБО ДИСЦИПЛИНУ, НАДО НАЧИНАТЬ ОТ ЕЕ КОРНЕЙ И ДВИГАТЬСЯ КВЕРХУ
Кто были те учителя, что научили вас гомеопатии?
Я учился у нескольких учителей, включая Робина
Мерфи, Билла Грея, Джорджа Витулкаса, Франсиско Эйзаяга и Джона Бастира.
Моими настоящими учителями — теми, у кого я научился больше всего,
— были мастера прошлого. Я нашел их, читая старые журналы. В 1980
году я поехал изучать гомеопатию в Национальный колледж натуропатической
медицины в Портленде, штат Орегон. Там я провел много времени в библиотеке,
в которой было более 2000 томов по гомеопатии. У них было чудесное собрание
старых журналов, таких, как "Хомиопатик физишн" (под редакцией
Эдмунда Дж. Ли и Уолтера Джеймса — двух ближайших учеников Липпе),
"Америкэн хомиопатик ревью" (под редакцией Кэррола Данхема и П.
П. Уэллса), "Ханеманиэн мансли" (под редакцией Адольфа Липпе),
"Медикэл эдванс" (под редакцией Г. К. Аллена), "Трансакшионс оф Интернэшионэл Ханеманиэн ассосиэйшэн" и т. д. Это были лучшие классические
журналы XIX века, собранные в одном месте. Чем больше я читал, тем больше
понимал, что то, чему меня учили на занятиях, и то, что написано в современных
учебниках, представляло собой совершенно иную точку зрения, нежели та, которая была представлена в тех старых журналах. Два разных способа действовать, практиковать:
один — дедуктивный, полностью лишенный научной строгости, очень
часто оставляющий вас со своими собственными фантазиями, в то время как
второй — научно обоснованный, индуктивный. Чем больше я изучал этих
старых мастеров, тем больше осознавал, что современное гомеопатическое
сообщество было почти полностью оторвано от своих корней. Чем больше я
исследовал, тем больше осознавал, что настоящих мастеров гомеопатии было
очень мало. Даже несмотря на то, что большинство их уже забыты, у нас
все равно есть их труды, по которым можно учиться. Если мы хотим освоить
какую-либо дисциплину, надо начинать от ее корней и двигаться кверху.
Знакомство с историей гомеопатии стало для меня решающим фактором в выработке
глубокого ее понимания. Когда мы знаем историю, мы можем узнать, откуда
мы пришли, где находимся и куда надо идти. Изучая историю гомеопатии,
я осознал, что каждое последующее поколение гомеопатов спорило о вопросах,
давно разрешенных в прошлом. Разве не верно, что не зная своей истории,
мы обречены пережить ее заново? В 1983 году я решил систематически изучить
гомеопатическую литературу, чтобы разыскать давно забытые сокровища. Я
просмотрел американскую литературу, которая наиболее объемна, британскую,
французскую, даже кое-какую испанскую и итальянскую, а также переводы
лучших немецких статей. В наше время невозможно было получить лучший курс
обучения. Я заново открыл работу Ганемана через работу и опыт практических
врачей, которые ее понимали. Я нашел в этой старой литературе своего лучшего
учителя; из старых мастеров наибольшему я научился у Адольфа Липпе.
Почему именно Липпе?
Прежде всего, поскольку он много писал; он, возможно, больше всех написал
для журналов. За почти пятьдесят лет практики он опубликовал более 600
статей. Это значит, что Липпе писал одну или несколько статей в месяц,
и некоторые из них были объемом от десяти до двадцати страниц. Однако
качество его работы было не менее исключительным, чем количество публикаций.
Я не думаю, что в гомеопатической литературе был кто-либо еще, качество
трудов которого равно таковому Липпе в отношении демонстрации принципов
гомеопатии. Он был, возможно, самым верным последователем Ганемана. В
своей работе в течение почти пятидесяти лет он подтвердил то, что Ганеман
обнаружил полувеком ранее; своими трудами он показал великую истину закона
подобия и повседневно подтверждал учение Ганемана в своей практике. Никто
в истории гомеопатии не приблизился к Липпе по успешности лечения. Однажды
во время какого-то семинара мы рассматривали больных, которых он потерял
за два года — 1878 и 1879. Мы обнаружили, что он потерял семь пожилых
пациентов, которые пришли к нему слишком поздно с хроническими заболеваниями,
такими как рак или туберкулез.
Но ни один пациент за эти два года не умер от острой болезни, и это был
совершенно замечательный факт в период, когда были эпидемии скарлатины,
брюшного тифа и дифтерии.
Эти болезни обычно сопровождались высокой смертностью, для дифтерии она составляла
около 40%, а при токсической дифтерии она иногда достигала 60-65%.
Липпе был феноменальным специалистом по назначению препаратов, не уступая
никому. В Филадельфии было известно, что у него самая крупная и
самая успешная медицинская практика, а ведь это был город, где жил и практиковал
Геринг! Теперь, изучая сборники случаев Ганемана и Беннингхаузена, мы
яснее понимаем, почему Липпе считался "наилучшим специалистом по назначению
препаратов, которого когда-либо знала наша школа". Казалось, Липпе сумел
применить свои качества в практике гомеопатии лучше, чем сам Ганеман.
Существует много гомеопатических школ и методов.
Однажды вы сравнили это развитие с секвойей. Вы не могли бы пояснить эту
мысль подробнее?
Секвойя — дерево, которое может достичь большого возраста, его
основание очень широкое, а ствол становится тоньше к вершине. Ветви секвойи
никогда не живут столько же, сколько ствол: нижние ветви отваливаются
и умирают, а вверху появляются новые. Я сравниваю эти ветви с различными
"ответвлениями или паразитами" гомеопатии: изопатией Люкса, низкими разведениями
и специфическими лекарствами Грисселиха, назначением препаратов по патологии
и физиологической Материей медикой Юза, полифармацистами, комплексонщиками,
альтернистами, органопатами, эклектиками, шюсслеризмом,
сведенборгизмом и синтетической Материей медикой Кента. Позже у нас был
бауэллизм (от англ. "bowel", кишечник. — Прим. перев.)
