От автора сайта. Начав интересный материал, редактор "Вестника гомеопатической медицины" д-р Евграф Дюков (1863—1943) по неизвестной причине довольно быстро утратил к нему интерес, так что печатавшиеся продолжения составляли всего по несколько страниц на выпуск журнала, затем в двух номерах их не было вовсе, а в итоге он внезапно оборвал публикацию, оставив читателей в недоумении относительно возражений соперника-аллопата д-ра Ауриго и результата "великого медицинского турнира". Тем не менее я решил опубликовать все, что появилось в журнале по этой теме, посчитав, что даже имеющееся будет представлять интерес для читателя.
"Великий медицинский турнир" — под таким заглавием в парижском журнале "Le Progrès Universel" за 1909 г. напечатана интересная полемика между врачами аллопатом и гомеопатом. Полемика эта вызвана заметкой редакции названного журнала такого содержания.
В нашем обществе вызывает удивление и недоумение то обстоятельство, что существуют одновременно две медицинских школы: одна официальная, именуемая аллопатической, и другая реформированная, так называемая гомеопатическая, которые резко спорят друг с другом за превосходство.
Трудно допустить, чтобы ученые медики, имеющие звание доктора одного из наших факультетов и бывшие первыми врачами госпиталей, с легким сердцем отрекались от традиционной терапии и переходили к другой, не будучи глубоко убежденными в превосходстве этого другого лечения. С другой стороны, нельзя понять, каким образом аллопаты, которые, вероятно же, изучили эту новую систему, остаются все-таки верными старым предрассудкам.
Вопрос этот становится особенно мучительным, когда какая-либо тяжкая болезнь повергает вашу семью в тревогу и отчаяние. Здесь всякому необходим добросовестный ответ: где же, на чьей стороне терапевтическая истина, ибо она не может одновременно находиться в той и в другой школе? Решать этот вопрос нужно вовремя, а не тогда, когда при наличности уже серьезной болезни разум оказывается неспособным рассуждать и делать выбор.
Ввиду такого отчаянного положения, которое бывает тысячи раз ежедневно, редакция журнала "Le Progrès Universel" решила открыть свои страницы для обсуждения помянутого вопроса и приглашает к этому представителей реформированной медицины и приверженцев медицины классической, полагая, что это наилучший способ для определенного суждения о сравнительной ценности двух соперничающих систем.
Мы просим поэтому, чтобы каждый из защитников своей школы уведомил редакцию письмом о своем согласии принять участие в прениях, причем первенство помещения статей будет предоставлено тому, кто раньше отзовется.
Само собой разумеется, что врач-аллопат должен будет оспаривать принципы и законы гомеопатии и защищать принципы и положения своей школы, а гомеопаты, наоборот, должны войти в обсуждение теории и практики аллопатии и показать превосходство в том и другом своей новой медицины.
Полагая вместе с Расином, что вера недействующая — вера неискренняя, мы убеждены, что обе приглашаемые на состязание стороны скоро отзовутся на наш призыв в интересах науки и человечества.
По окончании дебатов предоставим нашим читателям решить, кто останется победителем, а мы преподнесем ему в память этого соответствующую медаль.
После появления этого письма в течение месяца ни один из врачей-аллопатов не отозвался на приглашение и не выразил своего желания принять участие в состязании. Гомеопаты же наоборот: от многих и французских, и иностранных врачей-гомеопатов поступили заявления, что они соглашаются принять вызов и с готовностью выступят на публичную арену. Первым из них отозвался парижский гомеопат д-р Фляшен, автор книги "Триумф гомеопатии", приславший в редакцию нижеследующее письмо.
М. Г. Г-н редактор,
Вам пришла в голову счастливая мысль пригласить врачей гомеопатов и аллопатов к обсуждению в "Le Progrès Universel" важного вопроса, касающогося общественного здравия. Могу только приветствовать ваше превосходное намерение и с готовностью являюсь на ваш призыв.
В течение двадцати лет я много раз защищал повое медицинское учение как в журналах, так и в своих печатных трудах, где излагал также ошибки старой школы, по никогда не имел случая удостоиться внимания наших противников.
Если ваш почин, который я очень ценю, может привлечь на ту арену, которую вы открываете нам, искренняго и убежденного противника, то я буду очень счастлив и блогодарен.
Как всякое меньшинство, мы до настоящего времени находимся под насилием тех, которые раньше заняли поле действия, которые, забронированные почти феодальными неприкосновенностью и привилегиями, применяют к нам наиболее ужасную из всех конспираций, а именно, замалчивание, и которые, как пленники после долгого заключения впотьмах боящиеся яркого дневного света, систематически противятся нашим попыткам внести луч света в густой мрак их цидатели. Так, например, несмотря на все мои усилия, я не могу добиться разрешения Парижского медицинского факультета на чтение лекций по теории и терапии гомеопатии. И потому, г-н редактор, я пользуюсь с великой радостью и охотой случаем, который вы предоставляете последователю реформированной медицины, чтобы помериться силами с представителями обветшалой терапии и послать свой вызов всем нашим хулителям — врачам, профессорам и академикам.
