Питер Моррель (Англия)

Питер Моррель, Аристотель. гомеопатия

Бог, душа и субстанция: Аристотель и гомеопатия

Similia. The Australian Journal of Homoeopathic Medicine, June 2022; 35:18–34


Перевод д-ра Марии Белоусовой (Челябинск)
Моррель Питер — независимый исследователь, почетный научный сотрудник по истории медицины Стаффордширского университета (Англия) в 1998—2009 гг., автор большого числа публикаций по истории гомеопатии.

Оригинал здесь


Звезды — это живые существа, обладающие острым интеллектом и чрезвычайно быстрым движением1.

Свойство живого существа — быть составленным из души и тела2.

Субстанция вещи — ее сущность3.










КЛЮЧЕВЫЕ ТЕРМИНЫ: сущность, Аристотель, душа, субстанция, природа, холизм, тотальность, жизненная сила, подобие, резонанс, редукционизм, материализм, механизм, Ганеман.

ВВЕДЕНИЕ

Эта статья частично основана на моих предшествующих работах о связи Ганемана с немецким идеализмом, особенно с Кантом и Шеллингом. После завершения работы над этими статьями стало ясно, что некоторые аспекты гомеопатии имеют корни в истории философии, и их изучение может оказаться полезным. К таким аспектам относятся энергия потенции и жизненная сила. Указанные понятия, являющиеся центральными в теории гомеопатии, перекликаются с древними представлениями о природе вещества и идеей души. Эти темы были предметом работ многих философов, однако в конечном счете они так или иначе восходили к древним грекам, особенно Платону и Аристотелю. При более глубоком изучении темы у меня сложилось впечатление, что Аристотель мог сказать по этим вопросам много важного, и поэтому основное внимание в этой статье уделяется его идеям.


ПРЕДИСЛОВИЕ

Вероятно, уже с момента появления жизни всегда существовало два способа узнать и понять мир и самого себя. Первый из них заключается в простом наблюдении за осязаемым и видимым нам окружением, что часто называется эмпирическим знанием. Второй, так называемый метафизический, или рационалистический, основан на размышлении и рассуждении4. Конечно, в повседневной жизни все мы используем оба метода.

Тем не менее зачастую возникает впечатление, что эти методы познания находятся на противоположных полюсах, один из которых занят чистыми, или строгими, эмпириками, утверждающими, что все знания приобретаются через воздействие на наши органы чувств5. Тех, кто верит, что ничто, кроме материи, не реально, часто также называют атомистами и материалистами — например, это Локк и Юм, Айер и Рассел6. Данная точка зрения доминирует и в современной науке7. На другом полюсе находятся приверженцы "метафизико-динамического способа мышления"8, утверждающие, что истинное знание и понимание достижимы лишь с помощью интуиции, мышления и разума. Они склонны также признавать значимость духовного видения как еще одного достоверного источника истины, жизни и реальности, существующего наряду с материальной субстанцией. Примерами могут служить Спиноза, Беркли, Лейбниц и Гегель9. Большинство людей, как правило, находится где-то посередине, признавая действительность того и другого метода, однако иногда мы обнаруживаем и сторонников крайних позиций.

Ганеман, похоже, изначально был больше эмпириком: "В Ганемане эмпирическая медицина нашла своего Галена"10, что базировалось преимущественно на его исследованиях окружающего мира и основанных на этом идеях, например, на многочисленных наблюдениях за действием лекарств и тонкими нюансами симптомов болезни. Его многочисленные прувинги также демонстрируют, что он был весьма искусным наблюдателем, "который руководствовался… не рассуждениями, а клиническим экспериментом и наблюдением"11. Ганеман был "вдумчивым врачом и хорошим наблюдателем"12; "его непревзойденные способности к наблюдению"13 говорят нам, что "Ганеман был хорошим наблюдателем"14. Однако впоследствии он пришел к пониманию ценности идей как таковых и все чаще придерживался однозначно метафизических взглядов на медицину и организм. "Лишь значительно позже Ганеман стал обращаться к метафизике"15. "Ганеман представил полностью духовный, или метафизический, взгляд на исцеление, указывая на 'духоподобную' активность некоторых препаратов. Он предположил, что гомеопатические средства позволяют внутреннему жизненному духу бороться с болезнью"16. Примеры включают его теории болезней, энергии потенции, миазмов и жизненной силы.

Аристотель, напротив, начинал со строго метафизических воззрений, в значительной степени обусловленных его многолетним статусом "члена Академии Платона"17. К ним относятся идеи о триединстве души и ее переселении (реинкарнации) после смерти18. "Уже у Платона мы встречаем попытку соотнести три силы души, которые он считал иерархически подчиненными, с устройством тела — с головой, грудной клеткой и брюшной полостью. Кювье говорит об иерархии, в которой центральная нервная система как центр функций животного организма занимает высший уровень; сердце и органы циркуляции представляют собой центры расположенной ниже вегетативной системы, а ниже всех находятся органы пищеварения, которые заботятся о сохранении жизни, выступая в качестве источников вещества и энергии"19.