и флауэризм (от англ. "flower", цветок. — Прим. перев.) Баха,
сегодня — электродиагносты, фантазеры и футуристы Материи медики,
подробная разработка миазматических фантазий, только очень высокие разведения
и даже сверхкентианский католицизм. Все они и прочие представляют собой
отклонения от строгого индуктивного метода Ганемана. Однако как новые
ветви на верхушке секвойи они многих привлекают, и многие испытывают
чрезмерный энтузиазм от этих новых подходов. По мере того, как дерево
продолжает расти, эти ветви отваливаются и умирают, и их постепенно заменяют
новые. Что всегда остается жизненно важным, это ствол, фундамент гомеопатии,
основанный на строгом индуктивном методе Ганемана. Слишком многие забыли
предостережение Геринга в его последней опубликованной статье: "Если наша
школа когда-нибудь откажется от строго индуктивного метода Ганемана, мы
пропали, и заслуживаем упоминания в истории медицины только в качестве
карикатуры". Иногда возникает ощущение, что идет почти конкуренция за
то, кто будет самым оригинальным, и неизбежно станет наилучшей карикатурой.
Простите, друзья. Есть другие области, кроме медицины, где можно паясничать.
Кто из гомеопатов действительно следовал и следует
Ганеману — в истории и в наше время?
Конечно, мы знаем только тех, кто оставил свои письменные труды. Если
посмотреть на самого Ганемана, то он был ученым, экспериментатором, он
внес феноменальный вклад в медицину, но как практик — и это можно
видеть из его регистрационных журналов — он был не в состоянии выполнить
обещания гомеопатии полностью. Возможно, это было обусловлено его слишком
активным экспериментированием. Однако если посмотреть на людей, которые
действительно применяли учение Ганемана лучше, чем сам Ганеман, то они
достигали феноменальных результатов. Это были те, кто по-настоящему освоил
клинические аспекты гомеопатии. Лучший пример, конечно, это Липпе. Возможно,
Геринг был вторым после Ганемана в смысле личного удовольствия, которое
он получал от разработки гомеопатии: он участвовал по меньшей мере в 106
прувингах — это всего на десять меньше, чем Ганеман. Он не был первым
гомеопатом в Америке, но вместе с Вильямом Вессельхофтом он был одним
из отцов-основателей американской школы гомеопатии. Когда он умер в 1880
году, Липпе написал в некрологе, что американская школа гомеопатии потеряла
своего отца.
Помимо Адольфа Липпе, из той школы вышли такие люди как П. П. Уэллс,
Джослин, Кэрролл Данхем, Эдвард Баярд, Г. Н. Гернси, Константин Липпе
(сын Адольфа), Нэш, Э. У. Берридж, Г. К. Аллен, Эрнст и Харви Фаррингтоны
(отец и сын), Инглинг,
Альфред и Дейтон Пулфорды (отец и сын). Очень немногие люди в истории гомеопатии
освоили гомеопатию, и очень немногие поняли учение Ганемана, так что настоящий
потенциал гомеопатии очень редко реализовывался полностью.
Люди, имена которых я упомянул, были частью Золотого века американской
гомеопатии. В Европе у нас были Яр и Беннингхаузен, которые понимали гомеопатию
очень хорошо, а также Томас Скиннер, ученик Берриджа. Позже произошло
возрождение хорошей гомеопатии в лице Пьера Шмидта, который приехал в
Америку учиться у двух учеников Кента — Фредерики Глэдуин и Алонсо
Юджина Остина. Он вернулся в Европу и воодушевил целое поколение гомеопатов
во всем мире. Многие из позднейших лидеров гомеопатии были прямыми учениками
Пьера Шмидта: например, Жак Бор, Йост
Кюнцли, Жак Эмберс, Робер Бургари, Хорст Бартель, Вилл
Клюнкер, Томас Паскеро,
Д. Хариш Чанд и т. д. Его влияние распространилось за пределы Европы в
обе Америки и Индию. В Северной Америке учениками Пьера Шмидта были
Элизабет Райт-Хаббард, Ф.
К. Беллокосси и Роджер Шмидт (брат Пьера). Мы должны также помнить, что
Пьер Шмидт был отцом-основателем Лиги в 1926 году. И все же я повторяю, что
очень немногие люди по-настоящему освоили гомеопатию. Липпе был одним
из тех немногих, кто освоили ее с клинической точки зрения. Конечно, он
провел и несколько прувингов, но главным образом он практиковал гомеопатию
согласно учению Ганемана, достигнув такой степени, когда можно сказать,
что он действительно освоил предмет клинической гомеопатии, сочетая ее
теорию и практику, насколько это было возможно, и то же делал Беннингхаузен,
хотя и в меньшей степени.
В XX веке американская школа гомеопатии вышла из Международной Ганемановской
ассоциации, детища Адольфа Липпе. Знаменитая речь Каррола Данхема в 1870
году в конечном счете отворила дверь для вступления в Американский институт
гомеопатии врачам любой школы, независимо от того, практиковали они гомеопатию
или нет. Липпе обратился к последователям Ганемана с призывом основать
новую ассоциацию, чтобы сохранить чистую гомеопатию. В 1880 году, в год смерти Геринга, была учреждена Международная Ганемановская
ассоциация. С 1881 по 1959 год эти последователи Ганемана ежегодно встречались
на 3–4 дня, чтобы обсудить статьи, которые затем публиковались как
"Труды Международной Ганемановской ассоциации". Эта Ассоциация играла огромную роль в объединении
последователей Ганемана и генерации нового импульса для практики и распространения
чистой гомеопатии. Если бы не Липпе, который в течение пятидесяти лет
занимался практикой и защитой чистой гомеопатии, то американская школа,
вероятно, умерла бы, а если бы это произошло, то не было бы Пьера Шмидта.
Упадок продолжался. Возьмем, например, 1885 год, когда Т. Ф. Аллен, тогдашний
президент Американского института гомеопатии и декан гомеопатического
колледжа, сказал, что нет никаких доказательств силы бесконечно малых
доз, что это не что иное, как догма. Теперь большинству членов Американского
института гомеопатии, которые были псевдогомеопатами, оставался лишь один
шаг до того, чтобы присоединиться к "нормальным" врачам, т. е. аллопатам.
В обществах и колледжах теперь даже не обучали фундаментальным принципам
гомеопатии.
