Общество для пособия нуждающимся студентам Военно-медицинской академии отказалось принять от доктора медицины Л. Бразоля 425 руб. 78 к., вырученные им с его научной беседы "О гомеопатическом законе подобия".

По этому случаю д-р Бразоль послал в редакцию "Нового времени" следующее письмо, напечатанное в № 3962 11-го марта:

М г. Обращаюсь к вам с покорнейшей просьбой не отказать мне в помещении нижеследующего письма в вашей уважаемой газете.

Публичная лекция моя о гомеопатическом законе подобия, состоявшаяся 10-го февраля в зале Педагогического музея в пользу недостаточных студентов Военно-медицинской академии, дала чистого сбору 425 руб. 78 к., которые и подлежат выдаче Обществу для вспомоществования нуждающимся слушателям Военно-медицинской академии. На письмо мое от 13-го февраля к председателю Общества, в котором я извещаю его о результатах прочитанной мною лекции и обращаюсь с вопросом, куда направить вырученные деньги, я получил 8-го марта нижеследующий ответ:

Милостивый государь Лев Евгеньевич.
Комитет Общества в заседании своем 6 марта по выслушании Вашего письма от 13-го февраля на имя председателя Общества не признал себя вправе принять предлагаемую Вами сумму 425 р. 78 к. ввиду того, что она была получена с беседы в защиту гомеопатии, совершенно отрицающей те научные клинические истины, которые преподаются в Военно-медицинской академии, слушателям которой Общество призвано помогать.

Примите уверения в совершенном почтении и преданности.

Председатель В. Манассеин. Секретарь А. Ваталин.

Этот ответ, во-первых, ясно показывает игнорирование Обществом тех прямых целей, которым оно призвано служить, и, во-вторых, ярко разоблачает субъективную сторону отношения официальной медицины к спорным вопросам науки, и с этой точки зрения не требует комментариев. Во всяком случае, считаю своей нравственной обязанностью передать этот прискорбный факт из истории врачебного быта на общественный суд публики, тем более что отказом принять жертвуемые деньги нанесено оскорбление не столько мне лично, сколько тем многочисленным лицам из всех слоев общества, которые почтили мою лекцию своим присутствием и пожелали этим путем принести свою долю помощи бедным студентам.

Сбор с моей лекции обращен мной теперь в пользу лечебницы С.- Петербургского Общества врачей-гомеопатов.

Прошу Вас принять, милостивый государь, уверения моего истинного почтения.
Доктор медицины Л. Бразоль. 9 марта 1887 г.

Читателям нашим, думаем, небезынтересно будет узнать, как отнеслось общественное мнение к этому неприличному поступку Общества. Поэтому перепечатываем здесь отзыв всех дошедших до нашего сведения газет.

"Новое время", № 3962 от 11 марта.
Письмо г. Бразоля рисует в весьма комическом виде нашу медицинскую корпорацию. Наши врачи в заботливости о непорочности своих теорий отказываются не только спорить с гомеопатами, но даже принимать от последних пожертвования. Если еще первое понятно ввиду того, что трудно вести диспут, раз почва для спора не имеет ничего общего, то как объяснить второе? Неужели для того чтобы сделать пожертвование в пользу медицины, надобно выдержать предварительно экзамен в академии?* Ведь по этой теории и в церковную кружку нельзя положить ничего, не удостоившись от духовной академии аттестата богословской благонадежности. Да и вообще, уместны ли эти мелкие счеты уязвленных самолюбий, когда идет речь о благотворительности? Или г. Манассеин и К° полагали, что несколько рублей, внесенных гомеопатами, развратят учащуюся молодежь и заставят ее уйти в противоположный лагерь?
(*Почтенному редактору "Нового времени", вероятно, было неизвестно, что г. Бразоль окончил свое медицинское образование в Военно-медицинский академии, где он получил в 1877 г. звание лекаря, а в 1884 г.— доктора медицины. — Ред.)

"С.-Петербургские ведомости", № 70 от 12 марта.
Недурная картинка из медицинского мира. Аллопаты в виде представителей Военно-медицинской академии так ненавидят гомеопатов, так убеждены во вредоносности гомеопатических доз, что когда гомеопат доктор Бразоль поднес в дар недостаточным студентам академии далеко не гомеопатический сбор с лекции в 425 р., они с достоинством отвергли приношение.
Тimео Danaos et dona ferentes!
Аргументация профессора Манассеина так любопытна, что ее решительно следует привести целиком. "М. г.!, — пишет он в ответ на предложение доктора Бразоля, — Комитет Общества в заседании своем 6 марта, по выслушании Вашего письма от 13 февраля на имя председателя Общества, не признал себя вправе принять предлагаемую Вами сумму 425 р. 78 к. ввиду того, что она была получена с беседы в защиту гомеопатии, совершенно отрицающей те научные клинические истины, которые преподаются в Военно-медицинской академии, слушателям которой Общество призвано помогать". А la bonne heure! Вот это аргументация, вот это логика! Так как вы верите только в каплю касторового масла, а мы верим в две ложки такового, то посему пусть студент Петров с Выборгской стороны не имеет денег на обед в кухмистерской, дабы таким образом вовсе не нуждаться в касторовом масле... Очень ясно. Далее. Так как Вы отрицаете наши клинические истины, а мы отрицаем ваши, то пусть Петров лучше сидит вовсе без сапог и никогда не узнает про существование клинических истин. Признаемся, это совершенно гомеопатическая логика и совершенно аллопатическая развязность. Отвергайте клинические истины, отрицайте друг друга, прописывайте друг другу сильнейшие слабительные, сражайтесь бинтами, зондами, термометрами и пульверизаторами, отточите языки наподобие ланцетов, вскрывайте друг у друга гнойные абсцессы, разоблачайте, потрошите — все это прекрасно, прекрасно для клинических истин и прекрасно для публики, которая будет по крайней мере знать, с кем имеет дело. Но, ради Бога, причем тут благотворительность и чем перед вами провинились ни в чем не повинные чужие бока?
Узкая нетерпимость, говорят, атрибут героев... Но как мало героизма в этих фанатиках идеи из медицинской академии! Потому что трудно назвать героизмом или фанатизмом упорное отстаивание официальной истины. Общепризнанная мундирная истина не требует ни жертв, ни борьбы, она дает только выводы привилегированного положения, и прикрывает ее рыцарей толстой броней рутины и всеобщего доверия. И когда из-под этой брони выдвигается суровый образ нетерпимого жреца и произносит по самому невинному поводу гладстоновское "Руки прочь!", у меня всегда невольно зарождается сомнение относительно искренности героических побуждений...
Если гомеопатия есть отменнейший вздор, то берите деньги и воспитайте медиков на борьбу с этим вздором. Если же в гомеопатии есть хоть миллионная доля истины, то встаньте со знаменем официальной науки и помогите микроскопической истине вылупиться на свет божий из-под наносного и ненужного хлама... Вот это будет героично. А так... Врачу: исцелися сам!