Месяц спустя марсельский врач-аллопат Ауриго прислал в редакцию письмо с выражением своего согласия ответить на вызов и быть защитником аллопатии.
Я получил, г-н редактор, — писал он, — Ваше письмо, в котором вы приглашаете меня быть защитником аллопатии. Вы говорите, что перчатка должна быть возвращена представителю гомеопатии д-ру Фляшену, которого я не имею чести знать, но которому прошу передать мои лучшие братския пожелания и уверения в моем уважении.
В Средние века турниры были в моде и храбрые рыцари сражались ради прекрасных женских глаз. Теперь турнир, который Вами, г-н редактор, устраивается, будет также из-за любви к даме, только дама эта в тысячу раз прекраснее дам средневековых, так как красота ее бессмертная, и зовется она наукой.
Итак, вперед, за науку! Но после почтенной борьбы, которая, я желал бы, чтобы была решительной на благо людям, я надеюсь, не будет ни победителей, ни побежденных. Победителем останется социальный прогресс, а побежденными окажутся предрассудки, рутина, заблуждение и всякие ребяческие выдумки прошлого, долженствующие исчезнуть без возврата.
Номер с Вашим призывом я прочел и не нашел в нем ничего, с чем не могу согласиться. Я разделяю Ваши мысли, возвышенные и свободные от обветшавших предубеждений, и рад с Вами уничтожать подмостки из лжи и заблуждений, наваленные невежеством против разума и против законов природы. Я знаю, что разломать все это возможно только медленно и с трудом, но как бы ни было велико нагромождение ребяческих нелепостей за время многовекового невежества, уничтожение их, раз начатое, не прекратится, потому что прогресс знания никогда не останавливается. А как человечество идет рука об руку с этим прогрессом, то ясно, что и все, кто, подобно Вам, вступили на путь общественного развития, не остановятся, но будут с жаром продолжать свою работу ради всеобщего возрождения. Этих, выходящих на такой правильный путь, можно считать авангардом гуманитарной зрелости. В состав его входят и старики, и люди зрелого возраста, и особенно молодежь.
Стариков немного, зреловозрастных прибавляется с каждым днем, а молодые как многочисленные минервы возникают из груди природы уже вооруженными и идут вперед, атакуя старые установления, готовые рухнуть. Они не остановятся с этим делом разрушения, пока будут существовать заблуждения. А вы, кому выпало счастье принадлежать к этому передовому отряду, молодому и сознательному, вы, которые открывают битву, не забывайте, что те, кого вы поражаете, ваши братья, темные братья, ослепленные неведением. Воздействуйте, следовательно, на них легко, подавайте им руку и выведите их на дневной свет к истине.
То, что вы именуете законом природы, следует указать на страницах вашего журнала раньше изложения какой либо теории, потому что все покоится на таком неизменном законе. Этот закон есть жизнь. Он основа всего. Он, так сказать, цемент, связующий все камни общественного здания. Этот закон, почти неизвестный, есть закон всеобщей солидарности.
Прежде чем перейти к доводам д-ра Фляшена, приведем два других письма; одно того же Фляшена и другое к нему от врача-аллопата, свидетельствующее об интересе к данному состязанию.
Приводим сначала письмо последнего.
Уважаемый товарищ,
Я прочел Вашу статью о гомеопатии в октябрьском номере "Progrès Universel". Я много уже читал об этом учении, которое меня увлекает. Учение это положительное. Оно ясно, а более всего, оно динамическое, а не материалистическое. Я, кроме того, признаю, как Вы говорите, что аллопатия не имеет ни успеха с наблюденными фактами, ни прочного основного принципа, ни неизменного закона, которые могли бы служить основой для действительно научного знания.
Я много раз желал попробовать гомеопатическое лечение, но нахожу, что его практика исполнена трудностей, непреодолимых для врача, предоставленного собственному вдохновению и не имеющого надлежащих наставлений и опытного руководителя, могущих направлять его при первых шагах. Не будете ли любезны прислать мне Вашу книгу "Триумф гомеопатии"? Быть может, я найду там советы и указания, которые позволят мне согласовать свои действия с моей верой, так как считаю нелепым и противным убеждению то, что я практикую аллопатию.
Письмо д-ра Флашена касается обращения к гомеопатии профессора Гушара.
В "Journal des Practiciens" на стр. 738 недавно была напечатана лекция профессора Гушара, читанная им в клинике имени Лаэннека. Там он говорит следующее:
"Нынешняя терапия, г-да, та, которую вы знаете, со всей ее ненадежностью и бессвязностью, та, которой мы следовали до настоящего времени, и та, которую не следует продолжать... так как терапия завтрашнего дня есть гомеопатия. Отсюда следует, что мы должны признать истину, которая требует много времени, чтобы победить умы, так как правда никогда не бывает торжествующей в момент ее появления. Кровообращение, как вы знаете, имело своих противников долгое время".
Мы выражаем профессору Гушару все наше восхищение за то научное беспристрастие, которое он выказал при публичном своем утверждении истины гомеопатии. И до него немало видных профессоров уже защищали эту истину. Укажем на Имбер-Гурбейра, Лорда, Ризено д'Амадора, Сент-Мари, Девержи, Маршаля де Кальви, Златаровича и т. д. Не сомневаемся, что и другие профессора последуют примеру этих своих предшественников и что все врачи в недалеком будущем станут в ряды гомеопатов. Это будет великим днем для человечества.