Но в течение двух лет после того, как он покинул Академию Платона, Аристотель занялся программой эмпирических биологических исследований на острове Лесбос20. Эта работа позволила ему значительно глубже оценить значимость эмпирических наблюдений: "В трудах Аристотеля прослеживается постоянное взаимодействие теоретических предположений и эмпирических данных, имеющихся в его распоряжении"21. Позднее, как представляется, он сместился к подробно описанной нами ранее промежуточной позиции, не будучи ни явным атомистом, ни приверженцем строго метафизического подхода, "наметив, с его точки зрения, полностью успешный средний курс"22. Несколько смягчившись, он отказался от идеи явного витализма, платоновской теории о трех составляющих души и ее переселении и принял некоторые материалистические воззрения атомистов, "такие как атомизм Демокрита, основанный исключительно на материальных частицах"23. Тем не менее его "не удовлетворял и чисто атомистически-редукционистский подход к проблемам биологии"24.


АРИСТОТЕЛЬ

Аристотель родился в 384 году до н. э. в Стагире в Македонии; "он происходил из богатой семьи"25. Его отец, выходец из длинной врачебной династии, был врачом царя Македонии; "сын врача, он рано познакомился с биологической наукой и медицинской практикой"26. Переехав в возрасте 17 лет в Афины, Аристотель учился в Академии Платона в течение двадцати лет, до самой смерти Платона27. Однако руководство Академией, вопреки ожиданиям, перешло не к Аристотелю, а к одному из племянников Платона. С этого момента, возможно, вследствие разочарования, Аристотель покинул Афины и прожил два года на острове Лесбос в восточной части Эгейского моря: "Он уехал из Афин в Атарней; ему было тридцать семь, философу и ученому с собственными убеждениями"28. В это же время он женился и у него родилась дочь29.

Находясь на Лесбосе со "своим другом и учеником Теофрастом"30, он изучал дикую природу в большой лагуне и ее окрестностях, проводя многочисленные исследования насекомых, ракообразных, рыб и моллюсков31. Он был первым, кто вскрыл куриное яйцо и изучил жизненный процесс эмбриона: "Несомненно, что он занялся наблюдениями за развитием зародыша в живом состоянии"32. Бóльшая часть его биологических трудов описана в пяти книгах о животных и еще одной о растениях. "Эти работы являются научными в том смысле, что они основаны на эмпирических исследованиях и пытаются систематизировать и объяснить наблюдаемые явления. Все они также являются и философскими, представляя собой глубоко осмысленные, рассудительные и систематически структурированные попытки постичь природу вещей"33. По возвращению в Афины Аристотель основал собственную школу, названную Лицеем, где активно работал "в течение тринадцати лет"34. Затем он удалился в город Халкида, где и умер в возрасте 62 лет; "причиной его смерти было заболевание желудка (язва или рак)"35. "Аристотель умер от болезни желудка, мучившей его в течение нескольких лет"36. "Отправившись на родину своей матери, Халкиду на острове Эвбея, Аристотель умер от болезни желудка в 322 году до н. э."37 Мемориальная доска на Лесбосе сообщает, что его смерть наступила 7 марта 322 года до н. э.38

Аристотель, несомненно, является наиболее авторитетным философом всех времен: "Аристотель был самым влиятельным ритором в истории"39, хотя уцелела лишь примерно пятая часть его оригинальных трудов: "Сохранившиеся работы Аристотеля насчитывают около миллиона слов, хотя они, вероятно, составляют всего около одной пятой от общего объема его произведений"40. Из сохранившегося явственно следует, что он высказывал интересные идеи по очень широкому кругу тем, включая политику, законодательство, поэзию, язык, искусство, этику и знание (эпистемологию), включая также метафизику. Им написаны трактаты по "зоологии, биологии, ботанике; по химии, астрономии, механике, математике; философии науки и природе движения, пространства и времени; метафизике и теории познания"41. Он также задумывался над установлением основ логики, над "природой и объяснением причинно-следственных связей"42. На протяжении многих веков и во всех областях его идеи признавались в качестве абсолютной основы знаний, а многие из них кристаллизовались в догмы.

Философии Аристотеля также было суждено проникнуть в иудаизм, ислам и христианство; в каждой из этих религий он почитался как величайший философ. "Аристотель был единственным университетом не только для своих соотечественников-афинян, но и для арабов, евреев и европейцев Средневековья"43. Примерами трех таких традиций являются Маймонид, Фома Аквинский и Авиценна.

"Христиане, мусульмане и евреи утверждали и продолжают утверждать, что люди наделены особым видом души, вечной душой"44.

В своих трудах Аристотель последовательно придерживается скрупулезного, систематического, детального и аналитического подхода, во многом подобного подходу современного ученого: "Будучи первым систематическим исследованием животных, зоологические трактаты представляют собой огромное достижение"45. Он стремился получить не только знания, но и объяснения, чтобы раскрыть глубинные причины, лежащие в основе наблюдаемых явлений: "Выдающаяся черта Аристотеля заключалась в поиске причин. Он не довольствовался вопросами 'как', но был удивительно прогрессивен, задавая также и вопросы 'почему'"46, а также стремясь классифицировать все формы знания по различным разделам и подразделам. Он был систематизатором. "Аристотель традиционно считается отцом классификации как науки"47. В этом отношении он представляется первым настоящим ученым и первым биологом и таксономистом. "Общепризнано, что интеллектуальные достижения Аристотеля колоссальны. Он был первым настоящим ученым в истории"48. "Аристотель сделал новый и действенный акцент на ценность наблюдения и классификации"49.