"С.-Петербургские ведомости", № 71 от 13 марта.
На днях одна дама рассказывала мне о читанной на маслянице в Соляном городке г. Бразолем лекции и о происходившем по окончании этой последней диспуте между лектором и несколькими аллопатами. Она говорила между прочим: "Газеты не совсем верно осветили поведение слушательниц Бразоля. Те из нас, которые пришли на лекцию, несколько знакомые с гомеопатией, не услышали и не узнали от Бразоля ничего нового. Все его чтение состояло, так сказать, из общих мест. Каждому слову лектора мы, поэтому, аплодировать решительно не могли, и если аплодировали, когда начался диспут, так не тому, что говорил Бразоль, а тому, как он говорил. Его оппоненты держали себя возмутительно грубо, плоско; Бразоль же отвечал им как джентльмен, как человек весьма порядочно воспитанный. Отвечай он своим противникам в их тоне, диспут принял бы характер перебранки, и Бразоль не дождался бы от нас ни единого хлопка. Своими аплодисментами мы хотели выразить одобрение манере лектора и его уменью вести диспут, и больше ничего".
Лекция г. Бразоля — дело прошлое, и я бы, конечно, не вернулся к ней и не привел слов моей знакомой, если бы меня не побудило к этому появившееся сегодня в "Новом времени" (№ 3962) письмо г. Бразоля, в котором он доводит до всеобщего о сведения новый, по-моему, чрезвычайно дикий поступок с ним гг. аллопатов. Дело в следующем: председатель Общества для вспомоществования нуждающимся слушателям Военно-медицинской академии г. В. Манассеин известил г. Бразоля, что комитет Общества не признал себя вправе принять вырученную лектором сумму 425 р. 78 к. ввиду того, что она была получена с беседы в защиту гомеопатии, совершенно отрицающей те научные клинические истины, которые преподаются в Военно-медицинской академии, слушателям которой Общество признано помогать.
Вправе ли было Общество поступить таким образом? Конечно, нет. Недостаточность и бедность никогда и нигде не спрашивают, кто им помогает, и берут всякое даяние. Впрочем, от г. Бразоля не взяла вырученных им с чтения денег не сама бедность, а те, через посредство которых пожертвование должно было распределиться между нуждающимися. Голодный желудок, вероятно, не был бы в такой степени нетерпим как сытый, через счастливых обладателей которого шло пожертвование. Сытые забыли, в своей нетерпимости к взглядам и убеждениям противника, что отказывая ему в приеме пожертвования, в то же самое время они отказывают в желании принести пользу недостаточным студентам-медикам той массе публики, из которой если не все, так многие, пошли, быть может, слушать г. Бразоля только потому, что желали принести пользу нуждающимся, о чем было сказано в объявлении о лекции. Эта последняя читалась в пользу недостаточных студентов Военно-медицинской академии.
Мне одинаково драгоценны и аллопатия, и гомеопатия, и если я заговорил о г. Бразоле и поступке с ним комитета Общества, так сделал это только из желания новым фактом осветить нетерпимость наших врачей-аллопатов. Всем, вероятно, еще памятно поведение аллопатов в возбужденной кончиной г-жи Шуляковской газетами полемике. В какой смешной азарт пришли тогда наши божки, как они сразу и перепугались, и осердились, и начали говорить совсем не о том, что следовало; как они запутались, стали наговаривать, защищая себя, друг на друга, и как, когда им указали противоречия, до которых они дошли, когда им доказали, что все ими сказанное не только ничего не выяснило, а напротив, затемнило, когда их попросили наконец высказаться пояснее, они вдруг замолчали. Всем памятна такая нетерпимость к чужим мнениям. Поведение оппонентов-аллопатов на лекции г. Бразоля и отказ общества принять от него пожертвование в пользу недостаточных медиков являются новыми иллюстрациями такой нетерпимости.
Странный народ! Никогда истинная наука, никогда истинное просвещение не поступают подобным образом. Наука выслушивает своих противников, дает им высказаться и опровергает приводимые ими доводы спокойно и с достоинством. Противникам не сбить ее, не уничтожить. Бранью, грубостью и насмешками защищается одна только научная несостоятельность. Наука должна рассеивать невежество научным доказательством, а не запугивать его смехом или бранью. И главное: наука учит быть гуманными, а вы приносите в жертву своей узкой нетерпимости даже оказываемую вашим нуждающимся собратам материальную помощь... Это что-то не похоже ни на науку, ни на гуманность!..

"Петербургская газета", № 70 от 13 марта.
В среде врачей новый скандал на тему "своя своих не познаша", новый инцидент, наглядно доказывающий, насколько мертвый формализм въелся в деятелей даже такой живой (?) науки как медицина!..
Вчера еще прочли мы в одном остроумном фельетоне, что патентованные деятели любой науки у нас отличаются нетерпимостью, простительной разве для дикарей с Сандвичевых островов или Берега Маклая, а никак не для цивилизованных людей с пресловутым дипломом в кармане, и вот сегодня уже яркое доказательство совершенной справедливости этого утешительного явления...
— А клеймо?.. Где у него наше клеймо патентованной "учености"?!.. Нет у него клейма?!.. А? так какое же может он сказать умное слово?!… Нет у него законом установленного диплома на сие умное слово — "так розгами его!". Мы одни можем говорить умные слова, потому что у нас на это "диплом" есть, а если мы не говорим их, то дипломы все-таки при нас остаются, и никто в отмежеванную нам ими область патентованной учености соваться не сметь!..
На сей раз нетерпимость эта обрушилась на д-ра Бразоля, гомеопата, как помнят читатели, собеседовавшего с аллопатами, — обрушилась, следовательно, даже на такого же мужа дипломной науки, но с дипломом несколько иной окраски!..
Мы вполне понимаем с этой точки зрения то негодование, которое высказывает по поводу этой нетерпимости д-р Бразоль в своем письме в одну из газет. Мы никогда не были защитниками ни гомеопатии, ни гомеопатов, — об этом лучше всего знают наши читатели, но мы тем не менее позволяем себе думать, что насильственное зажимание рта гомеопатам было бы худшим средством для раскрытия их заблуждений...
г. Бразоль вступил в открытые собеседования с аллопатами; тем лучше для дела, тем более возможности этим последним опровергнуть заблуждения первого и его собратьев; но не так, по-видимому, думают патентованные врачи!.. Они не только остаются глубоко щепетильными в своей нетерпимости, но рискуют примешивать к этой нетерпимости даже вопросы благотворительности и благотворения...
Это уж предел, дальше которого трудно идти даже в нетерпимости к чужим мнениям!..
г. Бразоль препроводил сбор с входных билетов на свои чтения во вспомогательную кассу для студентов-медиков и получил от проф. Манассеина отказ в приеме их ввиду того, что сумма эта "была получена с беседы в защиту гомеопатии, совершенно отрицающей научные клинические истины"!?
Тут уж, выражаясь картинным слогом, остается только вложить палец удивления в рот изумления и застыть в фигуре вопросительного знака?!
Даже с точки зрения только логической, неправы здесь господа патентованные врачи: эта сумма получена ровно столько же с беседы в защиту гомеопатии, сколько и с беседы на посрамление гомеопатии, ибо в ней принимали участие настоящие врачи-аллопаты, и от них столько же, сколько и от г-на Бразоля, зависело, чтобы эта беседа обратилась в победу или поражение гомеопатии...
Жертвуемые деньги остаются всегда пожертвованием, за которое дóлжно только благодарить, если эти деньги добыты не позорным путем!.. На деньгах не написано, были ли они в руках блондина или брюнета, гомеопата или аллопата, да и никому до этого дела нет: они жертвуются, и только. Даже в судебных учреждениях иные штрафы взыскиваются в пользу благотворительных учреждений, и то эти учреждения не отказываются от них!..
"Всякое даяние благо и дар совершен..."
Остается только развести руками перед таким фактом и вместе с г. Бразолем сказать, что "отказом принять жертвуемые деньги нанесено оскорбление не столько мне лично, сколько тем многочисленным лицам из всех слоев общества, которые почтили мою лекцию своим присутствием и пожелали этим путем принести свою долю помощи бедным студентам..."
Совершенно верно!.. Только приходится ли гг. патентованным медикам оскорблять ту самую публику, которая обильно платит им за визиты?..

