Николай Мордвинов (Санкт-Петербург)

Николай Семенович Мордвинов

Взгляд на гомеопатическое лечение


Печатано в типографии Плюшара
Санкт-Петербург, 1831
Мордвинов Николай Семенович (1754—1845) — российский государственный деятель, адмирал (1799), граф (1834), почетный член Петербургской АН (1826). В 1802 г. морской министр. В 1823—40 гг. президент Вольного экономического общества. Сторонник безземельного освобождения крестьян за выкуп. В 1826 г. единственный из членов Верховного уголовного суда отказался подписать смертный приговор декабристам ("Современный толковый словарь", М., 1997).







Гомеопатия доводит разделение лечебного вещества до бесконечно малых частиц, и в сем раздроблении употребляет оное для излечения болезней.

Сие величайшее раздробление, по всему вероятию, дает каждой частице силу и действие, каковых вещество, будучи телом сложным и в большом объеме, не имеет, ибо оно, находясь в твердом состоянии, по самому существу своему лишено движения.

Сей новый способ врачевания открывает, что лечебное вещество не иначе начинает успешно действовать и производить над органами человека спасительные последствия, как когда частицы оного отделяются одна от другой, соделываются одинокими и превращаются в атомы, из коих вещество состоит.

Сие начало не есть ли общий закон природы? Мы видим, что все ее действующие стихии, самые сильнейшие, суть бесконечно малые и как бы лишенные вещественности. Сила притягательная, электризация, гальванизм, магнетизм, свет, огонь, мороз, пар суть силы самые могущественные природы, и коих деяния являются в мире величайшими, но вещественный состав их столь утончен, что не подвержен химическому разложению.

Притяжение владычествует над всей природой, приводит в движение небесные тела и дает каждому атому вещества непостижимую силу.

Электризация воспламеняет воздух и производит гром. Искра ее пролетает беспредельные пространства и мгновенно, одним ударом, могла бы поразить весь род человеческий, если бы все люди на земле прикоснулись один к другому руками.

Гальванизм, производя судорожные движения, возбуждает жизнь в членах, отрезанных от мертвого тела.

Магнетизм, обтекая шар земный от одного до другого полюсов, действует на тела отдаленнейшие, на поверхности оного находящиеся.

Свет живит всякое растение и дает оному свет.

Огонь разрушает крепчайшие тела, плавит металлы твердейшие и алмаз превращает в дым.

Мороз раздирает огромные и плотнейшие дерева, воздымает величайшие дерева, воздымает величайшие тяжести и отделяет громады каменные от кремнистых слоевогорных.

Пар противодействует соединенному давлению многих атмосфер и дает чрезмерную быстроту в полете телам великим и тяжелым.

Если к сим могущественным орудиям природы мы присоединим и жизненный магнетизм, который при одном взгляде очей может сообщать жизнь руке или ноге, параличем пораженным, дать дитяти силу, превосходнейшую многих возмужалых и крепких сложением людей1; если приложением руки немедленно останавливаются наисильнейшие корчи, и если примем в уважение, по уверению знаменитейших в магнетизме людей, что единая воля человека наиболее в том способствует, то не дóлжно ли убедиться, что для силы и действия потребно может быть чрезмерное утончение вещества и как бы лишение оного?

Прививание оспы равным образом не утверждает ли излагаемую здесь мысль? Малейшая частица вещества коровьей оспы, прикоснувшаяся крови человека, не только уничтожает болезнь, но дает лучшее здоровье, и во всех возрастах меньшее число умирает2.

Повальные болезни: чума, холера, горячки, поражая и убивая скоропостижно, не послужат ли также доказательством, что вещество тогда наиболее действует своей силой, когда доведено бывает до первых сложения его частиц, когда оно обращается в тончайшее существа своего разделения?

