— 201 —

всех больных большими приемами селитры, другие вовсе не лечат, употребляют выжидательный способ; одни как вампиры высасывают кровь у несчастных ревматиков до последней капли, другие истощают послабляющими средствами; тот хвалит меркуриальные средства, другой рекомендует огромные приемы хинина, кольхика и т. д. К чему тут идти глубже названия болезни? Всякая школа более озабочена изобретением своей теории болезни, чтобы в свою очередь прославиться созданием какой-нибудь гипотезы, которая с новой теорией рождается и с ней же кончается, потому что каждый хвалит свое любезное средство, действие которого основано на одних догадках, и наудачу направляет его против загадочной сущности болезни.

Мы вовсе не утверждаем, что диагностика у гомеопатов всегда бывает верная. Умение наблюдать болезни должно существенно усовершенствоваться; оно много опирается на вспомогательные науки, на физику, химию, физиологию, анатомию, без чего нельзя быть врачом. Но эти вспомогательные науки, конечно, не составляют еще медицины. Всякий успех, который они сделают, послужит в пользу терапии. В начале нашего столетия химия и оптика редко употреблялись в помощь диагностике; аускультация не существовала еще, перкуссия вызвана была Корвизаром из забвения; патологическая анатомия плохо успевала, объективные симптомы не имели еще такого высокого, можно сказать чересчур высокого значения, какое имеют ныне. В силу солидарности, подчиняющей все отрасли науки одну другой, Ганеман должен был сделать именно то, что он сделал. Но основательно приписывая во многих болезнях главную роль расстройству чувствительности и отправления, он не отвергает объективных признаков. А ганемановы последователи уже много дополнили некоторые недостатки в этом отношении и вообще заботились о том, чтобы в своих клинических наблюдениях уяснить найденные отношения между расстройством чувствительности и отправления и объективными признаками, получаемыми посредством аускультации, перкуссии, химической реакции и т. д. В фармакологии Ганемана и его последователей находится значительное число так называемых объективных симптомов, как например, по свойству, плотности и цвету отхаркиваемой мокроты, по цвету, запаху и различным свойствам осадков мочи, по разнообразию кишечных испражнений, по многим наружным симптомам, начиная с самой простой сыпи на коже, до важных изменений ногтей, слизистых оболочек, общих

— 202 —

покровов, выпотов, помертвений, язв, гипертрофии и т. д. Спрашивается, к чему бы заботиться о вычислении этих патогенетических объективных симптомов, производимых лекарствами, и не обращать внимания на подобные же болезненные симптомы в диагнозе больных? Мы уже говорили, ганеманов принцип не исключает никаких симптомов. Он противится только смешению ограниченного местного повреждения с целой болезнью, следствия с причиной. Расстройство в чувствительной сфере и в отправлениях столько же составляют болезнь, и часто больше, нежели местное повреждение, и руководствоваться одним этим в большинстве случаев бывает недостаточно для тepaпии. Итак, нам кажется, гомеопатический способ распознавания болезней, как в теоретическом, так и в практическом отношении, безукоризнен.

2. ЗНАНИЕ ДЕЙСТВИЯ ЛЕКАРСТВ

Наблюдения аллопатов относительно действия лекарств весьма неполны и недостаточны, потому что они испытывают их над больными субъектами, стало быть над такими, которые находятся в ненормальном состоянии и никак не могут доставить нам точных данных насчет действия лекарств. Каким образом, спрашивается, верно и точно различить симптомы, производимые этими лекарствами, от тех, которые зависят от болезни; те, которые проявляются вследствие peaкции жизненной силы, от других припадков, зависящих от принятого лекарства?

Метода usus in morbis предполагает болезнь, ход и симптомы которой совершенно известны, чего, однако же, не бывает; сказанная метода предполагает еще, что средства были испытаны во всех болезнях, иначе нельзя знать все свойства лекарств. Может ли это логически быть приведено в действие, и будет ли в таком случае подобная терапия удачной? Какими результатами увенчалась эта аллопатическая метода при лечении, например, холеры? Уж более 30-ти лет известны гибельные разрушения той страшной эпидемии в Европе, которая ведь не бедна медицинскими авторитетами. Эта эпидемия до сих пор еще смеется над стapaниями старой школы, которая напрасно ждет помощи от своей фармакологии. Случайности, гипотезы, патологическая анатомия и ее открытия, которым холера благоприятствовала, не доказали еще аллопатии ни одного действительного средства против