Переходим теперь к изложению доводов, представленных д-ром Фляшеном, и затем к ответу д-ра Ауриго.
С тех пор как отстаивается новая реформа медицины, никто из выдающих себя противниками ее не был в состоянии опровергнуть наши доводы, разбить достоверность и значение наших документов, указать в наших писаниях ошибку или преувеличение и свести к нулю принципы нашей медицины. Наши хулители ограничивались тем, что полегче и попроще, а именно, систематическим замалчиванием или выпусканием в обращение неосновательных, а иногда лживых суждении о нашем учении и нашей терапии.
Но несмотря на всякия закулисные махинации и систематическое сворачивание, несмотря на всякие затруднения, воздвигаемые на пути, правда в конце концов всегда переходит препятствия, положенные на ее дороге самолюбием или личными интересами олигархов, и является всеобщим взорам.
В конце XVIII века основатель нашей школы Самуил Ганеман сказал по адресу аллопатов того времени, которые, несмотря на лучезарные труды его, продолжали тащиться по пути рутинизма:
"Когда дело касается жизни человеческих существ, то пренебрегать тем, чтобы учиться, есть преступление".
Я нахожу, что есть еще и другое такое же великое преступление, это чернить какое-либо учение, которого не хватило мужества изучить, опорочивать его из личных видов, чувствуя в нем истину, и стремиться обесславить своих же честных собратьев, которые поступают по указаниям своей совести и из любви к людям.
Да — не боимся высказать это смело — наши противники совершают преступление против общества, понося беспрерывно наше благотворное учение и препятствуя обращаться к нашей положительной терапии такому громадному числу больных, которые смогли бы в ней найти для себя здоровье и жизнь.
Если гомеопатия заблуждение, аллопаты должны доказать это без промедления. Не шутовством и насмешками, как это делалось до настоящего времени, но на основании науки и опытной проверки, так, чтобы разбитая вдребезги, она навсегда была ввергнута в Лету.
Если же, наоборот, она устанавливает возвышенную и возрождающую истину, то все, кто доныне относится к ней пренебрежительно, должны отдать ей достойную честь, а преподаватели должны сделать ее предметом преподавания в наших медицинских школах и применять в наших больницax на пользу общественному здоровью.
Знаменитый английский ученый Вильям Крукс в Лондонской академии наук сказал: "Знать истину и не распространять ее в окружающую среду есть поступок, противный человеколюбию".
Мы также считаем, что обязательный долг всякого человека, который смог оценить важность открытия, распространять о нем знание насколько возможно, чтобы дать возможность людям извлечь из него соответственную пользу.
Долг этот тем более обязателен, раз дело еще касается истины в великом искусстве врачевания больного и продолжения его жизни. Ради всего этого мы должны вести борьбу напряженно, неустанно, без послабления, пока не будут побеждены застои, ходячие заблуждения и предрассудки, эти великие бичи человечества, во все времена опутывавшие мысль и препятствовавшие ходу полезного развития.
Повинуясь этому обязательному долгу, мы представим здесь обзор правоверной медицины и будем защищать медицинскую реформу в уверенности, что представленные нами здесь драгоценные документы вместе с неопровержимыми доводами приведут наших читателей, как бы ни велико было у них предубеждение, к глубокому и непоколебимому убеждению.
Как известно, медицинский мир разделен, к несчастью, на два лагеря врачей: на аллопатов и гомеопатов. Хотя названия эти и не вполне удачны и их было бы нужно видоизменить, но мы оставим их как освященные временем.
Аллопаты — это те, которые продолжают практиковать традиционную медицину, причудливую, блуждающую в течение десятков столетий в дебрях ложных философских учений, редко когда связанную с наблюденными фактами, не придерживающуюся какого-нибудь основного принципа или неизменного лечебного закона, могущего служить основанием действительно научного знания, и постоянно сочиняющую только медицинские системы, построенные а priori.
Что касается терапии, или того отдела медицины, который имеет в виду лечение болезней, то она всегда являлась следствием различных теорий и различных фантастических систем, которые сменяли друг друга со времен Гиппократа до настоящего времени, так что она слагается из разнородных практических способов, вытекающих из эмпирических положений или из умозрительных идей.
Нередко очень ясно сознавая, как это будет показано далее, ничтожество и даже вред своей устаревшей и фаитастической практической медицины, аллопаты тем не менее без смущения ее продолжают, поддерживая предубеждение в массах, и охраняют себя от возможного воздействия нового учения. В то же время, как говорилось выше, приверженцы оффициальной медицины применяют по отношению представителей гомеопатической медицины систему замалчивания и чередуют ее с приемами нетерпимости, насилий, нападок и прямого преследования, чему мы приведем в дальнейшем доказательства.
Гомеопаты — это те медики, которые, окончивши обычный университетский курс и получивши врачебную степень, не удовлетворились тем, чему они учились в своей медицинской школе, но изучили еще систему гомеопатического лечения, и найдя в нем великую истину и основы математической правильности, не пожелали не отдать ему предпочтения.