Интересно поразмыслить над тем, почему он потратил два года на проведение биологических исследований. Раскрывают ли они более глубокий аспект его философских трудов или являются их ответвлением? Кажется странным, что после двадцати лет обсуждения идей в Академии Платона он затем целых два года посвятил эмпирическим исследованиям. Вдохновленный исследованием животных, пытался ли он на деле пойти глубже? Судя по более поздним комментариям о природе жизни и души, возможно, он задавался вопросом: что есть живое существо и что отличает его от неживой материи? Препарирование чудесным образом раскрывает внутреннюю работу организма, но, вероятно, вызывает больше вопросов, чем дает ответов: любая "теория о том, что происходит внутри живого организма, должна быть проверена на соответствие наблюдениям, полученным в результате вскрытия"50. Какую функцию выполняют различные органы? Почему они имеют присущую им форму? Какая сила удерживает их вместе? Как и по какой причине части тела расположены таким образом? Почему все это перестает работать, когда организм умирает? Что такое жизнь и смерть?


ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ НАУКА

Работы Галилея, Ньютона и Декарта достаточно быстро породили материалистический и редукционистский взгляд на мир; "ньютоновская редукционистская концепция материи"51 сохраняется и по сей день благодаря своему наследию — науке и технике. Реакция со стороны философии, отвергающая эту научную концепцию, была выраженной и продолжительной, и наиболее явно прослеживалась в Германии.

Неприятие "математико-механистического способа объяснения"52 Галилея, Бэкона, Ньютона и Декарта сначала Мальбраншем, Спинозой и Лейбницем, а впоследствии Вольфом, Кантом, Фихте, Беркли, Шеллингом, Гегелем, Гуссерлем и Хайдеггером пронизывает немецкую и континентальную философию вплоть до наших дней53. "Немецкие натурфилософы, такие как Иоганн Вольфганг фон Гете (1747—1832) и Фридрих Шеллинг (1775—1854), резко отреагировали на механистически-материалистическую точку зрения, воспринятую философией Просвещения. По их мнению, думать о мире как о машине было не столько неправильным, сколько неуместным. Такой подход не учитывал глубоко органический аспект природы, ее внутреннюю жизненную силу, проявляемую в людях как разум и дух"54. Такая реакция была в основном неприятием того, что рассматривалось как формы материализма и дуализма, отделяя Бога от человека, человека от природы, разум от тела, дух от материи и т. д., и отрицало любую духовную составляющую человека, природы или мира. "Сторонники динамизма не проявляли особого терпения к ньютоновскому мироустройству"55, поскольку "данная 'сущность природы' не может быть механистически расчленена на части"56.

Работы Ньютона и Декарта были направлены на объяснение мира посредством чисто механических, материальных терминов. "Механистическая картина Декарта была адекватным обобщением механики"57, "редукционистское и абстрактное мышление Ньютона"58 — так высказывались те толкователи Декарта и Ньютона, которые применяли эти научные принципы во времена Ганемана; "картезианский механизм, лежащий в основе теории человека-машины"59. Таким образом, реакция вышеупомянутых философов была в значительной степени попыткой показать, что человеческая жизнь требует признания реальности и обоснованности духовных и метафизических идей, а не только материальных аспектов, и тем самым иллюстрировала "продолжающийся конфликт между витализмом и механицизмом"60.

Столетие Ганемана (ок. 1750—1850) было столетием впечатляющих изменений в человеческом мышлении, в философии, химии и биологии. Он жил в один из самых динамичных и плодотворных веков. Это было также столетием зарождения индустриальной эры, в которой мы все еще живем. С одной стороны — яркие изменения в нашем понимании, с другой — крайне негативная активность, создающая проблемы, порождаемые индустриализацией и урбанизацией, с которыми мы все еще имеем дело и сегодня, два столетия спустя. "Под их 'научным' изучающим взглядом мир превратился в изолированный объект, воспринимаемый человеком, но без какого-либо объяснения цели человека и его познания, без определения места познающего среди движущихся атомов"61.

После открытий Галилея и Ньютона стало легко утверждать, что Вселенная состоит исключительно из материи в движении, из вещества и энергии. "Философия Ньютона была популяризирована Вольтером и другими мыслителями эпохи Просвещения. Ньютон избежал некоторых философских проблем, апеллируя к Богу; Юм, Локк и Кант отбросили божество, оставив ситуацию с логическими несоответствиями"62. На первом этапе неприятия Бэкона, Галилея, Локка, Декарта такие мыслители как Мальбранш, Спиноза и Лейбниц подчеркивали откровенно религиозный аспект существования в противовес "скептическому эмпиризму Бэкона, Юма и Локка"63. Они выступали против материалистической идеи о том, что "материя в движении" — это все, что существует во Вселенной. Подобным образом позже отреагировал и Беркли: "Есть одна только субстанция, и она духовна"64. Однако первая группа мыслителей рассматривала материю и энергию лишь как аспекты божественного, аспекты Бога, имеющие как следствие не физическую, а духовную сущность, или, согласно Спинозе, происходящие из одной субстанции — Бога-Природы65. Поэтому, по их мнению, то, что мы считаем материей и энергией, — просто видимость, или проявления, возникающие из невидимой, но лежащей в основе духовной, или божественной, реальности мироздания.

Другими словами, они придерживались точки зрения, согласно которой материя и энергия — видимая и осязаемая сфера — не могут быть первичными, порождающими самих себя, а должны носить производный характер, являясь продуктом или следствием невидимой духовной причины, божественного начала.

