Такое выдающееся для нас событие как созыв Первого Всероссийского съезда последователей гомеопатии может служить достаточным поводом, чтобы остановиться на вопросе, который, быть может, возникает у каждого из вас сегодня, а именно, что такое гомеопатия теперь, в лето от Рождества Христова 1913-е, т. е. после более чем столетнего ее существования. Оправдались ли ее основные положения, устояла ли она против непрерывного в течение ста лет и неистового натиска совокупных сил всех корифеев академической медицины, какое положение занимает она теперь в свете современного прогресса медицинских и биологических наук, и, наконец, подтвердились ли практически результаты гомеопатического лечения при более чем столетней проверке в гомеопатических госпиталях, больницах и в частной практике врачей-гомеопатов по всему свету. И вот, оглядываясь назад, чтобы окинуть беглым взглядом минувшие событие прошлого века, нам прежде всего бросается в глаза разительный факт. История медицины представляет калейдоскоп вечно изменчивых патологических теорий и гипотез и терапевтических методов в связи с бесконечной погоней за новыми лекарствами, и все эти теории, гипотезы, методы и лекарства держатся год, два, три или больше и затем забываются, выбрасываются за борт за негодностью, сменяются новыми, и опять начинается тот же круговорот. История так называемой научной медицины забрызгана и залита кровью своих революций, и от старого здание не осталось и камня на камне. Правда, все медицинские науки, кроме лекарственной терапии, за последние десятилетия сделали огромные успехи, и на развалинах старого здания теперь возводится новое и, я даже скажу, великолепное сооружение. Но эта постройка строится по проекту, по планам, чертежам и расчетам того гениального архитектора, который при жизни подвергался яростным преследованиям и гонениям и после смерти остался непризнанный громадным большинством его товарищей по профессии. Имя этого архитектора — Самуил Ганеман, основатель гомеопатии, по стопам которого теперь идут передовые мыслители медицинского сословия, что я буду иметь честь показать в нижеследующем изложении. Итак, с одной стороны мы видим калейдоскопичность картины, превратность мнений, неустойчивость руководящей мысли и отсутствие принципов. В то же самое время с другой стороны гомеопатическая школа, пройдя через огонь и воду неслыханных испытаний и выдержавши столетнюю ожесточенную войну, стоит на глазах у всех, имеющих глаза, чтобы видеть, стоит мощная, несокрушимая, во всеоружии своих основных принципов, которые не только не пострадали и не пошатнулись от беспощадных вражеских ударов, но, наоборот, только окрепли, закалились и получили всю полновесную силу законов природы. И если мы спросим, каким образом среди всех этих катастрофических переворотов, которые потрясли до основания медицинские науки, каким образом при полнейшей переоценке прежних медицинских знаний, каким чудом устояла гомеопатия во всей ее целости и неприкосновенности, то ответ будет следующий: причина этой несокрушимости заключается в том, что здание гомеопатии построено не на сыпучих песках патологических теорий о предполагаемой внутренней сущности болезней и не на болотистых топях фармакологических гипотез о предполагаемом механизме действия лекарств, каковые теории и гипотезы беспрерывно меняются и не могут, значит, служить основанием для истинно научной терапии; нет, крепость гомеопатии стоит на незыблемом фундаменте научно-эмпирического закона, аналогичного всем другим тоже научно-эмпирическим законам природы, каковы законы притяжения, химического сродства, отражения света и т. д., которые остаются вечны и ненарушимы, невзирая ни на какие катаклизмы и перевороты в философии их наук. Философские воззрения, теории и гипотезы рождаются и гибнут, а факты остаются, и закон, на котором зиждется гомеопатическое лечение, и является выражением факта опыта и наблюдения, а именно факта известного отношения, которое существует между болезнью и лекарством или, лучше сказать, между проявлением болезни и проявлением лекарственного действия, для того чтобы это лекарство являлось исцеляющим для этой болезни. Формула этого взаимоотношения была выражена Ганеманом не в виде закона, а в виде правила лечения, а именно similia similibus curentur, т. е. "лечи подобное подобным", и только вследствие того, что лечение согласно этому правилу во всех излечимых случаях приводит к излечению, а постоянное получение однообразного результата при однообразных условиях служит существенной характеристикой закона природы, то первоначальное правило лечения получило распространительное обобщение и теперь выражается как закон, и когда мы говорим "лечи подобное подобным", то при этом подразумеваем пояснение: потому что подобное излечивается подобным. Это и есть гомеопатический закон подобия. Этот закон не был результатом кабинетного рассуждения, как многочисленные медицинские системы прежних времен; он не был сочинен за письменным столом или выдуман из головы Ганемана; он явился логическим выводом из непреложных фактов опыта и наблюдения. Ганеман, будучи совершенно здоров, принимал ради эксперимента очень большие приемы хинной корки, чтобы испытать на себе, какими она обладает свойствами, и, к удивлению его, она каждый раз вызывала у него лихорадку весьма сходную с той, какой он был подвержен раньше и которая излечивалась хинной коркой. Для вдумчивого и глубокомысленного наблюдателя этот простой факт был настоящим откровением: "Для меня, — говорит Ганеман, — в первый раз взошла заря врачебной науки, достигшая потом яркости самого ясного полудня". В самом деле, хина у него, у больного, излечивала лихорадку, и хина у него, у здорового, производила лихорадку. В голове его блеснула мысль: является ли этот случай излечения подобного подобным лишь единичным и исключительным, без всякого дальнейшего значения, или же одним из многочисленных других, дающих право на обобщение и полезное применение в терапии вообще.

Ганеман использовал этот, по-видимому, ничтожный намек природы гениальным образом. Сначала он погрузился в изучение старой медицинской литературы, чтобы отыскать, не имеется ли в ней указание на сознательное или бессознательное применение гомеопатического принципа, и эти поиски принесли ему богатую жатву: ему удалось собрать огромное количество случаев болезни, излеченных бессознательно посредством лекарств, которые производят у здорового человека такую же болезнь. Зародившаяся мысль стала получать свое подтверждение: он убедился, что его хинный эксперимент не представляет парадоксального исключения, что гомеопатический принцип встречается в природе везде и на каждом шагу, что он даже предугадывался и высказывался многочисленными врачами, но что для сознательного и методического его применения необходимо знание действия лекарств на здоровый человеческий организм, а такой науки в его время не существовало. И вот он приступил к своей исторической задаче, к созданию чистого лекарствоведения, совершенно в духе современного нам естествознания и научной медицины, т. е. отбросив всякие гипотезы, теории и резонерство, он обратился к эксперименту и стал испытывать действие лекарственных веществ, частью старых, частью новых, еще не испытанных, в больших приемах, на самом себе и на здоровых людях, на членах своей семьи, на друзьях и учениках, тщательно записывая производимые этими лекарствами проявления и болезненные симптомы. Он, значит, поставил себе цель — искусственно производить лекарственные болезни, и симптомы их оказывались совершенно сходны с симптомами естественных болезней у пациентов; а затем, когда ему встречались такие болезни у пациентов, то он назначал те из испытанных им средств, которые воспроизводили наиболее точную копию с их симптомов, и результатом такого назначения являлось выздоровление. Тогда он после почти 20-ти летних проверочных наблюдений и поставил руководящее правило: "Чтобы нежно, скоро и прочно вылечивать, выбирай в каждом случае болезни лекарство, которое само по себе может возбудить подобную же болезнь, как и та, которую оно должно вылечить (similia similibus curentur)".