Всегда готовые принять всякие вызовы и нападки, гомеопаты настаивают на широкой гласности обсуждения и широкой постановке сравнительных опытов и никогда не отказываются протянуть руку помощи тем, кто бредет по скользкому пути эмпиризма и врачевательной фантазии.
Уже эта разница в отношении к делу может ясно показывать, на чьей стороне правда. Но, увы, вошло в обыкновение осуждать гомеопатическую школу без малейшого размышления и не пытаясь сколько-нибудь ознакомиться с вопросом предварительно.
Реформа, вносимая в медицину гомеопатией, подобно многим другим научным истинам, не могла избежать грубого, неумного и слепого критицизма.
Приходится часто выслушивать острые насмешки над гомеопатией как со стороны публики, так и со стороны врачей, в то время как ни те, ни другие не знают о ней ни одного слова. Попросите всех таких зубоскалов привести разумные доводы в пользу их отрицания и противодействия, и никто из них не сможет ответить сколько-нибудь дельно, потому что, чтобы выразить суждение о какой-нибудь экспериментальной науке, для этого необходимо ознакомиться с этой наукой и проверить ее на деле; наконец, по крайней мере знать, на каком принципе она покоится. Но наши противники не считаются с этим положением, и потому они напоминают тех слепых, которые рассуждают о цветах.
Что наши противники не имеют ни малейшого понятия о том учении, к которому они относятся с пренебрежением и осуждением, ясно говорят примеры невольно и бессознательно практикуемой ими гомеопатии, благодаря чему аллопаты получают успешные результаты и даже меняют обычные свои мнения относительно гомеопатии. Например, общеизвестная процедура Дженнера, или так называемая прививка оспы, с целью предохранить от заболевания оспой, затем лечебные способы Пастера, Ру, Беринга, Персона, Шаншемесса, Броун-Секара и т. д., которыми наши противники занимаются с большим энтузиазмом, — все это бессознательное применение закона подобия, или закона гомеопатии, который имеется на нашем знамени и который должен быть господствующим во всей терапии.
С другой стороны, мы укажем на свидетельства признанных авторитетов из среды профессоров официальной школы, единодушно заявляющих, что в терапии этой школы нет ни принципов, ни верности, ни закона, и что практика ее зачастую причиняет больным много вреда.
Наконец, факт неоспоримый, что при всех опытах, которые были произведены и во Франции, и в других странах, смертность в гомеопатических больницах оказалась наполовину меньше, каковое обстоятельство дало американцам основание учреждать гомеопатические страховые общества, которые находят возможным понижать наполовину страховую премию для лечащихся у врачей-гомеопатов; затем, что продолжительность лечения значительно менее в больницах с гомеопатическим лечением, и что, наконец, научная точность и средства новой медицины позволяют не только излечивать почти все острые и хронические болезни, но также предупреждать заболевания эпидемическими и контагиозными поражениями.
Медицина составляется из ряда предметов, относящихся специально к изучению человеческого организма, явлений его жизни, здоровья, заболевания, лекарств и всяких иных целебных мероприятий. Иными словами, медицина изучает процессы органического развития, сохранения, поражения и восстановления, а равно и те органы, деятельностью которых все это совершается, а затем она стремится узнать и использовать влияние на них различных деятелей, которые обладают свойством сбережения и возвращения этой деятельности к нормальному состоянию.
Главные отрасли медицины: физика, химия, естественная история — это знания подготовительные; затем анатомия описательная, общая и сравнительная; гистология (микроскопическая анатомия), патологическая анатомия, физиология, гигиена, внутренняя и наружная патология, хирургия, акушерство, фармакология и наконец терапевтика, или наука о правилах выбора и назначения целебных мер. В состав терапевтики входит также изучение и способ употребления лекарств, или так называемая Материя медика, или лекарствоведение. Вот те разнообразные предметы школьного медицинского образования, в знании которых студенты должны представить доказательства, прежде чем получат докторский диплом.
Но с практической точки зрения, медицина специально занимается изучением жизни и организма во время его здоровья и болезни, а затем лекарств и вообще лечебных средств. С этой именно точки зрения, та медицина, которая официально изучается, не есть наука, потому что вопреки данному еще 24 столетия назад совету Гиппократа держаться в пределах наблюдения, сравнения и аналитического разбора — основных действий философского метода, каковым путем только и можно из медико-биологических фактов выяснить истинный принцип, основной принцип, могущий стать основанием действительно научного знания, — представители господствующей медицины во все времена погружались в дебри предположений (гипотез) и умозрения, стремясь постигнуть сущность и внутреннюю природу вещей, которые всегда будут скрыты для нашего разумения. Эта несчастная склонность приводила их в течение более двух тысяч лет к построению систем лечения на основании просто одних предположений и соображений, систем весьма различных между собой, противоречивых и создавших самую бессмысленную, жестокую и часто крайне опасную для человечества практику.
