Фотография любезно предоставлена Джулианом Уинстоном

Оригинал здесь

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

ЧАСТЬ I. БИОГРАФИЧЕСКАЯ

1. Начало жизни и родословная

2. Как д-р Бернетт стал гомеопатом

3. Редактирование д-ром Бернеттом "Хомиопатик уорлд"

4. Книги д-ра Бернетта

5. Герои д-ра Бернетта

6. Д-р Бернетт как фермер

7. Последние дни

8. Несколько свидетельств благодарности

ЧАСТЬ II. КРИТИЧЕСКАЯ

1. Методы работы д-ра Бернетта

2. Иллюстрации

3. Заключение

ЧАСТЬ III. УВЕКОВЕЧЕНИЕ ПАМЯТИ БЕРНЕТТА

1. Историческое

2. История продажи серебра

3. Список пожертвований

ПРЕДИСЛОВИЕ

Цель этой небольшой книги двойная. В первую очередь, книга написана для того чтобы представить в виде отдельного очерка жизнь и труд одного из самых замечательных современных Целителей, затем — дать отчет о движении, которое возникло для увековечения его памяти.

Форма увековечения памяти о д-ре Бернетте одобрена большим числом друзей и пациентов покойного, которые сделали щедрые пожертвования в этот фонд, но есть ощущение, что и многие другие захотели бы помочь, стань им известными план и усилия, уже предпринятые для осуществления этого проекта.

На страницах ниже содержится необходимая информация. В связи с недавним созданием Британской гомеопатической ассоциации "с целью расширения и развития гомеопатии в Великобритании", было решено увековечить память учреждением профессорской должности. Эта должность, которая будет носить имя Бернетта, вводится для обучения ГОМЕОПАТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ. Д-р Бернетт был прежде всего оригинальным и находчивым ПРАКТИКОМ гомеопатического искусства, и мы полагаем, что ввести должность, посвященную обучению студентов этому самому важному разделу врачебного искусства, это то же самое, что создать живой памятник в честь д-ра Бернетта, и в то же время это будет способствовать широкому распространению его оригинальных трудов.

Читатели этой книги приглашаются оказать содействие движению, отправив пожертвования почетному секретарю фонда Бернетта г-же Хелен Кларк, 30, Кларджес-стрит, З. или г-ну Фредерику Кингу, секретарю Британской гомеопатический ассоциации, Риджнт Хауз, Риджнт-стрит, З., с пометкой "фонд Бернетта". Все доходы от продажи настоящей книги будут направлены для той же цели.

Кстати, эта брошюра послужит и третьей цели. Нет других гомеопатических авторов, чья клиническая практика цитируется сегодня чаще, чем труды Бернетта, и нет никого, чье влияние было бы заметнее в трудах других. Но тем не менее многие до сих пор не поняли, как работал ум д-ра Бернетта, и многие не смогли освоить методы, с помощью которых он добивался своих целей. Благодаря сведениям, приведенным в этой книге, врачи, я думаю, смогут посмотреть на некоторые проблемы с позиции д-ра Бернетта и решить для себя те из них, которые он уже решил. Те, кто изучает труды д-ра Бернетта — а каждый врач и каждый студент-медик должны изучать их, — найдут в этой книге ключ к упрощению этого изучения.

При составлении биографической части этой работы был использован некролог д-ра Бернетта, который появился в "Хомиопатик уорлд" в мае 1901 года, и я признателен издателям этого журнала за позволение использовать иллюстрацию для фронтисписа, на которой представлен один из наиболее характерных из всех имеющихся портретов д-ра Бернетта. Он сделан по фотографии Бассано.

Дж. Г. К.
декабрь 1903 года

PS. Было бы неправильно оставить без внимания недавнюю смерть самого большого друга д-ра Бернетта, незабвенного д-ра Роберта Томаса Купера, случившуюся 14 сентября 1903 года, менее чем через два года и пять месяцев после смерти д-ра Бернетта. Они были "благородной парой братьев" — оба гении и врачи самого высокого порядка. "Эти два великих практика в некотором роде взаимно обменивались терапевтическим опытом, идеи одного быстро проверялись на практике другим, исправлялись или отклонялись, если не выдерживали проверки, или занимали место в ежедневной практике, если оказывались удовлетворительными". Эти близкие многолетние отношения были грубо разрушены кончиной д-ра Бернетта. Шок от утраты почти сломил д-ра Купера в это время, и он так и не примирился с потерей, пока не пришло время для воссоединения обоих.