Качество обучения в колледжах Северной Америки сильно упало. Упадок и
исчезновение тамошних институтов были лишь вопросом времени. Гомеопатия
стала очень популярной в Северной Америке в свои ранние годы, благодаря
своим удивительным успехам, достигнутым "старой гвардией" во время эпидемий
дифтерии, скарлатины, холеры,
малярии и желтой лихорадки, особенно последней Смертность от нее
была 55% при аллопатическом лечении и менее 5% при гомеопатическом, и
такова же была ситуация с холерой. Именно тогда, при "старой гвардии",
слово "гомеопатия" стало писаться золотыми буквами. Таким образом, гомеопатия
стала очень популярна в обществе и среди политиков. Для врача часто было
лучше, если было известно, что он практикует гомеопатию, нежели аллопатию.
Как вы думаете, каковы были причины упадка гомеопатии
в Америке и во всем остальном мире за последние 100 лет?
Я очень тщательно проследил эволюцию гомеопатии, и могу сказать вам,
когда началось движение вниз именно в Америке. Мы можем датировать его
начало 1845 годом, когда Юлиус Гемпель перевел работы Ганемана. Его неправильный
перевод и интерпретация текстов Ганемана, а также его учение в целом внесли
путаницу, и он несет ответственность за внедрение в гомеопатию более редукционистского
и аллопатического способа мышления. Именно с этого все началось, но это
движение было не очень сильно до 1870 г., когда Кэррол
Данхем произнес свою знаменитую речь под названием "Свобода медицинского
мнения и действия: жизненная необходимость и огромная ответственность"
в Американском институте гомеопатии. Эта речь фактически дала псевдогомеопатам
лицензию на практику их эклектизма.
В 1880-х годах было около пятнадцати различных гомеопатических колледжей
и создавались новые по мере спроса на врачей-гомеопатов. Однако очень
немногие врачи обучались чистой гомеопатии и могли правильно ее практиковать.
Таким образом, большинство из них практиковали гомеопатию, смешанную
с аллопатией. Когда мы слышим, что на рубеже веков в Соединенных Штатах
было 15 000 гомеопатов, это просто неверно: врачей, пытавшихся практиковать
чистую гомеопатию, было, вероятно, менее двухсот. Приведу пример: к 1884
году в Америке было около 6000 выпускников гомеопатических медицинских школ.
Знаете, сколько экземпляров "Органона" было продано к тому времени с момента
публикации первого американского издания "Органона" в 1836 году? Около 600
экземпляров — всего! При 6000 выпускников гомеопатических медицинских
школ. Более того, многие из этих "Органонов" купили непрофессионалы, потому
что врачи вроде Липпе давали своим пациентам читать "Органон".
Четыре года спустя, в 1874 году, слово "гомеопатия" как условие членства
в Американском институте гомеопатии было вычеркнуто. Первоначальный мотив
Данхема был, возможно, благороден, но позже оказалось, что Данхем был
наивен. Он говорил: "Пусть они практикуют то, что считают лучшим, и со
временем они убедятся, что единственный способ практиковать — это
чистая гомеопатия". Липпе в ответ на речь Данхема спросил, должны ли гомеопаты
руководствоваться принципами или, как аллопаты, мнениями. Он говорил,
что поскольку Similia similibus curentur — это закон, то мы не свободны
практиковать в противоречии с этим законом, если называем себя гомеопатами.
В конце концов псевдогомеопаты получили больше свободы называть гомеопатией
то, что они практиковали, чему учили и о чем писали. Как и предсказывал
Липпе, это ослабило общества и колледжи. Выживание чистой гомеопатии было
под угрозой.
В Америке не было недостатка в учебных заведениях, но как можно было
ожидать получения адекватного образования, если никто из самих учителей
не владел своей дисциплиной? Надо с чего-то начинать. Иначе мы имеем дело
с порочным кругом, уходящей вниз спиралью. Это всегда было проблемой в
истории гомеопатии. Немногие люди владели предметом в достаточной степени
для обучения ему так, чтобы выпускники могли успешно применять принципы
гомеопатии. В то же время шарлатаны, такие как Гемпель, занимали кафедры,
и слепой вел слепого. Сегодня ситуация немногим отличается от той. История
всего лишь повторяется.
Как лучше всего изучать Материю медику?
Во-первых, мы должны изучать только надежные источники. Ганеман указал
путь, написав свою первую большую работу по Материи медике, "Чистую
Материю медику". "Чистую" — потому что Материя медика должна быть
основана только на истинных наблюдениях и свободна от мнений, предположений
и фантазий. Затем, Материя медика должна быть основана прежде всего на
прувингах, включая случаи отравления; к этому добавляются излеченные симптомы,
которые являются проверкой испытаний. Это основа "Чистой Материи медики"
Ганемана. По мере того, как Материя медика постепенно становилась объемной,
стало необходимым работать с ней систематически. Насколько я знаю, наилучший
метод — диагностический метод Геринга в том виде, в каком он преподавал
его студентам Аллентаунской академии в 1830-хх годах. По существу, мы можем
работать с Материей медикой так же, как работаю с любой другой
естественной наукой. Изучая Материю медику с помощью диагностического
метода, мы начинаем с одного препарата — одного из наиболее часто
назначаемых, читаем в надежных источниках как можно больше о нем, начиная
с прувинга, который следует изучать очень тщательно, а затем дополняем
это клиническим опытом признанных гомеопатов и, наконец, излеченными случаями.
Затем берем другой часто назначаемый препарат, ближайший к ранее изученному,
и сравниваем и дифференцируем их. Делаем это с третьим препаратом, и так
далее. Мы могли бы разобрать двенадцать препаратов, чаще всего используемых
в острых случаях, а затем еще двенадцать наиболее часто используемых в
хронических случаях. Таким образом, практический врач очень хорошо знал
бы некоторое ограниченное число препаратов, и мог бы сразу распознать
один из них, когда тот показан, либо сразу понять, что это не один из
них. Нэш в своей монографии о Sulphur писал, что "один хорошо изученный
препарат лучше нескольких, не понятых и наполовину". На практике при выборе
подобнейшего препарата часто приходится дифференцировать три-четыре препарата.
Обычно два-три из них принадлежат к наиболее часто используемым препаратам.
Не могли бы вы привести несколько примеров?
Что касается препаратов, наиболее часто используемых в острых случаях,
то можно начать с Belladonna, а затем продолжить Aconitum,
Bryonia, Rhus toxicodendron. Что касается препаратов, наиболее
часто используемых в хронических случаях, то Липпе рекомендовал своим
ученикам начинать с Lycopodium, который очень хорош для начала,
потому что представляет собой очень характерную картину. А затем можно
продолжить и сравнить Pulsatilla с Lycopodium и т. д., один
за другим, всегда сравнивая их сходство и различие, и не только друг с
другом, но и с другими препаратами, обладающими похожими симптомами. Постоянно
сравнивать и индивидуализировать. Это смысл диагностики: знать через различение,
дифференцирование. План таких лекций по Материи медике был бы аналогичен
"Клинической Материи медике" Фаррингтона.