— 203 —

этой страшной эпидемии. И всякий раз, когда появляются эпидемические болезни, видно совершенное бессилие аллопатов. Иное дело обыкновенные болезни, которых причина и исходы давно известны и которые часто сама природа побеждает. Наконец, спрашивается, каким образом сложные методы аллопатического лечения, полифармация, этот настоящий хаос, могут нам доставлять существенные результаты относительно специфических и индивидуальных свойств лекарств? На этот вопрос, само собой, следует ответ отрицательный. Нет, этот путь не может иметь значения какой бы то ни было методы.

Кроме того, старая школа прибегала к опытам над животными, к живосечениям, к токсикологическим данным, потом наконец к некоторым редким и бедным исследованиям над здоровым. Всякому известно насколько живосечения имели влияние на терапию. Мажанди, этот неутомимый экспериментатор, может быть тому свидетелем. Чем более он прославлялся на своем поприще, тем более он делался скептиком и наконец дошел до того убеждения, что все хорошее, которое аллопаты могут сделать, состоит в выжидательном способе. Соответствуют ли выгоде, которую старая школа имеет от токсикологических симптомов, их опасности? Много ли у нее удачных случаев излечения, основанного на токсикологических данных? Очень мало или никаких. Касательно же тех многочисленных веществ, которых преступление не употребляет, этот источник сведений для аллопатии совершенно закрыт. Наконец, редкие и поверхностные опыты над здоровым человеком тоже отличаются бедностью результатов. Тут, конечно, можно сделать исключение в пользу фармакологии новейших немецких авторов, но в них все, что относится до влияния лекарства на здорового, выписано из фармакологии гомеопатической.

Мы только самым поверхностным образом очертили недостатки, при которых аллопатия, очевидно, не может иметь права не только на звание науки, но даже на звание искусства. Отвергая аллопатию, мы стало быть не отрекаемся от святых истин, как говорит "Программа", а также не лишаемся возможности употреблять средства, способные производить всегда постоянные и с точностью определенные действия.

Но пусть об этом скажут сами аллопаты:

Фармакология аллопатическая — бессвязная кучка бессвязных мнений; одна из тех наук, в которых всего яснее замечается заблуждение человеческого

— 204 —

ума; скажу более, это вовсе не наука для методического ума, это безобразный набор неверных идей, мнимых средств и формул, столько же легкомысленно задуманных, сколько бестолково составленных (Вichat).

К этому профессор Форже недавно еще прибавил:

Строгое суждение Биша всегда было и теперь еще остается справедливым.

И во имя науки столь несовершенной, требуют от гомеопатии отчета о ее учении, требуют доказательств на право существования! Такую мнимую науку полагают защитить, приняв меры против ее соперницы!

Ганеман очень верно понял, что только революция в науке могла спасти древнюю медицину от анархии, в которой она истощалась со дня своего рождения, и создать терапию, которой до него почти не существовало. Мы не отрицаем, что и в аллопатии бывали и теперь есть великие практики и счастливые врачи, пользующиеся заслуженной славой, но это исключительные личности, одаренные особенным вдохновением на выбор средств, и притом так, что сами они не могут возвести свою терапию на степень науки всем другим доступной. Конечная цель терапии, цель всей медицины — создать положительные принципы, общие законы, удобопонятные и удобоприменяемые для обыкновенных умов, составляющих большинство. Из этих жизненных принципов, из этих законов должны проистекать единство в основных верованиях, единство в учении, единство в практике всех врачей на земном шаре, словом, единая наука — терапия, подобно тому, как мы имеем одну физику, одну химию, одну ботанику и т. д.

Так как путь, по которому дотоле следовали, остался бесплодным, то Ганеман должен был проложить другой, чтобы достигнуть познания действий лекарств. Для этого он сначала испытывал над самим собой и над своими учениками средства, употребляемые в старой школе; потом, расширяя круг своих исследований, испытывал такие вещества, которых свойства были совершенно неизвестны. И примечательно, что первого рода лекарства обнаруживали у экспериментаторов, кроме многих других симптомов, подобные тем, что сопровождали болезни, против которых они употреблялись эмпирически, слепо, чисто случайно, но часто с успехом. Таким образом он дошел до определения действия многих лекарств и наряду с патологией поставил патогению, науку о болезнях лекарственных. Способ исследования

— 205 —

лекарств над здоровым назвали чистым испытанием, в противоположность нечистым результатам, т. е. всегда сопровождаемым симптомами болезни, как их доставляет нам клинический способ исследования. Этот изумительный ряд обширных исследований составляет вечную славу Ганемана, и открытие закона similia similibus навсегда останется лучшей надеждой для страждущего человечества.