Этот взгляд наиболее очевиден в работах Беркли, Мальбранша и Спинозы, отождествляющих мир и Бога, или природу и Всевышнего как неразделимые аспекты единого существа или субстанции66. Неприятие позиций Декарта и Ньютона присуще также Вольфу, Канту, Фихте и Шеллингу67. Шеллинг также разделяет взгляд Спинозы на человека и природу как единое целое и отвергает идею отделения человека от мира природы, "механистическое разложение систем на части и операции"68. Кант развил этот аргумент еще больше, заявив, что идеи и метафизика образуют фундамент реальности, и что видимая и осязаемая сфера материи и энергии — всего лишь видимость: "пространственно-временные объекты — это представления"69.

Таким образом, можно видеть, что все эти примеры представляют собой непризнание материалистических, не основанных на духовном начале идей, вытекающих из работ Бэкона, Галилея, Ньютона, Декарта и их научных преемников. Было бы правильным охарактеризовать "механистическую главенствующую науку как 'аналитическую', 'разделяющую', 'препарирующую', чтобы описать метод изучения ее объекта (анализ, декомпозиция, разбивка на простые субъединицы, или 'компоненты', для облегчения исследования)"70. Немецкие идеалисты отвергали материализм, отделяющий человека от Бога и природы и создающий различные формы дуализма, например, человека и Бога, разум и тело, субъект и объект. Они поддерживали идею единства, интегрированной целостности человека, мира, природы и Бога, отрицающую любые взгляды, которые могли бы разделить их на отдельные элементы71. Гегель и Гуссерль также двигались в одном и том же направлении к органическому холизму и интегрированной целостности, предпочитая их разделению на элементы или анализу, которые включает научная работа72. Оба были в целом антиредукционистами в своем подходе. Однако эти более поздние реакции отрицания материализма и редукционизма становятся все более светскими, поскольку им не хватает явной религиозной основы.


ГАНЕМАН

Ганеман категорично подчеркивал центральную роль опыта в формулировании и неоднократных пересмотрах гомеопатических идей, в которых придерживался по существу эмпирического подхода. "Подобно Парацельсу, он осуждал схоластику, метафизическую медицину и письменную традицию, сосредоточив внимание на опыте и наблюдении"73. Он также осуждал и редукционизм как "потакание мании объяснения"74. Только опыт научил Ганемана отвергать авторитет идей, теорий, устоев, учебников, профессоров и великих деятелей прошлого. Он отвергал их все как бесполезные в сравнении с силой опыта. "Ганеман руководствовался опытом, которому одному он доверял"75.

Поэтому представляется справедливым говорить о том, что единственным авторитетом, который Ганеман ценил и признавал, в конечном счете был авторитет его собственного непосредственного опыта. В этом он близок взглядам Аристотеля и Леонардо да Винчи76. И именно поэтому он многократно заявлял, что гомеопатия была создана и сформулирована на основе опыта и по сути является "опытной медициной". "В 1806 году он опубликовал почти созревший плод своих экспериментов в 'Журнале Гуфеланда' под названием 'Опытная медицина'. Эта замечательная статья, очень интересная и в наши дни, представляет собой дальнейшее развитие фундаментального принципа, изложенного в 'Опыте нового принципа' (1796)"77.

Таким образом, при жизни Ганемана активно развивались два направления мысли: одно представляло собой выраженно научное и аналитическое, эмпирическое, дуалистическое и в целом материалистическое мировоззрение, другое — идеалистическое, или метафизическое, которое придерживалось более целостного, многогранного, всеобъемлющего и нередукционистского взгляда и рассматривало действие в мире невидимой сферы, находящейся за сферой созерцаемых и осязаемых явлений, материи и энергии. Последнее направление в большей степени тяготеет к органическому холизму, духовному и метафизическому. Оба эти направления являются в целом кантианскими по своей природе: ноуменальным и феноменальным. Впоследствии отрицание материалистического механизма мыслителями — например, Кантом, Фихте, Шеллингом — носило, скорее, духовный, чем религиозный характер. "С семнадцатого до двадцатого века тенденции в науке и философии привели к перетягиванию каната между витализмом и механицизмом"78. Оно включало выработку убедительных аргументов против материализма и механицизма, а не просто утверждение, что Бог лежит в основе всего. Можно видеть, что Ганеман и гомеопатия разделили оба главенствующих направления и подхода, хотя остается спорным, какую роль, если таковая вообще имела место, могла сыграть спекулятивная метафизика в своем раннем развитии: Ганеман хотел, чтобы медицина "основывалась не на спекулятивных догадках о сущности болезни, а исключительно на эксперименте и наблюдении"79.


СУБСТАНЦИЯ И СУЩНОСТЬ

Тремя основными темами в философии на протяжении веков были "я", мир и Бог. Однако еще один ключевой момент, который не следует упускать из виду, затрагивает субстанцию, сущность и резонанс. Они важны как для гомеопатии, так и для древней алхимии и эзотерики. Понятие субстанции имеет долгую и сложную историю, восходящую к Аристотелю и далее к древним египтянам. Природа вещества на протяжении веков являлась источником важных предположений и идей, таких как попытки объяснить магический способ трансформации материи, демонстрации ее скрытых глубин подобно рудам и металлам, которые, как утверждается, раскрывают невидимые сущности, каким-то образом вложенные в другие, совершенно отличные вещества.