При этом методе чем больше препаратов мы изучаем, тем меньше времени требуется
на изучение следующих. Липпе однажды сказал, что те, кто по-настоящему
освоил нашу Материю медику, учились по этому методу — диагностическому
методу Геринга. По моему собственному опыту, я обнаружил, что лучший способ
подготовить лекцию по Материи медике это прежде всего прочитать
оригинальное изложение испытания, если это возможно, особенно если оно
имеется там в хронологическом порядке. Мы получаем точную информацию о
том, что произошло, в каком часу дня, и можем проследить эволюцию симптомов.
Конечно, мы не всегда это получаем. Большинство Материй медик следуют
плану Ганемана, подчеркивая анатомическую, а не хронологическую последовательность.
Независимо от этого, все равно очень важно изучать оригинальные симптомы
испытания, чтобы получить представление о примитивной картине симптомов.
Это первостепенное требование для серьезного изучения Материи
медики. Хорошо проведенное испытание с чувствительными испытателями выявит
большинство характерных симптомов, "дух" лекарства. А именно это важно.
Читая препарат, мы стараемся понять его дух, его природу, что самое характерное,
необычное, что его идентифицирует. Обычно Ганеман дает идею духа препарата
в своем введении к нему или выделяя жирным шрифтом самые яркие симптомы.
Прочитав прувинг, я читаю клинические подтверждения у надежных —
это важно! НАДЕЖНЫХ — авторов, и тогда я обычно открываю гораздо
больше.
Вы можете привести пример?
Не все характерные симптомы будут обязательно обнаружены во время прувинга.
Возьмем, например, симптом рвоты сразу после того, как съеденная пища
согревается в желудке. Этот симптом нельзя найти в "Чистой Материи медике"
или "Хронических болезнях", так каково его происхождения? Он происходит
от Гернси. Неясно, был ли Гернси первым, кто его наблюдал; это мог сделать
Липпе и рассказать ему, но Гернси первый сообщил о нем. Один из них увидел
его у пациента и наблюдал его в ходе своей клинической практики. С тех
пор он часто подтверждался, и стал одним из ведущих симптомов. По мере
дальнейшего изучения, картина каждого препарата будет эволюционировать
и становиться полнее с каждым прувингом и при добавлении клинического
опыта его применения. Такова идея "Ведущих симптомов" Геринга —
Материи медики, основанной на проверке и подтверждении симптомов по мере
их обнаружения у больного. В прувингах мы найдем более чистые и примитивные
симптомы, которые обычно более функциональны, являясь симптомами начала
заболевания, в то время как у больного мы обнаружим также более позднюю
стадию заболевания, и более органические симптомы. Таким образом, когда
я готовлю лекцию по Материи медике, я начинаю с Ганемана или первоначального
прувинга. Затем я беру "Энциклопедию Чистой Материи медики" Аллена, затем
"Ведущие симптомы" Геринга, затем читаю надежных авторов — Липпе,
Гернси, Нэша, Данхема, Эрнста Фаррингтона и т. д., а затем заканчиваю более
современными авторами, такими, как Пулфорды (отец и сын) и Харви Фаррингтон (сын Эрнста). Наконец, я собираю все случаи, которые могу найти у надежных
наблюдателей и в своей собственной практике, чтобы дополнить и проиллюстрировать
лекцию. Тогда получается отличная вещь. Это лучший способ изучения
Материи медики, какой я нашел.
Является ли перечень надежных работ по Материи
медике, который вы только что нам дали, исчерпывающим или можно еще что-то
добавить?
Должен сказать, что исчерпывающий перечень включает Ганемана, Липпе,
Гернси, Нэша, Аллена, Геринга и Фаррингтона, хотя мы должны быть очень
осторожны с отцом, Эрнстом — необходимо исключить все физиологические
аспекты. В этом он ошибался. В XX веке не слишком много надежных авторов.
Вильям Бёрике был не обязательно лучшим гомеопатом, но он был хорошо начитан,
и то, что он писал, было надежно, но в очень ограниченной степени, поскольку
в темных вещах он также был хорошо начитан. Его "Словарь" хорош своим
первым разделом "Характеристики", которым можно пользоваться как введением
в препарат. Рассказанные там истории часто создают живые образы и облегчают
характеризацию препарата. Остальная часть его Материи медики не так ценна.
Пулфорды, отец и сын, практиковали в течение примерно восьмидесяти лет.
Они были очень хорошими гомеопатами, и их Материя медика очень надежна.
Гарви Фаррингтон был одним из последних очень надежных преподавателей
Материи медики. Пьер Шмидт также был очень надежен. Герберт Робертс —
тоже интересное чтение, у него был большой опыт и он был хорошим наблюдателем.
В ту же лигу попадает Богер.
А как насчет Кента?
О! Многое из того, что он писал, совсем ненадежно, но даже эксперты часто
не знают этого. Например, все его синтетические препараты совсем ненадежны,
по моей оценке.
Не могли бы вы объяснить, что такое "синтетические
препараты"?
Синтетические препараты — это такие препараты как Alumina silicata,
Aurum arsenicosum, Aurum iodatum, Aurum sulphuricum
и т. д. Вы берете два известных препарата, смотрите их испытания по отдельности,
а затем говорите: "Что будет, если их объединить?" В случае синтетических
препаратов мы заметим, что Кент обычно начинает с какой-нибудь фразы вроде
"симптомы этого препарата проявляются утром, перед полуднем, после полудня,
вечером, ночью и после полуночи". Затем вы берете следующий препарат и
находите: "Хуже утром, перед полуднем, после полудня и ночью" и так далее.
Этим предполагаемым испытаниям нет никакого доверия. Вероятно, на Кента
не произвел особого впечатления §
144 "Органона", где Ганеман говорит, что "все, что является предположительным,
все, что является голословным или воображаемым, должно быть строго исключено;
все должно быть чистым языком природы, внимательно и честно вопрошаемой".