В конце XVIII столетия один гениальный врач, указывая на ничтожность для медицины всех этих предположительных и хитроумных измышлений старой школы, искуcственных и мечтательных за отсутствием естественно научного принципа и вносящих так много путаницы и беcтолковщины в терапию, выступил с радикальной реформой этой терапии, способной сделать ее в такой же мере точным, положительным и научным знанием, в какой она до того была званием причудливым, фантастическим и гадательным. Этим врачом был Самуил Ганеман. Учение, которое он создал, и которое называется гомеопатией, огромный и действительно научный труд, представленный в виде ряда положений, последовательно вытекающих одно из другого, а все — из верного принципа динамизации, указывающей на современное знание медико-биологических фактов. В труде этом указывается затем единственный путь, как можно и следует узнавать свойства лекарственных средств (путем испытания их на здоровых людях). Наконец, труд этот освещает великий гиппократовский закон лечения — similia similibus curantur, который так много столетий покрыт был мраком неизвестности и на основании которого именно и должен производиться выбор дли больного нужного целебного средства.
Конечно, как ни могуч был гений Ганемана, но он не мог оставить для последующих поколений вполне совершенную работу, чуждую и ошибок, и преувеличений, и не требующую дальнейшего улучшения сообразно последующим изысканиям. Поэтому нам, ученикам Ганемана, предлежала задача согласовать эти новые изыскания и факты с его учением, с неизменными его принципами в законами. В общем же можно утверждать, что главные положения гомеопатии, несмотря на их отрицание и непризнание в течение целого столетия, к нашим дням подтверждены исследованиями авторитетных ученых господствующей же медицины.
В наше время большинство аллопатов — эклектики, т. е. они не придерживаются какой-либо из многочисленных систем, придуманных главарями школы, но изощряются в напрасных усилиях извлечь из амальгамы всех классических сочинений такие патологические и терапевтические истины, которых они не могли найти ни в одной из них, воображая, что возможно соорудить рациональную систему при таких разноречивых основаниях. В этой работе сводящейся к собиранию обрывков, эклектики идут вразброд, не имея какого-либо иного руководителя или какого-либо направляющего пути, кроме своего личного рассуждения. Таким образом, каждый аллопат имеет собственный свой маленький эклектизм, составляющий для него его религию, в которой он является наивысшим жрецоми. Сколько эклектиков, столько и эклектизмов.
Д-р Михаэль Гранье очень талантливо критикует такой эклектизм, все еще господствующий в официальной школе.
"Эклектизм, — говорит он, — есть порождение того неверия, которое сушит ум, обледеняет сердце, делает бесплодными семена блогородной мысли. Одним словом, эклектизм — это поставление на пьедестал своего личного и эгоистического 'я', облеченного в философский принцип; это замена личным разумением самодержавного мирового разума, т. е. частным общего, переменчивым постоянного. Эклектик — это человек без научной убежденности, который связан узкими путами рационализма. Для него нет общего закона истины, возможного в медицине; для него существуют только отдельные факты, исключения, а наука у него обречена на то, чтобы беспрерывно вращаться в кругу опытов׳ без основного принципа, который может им руководить и делать плодотворными его изыскания. Эклектики настаивают особенно на том, что они не исключительны, и однако же их метод покоится всецело на исключительности, самое абсолютное поддерживается личными мнениями, все подчиняется индивидуальной вере и пониманию".
С лечебной точки зрения, эклектизм официальной школы сводится к трем главным способам лечения.
1. Гетеропатическому, или аллопатическому способу
2. Энантиопатическому способу
3. Эмпирическому способу.
Аллопатия состоит в лечении заболеваний различными средствами, о которых полагается, что они способны заставить отойти в сторону болезнетворное начало, перевести его на тот или иной орган, считаемый менее важным, например, на кожу или кишечник. Такое врачевание, носящее название отвлекающего, может, правда, привести к улучшению в симптомах, но как только его прекращают, природа вступает в свои права, явления болезни возвращаются снова, и нередко с большей резкостью, чем ранее. Очень часто также эти гетеропатические приемы производят на организм вредное влияние тем, что серьезно повреждают и те части, которые до того были не затронуты болезнью.
Энантиопатия состоит в лечении болезней по предписанию Галена contraria contrariis, противное противным, т. е. чтобы действовать на жизненную экономию наперекор, или противоположно болезненным симптомам.
Этот способ лечения привел к многочисленным гипотезам относительно природы, сущности, сокровенной причины заболевания, и подкупили многих своей простотой и кажущейся разумностью (рационализмом).
Таким образом было найдено вполне естественным и очень логичным стараться размягчать то, что было твердым, расслабить что сокращалось, прохлаждать что пылало жаром, и т. д. Соответственно этим рациональным, по предположению, целям были приписаны разным медикаментам известные особенности расслабляющие, смягчающие и проч., и определены были лекарства как противоспазматические, противовоспалительные, разрешающие, укрепляющие и т. д. Казалось также очень разумным воздействовать на всякие боли опием или морфием, которые оглушают чувствилище, воздействовать на запорность слабительными, на поносы вяжущими, на обожженые места холодными примочками, и т. д.
Эти паллиативные меры производят лишь скоропроходящее действие, потому что как только их прекращают, немедленно обнаруживается действие, противоположное симптомам болезни, и даже в более заметной степени.