Горное дело и геология, в частности, породили бесчисленные примеры тайных чудес, скрытых в земной коре. В определенной степени гомеопатия, несомненно, связана с этой традицией и опирается на нее. Не кажется ли вам, что "терапевтический отпечаток" прувинга выявляет и демонстрирует скрытую и уникальную сущность вещества? Если мы признаем эту точку зрения обоснованной, станет ясно, что можно проследить путь гомеопатии далеко за пределами алхимии — вероятно, ее наиболее близкой родственницы — в эзотерических традициях, а затем в далеком тумане древности, поскольку тогда будет видно, что она перекликается с мифами и легендами, окружающими метафизику металлов, драгоценных камней и минералов. "Древние придавали большое значение магическим свойствам драгоценных камней"80.

С наступлением эры химии и атомов, например, появлением Периодической таблицы, концепция материи или вещества, похоже, приобрела устойчивость, и мы перестали ценить огромную мощь, очарование и зачастую драматическую природу многих веществ. Если мы вспомним о том, какое впечатление различные вещества производили на наших предков, то, возможно, лучше поймем, какой глубокий отклик в нас находит их магическая сила. "Любой… драгоценный камень имеет тонкую душу"81. Ртуть, золото и сера, которые можно найти в их природном состоянии, наряду с бесчисленными драгоценными камнями и разноцветными минералами, всегда оказывали огромное и длительное влияние на людей прошлого. "Древние бритты несомненно придавали большое значение личным украшениям из золота и драгоценных камней"82.

Мы не зря почитаем золото, янтарь, рубины, алмазы и лазурит; их притягательность все так же сильна. "Драгоценный камень — это особый, относительно редкий и благородный минерал… Эти вибрирующие энергии можно использовать для самопознания, исцеления и более глубокой связи с миром Духа"83. Древние люди тратили огромное количество времени и энергии на поиск и обнаружение драгоценных камней, привлекательных минералов и металлических руд. Они делали это, вероятно, потому что так высоко их ценили. "Насколько прекрасными и плодотворными становятся наши отношения с минеральным царством, когда мы обнаруживаем, что в драгоценных камнях заключены силы притяжения и отторжения, совершенно не зависящие от их химических элементов. Эти силы открывают нам жизнь в том, что иначе было бы мертво, — жизнь более долговечную, чем животная или растительная"84.

Вещества часто не являются тем, чем кажутся, и в любой момент могут превратиться во что-то радикально новое и удивительное, они нередко бывают довольно изменчивыми и непредсказуемыми. Это один из уроков алхимии и "кухонных" экспериментов ранних химиков. Процессы обжига (прокаливания), фильтрации и дистилляции часто придают веществу другую форму: хорошими примерами являются добыча металлов, выпаривание морской воды, вино, уксус и производство духов85. Кроме того, многие природные процессы, сезонные изменения, рост и цветение растений, появление насекомых, прорастание семян, вылупление из яиц и т. д. также показывают, что так называемое и имеющее стабильный вид "вещество" иногда может волшебным образом трансформироваться в совершенно иную форму. Такие изменения, вероятно, озадачивали и зачаровывали древних людей и заводили в тупик их попытки осмыслить окружающий мир или классифицировать вещи надежным и предсказуемым образом.

Идея сущности (то, что Платон называет формой) — это в основе своей предположение о том, что должно существовать некое внутреннее нематериальное нечто, отличительный признак или "отпечаток", который скрыт внутри материальной субстанции и поддерживает ее "непрерывность". Таким образом, сущность — это то, что невидимо переносится и присутствует в субстанции независимо от того, каким изменениям она может подвергнуться. Так, важнейшая "лягушачья" особенность присутствует в икре, головастике и взрослой особи86. Неотъемлемая "летучесть" мухи должна наличествовать в яйце, личинке и самой мухе. Аристотель выступает именно за такой тип непрерывности сущности, и его можно также увидеть в гомеопатии, например, в Материи медике, где все соли одного и того же металла, вероятно, обладают сходными свойствами и как бы несут на себе отличительный признак этого металла87.

Такое понимание субстанции и сущности берет свое начало от Аристотеля, оно было усвоено им у Платона и впоследствии сохранялось в течение двух тысячелетий88. Таким образом, эта идея была общепринятой преобладающей метафизической основой знаний о субстанции до Ганемана и в период его жизни. В этом отношении мы могли бы почти наверняка утверждать, что она составляет основу его гомеопатических идей о природе вещества89.

Связи с гомеопатией в основном имеют отношение к представлению о природе потенцированного лекарственного средства. Поскольку в процессе потенцирования материальные атомы удаляются, все, что остается, это невидимый отпечаток, или сущность, вещества90. Это также неявно присутствует у таких классов лекарственных средств как соли кальция, калия или магния, где, как считается, целому классу лекарств присущи определенные особенности их прувингов и терапевтических свойств, поскольку все они содержат один и тот же элемент. Кент особенно подчеркивает эту идею в своих трудах, например, в комментариях о различных солях алюминия и некоторых силикатах, однако ее также можно найти у Ганемана. Примерами могут служить Magnesia carbonica, Calcarea silicata, Kali silicatum, Alumina silicata91. Наша Материя медика полна примеров, где мы обнаруживаем много солей одного и того же металла. Например, мы видим несколько солей алюминия, кальция, магния, калия, натрия и аммония, каждая из которых может рассматриваться как тонкая вариация одного и того же металла-основы. Картины их симптомов обычно демонстрируют некоторые важные сходства.