"Свет", № 55 от 13 марта.
До чего доходит невежество в нашем медицинском мире можно видеть из борьбы аллопатов с гомеопатами. В последнее время гомеопатия с каждым днем выигрывает более и более. Явились очень хорошие врачи-гомеопаты (следуют фамилии), люди знающие и практикующие с большим успехом. О6разовалось гомеопатическое общество с многочисленным составом членов, во главе которых люди с именами, положением и знаниями. Если гомеопатия полезна, очевидно помогает при пользовании знающими врачами, то глупо ею пренебрегать, ибо нельзя ничего отвергать, что полезно человечеству. Аллопатия и гомеопатия, два самостоятельных метода, могут отлично уживаться рядом, и аллопатам нет вовсе надобности драться с гомеопатами подобно тому, как дерутся между собой петухи.
Не так думают в нашей Медико-хирургической академии и выкидывают вещи, достойные смеха.
Доктор Бразоль читал лекцию о гомеопатии и сбор с лекции 425 рублей поднес в дар недостаточным студентам академии. Всякое даяние благо, а особенно 425 рублей. Но профессор Манассеин и другие его товарищи профессора не так взглянули на дело. Вот ответ Манассеина Бразолю:
(Следует текст письма).
Один остряк при прочтении этого письма сказал: вот гомеопатическая логика и аллопатическая развязность.

"Свет", № 56 от 14 марта.
Чуть ли не целую бурю почти во всех газетах вызвали письма д-ра Бразоля профессору Манассеину и ответ последнего первому, но ни один из органов печати не оправдывает, по-видимому, поступок г. профессора. Да как и оправдать, когда в поступке проглядывает нечто вроде русской пословицы "Сытый голодного не понимает". Глас народа — глас Божий, но г. профессор, видимо, этого не осознает, так как не спешит оправдываться перед обществом в своем проступке. Не думает ли г. профессор дать этот ответ после того, как успеет оправдаться перед теми нуждающимися, которых он лишил скромной лепты, или ждет, что сами студенты поднесут ему адрес в знак солидарности с ним, и тем как бы публично оправдают своего учителя?

"St. Реtеrsburger Herold", № 74 от 15 марта.
КОВАРСТВО и ЛЮБОВЬ или ГОМЕОПАТИЯ и АЛЛОПАТИЯ.
Жизнь — болезнь, смерть — выздоровление. А так как обязанность врачей исцелять наши недуги, еrgо… но лучше не окончу своего силлогизма, отнюдь не желая задеть учеников Эскулапа, в числе которых у меня много добрых друзей.
Тем не менее любовь моя к истине заставляет меня прочитать им нотацию. Amicus Plato, sed magis amicus veritas.
Несмотря на вcю симпатию, питаемую мною к званию врачей, званию, среди которого более чем в каком-либо другом (за исключением, конечно, воинского) геройское самоотвержение соединялось с изнуряющей службой, я не могу не отметить замечаемую в последнее время нетерпимость, нисколько не оправдываемую ее якобы научной подкладкой. Напротив, всякая бестактность, совершенная во имя величественной, блестящей богини, нас тем более поражает. Этим я оканчиваю свое введение и приступаю к делу.
На днях я имел уже случай познакомить читателей с подробностями необыкновенного турнира, имевшего место в Большой аудитории Соляного городка. Храбрыми бойцами выступили на этот раз не капуцины и раввины как в романе Гейне, а аллопаты и гомеопаты. Весьма оживленное словопрение осталось нерешенным. Не было ни победителей, ни побежденных. И так как никто не позволял другому заплатить за себя, то не заплатили ни тот, ни другой.
Тем не менее я должен сознаться, что в данном случае гомеопаты поступили великодушнее двух вельможных панов, и что аллопаты показали себя с далеко не выгодной для них стороны.
Врач-гомеопат доктор Бразоль пожертвовал вырученные им с его лекции деньги в пользу вспомогательной кассы медицинских студентов. Профессор же Манассеин отказался принять это пожертвование ввиду того, что (по его словам) эта сумма (425 р.) получена с беседы в защиту гомеопатии, совершенно отрицающей те научные клинические истины, которые преподаются в Военно-медицинской академии.
"Non olet pecunia!" — заметил бы я современному ученому, русскому профессору, повторяя известное изречение римского императора (Веспасиана) давно прошедшего времени, если бы не имелись еще другие, более серьезные основания, в силу которых отказ в принятии денег становится совершенно неосновательным.
Ведь деньги эти составляют результат диспута, в котором принимали живое, деятельное участие не только представители гомеопатии, но и аллопаты (последние даже в гораздо большем числе).
Если же совесть запрещала профессору Манассеину придерживаться изречения Веспасиана, если он счел несовместимым со своим достоинством принять деньги, добытые с прославления столь антипатичной ему доктрины Ганемана, то ему следовало бы принять во внимание, что большая часть означенной суммы получена с посрамления гомеопатии ее противниками, так что г. Манассеин не мог отговариваться и этим самим по себе несостоятельным доводом и, таким образом, нанес совершенно безосновательно студенческой вспомогательной кассе несколько сот рублей убытку.
Питая к профессору Манассеину чувство глубочайшего уважения, мне тем прискорбнее констатировать этот грустный факт, но я придерживаюсь слов: люблю я Платона, но правду люблю еще более. Сожалею о том, что выдающийся ученый был увлечен нетерпимостью, и что аллопатия по крайней мере на почве терпимости к иначе думающим побеждена гомеопатией. Какого бы мнения ни быть на счет гомеопатии (сделавшей на деле по смерти своего гениального основателя скорее шаг назад, чем вперед, и во многом отступившей от основных сего принципов), как ни относиться к этому разветвлению науки, с пламенной ли симпатией как к божественному учению, или с презрительной антипатий как к помутнению разума, тем не менее нельзя не согласиться с доктором Бразолем, когда он публично порицает этот отказ профессора Манассеина и заявляет, что отказом принять жертвуемые деньги нанесено оскорбление не столько ему лично, сколько тем многочисленным лицам из всех слоев общества, которые почтили его лекцию своим присутствием и пожелали этим путем принести свою долю помощи бедным студентам.
Воистину! Гомеопат совершенно прав, и аллопатия уронила себя своей нетерпимостью, обнаруживая при этом поразительную немощь. Я понимаю еще иногда нетерпимость, если она обусловливается какими-либо принудительными обстоятельствами (нисколько ее, впрочем, не оправдывая, так как чужие убеждения должны быть чтимы наравне с чужой собственностью), но совсем не могу понять, как можно публично, без всякого основания, проявлять такую нетерпимость просто, как говорят русские, так себе здорово живешь, в ущерб самому себе и чужим доверенным интересам; а тем непонятнее это для меня тогда, когда эта нетерпимость исходит от людей науки, долженствующих идти впереди нас на пути права и просвещения.