*******

ЧАСТЬ I. БИОГРАФИЧЕСКАЯ

1. Начало жизни и родословная

Каждый, кто когда-либо сталкивался с д-ром Бернеттом, не мог не почувствовать, что находится рядом с необычайно мощной личностью. Д-р Бернетт обладал редким пониманием реалий жизни и широким сердцем, заполненным милосердием ко всем людским проблемам, но никогда не доверял притворству и условностям современного общества или академии. В то время как большинство врачей видят только то, что им велели искать, и только так, как им это объяснили, д-р Бернетт смог отбросить в сторону все, что преподавалось, скажем так, с академических подмостков, и использовал собственные способности, чтобы получить информацию от природы, из первых рук. Его независимость и оригинальность дали ему уникальную силу для решения сложных проблем, а его пациенты чувствовали, что это человек, который не просто высказывает мнение, но на самом деле знает.

Иногда бывает интересно проследить наследственность таланта, и в генеалогии д-ра Бернетта можно разглядеть источник его умственной энергии. Джеймс Комптон Бернетт происходил из старинной шотландской семьи, младшая ветвь которой оказалась на Юге. Известным представителем этой ветви был Гилберт Бернетт, епископ в Солсбери, известный писатель, занимавшийся церковной историей, который жил с 1643 года по 1715 год. Джеймс Комптон был его прямым потомком. Имя "Комптон" было принято примерно в 1770 году, когда дед Джеймса женился на мисс Комптон из графства Гемпшир: дама эта обладала большим состоянием, и по ее желанию было сделано это добавление к имени. В этом браке родилось несколько сыновей, один из которых, по имени Чарльз, женился на мисс Саре Уилсон, и Джеймс Комптон Бернетт был их сыном. Он появился на свет 20 июля 1840 года. Местом его рождения стал Редлинч возле Солсбери, его отец был крупным землевладельцем неподалеку.

Джеймс был темноглазым мечтательным мальчиком, который быстро рос, — возможно, быстрее, чем позволяла его конституция. К двадцати одному году он достиг роста и веса, которые потом всегда поддерживал, причем и тот, и другой были выше среднего. Выросший в сельской местности, в раннем детстве он часто оставался предоставленным самому себе и был задумчив не по годам. До 16 лет он обучался так, как было в то время принято в Англии, а затем его отправили в школу во Францию, где молодой человек оставался в течение более трех лет. Затем он несколько лет путешествовал, в основном по континенту, и изучал филологию, любовь к которой у него переходила в страсть.

Одно время Бернетт серьезно подумывал о том, чтобы посвятить жизнь изучению этой науки. Интерес к филологии заметен в присущем ему ярком литературном стиле. Безошибочное понимание ценности слов придает очарование и привлекательность его поучительным и вдохновляющим книгам. Но ни слова, ни изучение слов не могли достаточно долго удерживать энергию юного Бернетта, и в конце концов он решил избрать профессию врача. Он начал учиться в большой медицинской школе в Вене и стал дома говорить по-немецки. Анатомия больше всего очаровала его, и Бернетт посвятил этой науке на два года больше, чем требовал обычный учебный план. За это время он подготовил множество ценных образцов для своих профессоров, и многие из них сейчас представлены в Музее патологии в Вене. Несомненно, такой долгий курс обучения, вместе с большой способностью Бернетта к восприятию, позволил ему позднее ставить диагнозы в сложных болезнях с почти абсолютной точностью.

Получив степень бакалавра в Вене в 1869 году, он поступил в университет в Глазго и учился там, а в 1872 году получил степень бакалавра и в этом университете.

После того как Бернетт блестяще сдал экзамен по анатомии, продолжавшийся полтора часа, профессор пожал ему руку, сказав, что никогда не экзаменовал студента с таким превосходным знанием анатомии. Со степенью бакалавра из Глазго д-р Бернетт начал практиковать в госпитале, и, как это всегда с ним происходило, где бы он ни находился, он не мог удовлетвориться обычными методами и рутинными процедурами, с которыми сталкивался. Как раз в это время он познакомился с гомеопатией и решил испытать ее достоинства. Тот же профессор, который поздравлял его с успехами в анатомии, услышав, что он решил стать гомеопатом, упрашивал его изменить решение и говорил, что уверен, что Бернетт удостоится всех почестей в медицинском мире, и не должен перечеркивать таким решением всю жизнь. Бернетт ответил, что не может купить земные почести ценой своей совести, и продолжал бороться за справедливое дело гомеопатии до последнего дня своей жизни.