Бог есть творец всего, что в мире существует: духа и вещества. В его воле и в деле творения не могут быть: остановки, медления, пустота. Вещественный и духовный миры должны иметь неразрывную между собой связь, сцепление в сотворении неразлучное. Дух и вещество, в шествии творения своего, должны прикасаться один к другому в различиях не отдельных, но токмо последствующих в степени бесконечно малой, почти ничтожной. Утончение вещества может быть таковым, что из качеств своих оставляет весьма мало, и, приближаясь к духовному, соединяется без смешения одного с другим.

К сему дóлжно присовокупить и то, что душевная сила превосходит вещественную, ибо действия первой объемлют время, пространство и движение — качества, соединенные с существованием мира. Разум соображает прошедшее и настоящее, предчувствует будущее, взирает в одно время на разные в пространстве пределы, дает телу силу и движение.

Мы видим, что воля человека непосредственно действует на члены тела его, и что сии обратно действуют на ум его. Дабы взаимное могло совершиться действие их, дозволительно полагать, что ум и вещество имеют в существе своем сродство, которое единое может взаимно соделать одно действующим, другое страждущим.

Если обратим взоры на состав земли нашей, то усмотрим, что царство животных тесно присоединено к царству растений — сии соединены с минералами, и что между ими есть токмо продолжение творения, есть постепенная и неразрывная в существе их связь.

Какое бесчисленное множество насекомых и других веществ в воздухе, в воде и на земле, кои при помощи микроскопов соделываются для нас видимыми; какое многочислие может еще быть насекомых и веществ, коих и самый усовершенствованный микроскоп открыть глазам нашим не может? Цепь творения сокрывается пред нами. Существование, данное Творцем в составе своем, может быть беспрерывно, и атом может быть первым началом силы и действия.

Какое утончение вещества должно быть в свете, проливающемся от солнца, когда лучи его протекают в 8 почти минут то величайшее пространство, которое отделяет светлую сию планету от земли!3 Быстрота, с какой достигают до нас лучи солнечные, должна быть бесконечно велика. Каждая частица света, протекая в минуту 20 миллионов верст, долженствовала бы ударением своим быть для нас смертельной, но она едва бывает нам чувствительной. Из сего следует, что утончение вещества их должно быть бесконечно великим. Но сколь ни бесконечно мал светлый сей атом, однако же действие оного велико в сохранении животных и растений, ибо без него род человеческий, животные и растения могли бы погибнуть или не могли бы возрождаться.

Какое утончение в веществе должны иметь огонь и вода, когда они проницают тела самые плотные и сокрушают твердость их!

Какую малость вещества должны в себе содержать атомы земные, когда они соображаемы бывают в началах сродства, могущих отделять сложные частицы, прерывать между ими связь и составлять тела новые, различного сложения и свойств. Каждая частица вещества соделывается могущественной, когда действует она отдельно, и сей закон есть всеобщий в природе.

Если бы возможно было действующие силы природы разложить или свесить, то открылось бы, вероятно, что притягательная сила, неподверженная никакому чувству человека, в существе своем есть тончайшая света, видимого глазами; что свет есть реже электризации, видимой и чувствуемой, и так далее.

Мы не понимаем ни одной в природе силы, но признаём в них ту истину, что все они маловещественны; действия же их в мире чрезвычайно велики. Мы видим только их действия, и потому нисколько об оных не сомневаемся и не спорим.

Итак, когда в природе таковы суть законы и явления, то для чего гомеопатия не может быть в числе истин, коих мы ни понять, ни объяснить не в состоянии, но действия коих мы видим и испытываем?

Рассуждение, здесь предлагаемое, основано на опыте великих в природе деяний, производимых орудиями, едва содержащими в себе вещество, и на подобии, которое между ими существует.

Впрочем, справедливо ли приложение дознанных сих истин к гомеопатии, о сем исследовать дóлжно, как равно и определить верность и ошибки излагаемого здесь мнения.

Предлагающий мысли свои не читал ни одного из гомеопатических сочинений. Ему известно только, что гомеопатия употребляет для излечения болезней бесконечно малую частицу лечебного вещества и что оная производит действие. Его цель, в изложении рассуждений своих, клонится единственно к тому, чтобы удалить насмешки, употребляемые противниками, дабы поколебать доверие к способу, могущему для рода человеческого быть спасительным.