Кент публиковал свои синтетические препараты в темном журнале под названием
"Критика", где был помощником редактора. В своей редакционной статье за
декабрь 1907 году он обещал опубликовать в наступающем году двенадцать новых
препаратов, по одному в каждом номере журнала. Он делал это до июня 1908
года, когда подвергся жестокой критике со стороны Г. К. Аллена и У. П. Уоринга. Оба были членами Международной Ганемановской ассоциации и, как и Кент,
преподавали гомеопатию в Чикаго. После этой критики, которую Кент не опроверг,
он больше ни разу не опубликовал ни одного синтетического препарата; даже
те, которые обещал. Он продолжил писать в "Критику", но не о Материи медике.
Когда в 1911 году он опубликовал второе издание своих "Лекций по гомеопатической
Материи медике", он не включил туда никаких синтетических препаратов,
опубликованных с 1904 по 1908 год. (первое издание его "Лекций по Материи
медике" было опубликовано в 1905 году). По этому поводу Ганеман очень ясно
высказался в первом абзаце статьи "Дух гомеопатического искусства исцеления",
опубликованной в третьем издании его "Чистой Материи медики". Ганеман
считал эту статью одной из своих важнейших. Он говорит там, что было бы
бессмысленно бороться с болезнью, опираясь на воображаемые свойства лекарства.
Многие гомеопаты пытались собрать воедино симптомы
определенных препаратов, чтобы облегчить понимание этих препаратов. Каково
ваше мнение о таких картинах лекарств?
В этом есть определенная опасность, и надо соблюдать большую осторожность.
Если у вас есть картина лекарства, всегда есть опасность взять один аспект
препарата и обобщить, сказав: "Вот это и есть препарат". Вы можете полностью
ошибаться в своей картине, и таким образом неверно интерпетировать реальность.
Ключевым является вопрос о том, делаются ли обобщения на основе внимательного
изучения прувингов в сочетании с широким клиническим опытом. К сожалению,
не все, кто преподает Материю медику и делает обобщения, внимательно изучили
прувинги, являются надежными наблюдателями и обладают широким клиническим
опытом. Опасность ложных интерпретаций и создания ложных образов огромна.
Эти обобщения не составляют большой проблемы, если студент понимает, что
наилучшим способом и последним словом в определении степени подобия всегда
является внимательное изучение прувингов, а не чье бы то ни было мнение,
независимо от имени это мнение высказавшего.
Всякий раз, когда кто-нибудь говорит вам: "Такова природа этого препарата,
вот картина этого препарата", принимайте это с долей сомнения. Такое утверждение
может быть совершенно ненадежным и увести студента в сторону на годы.
В обобщениях таится большая опасность.
Сегодня гораздо больше шансов получить ложное, нежели истинное, руководство,
так как каждый может легко рекламировать себя как мастера Материи медики.
Самозванные "мастера" встречаются повсеместно, часто имеют множество преданных
учеников, но в большинстве случаев это ситуация, когда слепой ведет слепого.
Я знаю некоторых врачей, которые следовали таким учителям как следуют
гуру: некоторые из них потратили целых десять лет, назначая на основе
ложных образов, прежде чем очнулись, и даже сейчас им трудно избавиться
от тех идей. Когда они присылают мне своих пациентов — конечно,
пациентов, с которыми они потерпели неудачу, — чаще всего я слышу
от них: "Почему я не видел этого препарата?! Как я его пропустил?!" Ответ
прост. Они не следует базовому правилу Ганемана, которое заключается в
том, чтобы сначала полностью собрать анамнез. Если сделать это правильно,
то даже начинающий сможет найти препарат, потому что у нас есть чистое
описание болезненного явления. В противном случае, если случай неполон
или полон ложных интерпретаций, то даже эксперт не сможет найти правильный
препарат.
Второй шаг заключается в том, чтобы проанализировать случай так, чтобы
найти среди совокупности симптомов самые характерные, необычные и яркие.
Совокупность этих характерных симптомов образует то, что Гернси называл
"духом болезни". Аналогичным образом, когда мы изучаем Материю медику,
мы стараемся идентифицировать в препарате его дух, то, что составляет
его индивидуальность и отличает его от всех других. Изучая пациента, мы
сравниваем дух болезни с духом препарата. Это базовый метод.
Если в процессе сбора анамнеза нас уводят в сторону наши предрассудки
и небрежная интерпретация того, что говорит пациент, то мы не обращаем
внимания на чистый язык природы, как выразился Ганеман, "тщательно и честно
вопрошаемой". И когда затем мы переходим к анализу случая, мы накладываем
одну на другую все наши интерпретации препаратов и не следуем больше
правилу Ганемана, а практикуем нечто такое, что нельзя больше назвать
наукой гомеопатии, то это ближе к эзотеризму. Чем больше мы кристаллизовали
картину препарата, тем меньше мы будем способны узнать все его многочисленные
различные клинические проявления. Чем более узкие заключения мы делаем
о картинах препаратов, тем с большей вероятностью искажаем реальность
до такой степени, что не можем распознать ее указания даже в случаях,
совершенно ясных для объективного врача.
Я нахожу, что среди огромного количества добавлений к реперторию 90%
тех, с подтверждением которых я ежедневно сталкиваюсь на практике, происходят
от Ганемана. Десять процентов приходятся на всех остальных авторов, и
большинство их происходят из "Энциклопедии" Аллена и "Ведущих симптомов"
Геринга. Это немногое говорит обо всех этих современных авторах. Если
нам нужна надежная информация, надо начинать с Ганемана, а затем переходить
к Липпе. Липпе взял труды Ганемана в том виде, в каком нашел их, беспрекословно
применил, а затем опубликовал свое подтверждение. У него было около пятидесяти
лет опыта, чтобы подтвердить то, что он говорит. После чтения Липпе мы
можем вернуться к Ганеману, чтобы лучше понять его. Липпе был и остается
лучшим учителем для лучшего понимания работ Ганемана, особенно клинических
аспектов гомеопатии. Труды Липпе сильны, привлекательны, умны, логичны,
ясны, глубоки, критичны и всегда посвящены сути вопроса. Геринг также
очень надежен. Он дает нам широкую точку зрения и, как у Ганемана, у него
был исследовательский ум.
Затем, есть Данхем. Каждый врач-гомеопат должен прочитать
книгу Кэррола Данхема "Гомеопатия наука о лечении". Это жемчужина,
содержащая некоторые из лучших и самых ясных трудов в истории гомеопатии.