Так значит, причина, почему гомеопатия удерживает в течение ста лет свою боевую позицию под перекрестным огнем неизмеримо сильнейшего противника, заключается, во-первых, в том, что здание ее построено не на гадательных и теоретических рассуждениях, а на твердом фундаменте экспериментальных фактов, а, во-вторых, ее опытный закон лечения совершенно независим от модных течений в медицине. Как и в физике, например, несмотря ни на какие перемены в наших взглядах на причину и сущность света и на строение эфира, угол падения света всегда будет равен углу отражения, потому что это опытный закон, так и в гомеопатии: каковы бы ни были взгляды на сущность болезней и на механизм действия лекарств, но сходство или подобие между симптомами болезней и симптомами действия лекарственных веществ всегда останется одинаковым, и подобное всегда будет излечиваться подобным, потому что это опытный закон. И если вы спросите, какие же мы в настоящее время имеем доказательства верности этого закона, то можно было бы привести бесчисленные примеры из других наук в подтверждение того, что закон подобия не ограничивается сферой действия лекарств, но остается верным и для всех других стимулов, действующих на организм — химических, механических, термических, световых, электрических и т. д., включая в себе все формы энергии, приходящие в соприкосновение с человеческим организмом. Но это было бы прежде всего слишком длинно для сегодняшнего случая, а затем это были бы только аналогии и сравнение, которые могут быть даже очень удачны и полезны для аргументации, но сами по себе недоказательны. Нужны прямые доказательства, а они даются только в лекарствоведении и проверяются только в терапии. Но весь колоссальный материал гомеопатического лекарствоведения, весь столетний опыт выдающихся и просвещенных врачей-гомеопатов по всему свету и великолепная статистика гомеопатических больниц отвергается нашими противниками как аргументы для них недоказательные. Для них требуются аргументы не из нашего лагеря, не из нашей литературы, а из уст и сочинений их собственных авторитетов. И мы с удовольствием пойдем навстречу их требованиям и укажем на сочинения лучших медицинских знаменитостей за последние 50 лет, каковы: Труссо и Пиду¹, Перейра², Вуд³, Уэринг⁴, Кристисон⁵, Тэйлор⁶, Гревз⁷ и особенно Сидней Рингер⁸, Лодер Брентон⁹, Бартоло¹⁰ и многие другие. Сочинения этих авторов представляют прямо классические руководства по фармакологии и терапии, и они переполнены примерами гомеопатического употребления лекарств, т. е. назначения их для лечения именно таких болезней, которые они сами производят у здоровых людей, и на основании показаний, даваемых в любом гомеопатическом лечебнике, например, аконит в начальной стадии лихорадочных и простудных заболеваний, белладонна при горловых болезнях и ангинах, бриония при плеврите, вератрум альбум при холерине, дрозера при коклюше, кантарис при воспалении почек, рус при ревматизмах, фосфор при бронхитах и воспалении легких и т. д., и т. д. Я не буду утруждать вашего внимания цитатами из этих авторов, но указываю лишь на этот факт, как неоспоримый, не подлежащей отрицанию и служащей одним из самых сильных аргументов в пользу наших принципов и нашей практики. В самом деле, если господствующая медицинская школа в лице подавляющего большинства ее представителей на словах отвергает гомеопатию как науку и практическую систему лечения, а в своих руководствах и в своей практики применяет наш метод лечения, то что это доказывает? Это доказывает, что теория может быть верна или нет, но что принцип верен, потому что если практическое применение этого принципа не только в руках врачей, открыто его признающих, но и в руках врачей, открыто его отрицающих, дает одинаково блестящие результаты и увенчивается успехом, то, очевидно, это говорит в пользу нашего метода: в основе гомеопатического принципа должна лежать истина, и, во всяком случае, значение этого принципа, в смысле правила успешного лечения, неоспоримо доказывается свидетельством не только гомеопатических, но и аллопатических авторов, и, таким образом, гомеопатический закон подобия стоит непоколебимо.

