Следующим господствовавшим направлением лечебной медицины 19-го века был медицинский нигилизм, лечебное ничегонеделание. Направление это возникло как реакция против научной нелепости и ужасов указанного врачевания, ставших, наконец, очевидными и для самих врачей. На прежнюю так называемую активную терапию воздвигнуто было гонение. Она была упразднена в лучших клиниках Европы и заменена так называемым выжидательным и наблюдательным лечением, т. е. больные предоставлялись на волю Провидения. Новые открытия физиологические, патологоанатомические и т. д. всецело увлекли клиницистов и профессоров в эту сторону, а собственно терапия, лечебная наука, была, по выражению проф. Н. Студенского, "одним росчерком пера совсем изгнана из ряда медицинских наук". Ее третировали презрением, насмешками, издевательством... В результате терапия, т. е. наука о лечении болезней, стала у врачей делом пустым, маловажным, неинтересным, подлежащим совершенному упразднению как "бесцельное пичканье латинской кухней" и т. п. Разумеется, как всегда бывает в таких случаях, в силу должен был вступить закон пустого места, которого природа, по ходячему выражению, не терпит и не признаёт: лишь только лечебную медицину начали оставлять на произвол судьбы ее прямые владельцы и хозяева — врачи, лишь только они перестали обращать на нее должное внимание, пустое место врачей немедленно было занято аптекарями, химическими фабриками и заводами. Клиникой завладела фабричная промышленность, врачебным делом — шустрые заводские мишуресы и фармацевты. Медицина, по выражению вышепоминаемого проф. Манасеина, приняла "фабричное направление". Главным клиническим методом ее стала торговая реклама. Фабрики безустанно вырабатывали и массами выбрасывали на медицинский рынок всевозможные острые и сильнодействующие наркотические, микробоубивающие, жаропонижающие, снотворные средства, а "подручные" врачи и фармацевты, специально на то нанятые фабриками, сочиняли по всем формам "научных" медицинских работ хвалебные аттестации о "необычайно верном" и "совершенно безвредном" действии нового средства чуть ли не "при всех болезнях", и засыпа́ли этими лженаучными рекламами рядовую толпу практических врачей. Упрочению и успеху такого порядка усердно помогала и именующая себя "научной" медицинская печать, не смогшая со всеми своими "научными" этиками и добродетельной моралью устоять перед открытым фабричным кошельком. У того же самого проф. Манасеина, который в тексте своего "Врача" громил шарлатанство фабричной медицины, все многочисленные обложки газеты были постоянно переполнены торговыми рекламами этих шарлатанов¹. Врачи-практики, естественно, соблазнялись хвалебной рекламой, постоянно мозолящей глаза с обложки их авторитетной газеты, со спокойной душой и самыми розовыми надеждами начинали применять рекомендуемые средства на больных и применяли их до тех пор, пока 20–40–75% "побочных" действий или отравлений, о которых говорилось выше, не раскрывали действительных достоинств хваленого "чудесного" фабриката. Тогда это авансом прославленное горе-средство оставлялось, а за ним бралось другое, третье и т. д., и с тем же результатом...

В течение одного-двух десятков лет такого фабричного направления, которое и теперь еще нимало не утихает, через руки врачей прошла масса все новых и новых средств, которые почти все имели одну и ту же участь, т. е. были скоро оставляемы и выбрасываемы как негодные. Если от них оставалось что-либо более или менее определенное и положительное, так это наименование этого периода медицины словом "токсический", отравной. Масса больных с островоспалительными процессами, с остролихорадочными, инфекционными, вроде легочного воспаления, инфлюэнцы, тифа, скарлатины и т. д., погибали не столько от болезни, сколько от паралича сердца, вызванного различными жаропонижающими антифебрином, антипирином, салолом, дигиталисом, сульфоналом, салофеном, или от общего отравления, причиненного разными противомикробными и антисептическими средствами. Оставшиеся в живых поправлялись медленно, трудно, несовершенно, с организмом сплошь и рядом полуразрушенным от этих острых жаропонижателей, от "противовоспалительных" каломеля и сулемы (меркуриалисты), от "успокоительных" наркотиков (морфинисты, кокаинисты и проч.), или от "возбудительных" и "укрепляющих" алкогольных напитков и т. д. К концу XIX века этот период токсического, отравляющего врачевания острыми наркотиками растительного происхождения и cильнoдейcтвyющими минеральными препаратами начал еще более осложняться добавлением к ним ядов и продуктов животного происхождения. На сцену начали выдвигаться "прививки" этими животными ядами и продуктами, и в какой-нибудь десяток лет завладели всецело вниманием врачей, медицинских кабинетов, клиник и лабораторий. Начало этого нового прививочного направления ведется с дженнеровского оспопрививания, существовавшего уже к началу XIX века. В 80-х годах это направление быстро начало развиваться со времени опытов Пастера над собачьим бешенством, а засим Кохом, Берингом, Ру и др. выработано было это нынешнее модное лечение и предупреждение болезней животными ядами и продуктами в виде впрыскиваний и прививок различных "вытяжек", "лимф", "сывороток", "антитоксинов". Из всего этого новейшего медицинского арсенала лечение вытяжками из тканей и органов животных при поражении таких же тканей и органов у больного человека (так называемые броун-секаровские прививки) как-то мало привилось и применяется сравнительно редко. Завладели же вниманием врачей преимущественно прививки по типу оспопрививания, т. е. такие, где для лечения и предупреждения болезни, например, оспы, дифтерита, чумы, тифа, бугорчатки и проч., прививаются видоизмененные яды тех же болезней — оспы, дифтерита, чумы, тифа, бугорчатки и т. д.