Всякое лекарственное вещество испытывается над здоровым человеком известным образом приготовленное, в малых приемах и различных разведений, над людьми разного возраста, пола, темперамента и сложения, причем со строгой точностью отмечаются все видоизменения симптомов, получаемых при каждом из этих условий.

У людей, подверженных опытам, скоро замечаются изменения или в тканях органов, или в отправлениях, или в ощущениях. Нравственное и умственное состояние субъекта также подвергается изменениям, почти от каждого средства особенным.

Таким образом получается точное знание некоторых симптомов, общих всем субъектам, и между ними несколько специфических; затем несколько таких симптомов, которые проявляются только у некоторых особ известного сложения, темперамента и проч. Таким образом получаются симптомы общие, характеристические, специфические и такие, которые свойственны лекарствам, преимущественно при известных особенных условиях. Испытывая средства над известным числом людей, мы избегаем заблуждения относительно ощущений, проявляющихся вследствие испытанных средств. Когда одно и то же ощущение проявляется у многих субъектов, то оно уже не может почитаться обманом воображения. При испытании отмечается также хронологическая последовательность проявлений, внешние и внутренние, моральные или физические причины, которые могут видоизменять, нейтрализировать или усиливать их. Также отмечаются обстоятельства времени и места. В пище вещества, которые имеют лекарственные свойства или могут быть антидотами, тщательно устраняются для того чтобы организм находился под влиянием действия только одного лекарства. Предварительно перед опытами в продолжении некоторого времени отмечается обыкновенное состояние здоровья всякого субъекта.

Будучи вооружена таким тщательным исследованием каждого вещества, которое употребляет, гомеопатия с полным правом

— 206 —

может сказать, что она лучше знает свойства лекарств, нежели старая школа. Нам, без сомнения, могут заметить, что при испытании лекарств мы не доходим до произведения явлений, во всех отношениях соответствующих некоторым важным болезням, каковы, например, органические. Понятно, что должны быть границы, которых нельзя переступить без опасности для исследователя, однако ганемановы ученики очень часто доходили до этих границ. Впрочем, если в этом отношении и есть пробелы, то они постоянно пополняются опытами над животными, исследованием глубоких повреждений вследствие отравления, особенно когда они не кончились быстрой смертью; наконец, и клиническими результатами приложения лекарств, производящих симптомы, подобные симптомам сопровождающим самую болезнь. Таким образом, новая фармакология при помощи наведения уже доставила нам очень действительные средства во многих подобных случаях. Во всяком случае, однако же, к подобному наведению, следовательно к опыту над больным подобно аллопатии, гомеопат прибегает только в крайнем случае по неимению потребных положительных исследований на здоровом. Поэтому и в самой фармакологии гомеопатической те симптомы, которые известны только по действию лекарства на больного, всегда отмечаются особенным знаком для отличия от симптомов непосредственно произведенных опытом над здоровым и не подлежащих никакому сомнению.

И жизни одного человека было достаточно, чтоб положить основание новой медицине и распространить ее благодеяния на все страны мира. Какова же должна быть будущность гомеопатии? Ее соперница в продолжении 3000 лет потратила труды множества гениальных людей и не успела приобресть ни научного основания, ни жизненного начала.

Каких результатов можно ожидать от ганеманова способа изучения лекарств как деятелей, изменяющих ткани, отправления и ощущения? Д-р Парсеваль говорит:

Эта метода положила конец отвлеченностям, гипотезам, противоречащим мнениям, основанным на заключениях а priori и на отыскании существенных причин, которые сделали из терапии настоящий хаос. Фармакология уже не зависит от произвола теории; она делается действительной наукой, отличной от других медицинских наук. Лекарствам не приписывают воображаемых свойств, ограничиваются наблюдением действительно существующих. Этот способ исследования

 Стр. 195–200     Стр. 207–212