Согласно Аристотелю, растительная душа — это нематериальный призрак, или программа, формирующая информационную основу для сборки материальной формы тела, минерала и т. д. Это успешно согласуется с концепцией Ганемана о жизненной силе как создателе, хранителе и защитнике организма и его гомеостаза. Даже ганемановскую жизненную силу (Lebenskraft) можно подвергнуть дальнейшей разбивке на различные аспекты, связанные с ее различными функциями. Все эти понятия могут быть использованы для определения некоторых ключевых аспектов того, что Ганеман называет Lebenskraft, или жизненной силой, или динамис. Аристотель излагал очень сходные идеи более 2300 лет назад!


ПЛАТОН И АРИСТОТЕЛЬ О ДУШЕ

Платон использует движущую силу организма, чтобы проиллюстрировать свое знаменитое учение о том, что душа является самодвижущейся: жизнь есть самодвижение, и душа оживляет тело, приводя его в движение; движение — отличительная черта всех живых организмов: "Все живые существа движутся сами по себе, движение есть перемещение относительно места"92. Аристотель принял теорию Платона и представил движение в мире как результат работы невидимых и нематериальных божеств93. С этой точки зрения, таким образом, любое движение имеет своим началом божественное вмешательство (концепция первичного двигателя). "Учение о неподвижном двигателе, например, было результатом последовательных попыток дать удовлетворительное объяснение движению небесных тел"94. По аналогии, живые существа также должны быть наделены невидимой и нематериальной душой, обладающей силой, подобной силе богов, и позволяющей им двигаться самостоятельно, по собственной воле, чего не могут делать неодушевленные предметы: "Некоторые вещи в мире всегда недвижимы"95. Этот аспект философии Аристотеля связан со многими другими сторонами его трудов, такими как душа, дыхание, животные и человек.


ТРЕХЧАСТНАЯ ДУША

Платон разделял душу на три части: логистикон (разум), тумоидес (дух) и эпитуметикон (влечение). Логос, или логистикон, расположенный в голове, связан с разумом и регулирует другие части; тимус, или тумоидес, локализованный в области груди, связан с духом; эрос, или эпитуметикон, находящийся в желудке, связан с желаниями и влечениями. Платон утверждал, что растения имеют растительную душу, животные — животную и вожделеющую, но лишь человек наделен, в дополнение к ним, разумной душой. Аристотель соглашался с этим, но полагал, что все они в какой-то мере обладают всеми тремя качествами и могут в той или иной степени проявлять чувства и рациональность. "Провозглашая трехчастную душу, или аниму, во всех живых существах, Аристотель зарождает общую идею витализма в западном сознании. В медицинских традициях Гиппократа и Галена также можно обнаружить явные элементы виталистической перспективы"96.

Аристотель модифицировал теорию Платона, склоняясь к рассмотрению тела и души в качестве общих аспектов одного существа, их единой совокупности, но с множеством способностей. Он намеревался отказаться от дуалистического представления Платона о душе и теле и представить их в единстве. Однако он часто упоминал о "растительной душе", которая участвует в поддержании, росте и размножении тела. Он по-прежнему писал о растительной душе, связанной с питанием и ростом, разумной душе, связанной с мышлением, и чувственной, связанной с ощущением и движением. Это не так уж и далеко от первоначальных идей Платона. "Аристотель приписывал эмбриону на самой ранней стадии растительное существование, оживляемое или информируемое 'питательной' душой; более позднему, напоминающему маленькое животное, — 'чувственную' душу, сформировавшемуся плоду, в котором можно распознать человека, — 'разумную', или 'интеллектуальную', душу, заключающую в себе, но не заменяющую, две другие"97.

Не имеет существенного значения, одна ли душа или три; в обеих этих философиях она обладает целым рядом свойств и функций. Одна ее часть бессознательна, непроизвольна и мотивирована выживанием, самосохранением, исцелением, связана с ростом, эмоциями и ощущениями наряду с силами движения, питания и размножения. Не так уж важно, есть ли у растений все три души или только одна или две; так или иначе, широкий перечень функций, по-видимому, применим ко всем живым существам. Все они движутся, растут, питаются, чувствуют, дышат и размножаются — таковы определяющие черты живого организма.


ЗАКАТ АРИСТОТЕЛЯ

Только с развитием экспериментальной науки в семнадцатом и восемнадцатом веках некоторые из идей Аристотеля были опровергнуты, и его влияние как философа стало ослабевать. Представления Аристотеля о самопроизвольном зарождении животных являлись господствующими, пока не были опровергнуты некоторыми экспериментами в 1660-х и начале 1700-х годов, такими как эксперимент Франческо Реди (1668), направленный на дискредитацию теории самопроизвольного зарождения, и Ладзаро Спалланцани (1768), продемонстрировавший, что кипячение убивает ферменты, и что для оплодотворения необходимы яйцеклетки и сперматозоиды98. "С 1550 года репутация Аристотеля начала ослабевать, а к 1700 году он как зоолог был практически забыт"99.