Кроме этого, так сказать, официального порицания Обществу для пособия нуждающимся студентам от лица прессы, нам ежедневно приходится получать письменные и словесные заявления справедливого негодования публики против официальных представителей медицины, проявивших себя в столь непривлекательном виде. Особенное нравственное удовлетворение доставляет нам то обстоятельство, что врачи (около 12 человек) с которыми нам пришлось беседовать по этому поводу, притом врачи из числа не сочувствующих гомеопатии, все, кроме одного, решительно осуждают поведение Общества.

Позволяем себе также привести следующее письмо одного товарища-врача на имя редактора:

Уважаемый товарищ!

Только что прочитал в "Новом времени" Ваше письмо в редакцию и ахнул от удивления. Признаюсь, я почти не верю, чтобы Манассеин мог подписать письмо, содержание которого Вы довели до сведения публики; я почти готов был бы отрицать возможность подобного отказа в подобной форме. Вы хорошо знаете, что я гомеопатии не принял, может быть, отчасти потому что достаточно не знаком с этим странным учением; но мне всегда казалось, что если гомеопатия не принята факультетами, то только в силу ее научной несостоятельности. В наших беседах с Вами мне казалось, что приводимые Вами мотивы оппозиции научной медицины против гомеопатии односторонни и несправедливы. К стыду нашей корпорации теперь должен сказать: увы, Вы были правы! Доверие мое к моральной чистоте противников гомеопатии сильно пошатнулось, и вся закулисная сторона борьбы против гомеопатов вдруг разоблачена одним росчерком пера проф. Манассеина. Удивляюсь и не понимаю, как неглупый человек, каким я всегда считал Манассеина, мог нанести себе и всем нам, так называемым аллопатам, такой чувствительный и непоправимый удар. Что о нас теперь подумает публика? Одно могу сказать: отказом своим Общество сыграло на руку гомеопатии и обеспечило ей в глазах публики несомненную моральную победу. Вы, конечно, радуетесь; мне же, право, больно и досадно до слез за нашу науку, оплеванную ее же представителем.
При свидании потолкуем; пишу эти несколько строк под свежим впечатлением только что прочитанной газеты.

Весь Ваш доктор медицины П.

Нам кажется, что Обществу для пособия нуждающимся студентам остается только один исход выйти с честью из затруднительного положения, а именно, так или иначе внести в студенческую кассу нанесенный ей убыток.

Из прошлого номера "Гомеопатического вестника" читателям нашим уже известен приговор общественного мнения над Комитетом для пособия нуждающимся студентам. Мы выразили наше личное мнение, что Комитету остается один путь выйти из затруднительного положения — внести в студенческую кассу нанесенный ей убыток и предать дело елико возможно скорейшему забвению.

Мы ошиблись. Вместо избрания честного пути профессор Манассеин избрал более дешевый путь и нашел более выгодным для себя ограничиться разгромлением отсутствующих гомеопатов перед студенческим ареопагом, последствием чего явилось поднесение ему сочувственного адреса со стороны студентов и заявление в "Новом времени" (№ 3972 от 21 марта) старост медицинских курсов Военно-медицинской академии следующего содержания:

Ввиду толков и пересудов, вызванных отказом Общества вспомоществования нуждающимся студентам Военно-медицинской академии принять от г. Бразоля сбор с его лекции о гомеопатическом законе подобия, товарищи наши, студенты-медики, поручили нам и лично, и в печати выразить почтенному председателю Общества профессору Вячеславу Авксентьевичу Манассеину наше общее сочувствие упомянутому поступку как единственно возможному в данном случае.

Старосты курсов: Н. Кетчер, В. Кудровецкий, А. Лидервальд, Ев. Боткин, Т. Белозерокий, Н. Александровский и А. Ракицкий. 19 марта 1887 г.

Пресса не замедлила оценить по достоинству это вмешательство студентов, и вот несколько газетных отзывов по этому поводу:

"С.-Петербургские ведомости", № 80 от 22 марта.
Сегодня в "Новом времени" напечатано письмо нескольких студентов-медиков, уполномоченных, как они утверждают, от имени их товарищей, выразить сочувствие В. А. Манассеину за его известное письмо к доктору Бразолю, так как поступок професссора является, по словам письма, единственно возможным в данном случай. Читателям нашей газеты известен наш взгляд на этот инцидент. Он нисколько не изменяется от того, что студенческий плебисцит назвал поступок профессора "единственно возможным в данном случае". Письмо студентов только показывает, до какой степени узкие взгляды профессуры успели наложить свою печать на формирующихся врачей. Тем хуже для почтенной корпорации, если нетерпимость, не останавливающаяся перед оскорблением, успела свить прочное гнездо не только в сердцах поседевших практиков, но и в юных сердцах студентов, в которых не должно быть загородок, официальной и неофициальной науки, априорных симпатий и антипатий — ничего, кроме неослабевающего стремления к истине.