Бернетт получил степень доктора медицины только в 1876 году, через четыре года после получения степени бакалавра. Причина была следующая: от кандидатов на степень доктора медицины требовали практику не менее двух лет после получения степени бакалавра и диссертацию на какую-либо медицинскую тему. Бернетт выбрал для своей диссертации тему "Специфическая терапия". Гомеопатический дух этой работы был слишком силен для экзаменаторов, и они отклонили ее, несмотря на ее достоинства. Прождав год или два, Бернетт послал вторую диссертацию, которая не касалась таких опасных вопросов, и она была должным образом оценена.

Причина неудовлетворенности Бернетта аллопатией и его обращения к гомеопатии отражена в "Причине № 1" в его книге "Пятьдесят причин, почему я гомеопат", которая будет цитироваться в следующей главе.

Первая частная практика д-ра Бернетта началась в Честере. У него было очень много пациентов, и его практика охватывала большую территорию вокруг города. Многие из его пациентов в Честере оставались верными ему и после его переезда в Лондон и приезжали периодически туда на консультации.

Из Честера он перебрался в Биркенхед, где практиковал недолго.

И в Честере, и в Биркенхенде он часто встречался с д-ром Дж. Дж. Драйсдейлом и другими ведущими гомеопатами Ливерпуля. К Драйсдейлу он относился как к своему отцу в гомеопатии и всегда выказывал ему живую привязанность и восхищение. Из Биркенхенда в 1877 году Бернетт переехал в Лондон, где у него была большая консультационная практика в течение двадцати трех лет.

2. Как Бернетт стал гомеопатом

В предыдущей главе я попытался изобразить Бернетта как студента и человека. История Бернетта как врача подробно записана в жизнях тысяч пациентов, которые обязаны его гению выздоровлением или улучшением здоровья, и в драгоценных клинических записях в его опубликованных книгах. Я уже ссылался на одну из этих работ, "Пятьдесят причин, почему я гомеопат", наиболее известную. Никогда еще не был опубликован лучший пропагандистский буклет, но, в то же время, в этой работе содержится неоценимый клинический материал. Так как "причина № 1" и "причина № 2" в некоторой степени автобиографичны, я перепишу их. Д-р Бернетт был спровоцирован на написание этой книги кое-какими замечаниями, сделанными молодым врачом-аллопатом, которого пригласили, не раскрывая всей правды, встретиться за обедом в доме пациента д-ра Бернетта. Послеобеденная мужская беседа проходила в теплой обстановке, и все гомеопаты были заклеймены этим молодым доктором как шарлатаны, хотя он снисходительно избавил присутствующую компанию от этого клейма. "Точно, — ответил Бернетт, — старая-престарая история оскорблений и клеветы на отсутствующих, без всяких причин. Однако, — добавил он, — я мог бы указать пятьдесят причин, чтобы стать гомеопатом; если не по отдельности, то все вместе они убедят даже камень". Этот аллопат потребовал от Бернетта сформулировать пятьдесят причин, и Бернетт выполнил обещанное должным образом. Вот две первые причины.

ПРИЧИНА ПЕРВАЯ

Дорогой доктор! Много лет тому назад, в унылый, тоскливый день, когда я был некоторое время занят в госпитале В__ выпиской свидетельств о смерти, я вдруг встал, почувствовав, что на меня что-то навалилось, в пятидесятый раз за это время. Я едва ли понимал, что это, но некое чувство поднималось во мне из-за моего неудовлетворения клиническими результатами. Я с самого начала студенчества относился к занятиям медициной с большим энтузиазмом, но один настроенный радикально и скептически профессор совсем подорвал мою веру в медицину, особенно в том, что касается работы больниц и ответственности врачей, что было слишком серьезным для моего возраста и опыта, и этим он в значительной степени погасил мой энтузиазм. Однажды после длительного приема больных я откинулся в кресле и мечтательно перенесся вновь на зеленые поля с гнездами ранних пташек и к дням рыбалки в моем детстве. Как раз в этот момент мимо окна кабинета пронесли труп, я повернулся к старому фармацевту и спросил раздраженно: "Тим, кто умер? — Маленький Джорджи, сэр".

Маленький Джорджи был беспризорником, он был ничьим, и мы любили его и отдавали ему пустующую кровать, как люди содержат домашних животных. Все любили маленького Джорджи; даже очерствевший душой старый нищий помогал бы ему, и никто не скорбел бы о нем так, как он.

История была такова: однажды мне понадобилась кровать для острого случая, и я велел маленькому Джорджи перейти с его постели в теплом уютном углу на другую, перед холодным окном; он перешел, простудился, заболел плевритом, и из ответа Тима я узнал о результате этого.

