Д-р Лев Френкель (Санкт-Петербург) |
К истории гомеопатии в провинции |
Врач-гомеопат, 1910, № 10–11, стр. 253–264 и № 12, стр. 379–381 |
Френкель Лев Давидович (1858 – ок. 1917) — российский
гомеопат, гл. редактор и издатель журнала "Гомеопатическое обозрение", выходившего
в 1914–1915 гг.
Недавно в газете "Речь" было напечатано следующее сообщение из Екатеринослава: Непопулярный в своей деревне земский врач Руденко, сотрудник "Русской правды", донес властям, будто врач Скарятин, к которому больные крестьяне стекаются сотнями, лишен права практики: явившейся к Скарятину в имение полиции последний доказал, что донос Руденко ложный. В корреспонденции упущена только одна маленькая подробность, именно, что врач Н. В. Скарятин — гомеопат, притом ветеран-гомеопат, автор известного научного труда о дозах гомеопатических лекарств ("Вопрос о дозах. Краткий очерк по наблюдениям у постели больного"). В газете "Южная заря", издающейся в г. Екатеринославе, та же история рассказана подробнее. но опять-таки с тем упущением, что Руденко аллопат, а Скарятин гомеопат. Гадая о причинах недоверия и недружелюбного отношения крестьян с. Соленого к медицинскому персоналу и врачебно-санитарным мероприятиям начальства, корреспондент г. Воскресенский пишет: В этом селе имеется земская больница и постоянный земский врач г. Руденко. Ранее он же служил в этом селе ветеринарным врачом. Затем через два года, по получении диплома человеческого врача, он снова вернулся в с. Соленое. Казалось бы, что у него достаточно было времени для приобретения доверия со стороны сельчан! А между тем что получилось на деле? Как только появилась в Соленом холера, крестьяне ополчились на свою же земскую больницу, разбили в ней окна и вывели оттуда больных. "Что это означает? — задается вопросом г. В. — Враждебное отношении к медицине вообще? Грубость, дикость, невежество?" "Но как же тогда объяснить, — гадает г. В. дальше, — тот факт, что те же соленовские крестьяне в то же время возили своих холерных больных за 35 верст от с. Соленого к вольнопрактикующему врачу г. Скарятину, живущему в своем имении на берегу Днепра?" "Значит, — совершенно неправильно заключает г. В., — тут дело вовсе не в недоверии крестьян к медицине вообще, а в доверии к тому или иному врачу". Столь неправильное суждение г. В. тем более удивительно, что он как местный житель не мог не знать, что д-р Скарятин лечит исключительно гомеопатическими лекарствами, следовательно, тут не может быть речи о доверии или недоверии крестьян к личности врача, а о таковом к самому способу лечения. О способе же лечения крестьянин судит, конечно, не теоретически а на основании известных ему результатов лечения. Д-р Руденко пусть был бы даже душа человек и семи пядей во лбу, но раз он не помогает своими способами лечения, то какое же может быть к нему доверие крестьян! И если те же крестьяне считают нужным добровольно возить своих больных, притом тяжелых больных, за 35 верст к д-ру Скарятину, то, надо полагать, у них имеются на то веские основания... Д-р Скарятин в письме ко мне по этому поводу пишет, между прочим: Верьте честному слову, что без гомеопатии я, при всех добропорядочных качествах, какие вы мне приписываете, не в силах был бы спасти и десятой части той массы больных, какая перебывала в моих бараках (т. е. под кустами)1 за эту последнюю эпидемию. Кстати, — пишет далее д-р Скарятин, в начале этого месяца, помимо моего ведома и участия, помещена была заметка в местной газете "Южная заря" (вырезку прилагаю), которая порядочно раздосадовала меня именно личным характером ее: выходит так, что один врач умеет лечить и внушать доверие крестьянам к себе, а другой не умеет. Иначе сказать, один умный, другой дурак, вот и все; ну, кому это интересно знать? А между тем автор хорошо знал, что я являюсь не более как простым орудием другого метода лечения, и крестьяне верят этому методу, а не мне лично только. После оказалось, что автор просто побоялся писать всю правду, чтобы не обвинили в возмущении публики против аллопатии, плачевные успехи которой и без того вызывали ропот. По той же причине был скомкан и объяснен как бы личным только отношением к врачу и другой серьезный вопрос: как объяснить факт обращения крестьян, ломающих свой барак, к другому врачу? А между тем этот именно вопрос и следовало разработать ввиду того, что бараки ломались и во многих других местах, но к другому врачу нигде не обращались, хотя, наверно, были же не в одном месте, так в другом, и внушающие доверие врачи, к которым в других случаях (не холерных) крестьяне охотно обращаются. Словом, я орудие гомеопатии, и только как таковому крестьяне верили. А в присланной вырезке из газеты "Южная заря" рассказывается между прочим, что д-р Руденко по поводу того, что солонянцы возили своих холерных, минуя собственную земскую больницу и своего врача, к д-ру Скарятину, написал по этому поводу форменный донос, что крестьяне, дескать, возят своих