Но вот теперь выдвигается вторая особенность гомеопатического метода лечения — употребление бесконечно малых доз, которые служили мишенью для особенно ядовитых насмешек наших противников. Едва ли есть надобность опровергать ходячее заблуждение, будто вся разница между аллопатом и гомеопатом заключается в том, что аллопат употребляет в каждом случае болезни большие дозы, а гомеопат — малые дозы того же лекарства. Гомеопаты не оспаривают величины доз, употребляемых аллопатами при их разнообразных методах лечения для достижение их целей, но утверждают, что для достижения наших целей, т. е. для осуществления гомеопатического метода лечения, доза лекарств должна быть гораздо меньше обыкновенной, и это на следующем основании. Все лекарственные вещества имеют специфическое сродство к известным органам, тканям и клеткам человеческого организма и в больших дозах вызывают в них известные болезненные изменения, выражаемые симптомами в широком смысле этого слова; поэтому, когда эти органы, ткани и клетки уже находятся в известном болезненном состоянии от других причин, то гомеопатические лекарства, т. е. вызывающие в них такое же болезненное состояние, встречают в них, значит, восприимчивые реагенты и в обычных дозах вызывают слишком сильную реакцию, нежелательную для целей излечения, что и побудило Ганемана уменьшать дозы во избежание гомеопатического ожесточения симптомов и искать пределы этого ожесточения. Опыт показал, что больные органы находятся, по новейшей терминологии, в состоянии анафилаксии, т. е. чрезмерной и невероятной чувствительности к своим специфическим раздражителям. Что такое анафилаксия вы лучше всего поймете из следующего примера. Если впрыснуть морской свинке в кровь довольно безвредную для нее лошадиную сыворотку, то свинка переносит это впрыскивание превосходно, но у нее развивается такая восприимчивость к этой сыворотке, что если спустя несколько месяцев впрыснуть ей одну стотысячную грамма этой сыворотки, то животное погибает через несколько минут. Спрашивается: как же велико количество химического вещества или действующего начала, вызывающего смерть животного? Быть может, одна миллиардная часть грамма или того меньше. Boган (Vaughan) добыл из яичного белка химическое вещество, действующее анафилактически в количестве одной миллиардной части грамма. В таком же самом состоянии находятся и большие клетки человеческого организма по отношению к их гомеопатическим раздражителям, и они реагируют на такие дозы своего специфического, т. е. гомеопатического лекарства, которые не производят никакого эффекта на другие органы, не имеющие к нему специфического сродства, и не оказывают действия на те же органы, когда они находятся в состоянии физиологического здоровья. Это своего рода беспроволочный телеграф. Герцевские волны, посылаемые аппаратом отправления, нигде в природе не производят никакого видимого действия, но, встречая за тысячу верст расстояния чувствительный воспринимающей аппарат, настроенный в унисон с их колебанием, они приводят его в действие и вызывают в нем созвучную реакцию, которая тогда становится и видима, и слышима, и осязаема. То же самое с туберкулином Коха. Сравнительно большая доза этого средства, вводимого в здоровый организм, не вызывает в нем видимой реакции, между тем как гораздо меньшая его доза, вводимая в организм туберкулезного больного, вызывает у него бурную и опасную реакцию в виде повышения температуры до 40° С и ухудшение всех симптомов. Этим одно время пользовались для диагностических целей, т. е. для обнаружения, имеется ли у больного туберкулезное расположение или нет. А для терапевтических целей, во избежание убийственных результатов 1890-х годов, пришлось дозу туберкулина неизмеримо уменьшить, так что в настоящее время он уже употребляется в количестве не 10 миллиграммов, как тогда, и не 1 мгр, и даже не 1/10, или 1/100 мгр, а при лихорадочном процессе в количестве 1/100 000 миллиграмма. Что же побуждает к такому уменьшению дозы? Именно гомеопатический (resp., изопатический) принцип, требующий уменьшения дозы для получения полезного терапевтического эффекта без ожесточающей реакции. А что же, наконец, фиксирует дозу? Ничто иное как опыт и наблюдение, и весь вопрос о дозе не может быть установлен никаким другим путем, кроме как фактическим экспериментом. Теории, гипотезы, верования, логические рассуждения тут так же мало уместны, как и в практической химии. Эксперимент показывает, что соединение двух химических элементов, кислорода и водорода, производит воду, и никакое априорное рассуждение никогда не привело бы нас к этому результату. То же самое и с гомеопатической позологией, т. е. с учением о дозе. Великая заслуга Ганемана заключалась в том, что он и в этом вопросе так же, как и при создании своего "Чистого лекарствоведения", совершенно отрешился от прежних учений и традиций: он порвал цепи интеллектуального рабства перед философскими системами и рутиной его предшественников и современников, отказался от всякого мудрствования и стал на путь чистого эксперимента. И тут он сделал второе, удивительное не только для прошлого, но и для настоящего времени открытие, а именно действие бесконечно малых доз. Возможность их действия сначала отвергалась на том основании, что в них уже нет материального содержания вещества, но химия скоро открыла присутствие материи в весьма разведенных растворах, соответствующих средним гомеопатическим разведениям. Спектральный анализ открыл химические элементы в 10-миллионных разведениях, соответствующих нашему 7-му десятичному. Затем, открытие 4-го состоянии материи, именно лучистого, и известные опыты сначала Крукса, а позднее Рентгена, показали, что с разрежением газов даже до одной двадцатимиллионной атмосферы, т. е. до 6-го нашего деления, материя прибретает новые свойства, которыми она не обладала в обыкновенном состоянии, и развивает новые формы энергии. Далее последовали удивительные олигодинамические эксперименты мюнхенского профессора ботаника Нэгели (Nageli). Этим именем, олигодинамизмом, т. е. силой малейших количеств, он назвал свойства нерастворимых металлов оказывать в бесконечно малых дозах, не доступных никакому химическому анализу, убивающее действие на низшие организмы растительного и животного царства. Послушайте, в чем заключаются эти опыты. Он брал четыре монеты из чистой меди, считаемой нерастворимой в воде, опускал их в один литр дистиллированной воды, перегнанной в чистых стеклянных ретортах, и по прошествии четырех суток находил, что эта вода убивала спирогиру, известный вид водоросли, в течение нескольких минут. Тогда он выливал воду из сосуда, тщательно его выполаскивал, вымывал, высушивал, и опять наполнял чистой нейтральной дистиллированной водой, которая по прошествии известного времени опять приобретала свойство убивать спирогиру в течение нескольких минут. Если же сосуд выполаскивался и вымывался разведенной азотной кислотой, тщательно высушивался и теперь наполнялся дистиллированной водой, то спирогира оставалась в ней цела и невредима. Эти опыты доказывают, что при втором наливании вода приобретает медные свойства или медную силу от стенок стеклянного сосуда, на которых из бесконечно разведенного первого медного раствора осаждаются бесконечно малые медные частицы, которых нельзя удалить ни промыванием, ни кипячением, ни высушиванием, ни даже трением щетки, а только растворением в азотной кислоте. Затем он производил количественный анализ меди в воде, вылитой из первого сосуда, путем медленного выпаривания и определения сухого остатка, и находил присутствие следов меди в пропорции одной части на сто миллионов частей воды. А если он переливал воду из первого сосуда в новый совершенно чистый стеклянный сосуд, то эта олигодинамическая вода опять сообщала свои ядовитые свойства стенкам этого сосуда, который, в свой очередь, приобретал свойства заражать нейтральную перегнанную воду. Нэгели производил многочисленные опыты и с другими нерастворимыми металлами как серебро, свинец, олово, железо, ртуть и проч., и нашел, что они обладают такими же свойствами влиять на живые растительные клетки в таких водных растворах, где тончайший химический анализ не в состоянии открыть их присутствия. Он показал также разницу между химическим и олигодинамическим действием: сильные насыщенные металлические растворы прямо и непосредственно разрушают клетки, между тем как более слабые (олигодинамические) растворы отравляют клетки путем их заражения, вследствие чего они заболевают и умирают. Химическое действие колеблется в растворах 1 части меди на 1 000 или 10 000 частей воды, олигодинамическое же действие начинает проявляться лишь в растворах 1 части меди на 100 миллионов или до 1000 миллионов частей воды. Нэгели производил свои опыты на низших организмах, лишенных нервной системы, Ганеман же открыл действие бесконечно малых доз на высших организмах, обладающих нервной системой и гораздо более тонкой чувствительностью, вследствие чего и довел динамизацию лекарств до 30-го деления. Но, по существу, олигодинамическое действие Нэгели и просто динамическое действие Ганемана означают одно и то же, а именно действие вещества в бесконечно малых дозах, не определяемое ни химическим, ни физическим, ни микроскопическим анализом, но только лишь физиологическим влиянием на живой организм. Затем, после Нэгели, лабораторные эксперименты парижских профессоров Робена (Robin) и Рише (Richet) также констатируют факт, что бесконечно малые дозы металлов оказывают замечательное физиологическое действие, энергия которого стоит вне всякого отношения к количеству металла.