Я сказал себе: если бы я мог только остановить начальную лихорадку, которая последовала за холодом от окна, Джорджи, вероятно, остался бы жив. Но три врача, кроме меня, лечили Джорджи, все вместе, и все врачи больницы, но все же за легким жаром последовал плеврит, за плевритом последовала водянка, и бедный маленький Джорджи умер. Старый Тим был закаленным человеком, и я никогда не видел, чтобы он проявлял чувства или настроение каким-либо образом или сожалел по поводу чьей-то смерти, но мне показалось, что он был близок к тому, чтобы уронить крошечную слезу в память о Джорджи, поскольку я заметил, что он непривычно долго не сводил взгляда с вымываемых им бутылочек. Но как бы то ни было, Джорджи не стало, а я был уверен, что он НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УМЕРЕТЬ, и осознание этого подавило меня.

В тот вечер друг-медик из Королевской больницы пришел пообедать со мной, и я рассказал ему о своей беде и о том, что наполовину уже решился поехать в Америку и стать фермером: по крайней мере, я смогу вести здоровую, естественную жизнь.

Он убеждал меня вначале изучить гомеопатию и либо опровергнуть ее, либо, если она истинна, испытать в больнице.

После сомнений и опасений — очень сильных, как будто я был свидетелем преступления, — я купил "Фармакодинамику" и "Терапию" Юза, которые, по словам моего друга, были хорошим введением в гомеопатию.

Я освоил основные положения этих книг за неделю или две и пришел при их рассмотрении к выводу, что либо гомеопатия — на самом деле величайшая вещь, либо д-р Юз большой… Нет, это непарламентское выражение. Вам не нравится слово… ? Хорошо, но оно выражает мое понимание… О таком важном предмете у меня нет мнения посередине, либо это хорошо, истинная Божья правда, либо черная ложь. Это не мог быть глупый человек, совершенно невозможно, чтобы глупый человек написал такие книги. И так как он говорил красноречиво и в благородном духе, он прямо вывел меня из уныния на некоторое время, но затем наступила реакция: разве я не пробовал применять часто расхваливаемые специфики и планы лечения и не был потом разочарован? Так что вновь мой старый скепсис овладел мной. "Что это? — задал я себе вопрос. — Нет, это невозможно". Я воспитывался в школах, меня учили хорошие учителя тому, что гомеопатия — терапевтический нигилизм. Нет, я не могу быть гомеопатом, я испытаю ее у кровати больного и докажу, что она основана на обмане, и разоблачу ее перед восхищенными профессионалами!

Я был полон мыслей о лихорадке из-за судьбы Джорджи, поэтому изучил заявления гомеопатии на этот счет и обнаружил, что она предлагает принимать при короткой простой лихорадке Aconitum. Я подумал, что если это верно, Aconitum мог бы спасти Джорджи, будь назначен вовремя в самом начале болезни.

Впрочем, простудная лихорадка и переохлаждение тогда встречались очень часто, и, более того, у меня была палата, где находились дети, ожидавшие, пока такая болезнь не проявится полностью, а затем их переводили в разные палаты, отведенные для больных пневмонией, плевритом, ревматизмом, гастритом, корью, в зависимости от того, что случалось дальше.

У меня в приемном кабинете была настойка Aconitum Флеминга, и я накапал несколько капель в большую бутылку воды и дал ее сиделке из палаты, о которой шла речь выше, и объяснил, что она должна давать ее всем детям, оказавшимся на одной стороне палаты, как только они туда поступают. Те же, кто лежал на другой стороне палаты, не должны были получать Aconitum, а должны были лечиться ортодоксальным способом, который был тогда принят. Во время моего следующего утреннего визита я обнаружил, что почти все больные лихорадкой с одной стороны палаты, принявшие Aconitum, играли в своих постелях, но у одного была корь, и его перевели в соответствующую палату: я выяснил, что Aconitum не излечивает корь; остальные пробыли там еще день или два и вернулись туда, откуда прибыли.

На той же стороне, где не принимали Aconitum, а получали ортодоксальное лечение, все были в том же состоянии, что и ранее, или им стало хуже, и их отправили в больницу — в основном с местным воспалением или катаром, корью и т. п.

И это повторялось день за днем, день за днем. Те, кто принимал Aconitum, обычно выздоравливали в течение 24–48 часов, за исключением тех редких случаев, когда с виду простая простуда оказывалась продромальной стадией специфической болезни, например, кори, скарлатины, ревматической лихорадки: на них Aconitum почти не действовал. Но множество случаев были истинной простудой, и Aconitum излечивал бóльшую их часть, хотя дети были необычно бледны и потели, как я потом узнал, слишком много.