Эмпиризм был выдвинут в противовес догматизму Филинусом из Коса, учеником Герофила, и Серапионом, и состоит в применении лечебных мер не в соответствии с известного рода умозрением, но потому что эти меры в известных случаях проявили свое благоприятное влияние. Эта опытность могла получаться только тремя путями:
Случаем, случайно обнаруженным фактом
Пробованиями с целью посмотреть, не выйдет ли что в результате
Подражанием, или аналогией.
Эмпиризм привел к знанию нескольких средств, именуемых специфическими, потому что они считались имеющими особое таинственное действие на ту или иную болезнь, которая часто ими излечивалась.
Теофраст был первый, кто старался объяснить действие этих специфических средств. Давая им названия arcana (тайных предметов), он приписывал их действие влиянию планет. Эрастус учил, что таинственные их качества обусловливаются их формой и их температурой, что, конечно, не объясняет ничего. Базиль Валентин был первый, высказавший суждение, что действие спецификов связано с законом подобных, т. е. связано со свойствами производить в здоровом организме повреждения и функциональные страдания, сходные с теми, который они излечивают.
Некоторые авторы, как Булдюк, Детардинг, Тури, де Гаен и особенно Штерк, разделяли такое мнение, которое, как это скоро увидим, подтвердилось при ближайших и внимательных наблюдениях.
Всем этим трем родам практической медицины Ганеман дал общее имя аллопатии, хотя по прямому и этимологическому смыслу оно подходить лишь к гетеропатическому способу. Тем не менее мы употребляем эти слова, аллопатия и аллопат, по принятому обыкновению как противоположение словам гомеопатия и гомеопат.
Чтобы дать читателю ясное представление о хаосе, среди которого живет классическая медицина, всего лучше будет представить, что говорят сами о себе наиболее авторитетные ее представители; те, которые занимали и занимают самые главные позиции в госпиталях и на медицинских факультетах и которым, увы, доверены жизнь и здоровье больных и направление медицинского юношества.
В ряду медиков, профессоров и клиницистов, которые признаются в неудовлетворительности и убожестве классической медицины по части лечения болезней и отмечают опасности господствующей терапии вообще, первое место занимает Жермен Сэ (Germain Sée), член Парижской медицинской академии, первостепенный профессор терапии, занимающий важнейшую кафедру клинической медицины в клинике Hôtel-Dieu.
Ниже приводим поражающие его заявления перед многочисленной аудиторией, записанные точно стенографически и приводимые нами без изменения.
Февр. 23, 1880 г.: "Я не верю в лечение воспаления легких и плеврита. Мы можем говорить об этом здесь, так как это говорится между нами, но не говорю этого во всеуслышаше, потому что больные наши пойдут к гомеопатам".
Марта 1, 1880 г.: "В настоящее время врачи занимаются всем, кроме терапии, т. е. лечебного искусства". Апреля 23 того же года: "Нет ни одного труда по терапии. Все, что было опубликовано, я считаю как бы несуществующим". Марта 12, трактуя о кровопускании, профессор сказал: "Человек должен иметь очень особенную и развязную голову, чтобы осмеливаться применять такую меру. Мы можем говорить это без страха, так как в этой аудитории нет гомеопатов. Мы признаём их абсолютную правоту в этом вопросе. Статистика кровопусканий неблагоприятна, она хуже той, где не было никакого лечения. После кровопусканий больные поправляются плохо или вовсе не выздоравливают. Они поражаются последовательными заболеваниями и не в состоянии возродить своих кровяных телец и своего фибрина".
Мая 27, 1881 г. он говорил опять: "Наилучшее лечение острых заболеваний выжидательное, иначе говоря, в действии своем мы должны быть нигилистами". Апреля 12, 1880 г., говоря об отчаянном положениии аллопатической терапиии, Жермен Сэ воскликнул: "Какая жалость, что нет здесь Мольера. Он хорошо бы здесь посмеялся, так как все, что он сказал о врачах, абсолютная правда. Он мог бы даже сказать, что он более чем правдив, ибо не был еще довольно знаком с безумствами медиков, длящимися до сегодня". Наконец, 19 ноября 1880 г. этот выдающийся профессор сделал такое новое и важное признание: "Тифозная горячка в отношениии ее лечения — один обман медицины, мы положительно ничего не знаем по этому поводу; я давно знаком с тифозной горячкой и не знаю, как лечить ее. Мы топчемся на месте. Мы абсолютно невежды в лечении этой болезни. Печально, но это так".
Да, и печально, и ужасно за бедных больных, которых поручают в такие бессильные руки. А если поразмыслить, что тифы, воспаление легких и плевриты — обычнейшие заболевания, то оторопь возьмет, если посчитать то множество больных, которые ежедневно падают жертвами той официальной неспособности и неведения, который только что показаны так ясно известным профессором, которому самому также гомеопатия, быть может, могла бы отдалить смертельный конец.
В недавней нашей книжке "Триумф гомеопатии" мы привели очень много таких свидетельств, из коих ограничимся здесь только некоторыми.
