— 85 —

Относимся ли мы cерьезно к нашему искусству? Так что же! Что можно более сравнить с яйцом Колумба, как если мы все братски соединимся давать в каждой отдельной болезни за раз лишь одно простое средство, не вызывая затем никаких значительных изменений у больных, и тогда давайте смотреть своими глазами, что это средство сделает, как оно помогает, как оно не помогает?

Неужели в самом деле будет ученее передать в аптеку несколько различным образом смешанных рецептов для одной болезни (часто в течение одного дня), чем подобно Гиппократу во все время одного случая дать один или два клистира или же чистый оксимель (и более ничего!)? Я думаю, искусство состоит в том, чтобы дать настоящее средство, а не многосмешение!

Гиппократ выбирал из одного рода болезней самые простые; эти он в точности наблюдал, эти он подробно описывал. В этих простейших болезнях он давал отдельные простые средства из малого, возможного в то время запаса. Этим способом возможно было видеть то, что он видел, делать то, что он делал.

Ведь не будет же (надеюсь) противно приличию обращаться с болезнями так просто, как это делал этот действительно великий муж?

Кто увидит, что сегодня я даю другое лекарство, чем давал вчера, а завтра снова другое, тот, конечно, заметит, что я колеблюсь в способе лечения (так как и я слабый человек); если же увидят, что я смешиваю друг с другом в одном и том же рецепте два-три предмета (это тоже иногда случалось прежде), то пусть смело скажут: "Этот человек в беде, он сам хорошенько не знает, чего он хочет", "он спотыкается", "если бы он знал, что одно средство есть настоящее, то он бы не прибавлял другого, а тем менее третьего!"

Что бы я на это возразил? Прикрыл бы рот рукой! Если меня спросят, каков характер действия хинной корки во всех нам известных болезнях, то я сознаюсь, что мне об этом мало известно, несмотря на то, что я часто и много давал ее одну и без примеси.

Если же меня спросить, что сделает хина в смеси с селитрой или еще с третьим

— 86 —

каким-нибудь телом, то я сознаюсь в полном моем незнании и упаду на колени, как перед божеством, перед тем, кто мне это разгадает.

Могу ли я сознаться, что я уже несколько лет не прописывал никогда ничего иного, как одно средство за раз, и никогда не повторял, пока действие предшествовавшей дозы не выдохлось; только одно кровопускание, только одно слабительное средство, и никогда не другое, до тех пор, пока я вполне не уяснил себе действие первого? Могу ли я сознаться, что этим способом я излечивал счастливо и к удовольствию моих больных и видел вещи, которых иначе я бы никогда не видал?

Если бы я не знал, что рядом со мной еще несколько из самых достойнейших мужей стремятся в пределах простоты к неподражаемо высокой цели, которые подобным способом своих действий оправдывают мой принцип, то я, право же, посмыслил бы покаяться в этой ереси. Кто может знать, что ж, быть может, на месте Галилея отрекся бы от обращения земли кругом солнца. Но уже начинает светать!

В 1798 году по случаю перевода Эдинбургской фармакопеи он также восстает против "врачей, имеющих влечение к многосложным рецептам" (II. 340).

Какое божество может быть судьей в том, какую пользу может принести состав из трех в высшей степени сильнодействующих и совершенно разнородных веществ (клещевинных, свинцовых и ртутных препаратов наружно против рака)... Венцом эмпиризма является применение сложных сильнодействующих средств (II. 605).

Далее (ст. 606), так как снова рекомендуют составные смеси, он наводит на размышления:

О силе действия сложного лекарства нельзя выводить заключение a priori. Каждое средство имеет свою собственную тенденцию. Несколько шатающихся с различных сторон и ударяющихся с различной силой друг об друга шаров разнородного состава и величины, какое могут принять направление? Кто может это предвидеть?

Чем меньше успеха имели увещания его к своим современнкам перейти к простому врачебному лечению, тем сильнее раздавался его голос. В 1800 г. он перевел с английского "Врачебное сокровище, или Собрание избранных рецептов".

— 87 —

Перевод его появился анонимно; примечания же его были подписаны буквой Y. Своей критикой он хотел показать, насколько пестрые рецептные формулы идут вразрез с стремлением к исцелению недугов и с наукой. Уже в предисловии встречаются сильные выражения:

Даже лучшие лекарственные формулы (хотел я показать моим соотечественникам) неестественны, хромают и противоречат как самим себе, так и своей цели. Это истина, которую следовало бы проповедывать с крыш в наше время, отличающееся такой сильной страстью к рецептам. Когда же я увижу, что эта глупость будет искоренена? Когда же научатся понимать, что исцеление болезней требует меньшего количества совершенно простых, но действительных и вполне соответствуюощих средств? Неужели никогда не перестанут составлять рецепты из множества средств, из которых каждое мало или же совершенно неизвестно даже лучшим врачам? Если Джонс в Лондоне расходует ежегодно 300 фунтов хинной корки, какие же мы имеем точные и полные сведения об индивидуальном образе действия этого сильного средства? Наши сведения очень ограничены! Какими познаниями обладаем мы о чистом, особом образе действия могущественной ртути, огромный расход которой во врачебном искусстве должен был бы вызвать предположение об очевидных знаниях отношения этого вещества к нашему телу?