Я ничего не говорил сиделке о содержимом моей большой бутылки, но она вскоре окрестила ее "лихорадочная бутылка д-ра Бернетта". В течение некоторого времени я был просто ошарашен и провел много ночей, изучая гомеопатию: днем у меня не было времени.

Однажды я не смог сделать обход этой палаты — вероятно, я отсутствовал два дня, с субботы до вторника, и когда я зашел потом в эту палату в очередной раз рано утром, то увидел сиделку совершенно спокойной, и она сообщила мне с подчеркнутой исполнительностью, что все пациенты, по ее мнению, вылечены. "В самом деле? — спросил я. — Как это произошло?"

"Ну, доктор, так как вы не появились в субботу и вчера, я дала ваше любимое лекарство им всем. У меня на самом деле сердце болит от ваших жестоких опытов. Вы похожи на всех молодых докторов, появляющихся здесь: вы думаете только об опытах!" Я лишь ответил: "Очень хорошо, давайте в будущем лекарство всем поступающим сюда детям". И так продолжалось, пока я не покинул это место, и результатом этого лечения Aconitum простуды и легкого жара было необычно быстрое снижение температуры и последующее выздоровление. Но когда был затронут желудок, я временами обнаруживал, что Aconitum бесполезен до тех пор, пока не случится рвоты, поэтому в таких случаях я назначал мягкое рвотное, после чего сразу наступало падение температуры, и хотя сейчас я уже много лет занимаюсь гомеопатией, я все еще думаю, что мягкое рвотное является правильным лечением, если желудок перегружен и не может освободиться сам с помощью естественной рвоты.

Но все это между прочим; я вхожу во все эти предварительные, случайные и сопутствующие обстоятельства просто для того чтобы поместить вас на ту же почву, на которой я сам стою, они несущественны, так как ведут только к следующему: Aconitum при легкой лихорадке был и есть первая причина, почему я стал гомеопатом.

Есть ли у вас такая же серьезная причина, чтобы быть "обычным" врачом?

ПРИЧИНА ВТОРАЯ

Ах, мой дорогой друг, я думаю, Вы скажете, что тоже используете Aconitum при лихорадке и что это не обязательно гомеопатия. Но Вам не знаком тот французский джентльмен, который говорил всю жизнь прозой и не знал об этом? Человек, который назначает Aconitum при лихорадке, является гомеопатом malgré lui (франц. вопреки самому себе. — Прим. перев.). Но перейдем к моей второй причине.

В юности у меня был плеврит с левой стороны, и с помощью сельского аптекаря и половины бочки микстуры я почти умер, но все же не до конца. С тех пор у меня было притупленное беспокоящее ощущение в боку, по поводу которого я консультировался у многих знаменитых врачей в различных частях Европы, но никто не мог мне помочь. Все соглашались в том, что это было какое-то застарелое сращение между висцеральным и реберным листками плевры, но никто из множества моих знаменитых советников не мог это излечить. И хотя моя вера в них была достаточна, чтобы сдвинуть горы, она не годилась как лекарство.

Когда ортодоксальная медицина оказалась беспомощной, я отправился к гидропатам (тогда их называли шарлатанами!) и лечился и теплом, и холодом, причем долго, но и это не принесло мне пользы. Прикладывали холодное и горячее, холодные компрессы делали месяцами, я спал во влажной рубашке, бесконечно потел в турецких и русское банях — все оставляло мою старую плевритную болезнь в statu quo ante (лат. состояние как раньше. — Прим. перев.).

Лечение виноградом, хлебом и вином не помогло. Диета и перемена места не помогли.

Однако когда я захотел выяснить, что особые люди, называемые гомеопатами, говорят о Bryonia alba и ее сродстве серозным оболочкам… Что? Я обвинил их и назвал шарлатанами? Нет. Я купил Bryonia alba и принял ее согласно рекомендациям, и через две недели мой бок был здоров, и с тех пор больше никогда меня не беспокоил!

Вот, друг, моя вторая причина стать гомеопатом, и если я перестану быть благодарным дорогому старому Ганеману за его Bryonia, пусть моя старая болезнь плевры вернется и напомнит мне истину о его лечении.

Что Вы и целый мир можете подумать об этом, мне все равно: я хвалю мост, по которому сам перешел.

Со своей стороны я выдвинул только одно требование к медицине, только одно: она должна излечивать!

Система, которая излечивает, моя система. Относительно вашей нынешней системы я могу только сказать:
"Меня не заботит, что она может быть справедливой,
Если она несправедлива ко мне" (из стихотворения Джорджа Уитера "Shall I wasting in despair". — Прим. перев.).

