— 416 —

и хинин; морфий, хлоралгидрат и боли или бессонница; железо и бледная немочь; салициловая кислота и всякого рода ревматизмы и пр.; все это может в самое короткое время усвоить себе каждый неврач. Изучить обыкновенное смешение лекарств также не особенно трудно. Врачу-гомеопату наука достается не так просто; ему приходится в отдельных случаях выбирать из большого числа средств, причем он гораздо точнее должен знать действие лекарств и способ их применения; это требует особого очень старательного беспрерывного изучения и тщательного составления письменных заметок. У кого в этом отношении не достает усердия, тот никогда не может сделаться хорошим гомеопатом, хотя никто не может запретить ему называть себя гомеопатом. Только трудолюбивый старательный человек может сделаться хорошим гомеопатическим терапевтом, который никогда не дает, как аллопаты, хинин против всех лихорадок, даже и не против каждой перемежающейся лихорадки; лечит золотушные воспаления глаз внутренними средствами, приготовленными гомеопатическим способом, и при дифтерите никогда не применяет наружных лекарств, и пр., и пр., но во всех этих случаях дает лекарство только в гомеопатических дозах и при всем том достигает результатов, которые дают ему возможность относиться к преследованиям аллопатов со спокойствием чистой совести.

Кто действуете иначе, тот называет себя гомеопатом, не имея на то права, или находится еще в переходном состоянии, или же преждевременно окончил свои научные занятия — зло, которое, если и существует, происходит большей частью от недостатка в гомеопатических клиниках и преподавателях. Салициловая кислота при суставном ревматизме и ртуть в химически определяемых количествах при сифилисе также заменяются с гораздо бóльшим успехом лекарствами, приготовленными по способу Ганемана, и притом с устранением вредного побочного действия лекарств.

Если мы много раз имели случай показать, что именно те противники выставляли напоказ самое сильное озлобление, терапия которых давала у постели больного самые худшие результаты и которые всего менее были уверены в своем умении, то этот

— 417 —

журнал, который с радостью и благодарностью "от всего сердца" подхватил искажение Риглера, еще более доказывает наше утверждение. А именно, тот же самый журнал "Wiener medicinische Wochenschrift", о котором здесь идет речь, высказывает под той же редакцией следующие взгляды на аллопатическую терапию¹:

Что хвалит один, то осмеивает другой; что один дает в больших дозах, другой не решается давать в малых, и что сегодня один превозносит как нечто новое, то, по мнению другого, не имеет никакой цены и выкопано из забвения. Один не ставит ничего выше морфия, второй лечит три четверти своих больных хинином, третий видит единственное спасение в слабительных, четвертый — в целебной силе природы, пятый — в воде; один благословляет, другой проклинает меркурий. На наших глазах втирание серой мази процветало, потом было запрещено под страхом наказания и снова стало в почете; уже думали, что оно погребено, уже ему произнесли очень оскорбительный некролог, и вот его снова отрыли и вновь поют хвалебные гимны в честь его целебной силы. Подобные явления переживаются в продолжение немногих десятилетий под одной и той же "школой" и исходят от одних и тех же опоясанных победоносным мечом науки непогрешимых терапевтических деспотов.

Далее этот журнал, который издавна особенно сильно преследовал всех разномыслящих, дает следующий отзыв о собственной аллопатической фармакологии²:

Прежде всего здесь должна быть речь о том величайшем шарлатанстве (Sсhwindel), которому учат первосвященники врачебной науки своих учеников, хотя они сами и лучшие из врачей совершенно ему не верят, — я подразумеваю сказки так называемой фармакодинамики, фармакологии… Наверно, девять десятых содержания этой новейшей фармакологии, которую еще и теперь преподают в университетах, о которой пишут объемистые книги, которые учащиеся принуждены учить почти наизусть,

¹ 1867. № 54, стр. 861.
² 1872. № 44, стр. 1113.

— 418 —

принадлежат к области преданий и сказок и являются остатком прежней веры в колдовство. Что еще до сих пор все более и более стараются возможно больше расширять эту область и расширить царство колдовства — об этом свидетельствуют во множестве появляющиеся объявления о вновь изобретенных лекарствах, которые мы встречаем во всех медицинских журналах, с похвальными отзывами аптекарей и удостоверением врачей в их непогрешимости.

ОБЗОР ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО

Сделаем еще раз беглый обзор борьбы против распространения гомеопатии.