"С.-Петербургские ведомости", № 82, от 24 марта.
"Пылающий треножник в глубине
Ты наконец найдешь на самом дне.
Там — Старосты! Они толпой стоят,
Бразоля ненавидеть нам велят..."
Как! "Старосты", да еще с большой буквы?.. В "Фаусте" сказано: "Там — Матери", причем под этими последними разумеются идеи, объясняющие нам вечные законы жизни, ее сокровенный смысл. А здесь какие-то то старосты; что же это такое? Как что такое: гг. Кетчер, Кудревецкий, Лидервальд, Ев. Боткин, Белозерокий, Александровский и Ракицкий, будущие светила медицинской науки, пока же студенты Медико-хирургической академии, старосты курсов. Но чем же прославились эти молодые люди, чтобы их приравнивать до некоторой степени к идеям, дающим возможность пытливому человеческому уму постичь сокровенный смысл жизни и законы, ею управляющие? Что в этих совершенно неизвестных именах такого, чтобы о них стоило упоминать? Я вам сейчас расскажу, что в них такое.
Та же нетерпимость, тот же страх, что в их лавочку перестанут ходить, то же самодовольство и отсутствие гуманности, что и у отцов. Те кричали на умирающих, не щадили женских слез, не щадили женского стыда, безапелляционно предсказывали какому-нибудь чахоточному скорую смерть, ускоряя таковую подобным предсказанием, давали больной по незнанию двойной прием ядовитого вещества, чем, понятно, отравляли ее, забывали в теле оперируемого губку. Те, когда им говорили, что кричать на умирающего или близких к нему бесчеловечно, предсказывать больному скорую смерть, отравлять его, забывать в его теле губки, пинцеты, ножницы недостойно врача, отвечали: вы не понимаете; вы не посвящены в тайны нашей науки, а потому молчите! Эти "старосты" хотят идти по тому же пути. Если учителя наши, говорят они, были нетерпимы к чужим мнениям, мы будем еще нетерпимее к ним.
Уже и теперь, печатно выражая свое сочувствие председателю Общества Военно-медицинской академии профессору Вячеславу Авксентьевичу Манассеину, отказавшемуся принять от г. Бразоля сбор с его лекции о гомеопатическом законе подобия, уже и теперь они подают в этом отношении большие надежды!

"Петербургская газета", № 79 от 22 марта.
Представьте себе удивление наше, когда попытку подобного же давления на общественное мнение (ранее говорится о давлении на выборы в мировые судьи) встречаем мы сегодня даже со стороны юношей-медиков in spe, которые в лице своих старост апробуют сегодня в "Новом времени" отказ аллопата, профессора Манассеина, принять деньги, пожертвованные гомеопатом, д-ром Бразолем, и утверждают, что иначе в данном случае и не следовало бы поступать.
Это совсем уж курьезная попытка оказать давление на сложившееся уже мнение общества относительно этого отказа в частности и аллопатической нетерпимости вообще... Не говоря уже о том, что от юных аллопатов нельзя было и ожидать чего-либо иного, кроме слепого хождения по следам своих вождей, аллопатов-руководителей, — это новое давление уж безусловно только количественное, а не качественное, так сказать...
Молодые люди, сколь прекрасны они ни были бы сами по себе, еще изучая лишь медицину, а вовсе не изучивши ее, само собой разумеется, вовсе еще некомпетентны сознательно-научно с пренебрежением относиться к гомеопатии, и потому мнение гг. старост о ней совершеннейший нуль!..
Постороннему зрителю остается только удивляться и недоумевать, как поспешно усваивают себе юные медики in spe нетерпимость к чужим медицинским мнениям, не усвоивши себе еще и самой медицины...
Уж мы-то никак не можем считаться поклонниками гомеопатии, но перед такой бессознательной нетерпимостью и перед таким отрицанием, до которого доходят не полным и всесторонним изучением (которое отсутствует еще "за неокончанием курса"), а просто так, слепо, с легким сердцем, с чужих слов и по укоренившимся традиции, мы можем только развести руками!..
"Не ходи одна, ходи с маменькой", никак в данном случае не означает, чтобы и птенцы слепо проделывали все заблуждения маменьки.

"Свет", № 63 от 22 марта.
Вчера в № 3972 "Нового времени" напечатано письмо в редакцию от имени всех студентов Медико-хирургической академии, за подписью курсовых старост, где они взяли на себя обязанность судей и заявили, что проф. Манассеин иначе поступить не мог, он должен был отказаться от денег, вероятно, потому что студенты не нуждаются всякой подачкой. Странно довольно то, что еще в № 10 "Рус. Мед." от имени Общества вспомоществования нуждающимся студентам напечатано, что в Обществе слишком недостаточно средств для удовлетворения нужд студентов (конечно, самых беднейших), а между тем те же сотоварищи-студенты и врачи, которых было немало на лекции д-ра Бразоля, не несут свои деньги в это Общество, а идут слушать на эти деньги лекцию д-ра Бразоля о недостойной внимания, отрицающей научные клинические истины гомеопатии. Нас учили, что истина должна быть вечной, а потому интересно было бы спросить г. Манассеина, сколько веков живут его "клинические истины", если он не раз, вероятно, в силу прогресса науки, сегодня называл ересью то, что вчера было его "клинической истиной". Выдвижение студентов для защит своего профессора в вопросах, подлежащих научному исследованию, дело очень странное. Увлекающимся профессорам, во всяком случае, было бы лучше оставить своих слушателей студентов в покое, а не возбуждать их до подачи адресов в деле, в котором они не могут быть судьями.

"Гражданин", № 26, 29 марта (с. 13).
Во всяком случае это вопрос, стоящий внимательного расследования наших ученых медицинских знаменитостей (ранее говорится о частоте случаев скоропостижной смерти в образованных слоях общества). Вот бы им этим заняться, вместо того чтобы натравливать свои фурии на безвредного барона Вревского или предпринимать позорные выходки против гомеопатов. Я подчеркиваю слово позорные, припоминая выходку на днях г. Манассеина, представителя нашей медико-хирургической клиники, против гомеопата г. Бразоля. Выходка эта, при желании ее смягчить, могла бы быть названа эпизодом в сумасшедшем доме, а в настоящем смысле слова должна быть названа скверной и позорной выходкой. Гомеопатический врач Бразоль послал в клинику в пользу бедных студентов сумму, собранную им с лекции о гомеопатии, очевидно, желая доказать, что гомеопат тот же брат учащегося медицинского студента... Но г. Манассеин вкупе с воротилами-студентами отослали этот дар обратно к г. Бразолю, мотивируя свой отказ принять братское пожертвование тем, что оно сделано врагом клинической науки. Но этого мало: студенты чуть ли не адрес поднесли г. Манассеину в знак восторженного сочувствия его выходке. А наше общество и печать чуть скользнули над этим безобразным проявлением невежества и медицинского изуверства.
Никто не посмел сказать г. Манассеину, что вознося так высоко свое звание медика-аллопата, он этим поступком позорит свое звание человека. Никто не осмелился поставить наряду с этой бьющей в нос достоинством и гордостью выходкой тот ежегодный факт, что та же студенческая гордость, столь щепетильная относительно оскорблений, наносимых ей гомеопатическим даром, очень что-то добродушна и снисходительна, когда разные артистки и артисты устраивают на подмостках клубов и зал спектакли в пользу нуждающихся студентов и тащат эту собираемую милостыню в кассу недостаточных студентов... Вот тут, казалось бы, по старым преданиям и понятиям, могли бы возмущаться и заговорить гордость и достоинство, но нет! — тут собирают подаяния те же гг. манассеины... А от дара гомеопата отказываются как от позора. Странное извращение понятий...