3. Редактирование д-ром Бернеттом "Хомиопатик уорлд"

"Пятьдесят причин", откуда взят отрывок, приведенный выше, были опубликованы в 1888 году, но описанный случай относится к раннему этапу карьеры д-ра Бернетта, даты указывают на начало семидесятых. Бернетт не был человеком, который позволил бы практической истине оставаться праздной. В мире, и особенно в медицинском мире, есть множество людей, которые готовы признать истину и красоту новой идеи, но этим признанием и удовлетворяются. Они могут вставить ее в красивую рамку, запереть в своем прекрасном кабинете и поклоняться ей, но не станут рисковать, проверяя ее на практике. Не таков был Бернетт. Никто так быстро, как он, не схватывал истину в ее практическом применении, и никто не мог так быстро разглядеть, как извлечь из нее практическую пользу.

Таким образом за несколько лет занятий гомеопатией он занял ведущее место среди известных гомеопатов, и в 1879 году был избран редактором представительного журнала.

И следует иметь в виду, что д-р Бернетт не был обычным молодым студентом, когда получил свою первую степень в Британии. Он был человеком широкой культуры и опыта, и ему шел тридцать третий год. Ранее, в двадцать девять лет, он стал доктором в Вене, так что с самого начала был в состоянии вынести зрелое суждение о том, на что следует опираться.

В августе 1879 года д-р Шульдхем, который за три года до этого сменил д-ра Руддока, ушел с поста редактора "Хомиопатик уорлд" и в 14-м томе сообщил, что оставил пост д-ру Бернетту. Д-р Бернетт был уже хорошо известен с благоприятной стороны благодаря своим оригинальным работам "Natrum muriaticum" и "Золото как лекарство при болезнях". Он продолжал редактировать журнал до апреля 1885 года, и интересно будет прочитать его первую редакционную статью, или манифест, из сентябрьского выпуска за 1879 год, так как эта статья очень характерна для Бернетта. Вот она.

НАША ПРОГРАММА

Принимая обязанности редактора "Хомиопатик уорлд" и ответственность за него, вероятно, будет правильным отметить, каковы должны быть наши задачи и основная цель, и как мы собираемся решать стоящие перед нами задачи, чтобы достичь этой цели.

Мы должны осуществить не больше и не меньше как расширение истинного знания той части научной терапии, которую обычно называют гомеопатией, для как можно большего числа профессионалов и непрофессионалов.

Мы должны стремиться заинтересовать всех наших профессиональных и непрофессиональных друзей этого журнала и обращаемся к ним с просьбой принять участие в публикациях на страницах журнала и увеличить его тираж, чтобы он стал литуратурной средой для обсуждения многочисленных вопросов медицины и таким образом содействовал нашей великой цели распространять знание гомеопатии вглубь и вширь.

Для нас гомеопатия означает закон подобия в терапии. Только такой подход свяжет вместе авторов и читателей "Хомиопатик уорлд". Это наша основополагающая доктрина. Все, кто открыто придерживаются этой доктрины, с нами, а мы с ними. Тайных гомеопатов мы презираем, честных наших ненавистников мы можем по крайней мере уважать. Но мы не можем уважать половинчатых людей, заползших в профессиональные кресла с целью присвоить часть Материи медики, и одновременно отрекающихся от нее. Это вызывает отвращение.

Для нас Ганеман — благословенный благодетель человечества, звезда первой величины в научной медицине, мы любим его и чтим его имя повсюду, нравится это кому-то или нет.

Хотя "подобное излечивается подобным" является нашей главной доктриной, мы не считаем, что медицина не существовала до того, как Ганеман продумал этот принцип и разработал его, или что он похоронил весь медицинский прогресс; для нас это не вся медицина, она никогда не будет всей медициной, она не конечная цель всей практической медицины: она — истина, но не вся истина.

Мы не верим в авторитеты, поэтому мы не принимаем гомеопатию ipse dixit (лат. как он сказал. — Прим. перев.) ее основатель Ганеман и тем более мы не предлагаем кому-то полагаться на наши слова, но только на свидетельства научного эксперимента: гомеопатия верна не потому что он так сказал, а потому что опыт показал, что она истинна. Мы надеемся заполнить наши страницы в основном материалами, содержащими такие доказательства.