Если относительно познания отдельных медикаментов господствует столь замечательный мрак, то феномены, порождаемые беспорядочным употреблением нескольких подобных неизученных и смешанных между собой медикаментов, понятно, уже совершенно теряют всякое значение...

По-моему, это все равно что бросить с завязанными глазами горсть различно обточенных шаров на неизвестный бильярд с многоугольными бортами, желая определить заранее, какое они произведут действие, какое направление получит каждый из них и, наконец, какое они могут принять положение после многократных отскакиваний и непредвиденных ударов друг об друга!

Далее он описывает в саркастическом тоне представление, которое составлял себе в это время составитель рецептов с пользе стольких "основных", "вспомогательных", "форму дающих", "направляющих" и

— 88 —

исправляющих" средств. К сожалению, невозможно здесь привести все выдающиеся характеристические места из сочинений Ганемана.

Далее следует:

Природа действует по вечным законам, не спрашивая на то твоего разрешения; она любит простоту, и в любом средстве оказывает сильное действие; ты же своими многочисленными средствами производишь слабое действие. Подражай природе! Прописывать сложносоставленные рецепты, и даже по нескольку ежедневно, есть высшая степень парэмпиризма. Давать же совершенно простые средства и заменять одно лекарство другим не раньше, как первое перестанет действовать, — естественный прямой путь в святилище искусства.

В самом тексте этого произведения в 412 страниц он показывает многочисленными примерами безраcсудство многосмешения. Вот несколько доказательств.

Стр 33. В таком случае средство возросло бы до 5 ингредиентов, из которых каждый обладал бы значительной силой действия, и почему бы тогда не составить смеси из всей Materia Medica? Вероятно, таковая помогла бы еще лучше. О, как мало известно настоящее действие этих ингредиентов, взятых отдельно! Какое влияние можем мы от них ожидать, когда они вместе и разом действуют в организме? Каким образом можем мы достигнуть познания отдельных медикаментов, если составляем только одни смеси. Мне кажется, что мы и лишаемся точного знания свойств каждого отдельного лекарства, а иногда и употребляем смеси из нескольких средств, чтобы в этой удержать перед своими глазами возлюбленный туман.

Стр. 39. Врачу, получившему диплом, позволено давать что ему угодно; сама природа из уважения к его ученой степени, конечно, должна подчиниться ему.

Стр. 66. Глубокая мудрость сокрыта в том, что такое средство, как алоэ, которое только через 12–16 часов оказывает действие и может вызвать не более как один раз испражнения (в больших же дозах как слабительное вызывает мало испражнений, но производит мучительные спазмы в желудке), дают одновременно с другими веществами, которые, как колоквинта, действуют по истечении двух часов!

— 89 —

Скоро ли слабит после приема скаммонии и какие отличительные свойства действия этого вещества, совершенно неизвестно. Но тем лучше! Чем менee известны медикаменты, тем научнее составлена смесь.

Стр. 74. Формула, страдающая неисправимо сложным многосмешением! Горячительные, прохладительные, слабительные и другие вещества, смешанные вместе. Конечно, свойства действия уксусомеда, о котором при употреблении этого вещества в чистом виде со времен Диоскорида существуют столь шаткие и загадочные понятия, сделаются более известны! Горе!

Стр. 81. При настоящих дизентериях следует избегать таковых (александрийский лист с ревенем и тамариндой, сваренные вместе), а в других случаях нетрудно найти менее противные смеси, уж если злой дух смешения не даст нам покоя.

Стр. 86. Я напоминаю обо всех этих тинктурах — все методические формулы — что авторы с завистью скрыли от нас свои мудрые цели, для которых они соединяли ревень с шафраном, горчай, змеевник и алоэ, александрийский лист с ялаповым корнем. Знали ли они, что каждое из этих веществ имеет свое особое назначение? Что при смешении их обнаруживается средний продукт сил, который, взятый отдельно, нам в высшей степени малоизвестен, не говоря уже о том, что относительно смеси из этих веществ мы пребываем в полнейшем неведении? Может быть, их мудрые цели разрешаются зудом многосмешения (pruritus componendi), заразой, убийствующей и у нас, в пальцах наших практикантов? Но я склонен думать, что при составлении смеси они руководствовались более высокими основаниями, потому что они смешивали ревень и алоэ с лакрицей. Восхитительная мысль! Вероятно, при этом первые сделаются слаще и утратят свой горький вкус? Difficile est saturam non scribere.