Когда Ганеман впервые выступил со своим способом лечения, то он был известен во всей Германии и за границей как заслуженный химик. Фармацевты уважали в нем усердного ревнителя аптекарского искусства, и где назывались славные имена, там непременно упоминалось и имя Ганемана. Как ученый он пользовался всюду заслуженным уважением и среди врачей считался одним из отличнейших представителей медицинского искусства; врачи уже раньше были ему обязаны многими важными заслугами по части развития науки, что много раз совершенно откровенно было признаваемо.

При его живом, часто бурном, темпераменте, при его пламенном рвении исправлять то, что признано вредным, при его гигантском плане разрушить всю существовавшую до того времени внутреннюю медицину, совершенно преобразовать ее и создать вновь на основании принципов, которых он придерживался всеми силами своего убеждения, он почти со всем врачебным миром вступил в борьбу на жизнь и на смерть. Он затронул самые слабые стороны медицины и при всяком удобном случае объявлял без околичностей, что лечение тех врачей опаснее самой болезни. Эти последние чувствовали, что основы их терапии поколеблены и всеми средствами старались их удержать; для них вопрос шел об оправдании большей части их прежней врачебной деятельности, об их значении в глазах человечества; наконец, о главном вопросе, служила ли до сих пор их деятельность

— 419 —

охраной и спасением человеческих жизней или же она была пагубна для этих последних. Они боролись с крайним ожесточением, как это всегда бывает, когда почва, на которой стоят осажденные, не тверда.

Между тем нападки Ганемана на жалкое лечение больных на основании различных туманных теорий, на безрассудное кровопускание, на очистительный метод, на кропанье рецептов считались некоторыми врачами по крайней мере отчасти основательными; его стремление дать врачебной деятельности твердое естественнонаучное основание при помощи простых предписаний, строгого обособления, тщательного надзора за приготовлением лекарств, испытание этих последних на здоровых организмах и их применение на основании определенных принципов и самых точных наблюдений у постели больного, и изгнать из медицины догадки и предрассудки, конечно, было оценено многими. Это было высказано во многих местах, и его заслуги в этом отношении признаются с благодарностью, но при этом Ганемана много раз приглашали не придавать своему методу лечения всеобщего значения и не утверждать, что только он один и действителен. Но этот последний остался непоколебим в своем направлении, уединился и вследствие этого впал в односторонность и даже в заблуждения, которые дали противникам столько же поводов нападать на него.

Главным препятствием к соглашению служило кровопускание, которого противники держались с упорством религиозного верования. Отвержение кровопускания подвергло неустрашимого Ганемана самому яростному гневу, самым сильным нападкам и беспощаднейшему поношению. В настоящее время защитники кровопускания, за весьма малым исключением, уже исчезли, но поношения и клеветы, которыми они осыпали опасного врага, уцелели, были унаследованы следующим поколением противников и даже приняли у последних более широкие размеры.

Сначала каждый из противников относился с полным уважением к прежним заслугам Ганемана. Но в конце двадцатых и в начале тридцатых годов уже стали появляться сочинения, которые совершенно оставляют без внимания его прежнюю деятельность, но тем ревностнее выставляют его слабые стороны.

— 420 —

Открытый им при помощи неутомимых добросовестных исследований и усидчивого труда неслыханный способ приготовления лекарств служил постоянным предметом насмешек, и им усердно воспользовались для того чтобы надеть на него дурацкий колпак.

Отдельные даже озлобленные противники в начале еще не осмеливались называть Ганемана шарлатаном. Они еще сохранили некоторую способность рассуждать и понимали психологическую невозможность, чтобы человек, который в течение более 20 лет давал осязательные доказательства своего неусыпного трудолюбия, своего серьезного ревностного стремления к истине, которого самые лучшие люди публично уверяли в своей дружбе, вдруг сделался бы пошлым шарлатаном и в последующие 40 с лишним лет своей жизни мог бы исключительно заниматься тем, чтобы самым гнусным образом обманывать страждущее человечество, ищущее у него помощи в несчастии. Этот разряд противников по крайней мере действовал последовательно и рассказывал про своего врага, что он сделался слабоумным.

Но мало-помалу прежние заслуги Ганемана стали исчезать в заботливо охраняемом забвении, так что можно было смело начать выставлять его посредством извращений и искажений плутом, обманщиком и шарлатаном. Его приверженцев постигла та же участь.

За такие нападки на врачей я вполне отплатил ему, и если в нем еще не совсем заглохло чувство правды, то он должен сознаться, что по крайней мере в этом отношении я постиг вполне дух его учения, similia similibus curantur, и поступил с ним на основании чисто гомеопатических принципов,

— восклицает с удовлетворенным чувством мести один страстный противник Ганемана и защитник кровопускания даже против угрожающей чахотки¹.