То же касается ганемановской доктрины о лекарственной динамизации: она верна не потому что так учил Мастер, но потому что экспериментально продемонстрирована. Мы не собираемся утомлять себя и других предположительными объяснениями этой доктрины; мы не утверждаем, что поняли ее, но факт очевиден сам по себе, и мы принимаем его как таковой. Мы предполагаем размещать время от времени столько экспериментальных доказательств этого факта, сколько сможем. Не для apologia pro domo (лат. в защиту общественных интересов. — Прим. перев.), однако и не с позиции уже убежденных, но просто как экспериментальные факты.

Мы постараемся постоянно не упускать из виду, что теории и гипотезы являются проклятием нашего искусства, узами и оковами, которые превращают свободные умы в рабов. Поскольку мы удовлетворены истиной доктрины лекарственной динамизации, мы верим в эффективность малых и бесконечно малых доз. Но мы также верим в эффективность больших доз и средних, однако действие разных доз одного и того же лекарства оказывается не всегда одинаковым. Это большой вопрос, лежащий в основе огромного здания, которое предстоит построить; он еще недостаточно проработан и мы можем только надеяться вложить несколько своих кирпичей в строящееся здание. Великие архитекторы и строители немногочисленны и редко встречаются.

Ганемановская трехсторонняя патология — предмет, который мы до сих пор недостаточно оценили: псору, сифилис и сикоз мы в действительности встречаем ежедневно, но видим их лишь через тусклое стекло, гадательно, то есть в ганемановском смысле (тусклыми были латунные зеркала, которыми славилась Коринфа, к жителям которой обращался апостол Павел, 1-е послание Коринфянам 13: 12-13; зеркала требовали постоянной полировки. — Прим. перев.). Но мы постоянно обнаруживаем, что он прав, когда оказываемся в состоянии проверить его утверждения.

Genus epidemicus болезней образует, по нашему мнению, почти полностью игнорируемую область медицины: мы должны быть особенно удовлетворены, когда видим первых разработчиков этой обширной области, и вклад в этом направлении весьма приветствуется. Мы никогда не вылечим лихорадку, пока не узнаем больше об ее эпидемическом характере.

Мы не намерены отводить слишком много места простым спорам или утомительным бесплодным темам, таким как "название школы", которые разделяют нас на мелкие клики и фракции, но собираемся устраивать надлежащее обсуждение всех интересующих нас вопросов.

"Хомиопатик уорлд" остается журналом для профессионалов и для непрофессионалов; мы должны осознать, что рассудительность и интеллигентность свойственны и тем, и другим. В журнале также должны размещаться только гомеопатические материалы, как бы нам ни хотелось открыть свои страницы для всех искателей истины, которые выполняют для подтверждения своих идей эксперименты и которые могут желать, следовательно, подтвердить свои успехи аллопатически или в пользу какого-либо иного направления, но отрицают гомеопатию в целом или считают ложной доктрину лекарственной динамизации и ненадежными мельчайшие дозы.

Нам не нужны просто субъективные мнения, наряженные в одежды превосходной мудрости и догматизма и облаченные в псевдонаучное словоблудие, а не в реальный эксперимент.

Кроме того, только один вопрос за раз.

Предрассудки, невежество, авторитарность, заведомое хвастовство мы отклоняем как пищу, пригодную для великовозрастных младенцев из "Ланцета" et hoc genus omne (лат. и прочим. — Прим. перев.): те, кто никогда не достигает умственного совершеннолетия, заблудятся, если не будут держаться за фартук г-жи "Ланцет".

Те, кто может переваривать более твердую пищу, приготовленную должным образом и приправленную для удовлетворения более испорченного аппетита, может изучать новый вид эволюции в журнале тайных гомеопатов "Практишенер", в котором из нашей СТАРОЙ литературы осторожно, молчаливо, с тайным замыслом, делается переход к темным глубинам гомеопатических писаний последних пятидесяти лет, но эти писания так рассудительно смешаны со старой щетиной и мякиной, что их трудно обнаружить.

В "Практишенер" можно так же случайно столкнуться с одним-двумя гомеопатами, пытающимися подсунуть старую монету вместо новой. О, святая простота!

Было бы ошибкой не сказать пару дружеских слов тем нашим профессиональным собратьям, кто время от времени склонен жаловаться, что многие статьи на страницах журнала слишком просты и не для специалистов, ничему их не учат, или что редакционная правка слишком резка, или что мало оригинальных материалов, или что редактор очень часто выражает только свои мнения и т. п.

Этот журнал предназначен для интеллигентной публики, и его непосредственной целью является распространение знаний о гомеопатии среди нее; его целью не является превращение в ежемесячник для домашних врачей, он предназначен для обучения наибольшего числа людей тому, что такое гомеопатия. Мы верим, что профессиональные гомеопаты, занимающиеся ею, являются хранителями большой и важной медицинской истины, которую мир в целом и врачи в частности до сих пор все еще не оценили.