Хотя, как это очевидно для всякого, в основании такого лечения и предупреждения болезней посредством их же вызывающих ядов лежит идея именно гомеопатического лечения подобнодействующими средствами, так что современное прививочное направление господствующей медицины как нельзя лучше показывает все инстинктивное ее кружение вокруг да около этого надлежащего пути единственно правильного и разумного лечения, однако же полное незнание врачами выработанных оснований гомеопатической системы и упрямое нежелание знать и признавать их обрекает и этот отдел аллопатического врачевания оставаться на обычном положении печальной аллопатической действительности, т. е. на положении медицины чуть не сплошь вредящей больным и угрожающей их здоровью, как это отчасти уже и показано выше, когда говорилось о туберкулиновом лечении чахотки.

Начать с того, что естественные условия применения ядов болезней и вообще ядов животного происхождения для каких бы то ни было лечебных целей таковы, что уже наперед необходимо ожидать в результате неизмеримо более опасностей и вреда, чем пользы. Опасность и вред эти обусловливаются самим существом животного яда. Для целей гомеопатического лечения требуется и необходимо возможно малое возбуждающее влияние средства в направлении, сходном с данной болезнью. Получить такую нужную силу, такую дозу лекарственного влияния очень нетрудно от лечебных средств простых механических или простого химического состава. Если, например, нужным лекарством будет какая-нибудь минеральная соль или химически чистое растительное вещество — атропин, стрихнин и т. п., то получение нужной слабейшей дозы свойственного им влияния требует только несложного способа обыкновенного растворения или разведения этих средств в столь же простой и определенной по своему составу жидкости как вода или спирт, причем чем больше взято воды или спирта, тем соответственно слабее получается действующая сила средства. Таким путем нужная степень лекарственного влияния для целей подобнодействующего лечения получается и дозируется просто, легко и всегда точно определенной по желанию. Но с животными ядами дело совсем иное. Простое деление путем растворения здесь не годится, потому что будет ли, например, взята целая капля или одна сотая капли дифтеритного или оспенного яда, конечный результат может получиться одинаковый, т. е. и тем, и другим количеством может быть вызвано полное действие яда, т. е. настоящее дифтеритное или оспенное заболевание. Для того же, чтобы от животного яда получить не тождественное по силе, но лишь сходное по качеству или направлению действие, требуется данный животный яд еще перевоспитать, переродить его, изменить его качества и его характер в более слабую, менее зловредную модификацию. Это перевоспитание, или качественная переделка какого-нибудь животного продукта, может быть получена лишь путем живых сил живого же организма, и, как показал опыт, требует затраты массы времени, энергии, изобретательности, труда, материальных средств. История дженнеровского оспопрививания, пастеровских прививок против собачьего бешенства, беринговских и Ру противодифтеритных прививок показывает, сколько труда и опытов было проделано, пока узнали, что для противооспенных, положим, прививок более или менее пригоден тот оспоподобный яд, который получается через посредство организма коровы в виде так называемой вакцины, или коровьей оспы;, что для прививок против собачьего бешенства пригодный продукт дает организм кроликов, отравляемых предварительно ядом собачьего бешенства, для противодифтеритных — организм лошади, отравляемой известное время дифтеритным ядом.

Но все трудности эмпирического искания и приготовления желаемого здесь средства еще полбеды. Главная же беда при лечебном применении получаемых для прививок указанным сложным путем животных "лимф", "детритов", "эмульсий", "экстрактов", "сывороток", "антитоксинов" заключается в том, что все они имеют опасность абсолютную, т. е. что они опасны сами по себе, опасны как продукты животного происхождения вообще. Животные соки, вытяжки из тканей и органов, кровь, взятые даже от совершенно здорового организма, оказываются сильными ядами, и введение их в посторонний организм вызывает явления заразного отравления разных степеней тяжести, начиная с легкого недомогания и кончая смертельным поражением. Но те сыворотки, лимфы, детриты и пр., которые применяются для лечебных прививок, взяты не от нормальных здоровых животных организмов, но от организмов больных и болевших, при том болевших кровезаразным процессом вследствие подготовительных впрыскиваний им натуральных болезнетворных ядов. Отсюда, очевидно, должна быть еще бóльшая их вредоносность, и на самом деле в результате при прививках с предохранительной ли целью или с целью лечения болезни, получается длинный ряд всевозможных так называемых побочных, т. е. отравных, действий, свойственных как крови и сокам животных вообще, так и септическим гнило-гноекровным возбудителям в частности, о чем будет сказано еще дальше.