Дабы утвердить успехи великого открытия, сделанного г. Ганеманом, дóлжно выполнить одно условие, чтобы открытие сие признано и помещено было между теми истинами, коих существование дознано чувствами, хотя рассудок их не понимает и начально отвергает.

Здесь предлежит к разрешению вопрос: почему кофе, ромашка, соль, употребляемые ежедневно в больших количествах, не производят никакого чрезвычайного действия над телом нашим, когда сии же вещества в бесконечно малых частицах, доведенных до миллион миллионного разделения, составляют лекарства столь сильные, что останавливают разрушение тела и возвращают оному бодрость и здоровье?

Гомеопатия простирает разделение капли в 30-й сторичной скляночке до той степени, что единица для своего делителя получает 60 нолей. Сия тончайшая делимость доводит вещество почти до уничтожения своего, но вместе с тем приобретает вящую силу в действии своем.

Если бы в сочинении сем могли заключаться рассуждения ошибочные, то самые ошибки не поведут ли к открытию некоторых истин? Алхимия породила химию, объяснившую нам многие таинства природы. Многие ложные понятия служили руководством к дознанию истин, наиболее доказанных. Все познания человеческие как в нравственной, так и в вещественной науках, должны нас в том убедить. Присвояя себе выразумение природы, колико малое число из действий ее можем мы объяснить с точной определительностью и сколь мало в состоянии бываем понимать причины, производящия таковые действия. Они предоставлены разумению человека посредством пяти его чувств, и токмо уподоблениями и соображениями он может предусматривать причины действия без ясного о них понятия. Они всегда для него останутся темными и неопределительными, ибо ум человека не есть Бог, которому единому все ведомо, яко давшему бытие и все устроившему по воле своей.

Чрезвычайная делимость, до которой вещество может доходить, познается еще следом, оставляемым на дороге проходящим животным, по коему другия животные могут его находить. Кто решится отвергнуть мысль, что атомы, оставленные по следу, не суть тела органические и живые? Притом золото, мускус и все тела душистые не подтверждают ли той же делимости вещества? Равно не послужит ли сему верным доказательством, если признать народное мнение справедливым, что медь, крепкие камни, носимые на теле, действуют на нервы и другие органы человека?

Правило, что ничтожество не оставляет по себе ничего более, как то же ничтожество, всегда будет противно гомеопатии, но сказание сие, принимаемое за правило, может ли почтено быть непреложной истиной? Ничтожество в созданном мире может ли существовать? Животворящий дух Творца объемлет и наполняет всяческая. Отсутствие сего всемирного духа было бы противно понятию, которое мы имеем о Боге. Там, где нет вещества, не должна ли существовать сила или иное действующее начало? Иначе не было бы совершенства в творении и дело всемогущего, бесконечного и совершенного существа было бы прерываемо или ограничено. Понятие о величине и малости принадлежит токмо человеку, но пред Богом нет предела ни пространству, ни количеству меры. Бесконечно великое и бесконечно малое пред ним изчезают. Для самого человека, чего око видеть не может, тому микроскоп дает величину и соделывает телом видимым.

Если природа исполнена столь чудными для понятия нашего законами, то для чего упорствовать и полагать ложным мнение, что гомеопатические крупинки могут излечивать болезни, до какой бы степени раздробления они доводимы ни были, и лечебного вещества сколь мало в себе ни содержали?


По написании сего обозрения на гомеопатию, излагатель имел случай прочитать "Органон" г. Ганемана, и нашел, что мысли его не удаляются от мнения знаменитого мужа, который первый усмотрел в темной науке медицины истинный способ излечения болезней. Он удостоверился еще более в справедливости умозаключений своих, когда подтвердил оную один из русских исследователей, С. Н. Корсаков, новыми открытиями. Сей ревностный наблюдатель гомеопатических действий простер испытания свои более, нежели на 5 тыс. человек; довел разделение лечебного вещества до 1500 сторичной бутылочки и нашел, что действие лекарств при сей чрезвычайной делимости, дающей единице делителя 3000 нолей, не токмо не слабеет, но более еще силы приобретает в принесении пользы.

