От автора

В будущем 1883 году исполнится ровно 60 лет, как в России стала известна гомеопатия. У нас, как и в других странах Европы, появление ее было встречено горячим протестом со стороны высших властей медицинской администрации, видевших в новом учении опасную ересь, угрожавшую поколебать веками утвержденный авторитет старой медицинской школы. Отсюда ожесточенная борьба, оружием в которой являются насмешка, брань, интрига. Несмотря, однако, на постоянное систематическое противодействие ей, гомеопатия, благодаря практическим результатам своим, все более и более оценивается обществом, которому не было, да и нет надобности во что бы то ни стало стоять за терапию аллопатической школы. Для него та терапия лучшая, которая лучше и вернее оберегает его здоровье. Факт хотя медленного, но тем не менее прогрессивного распространения гомеопатии в России в настоящее время настолько определился, что вопрос о ней как вопрос общественный не может уже оставаться в стороне; ввиду ежегодно появляющихся у нас различного рода эпидемий, опустошающих население страны, он неизбежно должен занять одно из самых видных мест и привлечь к себе внимание как правительства, так и земства. В наше время, когда ни одно из общественных явлений народной жизни не укрывается от исследования и суда истории, было несправедливо оставлять в потемках все действия сознательных и бессознательных противников и врагов великой идеи Ганемана. Издавая исторический очерк "Гомеопатия в России", мы желаем осветить эту темную сторону: пусть все видят тот поистине скорбный путь, по которому гомеопатия должна была в течении полувека прокладывать себе дорогу, и беспристрастно судят, не заслуживает ли она, по крайней мере теперь, когда ясно стало, что продолжительный гнет не убил ее жизненности, не заслуживает ли полной свободы и равных прав со своей соперницей? Обращаясь затем к выполнению нашей задачи, мы весьма далеки от того, чтобы считать свой труд чуждым недостатков, но в одном из них, может быть, более других заметном, мы во избежание несправедливого упрека должны оговориться.

Объяснимся, в чем дело.

В 1876 году, когда в Филадельфии должен был открыться Всемирный конгресс гомеопатов, распорядительная комиссия его предположила, ко времени его открытия, собрать исторические сведения об успехах гомеопатии во всех государствах, куда она успела проникнуть, с тем, чтобы пользуясь этим материалом, составить общий исторический обзор распространения ганеманова учения во всех частях света. Член этой комиссии Карол Дёнгам (Cаrrоll Dunham) обратился к нам от ее имени с предложением сообщить ей эти сведения относительно России. В виду предположенной комиссией полезной цели, которой мы не могли не сочувствовать, предложение было нами принято. К сожалению, короткий срок, предоставленный для выполнения этой задачи, не дозволил нам воспользоваться одним из главных источников, именно официальными сведениями, хранящимися в архивах наших медицинских учреждений, а потому и должны были ограничиться теми только данными, которые могли быть собраны вскорости, без потери времени, как того требовали обстоятельства. Все, что мы могли тогда сделать, это собрать рассеянные в периодических изданиях, как русских, так и иностранных, относящиеся к делу факты, сгруппировать их по возможности в хронологическом порядке и изложить в исследовательном рассказе. Добытый таким образом материал был передан в распорядительную комиссию конгресса, а затем издан в Германии на немецком языке в брошюре (Geschichte der Homöopathie in Russland. Ein Versuch, von D-r C. Bojanus. Stuttgart 1880). Несмотря на лестное одобрение членами конгресса нашего труда, мы лучше других сознавали главный недостаток его — неполноту, а потому, когда в среде русских читателей нашлись желающие видеть его изданным на русском языке, то первой нашей заботой было пополнить его теми официальными сведениями, о которых упомянуто выше. С этой целью в феврале прошлого года мы имели честь обращаться за содействием нам к начальству тех учреждений, в архивах которых надеялись найти необходимый для нас материал, а именно к Д. С. С. Дубицкому — главному доктору Московского военного госпиталя, где, как нам известно, должны были храниться сведения о гомеопатическом лечении, предпринятом в начале тридцатых годов по инициативе московского коменданта генерала от кавалерии Карла Густафовича Стааля; к г. Т. С. Розову — директору Медицинского департамента Министерства внутренних дел, куда несомненно должны были поступить сведения о гомеопатическом лечении производившемся с 1847 по 1855, в течение 8 лет, в женском отделении С-Петербургской больницы чернорабочих; и, наконец, к г. Т. С. Козлову — главному инспектору Главного военно-медицинского управления, в архиве которого должны были находиться сведения об опытах гомеопатического лечения производившихся в конце двадцатых и начале тридцатых годов д-ром Германом в Тульчинском и С.-Петербургском военных госпиталях, и о таких же опытах д-ра Грауфогля в Гельсингфорском госпитале. Просьба наша удостоилась внимания одного только г. Козлова. Благодаря его любезности, мы имели возможность ознакомиться с перепиской, неоднократно возникавшей в Военном министерстве по поводу ходатайств д-ра Черминского о введении и в военных госпиталях гомеопатического лечения, и с делом об опытах д-ра Грауфогля в Гельсингфорском госпитале; что касается дела об опытах Германа, то его в архиве не оказалось: оно когда-то было отослано в Медицинский департамент Министерства внутренних дел и там осталось. Несмотря на последнюю неудачу, мы все-таки считаем долгом выразить г. Козлову нашу искреннюю и глубокую признательность, тем более, что ни г. Дубицкий, ни г. Розов не ответили нам ни единым словом. Так как мы не сомневаемся, что условия вежливости и приличия вполне известны как г. Дубицкому, так и г. Розову, то молчание их мы объясняем другой причиной, которую отгадать нетрудно...

