— 469 —

обратили внимание на его терапевтическое применение. Таким образом, всеми была признана истина, которую в течение нескольких десятилетий отвергали из предрассудка и высокомерия; следовательно, был достигнут успех.

А кому прежде всего этим были обязаны? Странствующему магнетизеру Ганзену. Достоверно известно, что его публичные представления дали первый толчок "научным" кружкам предпринять снова проверочные опыты. Ганзен во время своих путешествий подвергался бесчисленным и сильным оскорблениям, прямыми или интеллектуальными зачинщиками которых были аллопаты. Если и ему не хотели дать публичного удовлетворения, то по крайней мере должны были бы вспомнить о тени усопшего врача Месмера. Но искание сознания сделанных ошибок и благодарности к нецеховым врачам у представителей "научной терапии" было всегда напрасным трудом.

Оба состоявшиеся в 1882 г. и 1883 г. конгресса для внутренней медицины со своей стороны свидетельствуют о том, какое неустанное трудолюбие и глубокий дух исследования господствуют в наших университетах, но радостное настроение, с которым следишь за интересными исследованиями и дедукцией, немедленно исчезает, как только речь переходит на терапию.

При этом кажется, будто основанием плана лечения служат самые грубые представления о том, что совершается в организме.

Так, например, на этом конгрессе один врач дает совет чахоточным: "Как можно больше есть".

Возбуждение аппетита у чахоточных посредством всех средств, находящихся в распоряжении поваренного искусства, есть главная задача лечения бугорчатки.

Тот же советчик одобряет других врачей, которые в случае крайности вводят чахоточным пищу при помощи глоточного зонда.

Благоразумный врач никогда не даст совета или не исходит из той точки зрения, что чахоточный должен как можно больше есть. Действительно рациональный врач ознакомится подробно с состоянием пищеварения и затем

— 470 —

тщательно выберет пищу, которая бы соответствовала индивидуальной силе пищеварения и болезни. Причем, выразительно прибавить, что хотя не следует голодать, но не нужно есть, когда нет аппетита, потому что последнее, особенно у ослабленного человека, есть лучшее средство испортить себе желудок, и потому, что организм живет только тем, что переваривает, а не тем, что съедает. Но "много помогает много" есть аллопатическое основное правило. В каком жалком состоянии является аллопатическая терапия, когда узнаешь уже одно то, что главная задача искусства состоит в том, чтобы заставлять чахоточных как можно больше есть.

И наконец, даже питание при помощи глоточного зонда, введение которого у ослабленного чахоточного, конечно, всегда вызовет расстройство желудка. Самый необразованный крестьянин не будет основываться на таких грубых принципах при откармливании своих гусей, хотя в этом случае он имеет дело со здоровым желудком, который из здорового тела выделяет нормальные пищеварительные соки, и вряд ли найдется крестьянин, который станет откармливать своего больного гуся, чтобы сделать его здоровым.

Удовлетворение, испытанное в 1882 г. по поводу единогласия в противолихорадочном методе, в 1883 г. при лечении дифтерита раздробилось на столько же частей, сколько выступило ораторов.

Гергардт объявляет:

Kali chloricum (бертолетовая соль) есть чисто дело веры отдельных лиц

и советует папайотин и хинолин. Замечательно его следующее изречение:

Я не могу скрыть личного опыта, что применение сильного раствора карболовой кислоты, по-видимому, имеет свойство поддерживать дифтерит, и что я видел случаи быстрого излечения, когда отменяли примененный до тех пор раствор карболовой кислоты.

Этот взгляд не лишен значения, если рассудить, что в течение многих лет в университетах подобного рода потребление карболовой кислоты в продолжение всей болезни внушалось молодым врачам и применялось на теоретическом "основании", что большинство врачей действовало таким образом, да и теперь еще так действует, хотя и в меньшем числе; затем, если

— 471 —

принять в соображение, что гомеопатов всего более упрекали зa неприменение именно этого образа действий.

Гейбнер восстает против местного лечения дифтерита, стало быть против того самого лечения, которое со времени появление болезни применялось и считалось аллопатами важнейшей частью терапии и которым еще до сих пор пользует огромное большинство; организм следует дезинфицировать внутренними средствами. По мнению Гейбнера, известные средства нисколько не соответствуют цели,

Я напоминаю об опасном опыте с Kali chloricum, об эксперименте с пилокарпином, с терпентинным маслом и проч.