Еще далее последовало открытие радия, радиоактивных веществ и их поразительных свойств. Оставляя в стороне все чудеса этих открытий, я хочу только указать на следующее. Радий есть металл с очень высоким атомным весом (226), испускающий, кроме трех категорий лучей, альфа, бета и гамма, еще и лучистый газ или так называемую эманацию, которая представляет материальное лучеиспускание, вследствие непрерывного выбрасывания бесконечно малых частиц, обладающих неимоверной скоростью движения. Значит, такое излучение должно было бы, казалось, сопровождаться тратой вещества и потерей веса, а между тем на самом деле энергия радия неистощима, и Бекерель вычислил, что один квадратный сантиметр поверхности радия, чтобы потерять в весе один миллиграмм, требует 1 000 миллионов лет. Тут уж мы находимся в сфере буквально инфинитесимальных величин и вступили в область высоких гомеопатических разведений, и, как бы в подтверждение возможности и для объяснения невероятности действия этих бесконечно малых величин, на помощь приходит физическая химия, разрушает недавно царившую атомистическую гипотезу, согласно которой предел делимости материи кончался около 18-го нашего гомеопатического разведения, и воздвигает теорию диссоциации атомов, т. е. распадение их при растворении на еще более мелкие частицы или ионы. Чем разведеннее раствор, тем больше диссоциация, т. е. число атомов уменьшается, а ионов увеличивается; в бесконечно разведенном растворе диссоциация абсолютна и химическое вещество находится уже в состоянии полнейшей ионизации (по современной терминологии) или динамизации (по терминологии Ганемана), в котором оно приобретает свою наибольшую динамическую энергию. Следовательно, для получения полной ионизации вещества, нужны бесконечно разведенные растворы, которые и достигаются по методу Ганемана. Профессор Гюшар (Huchard), известный парижский клиницист, это постигает и открыто провозглашает: "Медикаменты действуют не только химически, но также в силу одного своего присутствия. Для этой цели большие дозы бесполезны и даже вредны; нужны дозы слабые, инфинитесимальные, соответствующие началу атомистической диссоциации"; другими словами, нужны дозы, употребляемые гомеопатами.

И вот, наконец, последняя сенсация. Нью-йоркская фармацевтическая фирма "Берике и Тафель" констатирует присутствие лекарственного вещества в 60-м децимальном делении, что соответствует 30-му центисимальному. В этом делении количество первоначально взятого вещества выражается дробью, где числитель 1, а знаменатель 1 с 60 нулями, т. е. одной дециллионной. Что такое дециллион? По новейшим вычислениям, объем жидкости, необходимый для разведения 1 капли тинктуры до степени 30-го деления, равняется 57 объемам земного шара; другими словами, если представить себе стеклянный шар, наполненный водой и равный по объему 57 земным шарам, и капнуть в него 1 каплю тинктуры и равномерно ее размешать в этом количестве воды, то этот раствор соответствовал бы 30-му разведению. Каким образом несколько капель этого раствора могут оказывать терапевтическое действие, представляется совершенно непостижимым для человеческого воображения, как непостижим и весь мир бесконечно малых и бесконечно больших величин, а между тем последние эксперименты, о которых я теперь упоминаю, демонстрируют эту бесконечно минимальную дозу в осязательном виде для человеческих органов чувств. "Берике и Тафелю" удалось приобрести чистый радий, из которого последовательно были приготовлены путем растирания с молочным сахаром все деления от 1-го до 60-гo десятичного, причем 12-е, 30-е и 60-е были подвергнуты фотографической пробе. Как известно, лучи радия проходят через непроницаемые твердые предметы и оказывают действие на фотографические пластинки. Фотографические снимки делались через полудюймовую твердую дубовую доску, которая помещалась между препаратами радия и фотографируемым предметом. От всех этих тритураций получались ясные фотографические отпечатки, только для 60-го деления радия экспозиция потребовала 48 часов. Эти опыты показали, что в 60-м растирании радия радий несомненно еще содержится, а, следовательно, естественно допустить, что и другие лекарственные вещества также присутствуют в этом разведении, хотя присутствие их не может быть продемонстрировано воочию, но ясно обнаруживается лишь из терапевтического эксперимента, т. е. путем действия на невероятно чувствительные клетки больного организма. Доводя до вашего сведения это сообщение, напечатанное в последнем номере журнала Американского гомеопатического института, считаю долгом оговориться, что фармакотехнические детали приготовление этого препарата радия там не приведены, а, следовательно, остается открытым поле для известных сомнений относительно безупречности эксперимента и возможности ошибок. В недалеком будущем этот вопрос получит свое надлежащее разъяснение, т. е. верен ли факт или неверен.

Таким образом, значение гомеопатического закона подобия и сила "гомеопатической" дозы уже начинают проникать в сознание врачей и насильственно приводят их к пониманию и усвоению учения Ганемана во всем его объеме. Насколько вся эволюция современной медицины происходит по направленно к гомеопатической школе, вам будет виднее всего из краткого очерка последних успехов сывороточной и вакцинной терапии, которая теперь овладела лучшими медицинскими умами и представляет последнее слово прогресса науки. Сделать этот краткий очерк тем более необходимо, что бактериологические открытия, лежащие в основе этих методов лечения, одно время казались угрожающими для будущности гомеопатии, и не только наши противники (Эйхвальд, Гольдштейн и др.), но и наши единомышленники и представители (Cretin, Teste и др.), усматривали в бактериологии могилу для гомеопатии, предполагая, что бактериологическая терапия в силу стремления действовать на причину болезни и разрушать ее в корне устранит необходимость или уничтожит значение гомеопатической терапии. В нижеследующем я буду иметь честь вам показать, что бактериология но только не противоречит гомеопатии как методу лечения, но наоборот, находится с ней в полнейшем согласии и единении, как это убедительно показано доктором Вильшове (Villechauvaix)¹¹, со взглядами которого я хочу вас познакомить.