Гете и его единомышленники продолжали придерживаться тех представлений о развитии эмбриона, которые сегодня считаются ошибочными, и многие современники Ганемана, такие как Блуменбах и Гумбольдт, будучи виталистами, следовали гетевской науке100. Гете не был настолько близок к романтизму101, но как и они крайне пренебрежительно относился к идеям Ньютона о свете, цвете и механике102. Во взглядах на живое он в целом был виталистом, как и многие немецкие интеллектуалы того периода103. Можно еще кое-что добавить о виталистической науке времен Ганемана: она являлась в значительной степени уникальной для Германии. Синтез мочевины Вёлером в 1828 году104 некоторые историки науки назвали "смертью витализма"105. Берцелиус считал, что "романтики, позднейшие спекулятивные философы… высмеивают атомную теорию… они сами являются динамистами; они построили динамическую систему… основанную на идее, что природа живет духовными силами, что материя есть продукт стремления двух противодействующих сил в противоположных направлениях"106.


ГАНЕМАН И АРИСТОТЕЛЬ

Ганеман и Аристотель, несмотря на множество совпадений, кажутся разными в некоторых отношениях. Например, анатомические и биологические исследования Аристотеля, вероятно, преследовали в основном цель доказательства определенных философских концепций, и поэтому их можно рассматривать просто как продолжение его философских трудов, а не проявление устойчивой приверженности эмпирической работе как таковой. "Препарирование вновь опровергает тех, кто считал, что пол эмбриона определяется стороной матки, на которой он находится, и точку зрения, согласно которой совокупление некоторых птиц осуществляется через рот"107. После двадцати лет в Академии Платона возможность провести целых два года на природе за ловлей и анатомированием рыб, птиц, кальмаров, насекомых и черепах, вероятно, была очень приятной и вдохновляющей"108. Однако двадцатилетнее погружение в платоновскую метафизику, похоже, внушило ему стремление ответить на некоторые загадки живого мира. "Вообще говоря, апелляция Аристотеля к результатам вскрытий подтверждает [i] его положительное отношение к обобщениям в отношении внутреннего строения крупных классов организмов, иногда сравнительного характера, и [ii] ошибочность утверждений о некоторых особенностях внутренней анатомии, сделанных предшественниками Аристотеля… ясно, что он был искусным препаратором"109.

Его обширные биологические труды показывают, кроме прочего, что он хотел знать, что такое живые существа, как они устроены, из каких частей состоят, как они движутся и размножаются и какая врожденная сила или энергия отличает их от инертной, неживой материи: "Это означает, что, подобно животному, у небес есть душа, отличная от тела. Это означает лишь то, что, подобно животному, оно приводится в движение движущим принципом, находящимся внутри него самого, но этот внутренний движущий принцип — природа самого тела, которому жизнь и движение присущи от рождения"110. Его биологические эссе охватывают все эти темы. Возможно, он уже некоторое время вынашивал эти вопросы, и решил, что единственный способ выяснить это — взяться за дело и испачкать руки. Рождение в семье врачей царя Македонии, вероятно, означало также, что в детстве он получил некоторые базовые знания по анатомии и физиологии. Не исключено, что в раннем возрасте он проявлял интерес к растениям и животным: "Его интерес к биологии в течение всей жизни, вероятно, был предопределен влиянием практики врачебной гильдии, к которой принадлежал его отец"111. Его последующую работу в области биологии на острове Лесбос можно рассматривать как возврат к гораздо более раннему увлечению, а не как совершенно новое начинание.

В отличие от Аристотеля, у Ганемана, как мы могли бы заключить, все было в основном наоборот: он был твердо привержен практическим задачам медицины, включающим практическую, эмпирическую деятельность, а второстепенные философские или метафизические наклонности оставались далеко позади лишь как возможное ответвление его прочной эмпирической базы. Но сходство между ними заключается в том, что в их трудах сочетаются эмпирические и метафизические подходы, которые они оба, безусловно, разделяли. Оба они также использовали "тонкое и детальное наблюдение"112 и практический, эмпирический подход. Тот и другой интерпретировали, выдвигали гипотезы и теоретизировали по поводу наблюдаемых явлений, но Аристотелю это, вероятно, было присуще значительно больше, чем Ганеману, неоднократно осуждавшему в своих работах чрезмерную тягу к рассуждениям и спекулятивную метафизику: "Он ненавидел спекулятивные теории Галена, педантичную схоластику медицинских школ, которые следовали букве, а не духу доктрины"113. Ганеман также использовал эксперимент, например, прувинги, однако Аристотель, по-видимому, никогда не проводил экспериментов. "Аристотель не проводил экспериментов, которые подтверждали бы его утверждения"114. "Аристотель никогда не ставил экспериментов"115. "Аристотель никогда не пытался создать подходящие экспериментальные условия или провести контролируемые наблюдения"116.

По причинам, изложенным выше, мы могли бы также сказать, что предположительная мотивация каждого из них, должно быть, повлияла на выводы, к которым они пришли. Если мотивация Аристотеля, например, была в первую очередь философской, то не имеет большого значения, что в своих биологических исследованиях он неверно понял некоторые анатомические и физиологические факты, на самом деле — согласно более поздним исследованиям — очень немногие. Но то, как они могут повлиять на выводы, к которым он приходит относительно души или деятельности животного на метафизическом уровне, требует дальнейшего изучения. Подобным образом для Ганемана его метафизические рассуждения определенно имеют второстепенное значение по сравнению с его медицинской практикой, поскольку очевидно, что медицина — прежде всего практическая деятельность, и вопросы о том, как или почему работает гомеопатия, или что такое, например, жизненная сила, должны иметь второстепенное значение по сравнению с терапевтическими реалиями гомеопатии в ее практическом приложении к излечению пациентов от болезней.