Юргенсен полагает, что дело заключается в том, чтобы "вычистить всю грязь", но не грубыми едкими средствами, всеобщая дезинфекция всегда останется тщетной; при этом необходимо "как можно больше укреплять тело".

Гейбнер, наоборот, держится такого мнения:

То, что говорит Юргенсен, конечно, в высшей степени рационально, но это выжидательная терапия; до сих пор, как было показано, она еще не дала особенно успешных результатов,

но тем не менее она в высшей степени рациональна.

Лейбе признаётся, что в течение 10 лет в начале болезни он сильно прижигает.

Гергардт, кроме того, стремится посредством обескровливания слизистой оболочки при помощи холода сделать почву менее благоприятной для распространения болезненных организмов. Но так как, по мнению Гейбнера, автора удостоенного награды сочинения о дифтерите, организмы распределены во всем теле, то, следовательно, все тело больного круглые сутки должно было бы лежать во льду.

Одним словом, когда в воскресный день собираются около больного соседи и кумушки, то едва ли при этом предлагается более пестрая терапия, чем здесь, при совещании первых аллопатических "авторитетов", конечно, только с той разницей, что те не могут причинить такого сильного вреда, как привилегированный "метод лечения".

Если просмотреть только при одном дифтерите средства, которые в течение 15 лет были против него рекомендуемы,

— 472 —

начиная с усердного прижигания адским камнем и вдувания серы и кончая папайотином и хинолином, то уже этой главы достаточно, чтобы получить понятие об образе действий аллопатов. Каждый год другие средства! То одно, то другое лекарство делается модным, и при каждом новом средстве в прежние, только что перед тем прославляемые орудия, бросают камнями и приписывают им самые дурные результаты.

Какое безумие заключается в одном смазывании! От всякого тяжелого больного заботливо стараются отстранить душевные волнения, так как знают их вредное действие. А здесь несчастного ребенка, не понимающего цели, несколько раз в день приводят в смертельный страх и даже постоянно держат в сильнейшем волнении, так что испуганное существо с беспокойным взглядом лежит в постели и с ужасом вскакивает, когда кто-нибудь к нему приближается. Пусть бы здорового ребенка или даже сильного здорового мужчину продержали несколько дней и ночей в таком смертельном страхе и посмотрели бы, какое действие производит такое лечение.

Мы снова спрашиваем: есть ли преступление в том, чтобы отвернуться от такой "науки"? Разве не следует считать, скорее, обязанностью каждого врача доискиваться чего-нибудь лучшего, чем то, что может дать университет? Разве не становится ясным, что здесь должны быть значительные внешние препятствия, которые удерживают врачей поучаться лучшему и отказаться от терапевтических взглядов таких представителей науки?

Разве существование этого внешнего препятствия не становятся еще очевиднее, когда видишь, что даже приверженцы аллопатии начинают явно выражать свое недовольство, как мы уже слышали выше на стр. 417 от "Wiener medic. Wochenschrift"?

Другая самокритика встречается в "Volkmann's Sammlung Klinischer Vorträge" (1878. Nr. 139):

При всякой его (аллопатического направления. — В. А.) попытке основать вместо старой новую, точную, основанную на строго физиологических или патологическо-анатомических принципах, так называемую рациональную терапию, оно последовательно и неизбежно терпело неудачу.

Даже в своих самых строгих выводах в Венской школе... оно

— 473 —

привело к утверждению, что терапии, основанной на научном принципе, не существует и существовать не может.

Каждый способ лечения через короткое время должен был уступать место другому.

На стр. 13 этот аллопат приходит к заключению, что результаты аллопатическо-терапевтических исследований "довольно отрицательны и безотрадны".

— 474 —

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

С тех пор, как существует гомеопатия, точка зрения противников подвергалась различным превращениям. Сначала ей противостояли приверженцы Броуна, натуральные философы, химические теории, грубые воззрения кровопускателей, которые в настоящее время даже "научный" врач едва ли осмелился бы взять под свою защиту.

Затем появилась анатомическая, а потом Венская школа, которая, согласно заявлению нынешнего профессора на врачебном конгрессе 1882 г., придерживалась следующего взгляда:

Вообще мы не в состоянии излечивать болезнь; больной есть только объект наблюдений, причем следует уже считать торжеством, если мы имеем его на столе для вскрытия и находим подтверждение правильности нашего диагноза.

Это направление должно было уступить место клеточной патологии, на основании которой стремились построить клеточную терапию. С какой радостной надеждой приступали к закладке здания! Но вырыли плохой фундамент, и уже на съезде естествоиспытателей в Касселе в 1878 г. заявили:

Важнейшая задача медицины, врачебная наука, не выполняется клеточной патологией.