Значительно позже смерти Ганемана взошла, выросла и пышно расцвела целая самостоятельная наука бактериология, которая открыла нам совершенно новые горизонты и твердо установила факт, что причиной огромной группы болезней являются низшие живые организмы или микробы. Доказательством, что микробы при наличии благоприятной для них почвы действительно производят известные болезни, служит лабораторный эксперимент. Если при известной болезни в очаге ее или в ее продуктах находят низшие организмы, то их собирают, изолируют и культивируют, каждый вид отдельно, и сохраняют для изучения их свойств в бульоне, желатине, кровяной сыворотке или вообще в искусственной среде, освобожденной путем стерилизации от всяких посторонних зародышей, могущих вредить их существованию. Таким образом получаются чистые культуры микроорганизмов. Если теперь искусственно прививать такие чистые культуры здоровым животным, кроликам, морским свинкам или здоровым людям, и если прививка известного микроба вызывает у здорового животного ту же самую болезнь, как и та, от которой добыт первоначальный микроб, и если в очаге или продуктах этой искусственной болезни опять находят те же микробы, и если их чистые разводки, будучи прививаемы новым животным, будут и у них опять вызывать эту же самую болезнь, то мы вправе утверждать, что такой-то микроб является патогенным, т. е. служит причиной такой-то болезни. Итак, мы знаем, что микробы могут производить и производят болезни. Теперь спрашивается, каким образом они производят болезнь. Дело в том, что микробы — это живые существа, размножающиеся либо путем деления, либо путем образования спор, и это размножение идет так быстро, что в благоприятной для них среде они в самое короткое время, 24-48 часов, достигают невероятного числа, например, нескольких миллиардов. И если принять во внимание, что как живые существа они должны питаться и, значит, элементы, необходимые для их питания, должны черпаться ими из тела, в котором они живут, то при колоссальном количестве их размножения становится ясным, что они должны отнимать из opганизма человека огромное количество питательных начал и, конечно, во вред организму уже в силу жизненной конкуренции. Но кроме того, они проникают во всевозможные органы, ткани и клеточные элементы, нарушая их отправления, а иногда прямо механически запруживают кровеносные сосуды или заносятся потоком крови в легкие, в почки, в сердце и проч. С другой стороны, необходимым спутником питания микробов являются и неизбежные отбросы питания и продукты разложения самих микробов, это так называемые токсины, весьма ядовитые и сложные химические вещества, действующие отравляющим образом на весь организм человека и особенно на его нервную систему и представляющие, таким образом, для него еще бóльшую опасность, чем сами микробы. Токсины имеют совершенно реальное существование, их можно изолировать от бактерий и, впрыскивая их в кровь животных, изучать их ядовитые свойства. Таким образом, организм должен защищаться в одно и то же время и против микробов, и против их токсинов. Каким же образом он этого достигает? Ведь имеется большое число болезней, которые прекращаются сами собой, т. е. кончаются самопроизвольным естественным выздоровлением без всякого вмешательства врачебного искусства, а единственно под влиянием так называемой целительной силы природы (vis naturae medicatrix). Что же при этом происходит? Каков этот механизм самопроизвольного выздоровления?

Прежде всего, посмотрим, как организм защищается против микробов, а затем увидим, как он защищается против их токсинов. Против наступающей армии микробов организм выставляет оборонительную армию фагоцитов. Вы знаете, что кровь состоит из трех элементов — кровяной сыворотки, красных кровяных телец и белых кровяных телец, или лейкоцитов. И вот оборону государства в человеческом организме несут лейкоциты, или, как их иначе называют, фагоциты, т. е. пожиратели клеток. Они образуются и вырабатываются в селезенке, в костном мозге и лимфатических железах, откуда поступают в кровь и лимфу и разносятся кровообращением во всевозможные органы и части человеческого тела. Когда патогенные микробы попадают в человеческий организм и внедряются в какую-либо область их предпочтительной локализации, то полчища фагоцитов, точно по сигналу, устремляются к yгрожаемому месту, просачиваются через стенки кровеносных сосудов, набрасываются на микробов, окружают их, обволакивают и пожирают. В этом рукопашном бою фагоциты одолевают неприятеля, поглощают его в себя и переваривают, и это явление внутриклеточного пищеварения называется фагоцитозом. Если авангарды фагоцитов ослабевают и оказываются не в состоянии одолеть микробов, на помощь передовым отрядам поспешают свежие войска, которые продолжают борьбу и в конце концов при естественном выздоровлении побеждают и уничтожают микробов, или если фагоциты одного сорта, многоядерные, не справляются со своей задачей, и микробы находят даже в их теле благоприятную для себя почву и продолжают размножаться, то на поле битвы появляются фагоциты другого сорта, более крупные, одноядерные, и одерживают победу. Таким образом, фагоцитоз, т. е. пожирание бактерий белыми кровяными шариками, представляет механизм самообороны и самозащиты организма против патогенных бактерий.

Теперь посмотрим, каким образом организм защищается против токсинов, т. е. продуктов выделения микробов, которые действуют отравляющим образом на весь организм, а также и на его защитников — лейкоцитов. Очень просто: бактерии вырабатывают токсины или яды против лейкоцитов, а лейкоциты вырабатывают против микробов антитоксины или противоядия, которые имеют свойство и назначение не только нейтрализовать бактерийные яды, но также отравлять самих бактерий и вредить их деятельности и развитию. Так же, как и токсины, антитоксины имеют тоже совершенно реальное существование, их можно добывать отдельно от бактерий и от их токсинов, и изучать их бактерицидные и антидотарные свойства, т. е. свойства убивать бактерии и служить противоядием против токсинов, и эти свойства антитоксины сохраняют как в организме животного, так и в пробирной склянке лаборатории. Так, если впрыскивать животному очень вирулентную культуру патогенных микробов вместе с определенным количеством антитоксина, т. е. антитоксической сыворотки, то бактерии не развиваются и погибают: антитоксин оказывает на них бактерицидное действие. Или если налить в пробирку известное количество очень ядовитого токсина (например, убивающего мышь в количестве 1/1000 куб. см) и прибавить к нему известное количество антитоксической сыворотки, то эта смесь, даже в количестве 1/2 куб. см уже безвредна для животного, т. е. токсинный яд нейтрализуется антитоксином. Итак, господа, вот двойной механизм, посредством которого больной организм, заполоненный микробами, достигает самовыздоровления: с одной стороны, белые кровяные шарики нападают на вторгнувшихся микробов и их пожирают и уничтожают; с другой стороны, эти же самые белые кровяные шарики вырабатывают антитоксин, который нейтрализует микробный токсин и препятствует развитию микробов. Каждый терапевтический метод, претендующий на активную роль или на самостоятельное исцеляющее действие, должен принимать в уважение эти оба способа естественного процесса выздоровления. И, значит, каждая терапия должна являться на помощь организму, возбуждая энергию и воинский дух солдат, т. е. фагоцитов, предназначенных для защиты организма, и поощряя выработку противоядий белыми кровяными шариками.

Гомеопатический метод лечения именно и осуществляет эту двойную цель, и вы сейчас поймете, как и почему.