Он рассматривает трудные темы, такие как место терапии относительно гигиены,
первичные и вторичные симптомы лекарств, чередование препаратов, использование
высоких потенций, проблема дозы, соотношение между патологией и терапией
и т. д. Он писал об этих предметах, потому что была необходимость прояснить
аспекты гомеопатии, которые запутанно излагаются в трудах Ганемана. Труды
Данхема очень ясны и определенны. Возьмем, например, трудную тему первичных
и вторичных симптомов лекарств. Ганеман писал об этом во многих местах
"Органона" и других работах. Чем больше вы читаете Ганемана, тем меньше
ясности в этом вопросе. Данхем берет эту тему и делает ее кристально ясной.
Затем эту тему берет Кент и снова запутывает нас. Все, что можно найти
у Нэша, всегда представляет большую ценность, как и у Г. Н. Гернси, П.
П. Уэллса, Джослина, Инглинга, Скиннера, Г. К. Аллена, Харви Фаррингтона,
Пьера Шмидта, Герберта Робертса, Элизабет
Райт-Хаббард и Джулии Грин.
Из современных авторов есть Жак Бор,
редактор великолепного журнала "Les Cahiers du Groupement
Hahnemannien du Dr. Pierre Schmidt". Д-р Бор в настоящее время работает
над публикацией компиляции трудов Пьера Шмидта, собранных за последние
тридцать лет. Стоит почитать то, что выйдет из-под такого изысканного
пера, как его. Вместе с тем, много чему можно научиться из хороших журналов.
Я рекомендую своим ученикам просматривать хорошие журналы — старые
и новые — и регулярно их читать. Это великолепный способ постоянно
учиться. Есть некоторые старые журналы, которые можно читать от корки
до корки. Таковы "Хомиопатик физишэн", "Органон" или "Ханеманиэн адвэкэт". Возьмем последний, который очень редок. Было опубликовано девять
томов, содержащих прекрасные статьи великолепных авторов, таких как Нэш
или Инглинг. Они очень ценны и интересны, обычно богато иллюстрированы
интересными случаями. Из журналов такого качества многому можно научиться,
так как очень многое из того, что там содержится, не написано в книгах.
Это относится к работам многих мастеров прошлого, таких как Липпе, Уэллс
или Инглинг. Это люди, которых мы должны рассматривать как своих лидеров
и на которых мы должны полагаться в своем обучении.
Не могли бы вы кратко сформулировать существенные,
по вашему мнению, моменты сбора анамнеза?
У меня есть курс лекций о том, как собирать анамнез; это длинный курс,
примерно на десять дней. Я начинаю его примерно с дюжины ключевых моментов,
которые важны для понимания при сборе анамнеза. Если бы я попытался выбрать
самый важный момент в сборе анамнеза, то это было бы требование к врачу
стремиться сохранить объективность. Это основа для получения точных наблюдений.
Мы должны слушать пациента, напрягая всю свою наблюдательность. Как только
мы вносим свои предположения или начинаем задавать прямые вопросы, получаемая
нами информация теряет ценность. Стоит нам сосредоточиться в ходе сбора
анамнеза на каком-нибудь определенном препарате, как мы утрачиваем свою
объективность. Критически важно сохранять нейтральность до конца
работы с пациентом. Это не значит, что во время сбора анамнеза мы не думаем
о некоторых препаратах. Обнаруживая характерные симптомы, мы неизбежно
рассматриваем некоторые препараты. Здесь надо придерживаться следующей
установки: следует скорее исключать, чем пытаться подтверждать какой-либо
конкретный препарат.
Ганеман изложил в "Органоне" основные принципы сбора анамнеза. Однако
во втором томе американского издания "Чистой Материи медики" Ганеман писал
о том, как важно стать хорошим наблюдателем. Это замечательная статья
о классической медицине.
Должен сказать, что некоторыми важными ингредиентами процесса сбора хорошего
анамнеза являются объективность, искренность, терпение и сочувствие. Еще
один аспект — тщательность. Мы ничего не должны считать априори
неважным. Следует искать ключи в любых деталях случая. Поскольку многие
мои пациенты приходят в критическом состоянии, любое отступление от тщательности
уменьшит их шансы на выздоровление.
Собирая анамнез, мы должны также вести хорошие записи, чтобы записанная
история была исчерпывающей не только для нас самих, но и для любого другого,
кому, возможно, когда-нибудь понадобится этот случай. Следует ясно записывать
все, что касается диагноза, прогноза, работы с больным, запретов или предписаний.
Симптомы следует записывать точными словами, которые использовал пациент,
как можно меньше интерпретируя их. Конечно, надо обводить только характерные
симптомы, которые важны для назначения подобнейшего лекарства, simillimum,
чтобы, рассматривая случай в конце, вы могли бы быстро увидеть несколько
обведенных характерных симптомов. Наконец, после физикального обследования
мы должны записать свои впечатления вместе с описанием морфологии, физиогномических
характеристик, телосложения и объективных аспектов темперамента и личности
пациента. Есть и другие аспекты сбора анамнеза, но я думаю, что описал
здесь вам основные.
Каковы важные моменты анализа случая?
Когда у вас есть полный и хорошо собранный анамнез, с ним относительно
легко работать. В §
104 Ганеман говорит, что когда анамнез тщательно и внимательно исследован
и точно записан, самая трудная задача врача выполнена. Теперь, когда перед
нами лежат все факты, мы задаем себе вопрос: что самое яркое в этом случае?
Для того чтобы знать, что является ярким, мы должны сначала знать, что
является обычным в природе человека, как функционируют люди и насколько
обычным или необычным является конкретный симптом в конкретной патологии
или для определенного поведения в определенном контексте. Когда я выясняю,
у кого из студентов в классе есть сильное желание сладкого, любители сладкого
составляют обычно от 60 до 75%, так что сильное желание сладкого само
по себе не является характерным. Знание человеческой природы требует от
врача-гомеопата обширных знаний во многих областях, включая этиологию,
социологию и психологию. Для того чтобы суметь распознать характерные
черты человека, врач-гомеопат должен также знать патологию.
И еще, конечно, мы должны очень хорошо знать Материю медику, потому что
чем лучше мы ее знаем, тем легче сможем отличать яркое от заурядного.
Наконец, эти знания обточит клинический опыт. Именно здесь мы узнаём,
например, что, с одной стороны, какой-нибудь характерный симптом какого-либо
препарата, такой как восходящая парестезия у Conium, не является
характерным и на самом деле имеет мало значения при поиске препарата при рассеянном склерозе.