Так же и биология, которую надеялись ввести в круг мышления врачей при помощи целлюлярного направления, принесла мало пользы.

Теперь бактерии должны вывозить из песка тележку внутренней терапии. На конгрессе для внутренней медицины 1883 г. придерживались взгляда, что пока для излечения больных известны только четыре средства, убивающие бактерии: хинин, йод, ртуть и салициловая кислота.

Но эти факты добыты не путем научного правильного исследования, а исключительно грубым эмпирическим способом.

Ужасна была бы мысль, — полагает один оратор, —

— 475 —

если бы понадобились еще тысячелетия, чтобы найти другие четыре средства.

Поэтому, как заключил единогласно конгресс, следует с усердием методически отыскивать средства, убивающие бактерий. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что такого рода отыскивание лекарств останется бесплодным для внутренней терапии. Между тем аллопатический принцип "много помогает много" приобретает благодаря этому стремлению мощную опору, так что существуют все данные на то, что аллопаты еще энергичнее прежнего будут нападать на больное человеческое тело при помощи больших сильнодействующих лекарственных доз.

Что стремление университетской медицины к исследованиям сильно подвинуло вперед знание и умение врача, доказывает ежедневный опыт. Этот успех основывается, кроме гигиены, на развитии и распространении механического лечения, которое, однако, грозит все более и более выйти из своих пределов.

Состояние внутренней аллопатической медицины совершенно не удовлетворяет врача. Это грубое симптоматическое лечение, это вторжение с вредными для здоровья и жизни лекарствами, этот нефизиологический образ действий приводят в отчание мыслящего врача. Где найти здесь прочную опору? Чем ревностнее изучаешь дело, тем сильнее ощущаешь недостаток в твердой почве и все более и более встречаешь противоречие.

Какие длинные ряды лекарств рекомендуются против отдельных болезней без более подробных указаний! Бесконечные восхваления средств носятся как блуждающие огни перед глазами исследователя, всплывают и исчезают, становятся модными и выходят из моды.

Все эти различные терапевтические системы и школы прошли мимо гомеопатии с бранью и применением самых недостойных оружий борьбы нападали на нее, предсказывали ее падение и сами погибли.

Гомеопатия же существует, ее прочность обусловливается терапевтическими результатами. В гомеопатии не господствует мода как во враждебном лагере. Те же самые средства, которые применял Ганеман, употребляются еще и теперь, и притом по тем же самым показаниям, как и тогда, даже

— 476 —

может быть еще точнее и определеннее, благодаря тщательным наблюдениям многих усердных и деятельных врачей.

Неизменное применение старых испытанных средств не исключает введения новых лекарств гомеопатического приготовления и в гомеопатических дозах. Но никогда еще не было, чтобы в гомеопатии лекарства были подчинены моде.

Здесь для каждого средства точно определен круг действия, и если кто-нибудь хочет ввести в терапию новое средство, то гомеопаты требуют прежде всего точного испытания на здоровом организме и затем подробных указаний тех болезненных случаев, в которых лекарство было успешно применено. Хотя анатомический диагноз и служит подспорьем, но они им не довольствуются. "Против названия болезней не существует средств", — говорят они.

Гомеопатия обладает сокровищницей драгоценных исследований, добытых благодаря тщательным наблюдениям. Но форма, в которой они предлагаются, особенно отталкивает аллопатически воспитанного врача (а мы все-таки воспитаны), и может быть преодолена только посредством серьезного призвания и усердия к делу.

Между тем если всмотришься глубже, то увидишь, что все труды вознаграждаются успехами у постели больного, и тот, кто уже отчаивался в терапии, получает удовлетворение, которое блистательно вознаграждает за потраченный на изучение труд. Здесь находят поле, на котором врач при помощи усердного изучения может развить свое терапевтическое умение, на котором терапевтические противоречия не сбивают его с толку и не приводят в отчаяние.

Гомеопатия существует уже более 80 лет, тысячи врачей пользуются ею, несколько миллионов неврачей, воодушевленные успехами у постели больного, сделались ее приверженцами. Это учение все более и более распространяется, несмотря на огромные внешние препятствия. Большое число исключительно ей посвященных и периодически выходящих сочинений существует на всех культурных языках и различные произведения ее литературы насчитываются тысячами.

И этот стоящий на таком прочном основании способ лечения

 СТР. 462–468    СОДЕРЖАНИЕ   СТР. 477–482