Аптекари, видевшие в гомеопатии подрыв своего существования, усердно помогали аллопатам и ревностно дали гомеопатии название "шарлатанства". Однако это нисколько не мешало их стремлению распространить свои исключительные привилегии и на гомеопатию.

¹ Simon, Geist der Hom. Hamburg. 1833. S. VIII.

— 421 —

К этому прибавилось еще сильное развитее медицинских вспомогательных наук и "естественнонаучной" школы, которое как бы усилило противоположность гомеопатического направления и породило мысль, будто гомеопатия препятствует естественнонаучному развитию медицины.

Университетские преподаватели, занимавшиеся гомеопатией, были затеснены, и молодым врачам систематично внушалось сильнейшее отвращение ко всему, что было связано с гомеопатией. Многочисленные противники во всеуслышание и неутомимо провозглашали во всех органах, служивших большинству, что это учение глупость и обман.

Гомеопаты же разрабатывали свое учение, и хотя они и писали многочисленный возражения, в которых доказывали действительную сущность своей терапии, но упустили изложить истинную и правдивую историю развития гомеопатии и по мере сил дать ей самое широкое распространение, чтобы таким образом опровергнуть грубые извращения, которые, переходя из уст в уста, из одной книги в другую, все болеe и более разрастались и со временем достигли чудовищных размеров.

До сих пор каждому отдельному противнику можно было неопровержимо доказать извращение фактов или заблуждение, одним словом, незнание и неправду в его изображении гомеопатии. В этом отношении нет ни одного-единственного исключения.

Большинство противников со страстным легкомыслием забрасывало грязью Ганемана и гомеопатов, и в настоящее время цель их заключается в том, чтобы выставить гомеопатию как гору грязи.

Поэтому только случайность дает возможность тому или другому врачу познакомиться с сущностью гомеопатии в ее истинном свете, причем он с изумлением видит, какими баррикадами загородили аллопаты доступ к истине. Если затем он убеждается в величайшем заблуждении противников и погружается с удесятеренным рвением в исследование сути нового учения, и если он, все более и более постигая истину этой терапии, обладает достаточной энергией, чтобы открыто выступить в ее защиту, то немедленно со всех сторон его подвергают

— 422 —

сильнейшим преследованиям, даже и в том случае, если бы ранее он достаточно доказал честность своих стремлений; его изгоняют из общества врачей и избегают как зачумленного; он совершил уголовное преступление и его предают сожжению.

Подобные, конечно, довольно удивительные обстоятельства, заставляют нас рассмотреть подробнее университетскую терапию, чтобы убедиться, действительно ли настолько неблаговиден образ действия тех, которые недовольны этим лечением больных и ищут чего-нибудь лучшего.

— 423 —

ПРИЛОЖЕНИЕ

НЫНЕШНЯЯ УНИВЕРСИТЕТСКАЯ МЕДИЦИНА

В Германии умы врачей, занимавшихся естествоиспытанием, еще были объяты туманом натуральной философии, когда в Англии и во Франции уже вполне утвердился индуктивный способ исследования. В Англии Джон Гёнтер (John Hunter) (1728—1793) при помощи разумных исследований открыл особенно много естественнонаучных фактов, и главным образом в учении о воспалении пытался доказать, что болезненные явления подчинены физиологическим законам.

Во Франции Биша (Bichat) (1771—1802) был одним из первых, который хотя и не освободился еще от неосновательных теорий, но тем не менее старался направить врачебное исследование на путь фактов и "дал врачебному мышлению анатомическое основание".

Наблюдать природу, собирать большое число фактов, принять за принцип их совокупность... кто из нас свернет с этого пути?

Что такое наблюдение, — говорит он далее, — если мы не знаем, где именно находится локализация болезни?

Среди клинических преподавателей Бруссе (Broussais) (1772—1838) был одним из первых, который стремился локализировать болезнь и свести ее к анатомическим изменениям. При этом он впал в односторонность, приписывая большинство болезней воспалению, желудочно-кишечному катару и пр., против которых он выступал с кровопусканием и пиявками, чем он при содействии своих учеников и приверженцев отправил на тот свет тысячи людей, а под конец и самого себя.

Развивавшаяся в это время "анатомическая школа" очень основательно принялось за дело. Те болезни, для которых в

 СТР. 409–415    СОДЕРЖАНИЕ   СТР. 424–429