Мы же сами вынуждены были поместить в "Новом времени" (№ 3981, 30 марта) нижеследующее письмо:

М.г. Простите, если я обращусь к вам с просьбой еще раз уделить немного места в Вашей уважаемой газете для дополнительного освещения вопроса, по которому уже вся петербургская пресса высказала свое окончательное суждение. Я говорю об отказе Общества для пособия нуждающимся студентам Имп. Военно-медицинской академии в лице проф. Манассеина принять от меня пожертвование с лекции о гомеопатии, что вызвало справедливое и единодушное негодование публики и печати, и если я позволяю себе опять вернуться к этому печальному проявлению нетерпимости представителей медицины к разномыслящим членам их же профессии, то это отнюдь не из-за личных соображений, а ввиду общественного интереса возбужденного вопроса.

Отношение проф. Манассеина к общественному мнению должно быть доведено до всеобщего сведения.

"Как и следовало ожидать, — говорит почтенный профессор в своей газете ("Врач", 19 марта № 12, стр. 274), — люди, не знающие, что таков гомеопатия, набросились на комитет и в особенности на редактора "Врача", имеющего честь быть председателем комитета; и в общей прессе, и в анонимных письмах не было недостатки в брани. Мы, конечно, нисколько не огорчены тем, что люди, полагающие, будто бы гомеопатия какая-то особая школа в науке, а не просто проповедь невежества и отрицание науки, ополчились на комитет; ни убеждать их, ни спорить с ними мы не станем. Но нам больно за отношение прессы к молодежи, которую она считает способной получать помощь из денег, собранных за отрицание той самой науки, которой она посвящает своя лучшее годы и силы. Комитет был убежден, что приняв деньги г. Бразоля, он тем самым оскорбил бы студентов, и нам было особенно приятно убедиться, что комитет не ошибся, рассчитывая на чуткость молодежи к своему достоинству.

Вслед за этим старосты курсов Военно-медицинской академии от лица студентов-медиков заявляют печатно общее сочувствие упомянутому поступку профессора Манассеина, как единственно возможному в данном случае ("Новое время", № 3972 от 21 марта). А "Новости" (№ 80, 23 марта) приводят текст речи одного из депутатов, отправленных к проф. Манассеину от лица студентов для словесного выражения ему сочувствия. В этой речи заслуживают подчеркивания следующие выражения:

"Мы с грустью узнаем это и доныне еще живущее в общества мнение, будто гомеопат есть лицо научно-образованное, тот же медик, только другой школы... Мы вполне сочувствуем постановлению... отвергнувшему деньги, собранные с лекции в защиту гомеопатии, и видим в этом постановлении единственный возможный и вполне достойный врачебного сословия ответ людям, ничего общего с медициной и наукой не имеющим. В том же постановлении Общества мы находим и другую отрадную сторону: это заботливое отношение к чести студента, который, как бы он ни нуждался, никогда не примет денег от врага той науки, которой он посвящает свои лучшие годы".

Поднесение студентами сочувственного адреса любимому профессору нисколько не удивительно. Я сам был студентом той же самой Военно-медицинской академии, в которой и окончил свое медицинское образование (получивши в ней в 1877 году звание лекаря, а в 1884 году — доктора медицины), и я отлично знаю, как подобные адреса составляются. В данном случае адрес этот был, так сказать, выпрошен у студентов проф. Манассеиным, который в патетической речи и в растроганных чувствах обратился к своим слушателям с жалобой на отношение прессы и публики к его поступку. Рассчитывая на чуткость молодежи, профессор Манассеин не ошибся в своих расчетах и удостоился адреса. Это в порядке вещей. Но в этом адресе есть еще другая сторона дела, которая интересна с разных точек зрения, а именно:

1) Странно, что гг. старосты забыли упомянуть, что адрес проф. Манассеину подносится ему не от всех студентов, а лишь от довольных и сочувствующих, и что в среде студентов есть очень много недовольных и несочувствующих, вовсе отказавшихся принять участие в адресе.

2) Странно, что студенты, еще не знакомые с медициной и в частности с историей медицины, а тем более гомеопатии, т. е. люди, в буквальном смысле еще ничего общего с медициной и наукой не имеющие, решаются быть судьями по вопросу науки, которой они не изучали. Поэтому,

3) если с первого взгляда и странно, что студенческий адрес написан словами, выражениями и языком самого проф. Манассеина, то уже со второго взгляда эта странность становится понятной, так как люди, еще не знакомые с медициной, не могут произносить свое суждение о ней иначе, как под диктовку или под редакцией своего учителя.

Поэтому вся бестактность поднесения адреса студентами и ответственность за его содержание должны падать всецело на проф. Манассеина, поведение которого в данном случае заслуживает полнейшего порицания.

Во-первых, вместо того, чтобы оправдать себя и комитет в глазах публики, хотя бы указанием причин, почему он считает гомеопатию за "проповедь невежества и отрицание науки", он цинично отвечает, что "ни убеждать" непосвященных и, по его мнению, заблуждающихся, "ни спорить с ними" он не станет.

Во-вторых, взамен собственного оправдания, он производит (заметьте — перед экзаменами) нравственное давление на студентов в смысле подачи ему сочувственного адреса, уверяет их, что гомеопатия не составляет собой школы в науке (обнаруживая при этом незнакомство с историей медицины), внушает им мысль, будто врачи-гомеопаты не такие же доктора медицины, как и он сам, а люди научно необразованные (забывая, что в данном случае аттестат полного научного академического образования гомеопата подписан им же), и, наконец, возбуждает у студентов враждебные чувства не против известной идеи или, по его мнению, заблуждения, а против лиц, членов его же профессии, разделяющих эту идею или заблуждение.

В-третьих, вместо того, чтобы стремиться к водворению мира в согласия в семье врачей разных оттенков и направлений и к слиянию всех враждебных школ в одну общенаучную, проф. Манассеин, наоборот, стремится поселить раздор и вражду в медицинской семье, возбуждает препятствия для возможного сближения двух воюющих сторон и прививает будущим врачам готовые и презрительные суждения о науке, которой они на студенческой скамье не изучают и не испытывают, вследствие чего и презрение врачей к гомеопатии является результатом не сознательно научной критики и экспериментального исследования спорного вопроса, а лишь отголоском заученных сентенций своего учителя.

"Заметим, кстати, — прибавляет проф. Манассеин в примечании, — что вопреки обычаю г. Бразоль не спросил предварительно у комитета, желает ли последний, чтобы он читал в пользу Общества, и тем лишил комитет возможности устранить столь неприятное для самолюбия гг. гомеопатов столкновение".