Это обычный симптом данного заболевания. С другой стороны, из клинического
опыта мы узнаём, что можем иметь обычные симптомы какого-нибудь болезненного
состояния, такие как расширение или движение ноздрей, наблюдаемое на
запущенной стадии дыхательной недостаточности, которые при серьезной пневмонии действительно являются очень надежным ведущим симптомом.
Возвращаюсь к вашему вопросу о том, как анализировать случай. После сбора
полного анамнеза мы сначала составляем список самых характерных, а потому
самых ценных симптомов. Если пациент имеет только одно болезненное состояние
или картину заболевания, мы собираем все характерные симптомы в одну совокупность.
Мы располагаем эти характерные симптомы сверху вниз, начиная с самых ценных
и заканчивая наименее ценными. Вверху списка находятся ведущие симптомы,
а те, что внизу, называются дифференцирующими, или "подтверждающими", симптомами.
С помощью репертория первые наводят врача на группу препарататов, а последние
помогают дифференцировать или подтвердить один или несколько препаратов,
которые очень подобны. Эта совокупность характерных симптомов составляет
дух случая. Последний шаг — прочитать Материю медику, чтобы
найти препарат, соответствующий духу случая. Однако если у пациента имеется
два или более различных заболеваний, то характерные симптомы собираются
под каждым самостоятельным заболеванием. Например, мы часто видим пациента
с острым состоянием (скажем, пневмонией) и хроническим, которое включает,
например, хронический артрит, нарушение пищеварения, бессонницу, усталость
и нервозность. В таком случае симптомы острого состояния очень часто отличаются
от симптомов хронического состояния. Тогда характерные симптомы делятся
на две совокупности: в одной все симптомы, которые появились с возникновением
острого состояния, а в другой все симптомы хронического состояния.
Кроме того, имеются более сложные случаи, в которых два и более различных
заболевания смешаны и образуют то, что Ганеман называл "сложным заболеванием".
Следует в максимально возможной степени идентифицировать каждое независимое
заболевание и отделить его характерные симптомы. Есть множество возможностей
сосуществования двух и более различных заболеваний у одного человека.
В заболеваниях, которые развиваются стадиями, будь то острые, как пневмония,
или хронические, как дисфункция почек, каждая стадия заболевания может
быть отдельным заболеванием, и для каждой стадии потребуется свой препарат.
Давайте немного поговорим о потенцировании препаратов
и о позологии. Какими потенциями вы пользуетесь в своей практике?
Ответу на этот вопрос не следует придавать слишком большого значения.
Обычно я начинаю хронический случай с двухсотой потенции Данхема или 10M
Корсакова. Если пациент слишком чувствителен к двухсотой, я предлагаю
ему принять чайную ложку или менее этого препарата, разведенного в одном
или нескольких стаканах воды. Некоторые пациенты даже еще чувствительнее,
и тогда я спускаюсь до тридцатой потенции или ниже, до шестой сотенной.
В некоторых случаях, когда разведения препарата в воде недостаточно, я
предлагаю пациенту нюхать препарат в течение короткого времени. Обычно
я использую один и тот же препарат в одинаковой потенции так долго, как
он приносит пациенту пользу. Но когда пациент теряет чувствительность
к определенной потенции какого-либо препарата, это знак перейти к более
высокой потенции, если картина остается неизменной. Я поднимаюсь таким
образом до потенции MM, а затем, если требуется, снова начинаю со средних
потенций. В этот момент, однако, я пользуюсь по возможности промежуточными
потенциями, такими как пятисотая, пятитысячная, двадцатитысячная и т. д.
Давать дважды один препарат в одинаковой потенции без повышения противоречит
тому, чему учил Ганеман. Однако я нахожу более эффективным оценивать чувствительность
пациента к препарату, если в момент рецидива повторить потенцию. Это максимальное
приближение к повторению эксперимента в медицине. Результаты такого эксперимента
дают врачу всевозможную очень полезную информацию об излечимости пациента,
степени подобия препарата и гораздо больше того, и вся эта информация
может быть очень важной. Было бы слишком долго рассказывать об этом здесь.
Возвращаясь к повторению препарата, следует сказать, что его следует повторять
оптимально. В противном случае пациент будет выздоравливать медленнее,
с более тяжелыми рецидивами, и слишком часто пациент теряет чувствительность
к препарату. Всегда помните, что пациент должен восстановить свое здоровье
как можно скорее. Что касается наилучшего времени для повторения препарата,
то это момент, когда пациент перестал реагировать на предыдущую дозу, и
его состояние стабилизировалось, либо снова начинается рецидив. В остром
случае подход слегка отличается в двух моментах. Первое: начальная потенция
обычно повышается пропорционально тяжести или восхождению острого состояния.
Здесь не так уж необычно начинать случай с 10MK или 50MK. Второе: повторять
препарат следует так, чтобы предотвратить рецидив. Ясно, что было бы нежелательно
получить рецидив при пиелонефрите, менингите
или пневмонии.
А как насчет потенций LM?
Это очень деликатный вопрос. Я не хочу обидеть никого из ваших читателей,
но этот вопрос следует поставить и обсудить открыто. Давайте кратко рассмотрим
эволюцию Ганемана в отношении позологии. Мы обнаружим, что он постоянно
пытался усовершенствовать свой подход. Сначала он начал разбавлять препараты,
чтобы сделать их менее токсичными. Постепенно он принял за систему сотенные
разведения сначала без встряхивания, а потом со встряхиванием. Он экспериментировал
с различным числом встряхиваний от ста до двух и снова вверх. Затем, в
последние восемь лет, он начал пользоваться все более и более высокими
потенциями. К 1840 году он обычно пользовался двухсотыми. В начале 1841
года он начал экспериментировать с пятидесятитысячными. У него было всего
около дюжины приготовленных таким образом препаратов, и наивысшая потенция
была Sulphur LM20. Он экспериментировал с ними в течение примерно
двух лет. В конце 1842 года он делал меньше назначений. В 1843 году он почти
не практиковал. Он сделал последнюю запись о пациенте в своем регистрационном
журнале в начале мая 1843 года. В это время он готовил к изданию шестое издание
"Органона". Очевидно, он чувствовал, что имеет достаточно опыта, чтобы
авторитетно рекомендовать своим коллегам потенции LM. Я прочитал в регистрационных
журналах Ганемана почти все случаи, в которых он использовал потенции
LM. Честно говоря, очень трудно удовлетвориться его успехами.