Объяснив читателям, почему приводимые в нашем очерке сведения не всегда могли быть сопоставляемы с официальными данными, мы надеемся, что упрек в этом недостатке падет не на нас. Мы сделали все, что в нашем положении могли сделать.

К. Боянус
Москва, декабрь 1881 г.

— 1 —

ГОМЕОПАТИЯ В РОССИИ

Учение Ганемана (Hahnemann) проникло в Россию в последние годы царствования императора Александра I. В 1824 году приехал в Петербург из Германии доктор Адам (Аdam), только что за год перед тем познакомившийся с Ганеманом, и слышанное от него передал доктору Шерингу (Schering), бывшему впоследствии главным штаб-доктором Отдельного гвардейского корпуса. До того времени в Петербурге не было и слуха о гомеопатии.

Нет никакого основания предполагать, чтобы привезенная Адамом новость была на первых порах принята у нас как нечто серьезное; по крайней мере мы не имеем никаких данных, чтобы судить, насколько гениальная мысль Ганемана овладела умами, не говорим уже в обществе, в публике, но и между врачами; из последних один только, кажется, Шеринг, сколько можно судить по дальнейшей деятельности его как врача, отнесся к новой вести с тем глубоким вниманием, которого она заслуживала по своей важности. Что касается самого Адама, то он, по-видимому, не придавал ей особенного значения. Занимаясь больше агрономией, чем медициной, он вообще практиковал мало. Стараясь жить в дружбе с аллопатами, Адам выдавал себя за специфиста, а подчас не прочь был даже и подшутить над открытием Ганемана¹. Приняв во внимание последнюю черту в его характере, можно даже думать, что известие о новом учении он передавал Шерингу как о курьезе, способном вызвать улыбку... Вообще мы думаем, что слухи о гомеопатии, как и всякая новость, в первое время вызвала у нас толки, разговоры, и только. Как долго продолжалось такое отношение петербургского общества и врачей к гомеопатии, мы не знаем, так как не

¹ "Журн. гом. леч.", СПБ. 1865 г., № 6, стр. 32

— 2 —

только трудно, но и положительно невозможно подметить той постепенности, с какой новые идеи, найдя доступ в умы современников, усваиваются или расширяют круг свой. Учение Ганемана обладало самым главным условием прочности и силы: в основании его лежала истина, и этого уже было довольно, чтобы оно не затерялось подобно другим учениям, время от времени провозглашавшимся в области медицины. Поэтому надо было ожидать, что и у нас в Poccии гомеопатия будет понята и оценена по достоинству, но пока петербургское общество прислушивалось к толкам о гомеопатии и мало-помалу знакомилось с идеями Ганемана, на западных окраинах Poccии — в губерниях Прибалтийских и в Царстве Польском, новый способ лечения уже практиковался двумя врачами, ревностными приверженцами Ганемана и деятельными распространителями его учения. То были доктора: в Лифляндии — Штегеман (Stegemann), а в Польше — Бижель (Bigel).

Штегеман, родом пруссак, получил медицинское образование в Йeнском университете, где вместе с ним учились также Фогт (Vogt), Ген (Hehn) и Трехарт (Trеchart) из Риги. По словам одного из современников его¹, Штегеман стал гомеопатом в 1821 году. Сохранилось также известие, что одно время он стоял при каком-то из русских великих князей, но при ком именно и когда, т. е. до обращения к гомеопатии или после того, к сожалению, неизвестно, между тем как вопросы эти имеют свое значение. По окончанию службы своей при дворе Штегеман переселился в Дерпт и, женившись там, переехал в 1823 году в Ригу, уже два года будучи гомеопатом. Здесь он вылечил жену какого-то Христофора Кауле (Christoph Kaule), страдавшую падучей болезнью. Это излечение произвело не только всеобщее удивление, но и самого Кауле обратило в ревностного приверженца гомеопатии. Впоследствии, изучив науку, Кауле, не будучи врачом, занялся практикой, достиг успехами своими известности, но в тоже время навлек на себя и преследование со стороны местной врачебной управы. В конце двадцатых годов (1829 г.) Штегеман для основательного изучения гoмeoпaтии отправился в Германию, откуда заявлял (1831 г.) о желании поселиться в Москве для пользования по гомеопатическому способу, если только будет обеспечен хотя бы 10 семействами, которые пожелали бы иметь домашнего врача-гомеопата. Дело это не устроилось,

¹ Врасский. См. "Журн. гом. леч.", 1865 г., № 6, стр. 46.