больных к лишенному прав врачу Скарятину. В результате на основании этого доноса к г. Скарятину, практикующему уже 25 лет у себя на хуторе, явилась полиция и запросила его, по какому праву он лечит больных? На это последовал ответ: не по праву, а по обязанности, ибо как врач, присягой обязан оказывать медицинскую помощь всем в ней нуждающимся. Произведено было дознание и в с. Соленом, почему возят больных к г. Скарятину. Ответ также получился краткий: потому что он вылечивает их. Но и этим дело еще не кончилось. К г. Скарятину вторично явилась полиция и потребовала предъявления его медицинских документов, которые оказались, конечно, в полном порядке. Наконец, корреспондент входит в лирический тон и восклицает: Ну и нравы же! К старому врачу, известному на огромную округу, практикующему на одном месте целых четверть века, вдруг являются с требованием документов. А земский врач делает на своего коллегу ложный донос и хлопочет о запрещении крестьянам возить своих, хотя бы и холерных, больных к врачу, пользующемуся большой популярностью... Что же, в самом деле крестьяне не имеют права ездить к любому врачу за помощью, а непременно должны лечиться у господ руденко? Или г. Руденко думает, что он такими способами добьется доверия крестьян? Об одном письме д-ра Скарятина упомянуто выше, в другом письме ко мне от 27 августа с. г. он пишет: Выписали мне о протесте гомеопатов по поводу предполагаемого упразднения
гомеопатических аптек, так не пригодится ли для этого протеста указание и на сознание даже у
крестьян превосходства гомеопатического лечения над аллопатическим — там, конечно, где имели
возможность ознакомиться с результатами того и другого. В подтверждение можно было бы указать на
целое полицейское дознание, возникшее по жалобе на меня губернатору вследствие отказа крестьян
лечить своих холерных аллопатией. Правда, дознание, кажется, еще не закончено, притом составляет т.
н. канцелярскую тайну, но скрыть его существование нельзя после протокола допроса, подписанного
мной, и из которого видно, что крестьяне одного из многих селений, где применялось гомеопатическое
лечение, решительно отказались отправлять своих холерных в существующую в том же селении больницу;
отказались ввиду плачевных результатов больничного лечения, особенно пресловутых
"уколов", и прямо возмущались запрещением обращаться к гомеопатическому пособию, заявив
полиции, что при таковом только они и видели спасение от верной смерти, почему предпочитают
отправлять больных за 35 верст (расстояние с. Соленого от моего хутора) в надежде на спасение, чем
оставлять их у своих докторов на верную погибель... Прежде чем цитировать дальше письмо товарища Скарятина, имеющее, как читатель увидит ниже, глубокий общественно-исторический интерес для гомеопатии в России, необходимо вернуться к прошлому этого выдающегося врача не только как гомеопата, но и как человека в высокой степени правдивого, гуманного, до самоотвержения отдававшего всего себя на благо ближних и продолжающего это делать по сие время, невзирая на свою уже приближающуюся старость. Да простит меня товарищ Скарятин, что я пишу так о нем, не спросив его разрешения. Я считаю, что деятельность его в качестве врача в прошлом и настоящем имеет громадное значение для развития и упрочения гомеопатии в России. Он работал и работает не для личного благополучия, которого у него крайне мало было и есть, а исключительно для болеющего народа, беспрерывной волной приливающего каждодневно к его маленькому хутору, находящемуся в совершенной глуши на берегу Днепра в Екатеринославской губернии. Прошлое д-ра Скарятина, на которое ссылается д-р Руденко в своем на него доносе, заключается в том обвинении, которому Скарятин подвергся в бытность свою военным врачом в 1882 году. Его судили, осудили, но по представлении "дела" на благоусмотрение Государя Императора Александра III, "Высочайше повелено было наказание врачу Скарятину ограничить тем, чтобы подвергнуть его содержанию на гауптвахте на два месяца без всякого ограничения прав и преимуществ по службе; на основании 7 п. приказа по Военному ведомству от 15 мая 1883 г. за № 104 освободить от всякого взыскания. Высочайшим приказом по Военному ведомству о чинах гражданских от 1 апреля 1884 г. уволен от службы. 26 июля 1885 г. последовало Высочайшее соизволение на освобождение от обязательной военно-медицинской службы с выдачей указа об отставке". На докладе военного министра по упомянутому делу д-ра Скарятина была Высочайшая пометка: "прав". Обвинительный же акт по делу "младшего врача 26-го драгунского, ныне младшего ординатора Бобруйского военного госпиталя Николая Васильевича Скарятина" гласил так (с копии): 20 апреля 1882 года младший врач 26-го драгунского Бугского полка Скарятин
получил предписание командира того же полка отправиться в Бобруйский военный госпиталь, куда
приказом по Военному ведомству Скарятин был переведен на службу, на должность младшего ординатора.