Во-первых, спрашивается, доказано ли, чтобы какое-либо химическое, растительное или иное лекарственное вещество могло вызывать в организме такие же самые реакции, какие вызываются микробами. Другими словами, доказано ли, что лекарственные вещества, будучи введены в тело животного или человека, вызывают фагоцитоз и производят выработку антитоксина. Ответ: да, это несомненно доказано, а именно Мечниковым. Отравляя кроликов мышьяком (мышьяковистой кислотой), он наблюдал у них сначала резко выраженный гиперлейкоцитоз, т. е. увеличение количества белых кровяных шариков, а затем, в смертельных случаях, количество это быстро уменьшалось. Но те же самые дозы мышьяка, которые у непривычных животных вызывали уменьшение лейкоцитов и смерть, у животных, привыкших уже к мышьяку, вызывали значительное увеличение числа белых кровяных шариков. Сравнительные опыты с различными токсинами, как-то: бактериальными (дифтерин и тетанин), растительными (рицин и абрин) и животными (змеиные яды), показали, что они все вызывают фагоцитарную реакцию, имеющую огромную аналогию с явлениями, происходящими при бактериальной инфекции. Если смерть наступает быстро, то число лейкоцитов быстро уменьшается; если же животное оказывает противодействие ядам и выживает, то получается увеличение лейкоцитов, гиперлейкоцитоз. Эти опыты доказывают, что организм реагирует также и против химических ядов посредством лейкоцитоза, и что увеличение числа белых кровяных шариков может быть вызвано не только микробами, но и различными другими ядами. Всякое же лекарственное вещество в большей или меньшей степени есть яд для организма и, таким образом, доказано, что лекарственные вещества способны производить фагоцитоз, т. е. значительное увеличение численности армии, предназначенной для защиты и обороны организма. А теперь, доказано ли, что лекарственные вещества производят выработку антитоксина? Ответ — да, и это доказано. Антитоксическая сила белых кровяных шариков находится в зависимости от их численности, и все, что способствует их росту и размножению, увеличивает также их энергию, а поэтому уже один факт увеличения числа белых кровяных шариков позволяет думать, что вместе с этим увеличивается их антитоксическая сила. Подтверждением такого предположения служат такие факты как, например, митридатизм, т. е. привыкание к ядам. По мере постепенного и прогрессивного увеличения доз ядовитых веществ, вводимых в организм, ядовитые их проявления постепенно ослабевают и уменьшаются, так что в конце концов можно вводить человеку огромные количества смертельных ядов с полной безвредностью их для организма. Наука в настоящее время дает этому явлению такое объяснение, что вводимый яд вызывает лейкоцитоз и побуждает лейкоциты усиленно вырабатывать антитоксин, который нейтрализует или парализует действие яда, а после того, как весь яд уже совершенно выведен из организма, последствия отравления могут давать себя чувствовать под видом различных симптомов, вследствие того, что излишек выработанного антитоксина, не находя себе больше токсина для нейтрализации, уже сам действует как яд. Другим подтверждением антитоксической деятельности лекарств может служить прямой эксперимент, т. е. успешные вакцинации посредством определенных химических или лекарственных веществ, совершенно отличных от растворимых продуктов микробов. Опыты Пейро (Peyraud), Гoйe (Gohier), Буле (Bouley), Раймона (Raymond) и Арто (Arthaud) показали, что, например, танацетин, горькое вещество дикой рябинки, производит у кроликов симптомы, сходные с бешенством, или водобоязнью. Toгдa они задались мыслью проверить, не будет ли прививка танацетина в состоянии предохранять против яда бешенства, и эти опыты имели положительный результат. Таким образом, мы имеем основание утверждать, что лекарственные вещества обусловливают образование антитоксинов в организме, и нетрудно понять, что именно гомеопатическое лекарство должно поощрять и фагоцитоз, и выработку специального антитоксина, предназначенного нейтрализовать тот или другой микробный яд. Ведь гомеопатическое лекарство есть такое, которое производит у здорового человека болезненное состояние, сходное с тем, которое оно должно вылечить у больного. В том и заключается наш закон подобия, и мы говорим, что лекарство, для того чтобы вылечить известную болезнь, должно быть гомеопатическим в буквальном, т. е. этиологическом смысле этой слова. Что же это означает с той новой точки зрения, развиваемой доктором Вильшове? Это означает ничто иное, как то, что лекарство действует на opгaнизм таким же образом, как и болезни, что оно возбуждает в организме те же реакции, какие возбуждает патогенный микроб, или, другими словами, что антитоксин, вырабатываемый под влиянием того или другого гомеопатического медикамента, есть антитоксин для того или другого микробного яда, так как клинически он разрушает действие этого яда. Таким образом, существует полное соотношение между ядом, который выделяется микробом, и антитоксином, который вырабатывается под влиянием лекарства, так что теоретически можно было бы установить математическое уравнение между этими двумя соотношениями: такой-то болезни с таким-то бактериальным токсином соответствует такой-то медикамент с таким-то антитоксином. Конечно, на практике не так-то легко с такой точностью противопоставить данному болезненному процессу его гомеопатическое лекарство, и в искусстве нахождения для каждого случая болезни, для каждого больного, его индивидуально-гомеопатического лекарства заключается великая трудность нашей науки, требующей самого основательного знании фармакодинамики.

Итак, мы сказали, что всякое разумное лечение должно способствовать естественному способу выздоровления организма, т. е. поощрять и укреплять естественные реакции организма, которые заключаются в фагоцитозе, т. е. разрушении и поглощении микробов посредством белых кровяных шариков и в образовании антитоксинов, нейтрализующих микробные токсины. И теперь вы видите, что гомеопатическое лечение действительно и выполняет это двоякое назначение, а именно возбуждает и укрепляет деятельность фагоцитов наших внутренних защитников, усиливая фагоцитарную реакцию, а затем влияя на организм в том же самом смысле и направлении как и микроб, так как симптомы болезни и действие гомеопатического лекарства совершенно сходны между собой, гомеопатическое лечение обусловливает образование в организме специального антитоксина, который и оказывается антитоксином для данной болезни.