— 3 —

и в 1833 г. мы видим Штегемана опять в Риге, а потом в Дерпте, где он стал заниматься практикой. Впрочем, и здесь оставался недолго: из Дерпта он отправился в Швейцарию и там умер в 1835 году¹. Имя этого человека достойно памяти не только потому что жители Лифляндии, Эстляндии и Курляндии обязаны ему введением и распространением гомеопатии, но и потому что его практическая деятельность в первый раз вызвала у нас со стороны официальной медицины возражение против нового учения. Труд этот был предпринят врачом при клинике Дерптского университета доктором Заменом (Sahmen), которого Штегеман в пылу ревности к учению Ганемана, вероятно, успел склонить к опыту приложения гомеопатии при лечении его больных. В сочинении Замена "Ueber die gegenwärtige Stellung der Homöopathie zur bischerigen Heilkunde", появившемся в 1825 году, разобраны достоинства и недостатки гомеопатии с таким беспристрастием, с такой примерной сдержанностью и скромностью, что в ряду всего появившегося потом в литературе наших противников труд Замена может назваться единственным произведением достойным внимания и уважения людей науки. Последнее обстоятельство возлагает на нас обязанность ближе ознакомить читателей с мнением почтенного нашего антагониста, о котором между образованными людьми Прибалтийского края и до сих пор еще жива память как о превосходном человеке и как об искусном враче и диагносте.

По мнению Замена, источник препятствий, встречаемых гомеопатией в признании ее истин, противоречащих, однако, принятым в медицинской науке положениям, заключается преимущественно в той положительной противоположности, в которую Ганеман ставит гомеопатический закон лечения к господствующей медицине.

Новооткрытый Ганеманом закон природы, — говорит Замен, — далеко не имеет той всеобщности, которая могла бы исключать все до тех пор признанные законы больного организма, и если положение, что более сильная искусственно вызванная болезнь уничтожает болезнь менее сильную естественную

¹ Сведения о Штегемане извлечены из письма к автору д-ра Браузера (Вrauser) в Риге и из "Журн. гом. леч". 1865 г., № 6, стр. 46. В письме А. Врасского к С. Н. Корсакову от 14 окт. 1831 года, помещенном в последнем издании, Штегеман ошибочно назван профессором Дерптского университета.

— 4 —

не противоречит истине, то это еще не доказывает, чтобы законы природы и больного организма, которыми руководилась медицина до Ганемана, были ложны; напротив, оно доказывает лишь только то, что в отношениях лекарственного вещества к болезни есть нечто особенное, что до сих пор неизвестно.

Уверенность сторонников гомеопатии в неприменимости нового учения с господствующим Замену кажется странной; по его мнению, такое убеждение только ослепляет их и скрывает от них недостатки гомеопатии, чего при беспристрастном и хладнокровном рассуждении, конечно, быть бы не могло.

Согласно учению Ганемана, сущность болезни нам неизвестна; нам доступна только внешняя сторона ее, выражающаяся в симптомах. Но ведь то же самое мы должны сказать и о других явлениях природы — о тяжести, сцеплении, сродстве и т. п., и если мерилом истинного усвоения и понимания законов природы будет принята математическая точность, то, конечно, мы должны сознаться в том, что далеко еще не достигли такого совершенства. Если мы должны отречься от наследования причин наблюдаемых нами явлений, то все нами приобретенное на этом пути останется лишь мертвым материалом без формы и порядка. Изыскание причин привело нас, однако же, к открытию некоторых законов физиологии, и хотя при этом не обошлось, конечно, без гипотетически принятой жизненной силы, то все-таки, идя таким путем, мы приобрели патологию, патологическую анатомию и более или менее совершенную диагностику.

О терапии Замен рассуждает с точки зрения той школы, к которой принадлежал, т. е. аллопатической, но и при таком воззрении он, как увидим, не отрицает истин гомеопатии. Такое беспристрастие, по мнению нашему, лучше всего свидетельствует о его достоинствах как человека, так и ученого.

Если, — говорит он, — врачебная наука, в сравнении с другими, отстала в своем развитии, то это могло произойти только от того, что она сложнее других наук. Мы должны сознаться в неведении многого, особенно в сфере болезней нервных; нам, например, неизвестно, отчего эпилепсия излечивается то хиной, то чилибухой, то чернобыльником. Этим доказывается наше неведение свойства болезней, а вместе с тем и несовершенство нашего врачевания.

Современная медицина, — продолжает Замен, — перестала уже строить теории, по которым то, чего нельзя знать, считалось объяснимым и известным; такие теории перешли в область фантазий

Стр. 5–10