Отвечаю:

1) Обычая испрашивать у бедных разрешения на пожертвование в их пользу нигде не существует.
2) Если бы такой обычай существовал в комитете, то знание его ни для кого не обязательно, тем более, что
3) комитет Общества для пособия нуждающимся студентам Военно-медицинской академии в возваниях своих, печатаемых во "Враче", обращается "ко всем лицам, сочувствующим цели Общества (не выключая из их числа гомеопатов) и во главе их, прежде всего, к врачам, и в особенности к бывшим ученикам академии, с покорнейшей просьбой оказать Обществу посильное содействие... в виде сборов с частных спектаклей, публичных чтений (не ограничивая программы чтений) и т. д.; причем комитет прибавляет, что "пожертвования могут 6ыть высылаемы на имя членов комитета", без оговорки о необходимости предварительно испросить на это согласие комитета, из чего следует, что такого обычая не существует и в комитете.
4) Благотворительная цель моей лекции "в пользу недостаточных студентов Военно-медицинской академии", была известна Обществу по крайней мере за месяц до ее осуществления из газет, объявлений и частных источников (в том числе была известна и одному из профессоров академии и члену комитета на основании личного сообщения ему мной в частной беседе),
5) Комитет, не отклонивши заблаговременно и своевременно моего желания помочь бедным студентам, тем самым не имел юридического и нравственного права задним числом отказываться от моего взноса,
6) Что касается щекотливого вопроса о самолюбии, то ввиду состоявшегося уже приговора общественного мнения над проф. Манассеиным, теперь легко судить всякому о том, чье самолюбие более всего должно было пострадать из этого столкновения.

Еще одно заключительное замечание. Люди, действительно знающие, что такое гомеопатия, т. е. изучивши ее теоретически и испытавшие ее практически, в количестве десятков тысяч врачей, докторов и профессоров медицины и миллионов интеллигентных врачей, знают, что гомеопатия есть истинная научно-физиологическая терапия; откуда уже само собой следует, что люди, считающее гомеопатию за "отрицание науки и проповедь невежества", недостаточно с нею знакомы и основывают свое суждение на неудовлетворительном теоретическом изучении и практическом испытании спорного предмета. Профессор же Манассеин рассуждает иначе. По его мнению, доктора медицины, знакомые с медициной и изучавшие гомеопатию, не знают, что такое гомеопатия, а студенты, т. е. люди, незнакомые с медициной и не изучавшие гомеопатию, знают, что такое гомеопаты. Таким образом, почтенный профессор с кафедры проповедует софизмы по известному типу "lucus a non lucendo". Прилично ли это клиническому учителю и воспитателю молодежи?

Доктор медицины Л. Бразоль. 25 марта 1887 г.

Вместо того, чтобы стараться исправиться на будущее время и смиренно выслушать отчитанную ему мораль, профессор Манассеин прибегает к следующей неумелой и некрасивой попытке выгородить свой нравственную ответственность за возбужденный им же общественный скандал. Он пишет в "Новое время" (№ 3982, 31 марта):

В "Новом времени" (30 марта, № З981), помещено новое письмо доктора медицины Бразоля по поводу отказа комитета Общества для пособия нуждающимся студентам Военно-медицинской академии принять от него деньги, вырученные за его лекцию о гомеопатическом законе подобия. В письме этом так много фактической неправды, направленной прямо против меня, что я считаю необходимым просить вас поместить и мой краткий ответ.

г. Бразоль инсинуирует, будто бы гг. студенты академии выразили свое сочувствие мне как председателю комитета, потому что я "выпросил" это сочувствие, да еще производя нравственное давление на студентов перед экзаменами! Не стану защищать студентов академии от обвинения, будто бы они способны выражать кому бы то ни было свое сочувствие из-за угрозы экзамена. Кто хоть сколько-нибудь знает наших студентов, тому не нужно доказывать, насколько подобное обвинение возмутительно! Скажу только о себе, что я не только студентов вообще, но и никого в частности ни о каком адресе никогда не просил.

Далее, уже специально на старост, т. е. на лиц, удостоенных доверием каждый своего курса, г. Бразоль возводит еще более тяжелое обвинение — прямо в подлоге. Гг. старосты говорили от имени товарищей, г. же Бразоль утверждает, будто бы в среде студентов есть очень много недовольных и не сочувствующих поступку комитета, вовсе отказавшихся принять участие в адресе. Опять-таки, для лиц, знакомых с бытом студентов, нет надобности доказывать, насколько подобное обвинение неправдоподобно.

г. Бразоль заявляет, будто бы студенты не могут судить о гомеопатии как люди в буквальном смысле еще ничего общего с медициной (!) и наукой (!) не имеющие. Начиная с III курса, студенты слушают общую терапию, фармакологию, общую и частную патологию и потому, конечно, имеют достаточно сведений, чтобы судить о гомеопатии. Это во-первых; а во-вторых, весьма естественно, что студенты относятся с доверием к своим преподавателям, между которыми есть немало лиц с весьма видными именами в науке, и из которых нет ни одного, кто бы считал гомеопатию научной школой.

г. Бразоль утверждает, будто бы обычая испрашивать у благотворительных обществ согласия на публичные лекции в их пользу не существует. Лица, знакомые с деятельностью таких обществ у нас в России, знают, что не только указанный обычай действительно существует, но что даже административные власти нередко прямо требуют формального удостоверения, что предполагаемое чтение в пользу того или иного общества назначается с его согласия.

Также совершенно несправедливо и утверждение г. Бразоля, будто бы комитету было известно о его желании читать в пользу Общества. Комитету решительно ничего не было известно о желании г. Бразоля. Сколько помнится, и в объявлениях "Нового времени" о времени и месте лекции не было указано, что сбор с нее назначается в пользу студентов академии; об этом сообщалось только в хронике и не от имени г. Бразоля, а потому мы и считали это ошибочным слухом, будучи вполне уверены, что желающий оказать помощь Обществу сам сообщил бы ему об этом.

На дальнейшие инсинуации и неправды г. Бразоля я отвечать не буду; приведенных образчиков достаточно, чтобы убедить читателя, что по части неправды г. Бразоль далеко не гомеопат.

В. Манассеин

При всем моем нежелании продолжать газетную полемику с профессором Манассеиным, я не могу оставить без возражения вышеприведенное его письмо, ввиду содержащихся в нем инсинуаций против меня в "фактической неправде", и так как по не зависящим от меня обстоятельствами возражение мое не могло быть напечатано в "Новом времени", то я привожу его здесь целиком в том самом виде, в каком оно было предназначено для "Нового времени".