Когда мы изучаем Ганемана как личность и как ученого, мы скоро обнаруживаем,
что он обычно был очень догматичен в своих произведениях, преподнося свой
последний эксперимент как окончательный способ. Этот его подход противоречит
его великому научному уму. Когда мы читаем его труды в хронологическом
порядке, на каждом этапе своей эволюции он производит на читателя впечатление,
что метод теперь разработан до абсолютного совершенства, и все, точка.
Затем появляется следующая работа, и теперь он сообщает нам, что дополнительные
эксперименты теперь позволяют ему отрицать то, что он ранее сказал с такой
определенностью, и что метод достиг теперь новой степени совершенства,
и т. д. Если прочитать любую работу Ганемана, включая шестое
издание "Органона", мы сами можем застрять на его догматизме и не
пойти дальше только что прочитанной последней работы.
Не глупо ли было бы не учиться на его ошибках? Я думаю, настоящий последователь
Ганемана — это не тот, кто делает то, что говорил делать Ганеман,
а тот, кто следует положительному аспекту его подхода — индуктивному
методу. Это и есть настоящий последователь Ганемана — не подражатель, а понимающий.
Возможно, если бы шестое издание "Органона" было опубликовано раньше,
то вопрос о потенциях развивался бы по-другому. Наверное, это к счастью,
что как только Ганеман умер, Беннингхаузен начал систематически назначать
двухсотые потенции Лемана. Позже последователи Ганемана, особенно в Америке,
начали экспериментировать с высокими и очень высокими потенциями. Поскольку
наши самые надежные специалисты по назначению препаратов продолжали пользоваться
ими в течение свыше ста пятидесяти лет, начиная с самого Ганемана
и включая Беннингхаузена, Липпе, Геринга, Данхема, Скиннера, Нэша и т. д.,
то я не уверен, могли ли бы мы достичь аналогичных результатов, если бы
ограничились низкими потенциями, а ведь потенции LM являются на самом
деле очень низкими. Я их избегаю. Во-первых, потому, что у меня не было
нужды пользоваться ими; во-вторых, потому что это слишком сложно (учитывая
второй параграф "Органона" о "легко понимаемых принципах"); и в-третьих,
несколько надежных авторов, таких как Пьер Шмидт и П. Шанкаран (отец)
пробовали их, но позже от них отказались. Это не значит, что они не играют
никакой роли, но я не думаю, что они являются тем, чем их хотел видеть
Ганеман — окончательными гомеопатическими препаратами (см. другую
точку зрения в статье Д. Литтла "Андре
Сэн о потенциях LM". — Прим. авт. сайта).
Вы говорили о различных школах и методах гомеопатии
— ганемановских, кентовских, классических..
По существу, Ганеман разработал терапевтический метод с четко определенными
принципами, который он назвал гомеопатией. Следует ясно понимать, что
всякий раз, когда кто-нибудь использует название "гомеопатия", это ссылка
на терапевтический метод, ясно определенный Ганеманом. К сожалению, по
разным причинам многие, кто не понимает гомеопатии, присвоили себе право
использовать слово "гомеопатия" для обозначения совершенно другого способа
практиковать медицину. Со времен Ганемана многие импровизировали в качестве
гомеопатов и представляли эту профессию в ложном свете. Если практические
врачи хотят практиковать что-то другое, им просто надо называть это как-нибудь
по-другому. Слова "гомеопатия" должно быть достаточно для того чтобы
ясно идентифицировать практику в соответствии с методом, разработанным
Ганеманом.
Мне кажется, мы бы оказали большую честь Ганеману путем дальнейшего развития
гомеопатии и медицины в целом за счет понимания и принятия индуктивного
метода, который является основой его достижений, а не за счет принятия
его догматизма и повторения его ошибок.
Аналогично, я не люблю слова "классическая", и не из-за его частого использования,
а потому, что с ним ассоциируется ложная элитарность. Оно означает обычно
кентианскую или сверхкентианскую гомеопатию. В XIX веке (до Кента) последователи
Ганемана создали по призыву Липпе Международную Ганемановскую ассоциацию
(IHA), чтобы разделить чистую гомеопатию и ее извращения. Как правило,
лидеры этой ассоциации понимали гомеопатию очень хорошо. Затем пришел
Кент, который одно время шел по одному пути с ассоциацией, а затем вышел
из нее и в итоге создал со своими учениками Общество гомеопатов.
Кент внес в практику гомеопатии свои собственные предрассудки, наряду
с учением Сведенборга. Несомненно, Кент был хорошим клиницистом и хорошим
популярным учителем, но он не был одним из великих мастеров. Он не достиг
стандарта множества людей, которые предшествовали ему. Поскольку он был
очень харизматичен, в XX веке люди почти слепо следовали его учению,
не углубляясь в труды мастеров прошлого, даже Ганемана. Он превратился
в один из мифов, и студенты один за другим следовали учению Кента, предполагая,
что он освоил гомеопатию. А все потому, что его труды похожи на труды
Ганемана — они авторитарны. Вокруг личности Кента развилась разновидность
идолопоклонства. Это идолопоклонство мешало студентам изучать труды Кента
критически и одновременно мешало им читать работы мастеров, которые предшествовали
Кенту. Позже, в XX веке, люди, попавшие под влияние учения Кента,
стали догматичнее самого Кента; их можно назвать сверхкентианцами, т. е.
бóльшими последователями Кента, чем был сам Кент. Кент уже отклонился
от учения Ганемана, так что эти сверхкентианцы плавают в каких-то далеких
галактиках. В XX веке гомеопаты все дальше и дальше отдалялись от своих
корней. Я надеюсь, что упомянутый ранее в этом интервью лозунг Геринга
об отклонении от строгого индуктивного метода Ганемана вызовет больше
откликов. Классическая гомеопатия должна быть гомеопатией Ганемана и последователей
Ганемана, а другими словами — чистой гомеопатией. К сожалению, немногие
изучают историю; по моему мнению, это большая ошибка. Надеюсь, все больше
и больше наших коллег будут исправлять эту ситуацию не только ради нас
самих, но и ради больных и профессии.
Благодарю вас за это интервью.
Вы очень гостеприимны, и это я благодарю вас за то, что вы предоставили
мне возможность поделиться своими взглядами.
Dr. Jochen Rohwer
Schwartauer Allee 10 D — 23554 Lübeck Germany
|