Стр. 91. Не следует верить прописывающим рецепты, что чем сложнее соединены между собой, например, различные мочегонные средства, тем большим мочегонным действием будет обладать смесь. Глупцы! Обыкновенно получается обратное. Часто одно препятствует действию другого. Зачем же они смешивают

— 90 —

так много веществ между собой? Оттого, что они смотрят на лечение как на ставку в лото. Если я поставлю ставку на довольно большое число номеров, думает малодушный, то должен же я выиграть! Слишком дорогой ценой хочешь ты, любезный друг, захватить первый выигрыш. Если бы они были правы, то Цакутус Лузитанус с его 50 ингредиентами в рецепте был бы матадором между врачами.

Стр. 97. Засорение печени, скорее, предполагают, чем распознают, а некоторые формы желтухи проходят сами по себе через несколько дней. Этим объясняется, как можно было превозносить при этих недугах варево, портящее в такой степени желудок. К чему употреблять купоросный винный камень (Vitriolweinstein), если помогает одуванчик? Но, может быть, помогает одно первое средство? Или оба? Почему оба? Если вопрос, помогают ли эти средства только вместе, разрешается только опытом, то пусть нам представят подробные опыты, которые могли бы раcсеять все наши сомнения как относительно свойства болезни, так и относительно известной помощи от употребления смеси. Разумный человек должен иметь основание для каждого из своих действий.

Стр. 100. Простая формула представляется практическому врачу как бельмо в глазу! Гиппократ со своими простыми средствами в таком случае плохой мастер, которому по справедливости следовало бы приобретать современное искусство составления рецептов.

Стр. 106. В этих семи следующих одна за другой формулах мы видим морской лук, соединенный с 8 различными второстепенными средствами. Разве одного морского лука было недостаточно? Какую поддержку оказали ему примеси? Если все примеси обладали такими целебными свойствами, то к чему же так много изменений? В противном случае, почему нас не поучают, какие из них менее действительны, какие помогают более и в каких случаях? Пусть же так делают, если нас не хотят уверить, что изменения делаются только ради изменений, или же по слепому инстинкту (сaесо instinctu). Но нет! Мы встречаем страшно сложные рецепты, прописанные очень знаменитыми врачами для предохранения от водяной, с извинением, что именно в известной смеси некоторых

— 91 —

веществ заключается вся сила некоторых лекарств.

Какая же это вся сила заключается в ней? Что иногда она способствует выделению воды! Но в каких случаях? Этого они сказать нам не могут, не более как и того, где особенно пригодны различные приготовления из винного камня, щелочных солей, морского лука, осенника, можжевельника, бузины, петрушки, наперсточника и т. д. А если они даже не могут указать надлежащего места для простых средств, которые также все в отдельности в некоторых случаях оказывали пользу и спускали воду, то как же они хотят расхваливать многосоставные смеси, которые, если даже каждое простое средство требует особого болезненного случая, имеют, конечно, еще более ограниченный круг действия и требуют еще более индивидуального случая болезни, именно вследствие этого многоразличного состава, в коем каждая отдельная составная часть вносит новое показание и ограничение... Врач, хорошо знакомый с лекарствами, знает, как трудно добиться для своей практики хотя бы 50-ти простых средств всегда одинаковой доброты и постоянства, поскольку место нахождения растения, время сбора и полнота развития его, удаление испорченного, способ сушения в несколько часов или в течении многих недель и тщательное или невнимательное устранение воздуха, теплоты или сырости при сохранении влияют даже на. сырые листья, корни и кору. А какую еще разницу производят приготовления, настои на горячей или более холодной воде, на более крепком или слабом спирту, в течение нескольких минут и до многих недель.

Далее указывается на дурное приготовление экстрактов (посредством варки) и на их неряшливое хранение в аптеках.

Если же нам так чрезвычайно трудно сохранять простые аптекарские продукты и простые приготовления из них постоянно хорошего и одинакового качества, одним словом, если весьма редко приходится лечить всегда однородными простыми средствами, какое же нужно безумие для того чтобы добиваться самого невероятного из всего мыслимого — всегда одинакового лекарства из многих составных частей, из которых некоторые уже перед тем испытали искусственую обработку, подверженные сами по себе недостаткам и несчастным случайностям!

 Стр. 78–84    Содержание   Стр. 92–97