Фактическая сторона дела такова. Наши клинические авторитеты не имели гражданского мужества выступить в открытом и честном споре для опровержения научных положений гомеопатической системы лечения и для защиты своих, видимо, шатких "клинических истин"; но имели храбрость отказать бедным студентам в пожертвовании с моей научной беседы, потому что она не согласовалась с их клиническими истинами. И когда общественное мнение, возмущенное таким проявлением средневекового фанатизма, ополчилось на комитет, то профессор Манассеин, председатель комитета, счел нужным келейно оправдаться перед студентами. Но вместо спокойной и объективной критики основных положений гомеопатии, развитых мной в моей публичной лекции, он в страстной и пристрастной речи уверяет своих совершенно некомпетентных слушателей, что гомеопатия есть "проповедь невежества", а врачи-гомеопаты — все невежды и "отрицатели науки", в растроганных чувствах, с дрожащим от волнения голосом и чуть не со слезами на глазах (со слов самых очевидцев) он жалуется на негодование публики и на единодушный протест периодической печати по поводу отказа комитета принять от меня деньги, и заканчивает свой пламенную речь изъявлением надежды, что студенты, дорожа своей честью, оправдают отказ Общества для пособия и сочувственно отнесутся к этому единственно возможному поступку Комитета. Студенты, находясь под нравственным влиянием или давлением разжигательной филиппики профессора Манассеина и в силу чуткости молодежи к великим патетическим воззваниям, совершенно чистосердечно, но наивно, на основании доверия к своим преподавателям, осуществляют внушенную им мысль о необходимости защитить свою якобы оскорбленную честь и выносят оправдание комитету в форме сочувственного адреса его председателю. А председатель, вместо того чтобы категорично отклонить этот адрес даже в том случае, если бы таковой был поднесен ему по собственной и совершенно самостоятельной инициативе студентов хотя бы на том основании, что неблаговидно начальствующему лицу принимать выражение чувств от подначальных ему лиц, — председатель, наоборот, и словесно, и печатно ("Врач" № 12) изъявляет свое удовольствие тому, что Комитет не ошибся, рассчитывая на чуткость молодежи к своему достоинству. В этом смысле я в утверждаю, что профессор Манассеин есть интеллектуальный и нравственный виновник адреса, который был, так сказать, выпрошен у разжалобленных студентов (лучше было бы сказать: "который был внушен им преподавателем"). Профессор же Манассеин возражает, что он никого ни о каком адресе и никогда не просил, очевидно приписывая моим словам не тот точный смысл, в каком они должны быть понимаемы, и затем еще находит нужным защищать студентов от обвинения, будто они способны выражать кому бы то ни было свое сочувствие из-за угрозы экзамена. Скверный смысл этой инсинуации заключается в молча подразумеваемом и мне приписываемом обвинении студентов в недобросовестной сделке со своей совестью, то есть как будто они вынуждены были вотировать адрес вопреки своим убеждениям из-за страха приближающихся экзаменов. Возмутительная сторона этой инсинуации очевидна каждому. Я нисколько не сомневаюсь в том, что студенты действовали bona fide; я только говорю, что так как они, не имея еще достаточных медицинских познаний и зная о гомеопатии лишь одно ее название, выступают экспертами по научному вопросу, в котором они несведущи, то вся ответственность за бестактную экспертизу студентов слагается на тех преподавателей, которые пользуются их доверием. Поэтому я обвиняю не студентов в том, что они пассивно действуют под внушением своего преподавателя, а преподавателя в том, что он производит нравственное давление на выражение сводной воли людей, не имеющих еще права и оснований являться судьями в вопросах науки, которой они не изучали.

Вторая инсинуация профессора Манассеина, гораздо более серьезная, заключается в том, будто бы я обвиняю старост медицинских курсов в "подлоге". Я утверждал и теперь утверждаю со слов самых же студентов, что в среде их есть много недовольных поступком комитета и отказавшихся принять участие в подписании адреса, а так как эти сведения исходят от лиц, пользующихся моим неограниченным доверием, не находящихся от меня ни в какой зависимости и не имеющих ни малейшего повода искажать истину, то я и не считаю себя в праве подозревать их в обмане. Но ясно, что старосты, являясь представителями большинства и не находя нужным упоминать о существовании меньшинства, тем самым еще не совершают "подлога".

Употребляя столь неосторожно юридические термины, имеющие весьма определенное значение даже для всякого неюриста, проф. Манассеин явно желает только натравить студентов на лицо, не разделяющее его терапевтических убеждений, и таким образом только подкрепляет обвинение, направленное мной против него в предыдущем письме.

Что же касается этого моего обвинения, направленного лично против него, то профессор Манасссеин не в состоянии оправдать себя, и поэтому старается переместить центр тяжести моего обвинения на студентов; вместо того чтобы защищать самого себя, он защищает студентов от преступления, в котором их никто не обвиняет. Таким образом он пускает в ход известную 3-ю шопенгауэровскую стратагему, так называемую диверсию, заключающуюся в том что спорщик, уклоняясь от предмета спора, подставляет своему противнику другую тему, на которую стремится перенести прение. По Шопенгауэру, это одна из тех военных хитростей, к которым сознательно и бессознательно всегда прибегают недобросовестные спорщики, когда чувствуют себя в засаде и не могут выйти из затруднительного положения.

Профессор Манассеин силится еще кого-то уверить, будто комитету решительно ничего не было известно о желании моем читать в пользу недостаточных студентов, потому что "сколько помнится, и в объявлениях 'Нового времени' о времени и месте лекции не было указано, что сбор с нее назначается в пользу студентов Академии". Это неправда. В "Новом времени", № 3930 от 6 февраля, на первой странице, в объявлении о месте, времени и предмете лекции напечатано и то, что "сбор от лекции предназначается в пользу недостаточных студентов Военно-медицинской академии", не говоря уже обо всех прочих объявлениях. Впрочем, проф. Манассеин сам себя уличает в неправде, говоря сначала, что "комитету решительно не было известно о желании г. Бразоля", а через несколько строк ниже, — "мы (т. е. проф. Манассеин, председатель комитета) считали это ошибочным слухом".

Восстанавливая таким образом фактическую правду и прекращая на этом дальнейшие препирательства с проф. Манассеиным, я вынужден еще добавить, что на основании вышесказанного профессор Манассеин, выражаясь собственным его языком, по части неправды является настоящим аллопатом.

Доктор медицины Л. Бразоль. 2 апреля 1887 г.

В № 15 "Врача" на последней странице внизу проф. Манассеин еще наивно замечает, что "студенты, слава Богу, еще живы и могут засвидетельствовать ложность факта". Я же утверждаю, что студенты не могут засвидетельствовать ложность факта, именно потому что, слава Богу, все живы, в том числе и недовольные неприличным поступком профессора Манассеина. Но, спрашивается, какое же уважение после этого могут питать студенты к подобному профессору, который имеет дерзость утверждать, что факт ложен только на основании верного расчета, что недовольные сами не полезут в подставленную им ловушку, а я, понятно, не выдам в жертву мстительным фанатикам тех многочисленных свидетелей, которые могут подтвердить, что "факт верен".

Л. Б.