Дабы устранить нарекания и преследования против гомеопатии и дать ей более уважения и благоприятства, то не наименовать ли ее прививанием болезней, вообще сродным каждой из них лекарством? Поводом к сему должно послужить прививание оспы, которое получило полную уже к себе доверенность. Никто не спорит о благотворном воздействии коровьей оспы, соделавшем легкую болезнь, столь заразительную и смертоносную в естественном ее состоянии. Употребление и цель обоих способов суть одинаковы, действия их равно явственны. Столь же мало возможно понять, как действует коровья оспа на организм человека, сколь неудобопонятно излечение посредством гомеопатии. Малые крупинки ее действуют, уничтожают болезнь и возвращают здоровье. При таком событии кощунство не должно ли обратиться на самих тех, кои не убеждаются видимым действием и не желают оным воспользоваться?

Приводимый в опровержение рассудок, не служит ли по самой здравой логике более к убеждению и к отклонению всякого сомнения? Если глаза почитаются самыми вернейшими свидетелями видимых событий, то недоразумение в противниках гомеопатии должно быть произвольное и составляет одно упорство, требуя объяснения причин видимого действия, как будто уму человеческому дано совершенство познавать организм и тайную работу природы, кои во всех вещах нам неведомы. Понятие наше может постигать один токмо наружный вид здания сего мира, внутреннее же устроение и жизненная сила, действующия в оном, от нас сокрыты. Человек есть часть творения; тщетно покушаться будет он переступить за предел, Творцом уму его предназначенный.

Столь же было бы неблагоразумно, если бы кто усумнился в том, чтобы малое зерно могло произвесть величественное дерево с его возвышенными и простертыми ветвями, с его листьями, осеняющими от солнечного зноя, с его плодами, питающими и сохраняющими жизнь; чтобы зародыш, образованный в чреве матери, мог дать существование человеку, образованному органами и одаренному умом; чтобы воля человека управляла членами тела его; чтобы кусок металла острием своим мог удержать силу молнии; чтобы капля воды, превращенная в пар, дала движение и быстроту огромному телу, лишенному движения по существу своему; чтобы искра, прикоснувшаяся к пороху, в каком бы количестве сей ни был, могла превратить оный в вулкан огненный, против расширения коего никакая преграда устоять не может. Искра, причина действия столь мгновенного, столь великого, малая в своем объеме, легкая в своем существе, сокрушает железо и камень крепчайший и разбрасывает их на дальные расстояния. Вся природа в шествии своем и деяниях исполнена тайнами для человека. Он сие испытывает ежедневно, во все времена жизни своей. Собственное его бытие непостижимо для рассудка его. Иных доказательств и убеждений о собственном существовании своем он не имеет, кроме внутреннего и наружных чувств.

Один из знаменитейших нашего века мужей (Ривароль) сказал: "Как скоро природа получила свое наименование, то нет уже к разрешению задач, везде встречаем таинства. Не доказательства потребны, но точность и верность в изложении их. Вся природа исполнена истиной и ничто в ней не является правдоподобным".

Сочинитель сего, не будучи медиком, не может быть пристрастен ни к какой системе лечения; удостоверяясь же опытами в течении двух лет в своем семействе, которое довольно многочисленно, в чрезвычайных действиях гомеопатических лекарств над болезнями как внутренними, так и наружными, и в особенности над последними, не мог он остаться равнодушным, чтобы торжественно не засвидетельствовать о сем спасительном средстве лечения, имея одну цель: указать на истину в том виде, как оная ему представляется, и оказать услугу человечеству в сохранении здоровья, сего драгоценнейшего для него дара.


1 Что производила здесь А. А. Турчанинова над больными.
2 Сие примечено Парижской академией.
3 Среднее расстояние Земли от Cолнца — 141 008 000 верст.