Но это еще не все. Мы сказали, что белые кровяные шарики пожирают микробов. Да, это верно, но дело не так просто, как казалось. Недавние исследовании доктора Райта (Wright) в Лондоне показали, что данное количество крови или, скажем определенно, данное количество белых кровяных шариков, взятых у одного человека, пожирает гораздо больше бактерий известного вида, чем такое же количество крови или белых шариков, взятых у другого человека. Вот тут и явилась загвоздка: отчего это так? Что за причина такого явления? И доктору Райту удалось разгадать эту загадку. Он показал, что белые кровяные шарики сами по себе не в состоянии воспринимать, поглощать и переваривать бактерии, но что они получают эту способность только в присутствии известного вещества, образующегося в крови и оказывающего такое видоизменяющее действие на бактерии, что последние тогда легко воспринимаются и перевариваются лейкоцитами. Райт назвал это вещество опсонином из от греческого или латинизированного глагола opsonor, что в буквальном смысле означает закупать съестные припасы или провизию к обеду, а в переносном смысле — делать пищу приятной для вкуса. Значит, белый кровяной шарик — это своего рода старый эпикуреец, который требует, чтобы пища была не только сытной, но чтобы блюдо подавалось ему вкусным и непременно с приправой, иначе он на него и смотреть не хочет. И вот опсонин — это именно тот вкусный соус, под которым белые кровяные шарики готовы пожирать микробов. Дальнейшие изыскания показали, чтo для каждого вида и сорта патогенных бактерий существует свой особенный и определенный опсонин. При отсутствии опсонина бактерии совершенно застрахованы от нападения лейкоцитов и могут безнаказанно вредить организму, но в присутствии опсонина их участь решена, жребий брошен, они должны погибнуть. Поэтому опсонины играют огромную, если не главную роль в образовании иммунитета, т. е. невосприимчивости организма к болезни. Измерением количества опсонина мы можем измерять степень иммунитета, или противодействия opганизма против известных бактерий, или, выражаясь лабораторным языком, мы можем находить опсонический показатель, и если он высок, то никакой активной терапии не требуется: организм сам справится с болезнью, а если он низок, то мы можем его повышать, т. е. увеличивать иммунитет или противодействие организма. И вот метод Райта, посредством которого достигается этот результат, основан на чисто гомеопатическом принципе, что признаёт открыто и сам Райт. Вам это станет совершенно ясным на следующем примере, приводимом профессором Воттерсом (Watters)¹². Больной, положим, страдает фурункулезом, т. е. образованием чирьев. Врач извлекает у него каплю гноя, исследует ее и находит патогенных стафилококков — возбудителей болезни. Тогда он извлекает несколько капель крови у больного и исследует силу ее противодействия против стафилококков по сравнению с кровью нормального здорового человека. Технических подробностей метода я не касаюсь, потому что это завело бы нас слишком далеко и не входит в программу сегодняшней беседы; я только передаю вам общий принцип исследования. Так вот, исследование, положим, показывает, что опсонический показатель у больного равняется 0,5, по сравнению с нормальным показателем, принимаемым за 1; значит, у пациента имеется лишь половина количества противодействия, или иммунитета; он, значит, не в состоянии справиться со стафилококками, и они беспрепятственно размножаются и обусловливают повторные и многократные образования чирьев. Врач поэтому ставит себе целью увеличить силу противодействия организма, или поднять его опсонический показатель. Что он для этого делает? Он берет гной прямо от пациента, по известным правилам приготовляет чистую культуру его стафилококков и впрыскивает ему в кровь эту вакцину в количестве 1/10 000 000 грамма, т. е. в 7-м десятичном разведении, результатом чего опсонический показатель сначала еще больше падает, но потом скоро поднимается до 0,7, 0,9 или дажe до 1. На этом уровне он держится несколько дней и затем снова начинает падать. Тогда врач делает вторую прививку, которая после короткого понижения уже вскоре поднимает показатель до 1,2, 1,8, даже 2,5 или еще выше. Повторяя эту процедуру по мере необходимости, врач убеждается, что параллельно с повышением показателя наступает и улучшение клинических симптомов или полное их исчезновение и выздоровление пациента. Теперь посмотрите и вдумайтесь, до какой степени весь этот метод лечения проникнут духом гомеопатического лечения не только в общих чертах, в принципе, но до самых мельчайших подробностей. Во-первых, целительная вакцина лекарственный медикамент, наподобие гомеопатических нозодов как Psorinum, Anthracinum, Medorrhinum и проч., добывается прямо из организма больного человека и представляет из себя токсины убитых бактерий, т. е. вещество, способное в больших дозах произвести у здорового человека если не совершенно тождественную, то чрезвычайно сходную болезнь; таким образом, лекарственный медикамент является в буквальном смысле гомеопатическим средством, и как таковое характер его действия подходит под категорию не химической реакции, где для нейтрализации известного количества яда требуется строго определенное количество противоядия, и чем больше яда, тем больше противоядия, а под категорию динамического эффекта, наблюдаемого при гомеопатическом лечении, где на минимальное количество специфического возбудителя организм отвечает производством максимального количества специфического антитела. Во-вторых, это гомеопатическое средство назначается в количестве от 1/10 000 000 до 1/1 000 000 000 (миллиардной) грамма, т. е. в дозировке, совершенно соответствующей общепринятой в гомеопатии, а весьма многие гомеопаты даже никогда не поднимаются на такие высоты динамизации. В-третьих, эти так называемые гомеопатические дозы вакцины вызывают временное понижение опсоническаго показателя или, по терминологии Райта, отрицательную фазу, т. е. производят то известное в гомеопатии явление, которое Ганеман назвал гомеопатическим ожесточением, т. е. усилением под влиянием гомеопатического лекарства всех болезненных симптомов пациента. Такое ожесточение отнюдь не указывает, что лекарство выбрано неверно; наоборот, оно доказывает, что лекарство назначено совершенно правильно, но что доза лекарства слишком велика и должна быть уменьшена. Слишком большие дозы вакцины, как и слишком низкие разведения гомеопатических лекарств, понижают надолго опсонический показатель и, значит, вместо пользы приносят вред, потому что уменьшают силу противодействия организма. В-четвертых, лабораторные опыты Райта (Wright), Уилера (Wheeler), Уоттерса (Watters), Беррета (Burrett) и др. показали, что для каждой микробной болезни существует свой опсонин, и каждому токсину заразного микроба соответствует лишь один опсонин, специфический для этой специальной болезни. Heподходящий опсонин приносит только вред, токсин дифтерита может лишь повредить микробному поражению туберкулеза. На языке гомеопатии это означает, что только одиночное, простое, подобно действующее средство способно производить излечение. Смешение лекарств в одном назначении и слишком частое чередование двух или нескольких лекарств только мешает чистому действию одного, необходимого, наиподобнейшего лекарства и приносит вред. Нукс вомика, например, никогда не излечит случая болезни, симптомы которой требуют белладонны, но при неуместном назначении, совместно или поочередно c требуемым лекарством, оно будет вредить и ослаблять жизненную силу сопротивления opганизма. В-пятых, лабораторные эксперименты показали, что не следует часто повторять лекарственных приемов, потому что второй прием, раньше чем не окончится дейcтвие первого, нарушает его действие и оказывает вред, т. е. понижает опсонический индекс. На этом самом основании и Ганеман требовал выжидания действия назначенной дозы гомеопатического лекарства, и при его необычайной наблюдательности установил, что в хронических случаях действие одной дозы лекарства продолжается несколько дней, иногда даже недель, и это возбуждало насмешки его противников. Теперь же наши противники сами требуют, чтобы антитоксическая вакцина, т. е. гомеопатический медикамент, в 6-м, 8-м или еще в высшем делении назначалась не чаще как раз в неделю или даже через две-три недели, или еще реже. Таким образом, они являются plus royalistes que le roi.

Конечно, нам, гомеопатам, было интересно разрешить лабораторным методом вопрос, который стоял для нас вне всякого сомнения на основании клинических методов исследовании, а именно: могут ли и лекарственные вещества влиять на противодействие организма в таком же смысле, как и вакцины. Такие опыты были произведены профессором патологии Бостонского университета Уоттерсом (Watters), а также доктором Уилером (Wheeler), Берретом (Burrett) и др., которые показали, что такие лекарства как фосфор и гепар сульфурис, эхинацея и др., назначаемые пациентам при инфекционных болезнях по закону подобия, влияют на опсонический показатель совершенно так же, как и вакцины, т. е. в больших дозах понижают, а в очень малых дозах повышают силу сопротивления организма, измеряемую опсоническим показателем. В частности, были также сделаны проверочные эксперименты с одним из наших общеупотребительных лекарств гепар сульфурис, который употребляется в гомеопатии в низших делениях для ускорения назревания нарывов. Оказалось, действительно, что от одного приема гепара х1 или от нескольких приемов х2, х3 и х6-го деления наступает понижение опсонического показателя, т. е. уменьшение сопротивления против стафилококков, вызывающих нагноение и образование гноя.