Мы утверждаем, что те, кто воспринимает эту истину, имеют гордую обязанность объявлять о ней и не отказываться от нее как лукавые любящие тайны священники.

Обеспечение оригинальными материалами зависит в основном от вас. Поддержите нас своим вкладом, и мы реализуем вышеупомянутый полезный инструмент как старый металл. Тогда третий пункт, который мы вам обещали, не вызовет обид, мы будет очень рады ограничиться исключительно упорядочиванием присланного вами материала, добавляя лишь немного ежемесячного глянца. И если мы будем страдать от cacoethes scribendi (лат. вредной привычки писать. — Прим. перев.), мы свяжемся с редакторами "Бритиш джорнэл оф хомиопати", "Органона" или "Мансли хомиопатик ривью", как мы хотели это сделать в прошлом.

С другой стороны, мы должны заявить интеллигентной публике, благодаря которой этот журнал существует, следующее. Первое: медицинский журнал без статей должных образом обученных врачей существовать не может, поэтому если вы иногда на страницах нашего журнала найдете статьи, в которых есть непонятные технические детали, пожалуйста, имейте в виду, что они очень интересны и поучительны для врачей.

Некоторые непримиримые критики скажут: "Но что за цель у такого журнала?" А вот какая, дорогой друг. Медицинские власти настолько слепы, что хотят заклеймить гомеопатию как чуму или натуральную оспу. Мы, однако, придерживаемся противоположного принципа и считаем, что Aconitum подавляет простую лихорадку, Bryonia прекращает плеврит, а Colocynthis излечивает колики, что указывает на их лекарственные свойства. Мы свободные люди, и мы отказываемся позволить своему праву на свободные мысли и свободные действия быть раздавленной ногой какой бы то ни было земной силы. Бесполезно болтать о мире в наручниках и кандалах.

До тех пор пока мы не перестанем использовать слово "гомеопатия", а также вспоминать гордое имя ее основателя в наших трудах, журналы профсоюза врачей будут отказываться их печатать. Но мы не только не хотим пропускать эти слова, МЫ ХОТИМ писать их с прописной буквы, так как они символизируют большую правду. В этом смысл всех наших журналов.

Сверхпрофессиональные собратья могут сказать: "Но оставьте медицинские вопросы врачам".

Da liegt der Hund begraben (нем. вот где собака зарыта. — Прим. перев.) Некоторая третья партия ДОЛЖНА оказаться судьей, и единственная возможная третья партия — это публика! И если вы не для публики, наши сверхпрофессиональные гомеопатические собратья, как вы избежите появления закона, запрещающего гомеопатическую практику, а если вы даже избежите прямого столкновения с законом, ваш колледж заберет у вас диплом, и вас объявят преступником.

Такова постановка вопроса с внутренней профессиональной и эгоистичной точки зрения. Теперь давайте поговорим немного шире и спросим, из кого состоит публика. Мы сами и наши собственные ближайшие родственники входят в ее число. Пока мы живы и здоровы, мы можем лечить себя, друг друга, наших жен и детей с помощью гомеопатии, но если здоровье и бодрость уйдут, где окажемся мы и наша родня? Вновь в хаосе полифармации! Наши дети заболеют холерой, но непогрешимый доктор не будет верить в Camphorа, Cuprum, Arsenicum или Veratrum, и где окажутся они и тяжелый труд семи десятилетий научной медицины? Похоронены.

Мы родились свободными, мы хотим жить свободно, мы хотим умереть свободно и мы хотим передать свободу в наследство нашим детям. Тем, кто хотел соорудить оковы, чтобы привести нас в рабство, мы объявляем войну до победного конца. Гомеопаты не могут отдыхать, пока Ганеману не отдана заслуженная честь, они не могут отдыхать, пока гомеопатия не будет ОТКРЫТО преподаваться в наших медицинских школах, они не могут отдыхать, пока все препятствия перед ними не будут сметены.

Это написал Бернетт в 1879 году. Его слова так же верны сегодня, как и в тот день, когда он написал их, и так же необходимы. Теперь, спустя двадцать с лишним лет после того как он обратился со своим посланием к миру, создана Британская гомеопатическая ассоциация, чтобы осуществить программу, которую он разработал, и будет простой справедливостью в будущем гомеопатическом колледже отвести одну из профессорских должностей для увековечения его имени.

В мае 1885 года я принял от него редактирование журнала, но никаких изменений в политике редакции "Хомиопатик уорлд" не произошло.

   Часть II