По получении этого предписания врач Скарятин подал рапорт о болезни, а 3-го мая подал рапорт о
выздоровлении, заявив в этом рапорте, что он не может отправиться к новому месту службы, так как по
его убеждению положение военного врача не согласно с присягой и совестью, каковое обстоятельство
заставляет его отказаться от должности врача, исполнять которую он готов лишь в случае войны, когда
условия службы иные, тогда как в настоящее время от врача требуется лишь одно формальное исполнение
обязанностей. Так как по подаче этого рапорта Скарятин действительно не отправился к новому месту
своей службы, то против него было возбуждено уголовное преследование по обвинению в неповиновении. Приговором военно-окружного суда врач Скарятин "за неповиновение, т. е. за умышленное неисполнение приказания начальника, при уменьшающих вину обстоятельствах приговорен к исключению из службы без лишения чинов, с потерей лишь некоторых прав и преимуществ"... Об обнаруженных же на судебном следствии обстоятельствах по поводу жестокого обращения с нижними чинами и о других противозаконных деяниях лиц Военного ведомства в 26-м драгунском Бугском полку и других частях войск суд определил на основ. (и проч.) сообщить через военного прокурора подлежащему начальству для дальнейшего на законном основании распоряжения. Независимо от сего, — как гласит далее приговор, на судебном следствии выяснилось: О том же, как отнесся покойный государь Александр III к этому делу, сказано выше: он признал д-ра Скарятина правым и освободил его от всякого взыскания. Так вот откуда д-р Руденко извлек достоверное сведение о "лишенном прав" д-ре Скарятине. Уже в то время, когда д-р Скарятин переживал эту свою трагедию, он был гомеопатом по убеждению, и можно себе представить, что он должен был испытывать в душе, видя наносимым солдатам увечья и не имея возможности лечить их гомеопатией! Вышедший в отставку в 1885 году д-р Скарятин короткое время практиковал в Петербурге, но условия столичной жизни и практики оказались ему не по душе, и он пошел в провинциальную глушь к народу, где и живет до сей поры, безустанно и бескорыстно по большей части за прямо нищенское вознаграждение помогая многочисленным больным, стекающимся к нему из разных мест обширной округи. Но как досадно, что столь благая для народа деятельность врача должна омрачаться злобными и грязными противодействиями гг. руденко! Что приходится д-ру Скарятину морально переживать при этом, можно себе представить из дальнейшего содержания его письма ко мне, которое я уже цитировал выше. Он пишет еще: Посылаю Вам копии с моих документов3. Тогда, может быть, и спрашивать ни о чем не придется. Знаю, знаю,
что Вы тоже не богаты временем, но хотя бегло просмотрите, о чем прошу не для себя, а ради общего у
нас дела гомеопатии. Ведь гг. аллопатам надо затоптать в грязь гомеопатию, а кинули грязью в меня,
чтобы показать, какого низкого сорта врачи и люди берутся шарлатанить, то есть практиковать
гомеопатию... Вряд ли нужны еще дальнейшие комментарии. А насколько действительно велика и все более увеличивается потребность провинции в гомеопатическом лечении, видно из массы получаемых оттуда требований о высылке лекарств и гомеопатических лечебников и все возрастающих просьб о заочном лечении. Если бы представители официальной медицины в России не были так слепы и глухи к столь знаменательному явлению народной жизни, они должны были бы наконец с полным беспристрастием разобраться в действительных причинах такового. И если бы они это сделали, то несомненно пришли бы к необходимости, во-первых, ввести гомеопатический метод лечения в круг обязательных предметов преподавания на медицинских факультетах, во-вторых, не ставить никаких преград тем земствами и городским управлениям, которые, как это случалось не раз, пожелали бы ввести этот способ лечения на одинаковых с аллопатией правах. Сколько народных денег и сколько народного здоровья было бы тогда сохранено!.. ПРИЕМЫ БОРЬБЫ АЛЛОПАТОВ ПРОТИВ ГОМЕОПАТИИ В ПРОВИНЦИИ
|