Но и на этом аналогия еще не прекращается. Образование опсонинов есть лишь частный случай самодеятельности организма для достижения иммунитета. А общий принцип, лежащий в основе всей сывороточной терапии, заключается в том, что если в кровь человека или высших животных вводится постороннее инородное вещество, то организм стремится от него освободиться или отгородиться посредством образования антител, которые так или иначе связывают или обезвреживают эти посторонние вещества. Механизм действия этих антител бывает различен: то образуется преципитация, т. е. осаждение бактерий, то агглютинация, т. е. склеивание их между собой, то бактериолиз, т. е. растворение бактерий, и проч., и проч. Так вот, недавние эксперименты профессора Меллона (Mellon) в Мичиганском университете показали, что наше общеизвестное лекарство баптизия, имеющее в нашей школе давно установившуюся репутацию при тифах и инфлуэнце, именно вызывает при тифах образование агглютинина, связывающего тифозные бациллы, чем отчасти и может объясняться его благоприятное действие.

Таким образом, мы видим, что все основные положения Ганемана, установленные им более ста лет тому назад, оказались не только верны и непоколебимы, но, кроме того, только теперь стали доступны экспериментальной и лабораторной демонстрации, и первоначальное практическое правило лечения, similia similibus curentur, стало не только руководящим законом лекарственной терапии, но и основным принципом всех современных методов иммунизации. А если вы спросите, почему же гомеопаты не применяют этих методов, коль скоро они так гомеопатичны, то я отвечу, что многие гомеопаты их и применяют, считая их своим законным достоянием, в смысле полного согласия их с нашими принципами, а те, которые этого не делают, не делают этого потому что вся методика производства иммунизации, как-то: введение в кровь человека живых или мертвых патогенных бактерий и их весьма ядовитых токсинов и впрыскивание в кровь человека кровяных сывороток от разнородных животных с совершенно другими биологическими условиями существования — сывороток, разрушающих красные кровяные шарики человека, — вся эта методика не удовлетворяет требованию идеальной науки, вносит элемент риска и побочного вреда для организма и создает новые нежелательные, искусственные, так называемые сывороточные болезни, последствия которых неисчислимы. Над академической медициной и в данном случае тяготеет все тот же фатальный тысячелетний рок: употребляемые ею лекарства, если оказывают пользу в одном месте, непременно наносят вред в другом, и этот побочный вред часто бывает хуже, чем сама болезнь, против которой они назначаются. А между тем первая заповедь поведения врача у постели больного должна заключаться в том, чтобы прежде всего не вредить больному: primum non nocere. Гомеопатия и стремится достигать этих результатов путем более естественным, осторожным и безвредным. И теперь вы уже знаете, что с этой новой точки зрения, развиваемой доктором Вильшове, гомеопатия есть наука излечивать болезни посредством возбуждения и укрепления всех защитительных агентов нашего здоровья, заставляя больной организм самому для себя вырабатывать противоядия против болезни, и что это достигается посредством метода назначения лекарств больному на основании научно открытого и экспериментально установленного закона подобия, причем болезненные симптомы сами указывают врачу выбор гомеопатического лекарства в силу их сходства, или подобия, или гомеопатичности с физиологическим действием лекарств. Относительно практических результатов гомеопатического лечения скажу лишь несколько слов. Подавляющее свидетельство статистических цифр, заимствованных из самых надежных и достоверных источников, каковы статистические данные общественных больниц и университетских клиник, показывает несомненное и огромное превосходство гомеопатического лечения перед всеми другими терапевтическими методами даже в самых острых и опасных болезнях. Американским гомеопатическим институтом составлена нижеследующая сравнительная таблица смертности как средний вывод за сто лет:

Один взгляд на эту таблицу должен внушить ужас при мысли, сколько тысяч жизней погибает понапрасну вследствие неприменения гомеопатического способа лечения. Вместе с тем эти цифры показывают, какую громадную жизненную экономию доставляет гомеопатия, которая на этом основании должна привлечь к себе полное внимание врачей, законодателей и филантропов.

Господа, африканский миссионер доктор Ливингстон описывает одно дерево: если его срубить, оно вырастает от корня; если его сжечь, оно тоже вырастает из золы и пепла; если его вырвать вон с корнями, то оно все-таки возрождается из взаимодействия воздуха и почвы с их растительными зародышами и снова вырастает, еще более цветущее, чем прежде. Туземцы пришли к заключению, что его лучше не трогать и предоставить самому себе. Гомеопатия совершенно уподобляется этому неразрушимому дереву: ее невозможно искоренить или уничтожить никакими средствами, потому что в ней слишком много внутренней силы и живучести. Она сначала служит предметом насмешек и отрицания, потом привлекает к себе внимание, потом возбуждает интерес и удивление и, наконец, побеждает и покоряет себе всякого врага и супостата вследствие того, что она в своем опытном законе, в своем научном методе и в своих практических результатах, сама в ceбе имеет державу непобедимую, которую никогда не одолеют наши недруги и враги. Kpепость гомеопатии как неприступный Гибралтар стоит несокрушимая и неуязвимая и является вечным и нерукотворным памятником ее гениальному создателю Самуилу Ганеману.

Вот, господа, положение, которое в настоящее время занимает гомеопатия в научной медицине.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Trousseau et Pidoux, Traité de Thérapeutique, 7 éd.
² Pereira, Materia Med., 3 ed.
³ Wood, Materia Medica
⁴ Waring, Manual of Therapeutics
⁵ Christison, on Poisons, 4th ed.
⁶ Taylor, on Poisons, 4th ed.
⁷ Graves, Clinical Lectures
⁸ S. Ringer, Handbook of Therapeutics
⁹ Lauder Brunton, Pharmacology
¹⁰ Roberts Barthlow, A Practical Treatise of Materia Medica and Therapeutics
¹¹ "La Raison scientifique de l'Homeopathie" (Revue hom. Française, 1905)
¹² Pathologist's View of Homeopathy, by W. H. Watters, professor of Pathology, Boston University (The New England Medical Gazette, September, 1909).

БИБЛИОГРАФИЯ

The Scientific Reasonableness of Homoeopathy, by Royal S. Copeland;
A Pathologist's View of Homeopathy, by W. H. Watters;
Microbes et Homoeopathy, par le docteur Villechauvaix;
Le Rapprochement de la Médicine actuelle vers les Dogmes de Hahnemann, par le docteur François Cartier