Знаменитый Бартец, профессор медицинской школы в Монпелье, испытавши все системы аллопатического лечения, говорит в заключение, что он не верит в аллопатическую терапию. "Мы слепые, — говорит он в своих лекциях, — мы бьем дубиной или больного, или болезнь; хорошо, если попадаем по болезни".
Берар, выдающийся профессор того же университета, выражает таким образом свои жалобы: "Другие науки закончены, смело скажу, совершенны, по крайней мере в большей части своих учений. Мы проверяем их новыми истинами, которые не путают истин, уже приобретенных, и эти новые занимают свое место рядом с прежними. В терапии, наоборот, истины, которые кажутся кому-либо наилучше упроченными, на самом деле колеблются при соприкосновении с новыми. Каждый камень, который кем-либо добавляется, громоздит здание, не имеющее ничего прочного, и может представляться во всех отношениях сырым материалом ('Esprit de Doctrines Médicales')".
Великий Беша, которому французская медицина воздвигла памятник, выказывал величайшее презрение к официальной терапии. "Терапия, — сказал он, — из всех наук единственная, которая всего лучше показывает своенравность человеческого ума. Что я говорю? Это не наука, это смешение мыслей неточных, наблюдений чисто ребяческих, мероприятий призрачных, положений столько же странно придуманных, сколько без разбора набранных. Говорят, что практика медицины отвратительна. Я более скажу: какая это практика разумного человека, когда он извлекает ее принципы из наших трудов по терапии ('Anatomie Générale')".
Ростан, профессор Парижского медицинского факультета, говорит: ни одна человеческая наука не была и не оказывается зараженной бóльшим количеством предраcсудков, как лекарствоведение. Каждое наименование разряда средств, каждое определение, представляет, так сказать, заблуждение ("Курс клинической медицины"). "Позволю себе сказать вкратце, — продолжает тот же автор, — что терапия должна освободиться от отвратительных заблуждений, дошедших до нас из мрака Средних веков. Пусть кто остановится на самых новейших формулах, и он найдет в них господство заблуждения и лжи в такой мере, что истина в этих формулах не чище грязи".
Проф. Леви делает подобное же заявление, полное горечи: "Я думаю, — говорит он, — что испытавши за двадцать лет в госпиталях последовательно всякие лечебные методы, имею право заявить, что большинство их дают жалкие результаты и что им я обязан потерей лиц, очень для меня дорогих. Я, господа, не из партии спиритов, если перестал прибегать к этим методам, потому что системы имеют мало цены, когда они не являются выводом из фактов. Я оставил их, потому что видел, какая масса больных от них погибла" (заседание Медицинской академии, 1885).
"Полное отсутствие научности в доктрине медицины, отсутствие руководящих принципов в применении медицинского искусства, эмпиризм везде. Таково состояние медицины ('Bulletin de l'Académie')".
Недавно профессор Гашем, который преподавал терапию на медицинском факультете в Париже почти 30 лет, откровенно писал, что терапия представляет печальное зрелище совершенного коллапса ("Journal de Médecine interne", дек. 192). A проф. Гушар, говоря о средствах официальной медицины, заявил, что они пригодны только чтобы сделать здорового больным.
Иностранные профессора в отношении официальной терапии такие же скептики, как и французские. В заседании Королевской академии в Бельгии в 1891 г. 17 апр. профессор Брюссельского факультета Крокк, выразился таким образом: "Наша терапия не наука: наукой ей придется еще сделаться. Такое заявление вам может показаться смелым при наличии бесчисленных и объемистых литературных произведений, посвященных этому предмету, но это так, потому что, хотя написано и много, но все это дребедень, неудобоваримая каша, иной раз совсем далекая от действительного знания. Наукой терапии нужно сделаться в том смысле, что многое, уже сделанное, должно быть переделано как заглушающее почти все, а что останется, должно быть сообразовано с известными принципами, отсутствие каковых при настоящем состоянии слишком очевидно".
Другие профессора–аллопаты — англичане, немцы, американцы и т. д., одинаково суровы, когда говорят о своей терапии и о главных средствах, которые составляют официальную эмпирическую медицину.
Слабительные и рвотные
Старая школа называет слабительными те лекарственные средства, которые вызывают послабление кишечника. Они разделяются на три класса: на послабляющие, слабительные и проносные. Первые облегчают действие кишечника без сильного его раздражения. Вторые — настоящие слабительные, вызывающие усиление кишечного выделения. Третьи средства — очень сильно слабящие, как ялапа, колоцинт, скамопий, гумигут, эвфорбиум и проч. Аллопаты назначают эти средства во всевозможных видах: в виде питья, настоя, отвара, сиропа, кашки, лимонада, пилюль, порошков и т. д., и рекомендуют их почти при всех болезнях.
Употребление слабительных идет из глубокой древности. Ими злоупотребляли уже во времена Гиппократа, и последний очень нападал за систематическое назначение их при всех почти болезнях. В ту же самую эпоху известный Эразострат, признавая большой вред такой практики, сделавшейся общей, запрещал употребление слабительных, "потому что, видоизменяя соки тела, — говорил он, — слабительные приносят более вреда, чем пользы, и могут причинять опасные заболевания".