Другой источник вредных результатов прививочного лечения животными продуктами проистекает уже от самой медицины, от того, что все употребляемые прививные лимфы, детриты и сыворотки, будучи, как выше сказано, по сущности своего соотношения к лечимой болезни средствами гомеопатическими, т. е. подобно болезни действующими, применяются на деле не как таковые средства и не по правилам для таковых средств, т. е. не по правилам гомеопатии, но как средства аллопатические и по обыкновениям аллопатической практики, а именно: в своих сыворотках и лимфах врачи-аллопаты хотят видеть только свои внешне-противодействующие средства, считают их только таковыми, т. е. как бы действующими только по обычной механике химической нейтрализации кислого щелочным или щелочи кислотой, почему и именуют их противоядными, антитоксическими². Поэтому же обыкновение у аллопатов при лечении таково, что они стараются впрыснуть всегда побольше, чем поменьше, предполагая на основании логики противодействующего принципа, что влияние применяемых, например, "сыворотки" или "антитоксина" будет тем скорее, лучше и полнее, чем в большем количестве они применены. Но на самом деле чем более будет таким образом введено в организм средства, обладающего, кроме чего-то видимо полезного в нем, еще и неизбежными вредными качествами, тем легче, скорее и в большем размере должны быть проявления и свойственного ему вредного его влияния³. То, что в лечебных сыворотках и прививочных животных материалах производит эти отравные, вредные влияния, это удалить оттуда наука еще не смогла, равно как науке не удалось еще выделить отдельно и то нечто действительно полезное, которое влияет умеряющим образом на лечимый процесс. Наука бродит здесь еще в потемках и далеко не вышла из пределов простого пробующего эмпиризма.

Подводить окончательный общий итог санитарно-экономического значения для государства этой системы медицинского пропитывания человеческих организмов животными соками и ядами разных болезней еще не настала пора, так как это направление не только не закончилось, но продолжает все более шириться и развиваться. Но что результатов можно ожидать громадных, за это говорит необычайная степень распространенности прививочного лечения или, правильнее, увлечения, захватившего ныне всех врачей, все больницы, все клиники и академические лаборатории. Что результаты могут быть необычайно серьезны, для того имеется уже много данных вообще.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См. Вестник гомеопатической медицины, 1900 г., стр. 331, статья "Два слова о кривобокой врачебной этике".
² Предположение это ошибочно на основании исследования самих же аллопатов. Опыты их показали, что смешивая вместе токсин (яд болезни) с его антитоксином (противоядом), токсин не исчезает и не разрушается. Бухнер, например, брал вполне нейтральную (якобы) смесь столбняка и его противояда и нашел, что нейтральность эта относительная: для мыши она нейтральна, а для морской свинки оказывается отравляющей. Точно так же при нагревании до 68° такой якобы нейтральной смеси яда с противоядом последний уничтожается, а яд остается целым. Можно также из смеси осадить отдельно противояд химическим путем, например, уксусной медью ("Основы общей патологии" проф. А. И. Репрева, стр. 778).
³ На это также есть доказательства у самих же аллопатов, известных прививочников. Против учения Эрлиха и других аллопатов, что чем больше в сыворотке (дифтеритной) противояда, тем более ее целебная сила, высказался такой, например, авторитет, как Ру, который доказывает, что сыворотки с высоким содержанием целебных единиц (например, 750), нередко действуют хуже и слабее сывороток с меньшим содержанием (50–150 единиц). В первом случае животные при опытах умирали, а во втором они оставались живы или умирали гораздо позднее, что не могло бы быть, если бы была верна общая аллопатическая теория: чем больше лекарства, тем лучше, вернее и скорее успех (Практический врач, 1908 г., № 47, стр. 813). О том же свидетельствует, бессознательно, конечно, и проф. Дени, который не советует применять туберкулин в обычно рекомендуемых аллопатами дозах, и начинать не выше раствора 1 на 100 000 000, т. е. в дозе, равной 4-му сотенному гомеопатическому делению (Русский врач, 1909 г., № 18, стр. 627).

 ЧАСТЬ XVII    СОДЕРЖАНИЕ   ЧАСТЬ XIX