К несчастью, Гален воскресил и ввел в моду такое лечение, применение какового никогда уже не оставлялось с того времени к большому вреду для человечества.
В XVII и XVIII веках особенно злоупотребляли слабительными, которые вместе со рвотными составляли основу лечения той эпохи. Боскварб, врач Людовика XIII, прописал ему слабительное в течение одного года 212 раз!
При Людовике XIV д-ра Пургон и Диафорус ни одной болезни не начинали лечить без того, чтобы сначала не дать слабительного.
Рвотные часто прописывались одновременно со слабительными, согласно господствовавшему верованию, что они дополняют действие друг друга.
В наше время господство слабительных и рвотных далеко еще не закончилось, потому что продажа этих средств составляет главнейшую часть дохода аптекарей, и им почти пришлось бы закрывать свои лавочки, если бы публика была более осведомлена и знала, сколько вреда приносят эти лекарства.
Слабительные раздражением своим возбуждают увеличение отделения слизистой оболочки пищеварительного канала и усиливают сокращения кишечной мускулатуры. Аллопаты назначают их с двоякой целью: чтобы произвести "отвлечение" и устранять запор.
Мы излагали уже наше мненіе относительно отвлечения. Что касается практики слабительных при запоре, то она вредна, потому что вызываемые слабительными усиленное движение и увеличенное отделение кишечника скоро сменяется такой недеятельностью и сухостью, которые еще более увеличивают трудности опорожнения желудка. Как бы то ни было, пристрастие к слабительным ослабевает с трудом и, можно думать, исчезнет одним из последних.
В пользу высказанного мы приведем здесь суждения авторитетов официальной терапии, подтверждающих несообразность и опасность слабительных и рвотных.
Проф. Барбье в "Словаре медицинских наук" пишет: "По понятиям прежних врачей, слабительное было необходимой лечебной операцией. Развитие физиологии устранило важность этой меры и лишило ее того престижа, который она занимала в воображении гумористов".
Проф. Труссо по поводу этого опорожняющого метода говорит следующее: "Слабительные являются наиболее обычной причиной кишечной недеятельности (атопии), так что кишечник перестает отделять свой секрет, если не подвергается возбуждающим влияниям. Является такая сухость, которая не позволяет движению экскрементных веществ и которая далеко не устраняется слабительными, а наоборот от них ухудшается" ("Руководство к терапии").
В медицинском словаре Merat и Delius находим такое же осуждение этих средств. "Публика очень склонна к употреблению слабительных, думая, что все болезни происходят от порчи соков, и что излечить их всегда можно очисткой желудка. Есть лица, которые часто принимают слабительные с предупредительной целью, чтобы, как они говорят, не заболеть, и которые часто достигают противоположного результата".
Что касается рвотных, то професора-аллопаты считают их совершенно вредными. Труссо и Пиду утверждают, что рвотными часто причиняется жестокое воспаление желудочно-кишечной слизистой оболочки, даже воспаление брюшины; что рвотные усилия могут произвести разрыв желудка, повреждение грудобрюшной преграды, ущемление грыж, кровотечения, свертывание крови в сосудах, закупорку и проч. ("Materia Medica et Therap.", т. II).
Отвлекающий метод. Нарывные средства: мушки, моксы, заволоки, горчичники, кротоновое масло и проч.
Нарывные процедуры состоят в произведении искусственного повреждения с целью вызвать отвлечение болезни изнутри на кожу или в предположении извлечь из организма испорченные соки. Этот варварский метод, к которому аллопаты обращаются нередко и теперь, точно так же осужден теми же самыми профессорами, которые прописывали слабительные и рвотные, а равно так же и кровопускания.
Профессор Букэ в Медицинской академии в 1876 году говорил так: "Позвольте говорить откровенно. 'Отвлечения' — это якорь спасения невежества, не знающего, что делать. Мало кто из числа умерших от острых и хронических болезней не имеет на себе знаков от горчичников и мушек. Эти знаки чаще всего знаки растерянности и испуга. Такая практика настолько внедрилась в сознании народа, что врач, не делающий этого, считается не знающим своего дела и не выполняющим своего долга".
Из всех способов этого лечения наичаще применяются аллопатами мушки. О них мы можем привести свидетельства представителей классической терапии. Труссо и Пиду в своем известном "Руководстве терапии" пишут: "Мушка представляет много неудобств, так как она может вызвать рожу, а у детей гноящуюся экзему, могущую стать общей и хронической. Нам приходится подчиняться рутине, применяя местно мушки; часто нам приходится каяться в этом и редко поздравлять себя с успехом".
Относительно полезности мушек при плеврите, при котором аллопаты обыкновенно щедро их применяют, проф. Балла говорит: "Большинство врачей, которые применяют мушки при плеврите, делают это единственно потому что такая мера обыкновенно рекомендуется, а ничуть не потому что они уверены в том, что получат от этого хороший результат".
Проф. Морель-Лавале поместил в "Archives générales de Médecine" длинную статью об опасностях от мушек, которые он обвиняет в причинении тяжелого воспаления мочевого пузыря с образованием фибринозных ложных перепонок, кровавой и белковой мочой, лихорадкой, крайней тоской и т. д.