ОБСУЖДЕНИЕ

Учитывая интерес Ганемана к химии и его вклад в нее, мы можем предположить, что существует связь между химией и гомеопатией. "Точность и обоснованность его трудов по химии, принесших ему широкую известность, были признаны такими химиками как Берцелиус, Троммсдорф и другие"117. Химия, в развитие которой Ганеман внес свой вклад по меньшей мере частично, только зарождалась при его жизни. Для Ганемана "химия представляла глубокий интерес"118, он занимался исключительно "химией и писательством"119. Он умер (1843) до того, как была создана Периодическая таблица (1869), но, должно быть, знал об атомных массах согласно Таблице элементов Джона Дальтона (1801)120. Однако представляется, что развитие химии могло и не играть важной роли, поскольку знание химической структуры и состава не причинило бы вреда многовековым и давно устоявшимся преобладающим представлениям о природе вещества и сущности, согласно которым каждое вещество совершенно уникально и заключает в себе уникальную сущность, образующую немолекулярную, или нематериальную, основу самого вещества. Это аристотелевская идея, которая была слегка изменена сначала Фомой Аквинским, а затем Декартом, Спинозой и Лейбницем121.

"Аквинский пользуется возможностью ввести новый уровень 'структуры' созданных вещей, выходящий за рамки установленного Аристотелем понятия материи и формы. Его проводником здесь является Авиценна, чье понятие 'вещи в себе' дало ему ключевую предпосылку в аргументе к новому уровню композиции: каждую сущность или основное качество можно понять, ничего не зная об их существовании"122.

Гомеопатия никогда не принимала материальную или молекулярную теорию действия потенцированных лекарственных средств на организм123, и, таким образом, развитие химии не повлияло бы на преобладающие в гомеопатии взгляды на вещество, сущность, прувинги лекарств или их действительные лечебные эффекты в гомеопатии. Следовательно, мы можем сказать, что химия, известная нам, и гомеопатия развивались отдельными и параллельными курсами, которые никогда по-настоящему не сходились в одной точке. И это, по-видимому, делает все знания в области химии нерелевантными для гомеопатии. На этом основании можно утверждать, что гомеопатия не нуждается в химии для поиска причин, и на протяжении всей своей истории она совершенно спокойно игнорировала ее.

Как следствие, любые выводы химической теории о природе вещества, появившиеся при жизни Ганемана, вероятно, не имели отношения к развитию гомеопатии на том основании, что та и другая игнорировали друг друга и придерживались совершенно разных концепций материи и вещества. Это также объясняет до сих пор преобладающее положение с отношением гомеопатии к науке, хотя некоторые гомеопаты и пытались строить теории на основе химических понятий о том, каким может быть потенцированное лекарственное средство и как оно может повлиять на функционирование организма124. Однако несоответствие двух этих парадигм, по-видимому, останется навсегда непреодолимым.

Неоднородные минералы, называемые вариантами одной и той же химической формулы, предполагают несоответствие минерала как такового его сокращению до химического наименования — например, агат, аметист, кварц и цитрин относятся к SiO2, несмотря на радикальное отличие по цвету и кристаллической форме. Следовательно, привычка систематизировать вещи вводит в заблуждение и мешает нам видеть их такими, какие они есть на самом деле. Она приводит нас к упрощенным суждениям о вещах, объектах и субстанциях. В гомеопатии хорошо известно, что очень "похожие" растения или лекарства при их испытаниях вызывают совершенно разные картины симптомов. Близкородственные препараты растений из семейств лютиковых и пасленовых не имеют сходных лекарственных картин: "Возможно, однако, что ботаническое родство может позволить нам сделать вывод о сходстве действия? Это далеко не так, поскольку существует множество примеров противоположного или по крайней мере очень разного действия в одном и том же семействе растений, и это присуще большинству из них"125. Поэтому мы можем сказать, что формы, которые похожи, но различны, вероятно, обладают разными сущностями. Это заставляет отбросить идею универсальной сущности среди классов сходных вещей.

Одна важная связь между гомеопатией и Аристотелем, по-видимому, заключается в общей концепции сущностей. То "скрытое нечто", которое остается после потенцирования лекарства, — после того, как атомы и молекулы были удалены путем последовательного разведения — по-видимому, соответствует тому, что Аристотель называл сущностью вещества. И, возможно, именно эта нематериальная и невещественная "сущность" вызывает симптомы в прувинге и активирует жизненно важные способности организма к самовосстановлению, когда пациенту дают потенцированный препарат. Таким образом, каждое вещество, каждое лекарство обладает своей собственной уникальной сущностью, отличающейся от любой другой, и это объясняет, почему одно лекарственное средство не может заменить другое, ибо каждое из них создает свою собственную картину препарата. Может ли эта сущность быть истолкована как близкая растительной душе растений или минералов у Платона и Аристотеля?

Созидательная сила, присутствующая в лекарстве, вызывает симптомы в прувинге и излечение у пациента. Этот "призрак вещества" очищается и концентрируется путем потенцирования, поскольку молекулы удаляются в процессе последовательного разведения. Примерно к 1818–9 годам126, когда Ганеман практиковал гомеопатию уже около 25 лет, в соответствии с массивом доказательств из своей эмпирической практики он мог видеть, что существует убедительная аналогия между лекарством и пациентом. У пациента имеется сущность (Substanzgeist), или жизненная энергия (Lebenskraft), или жизненный принцип (Lebensprincip) — жизненная сила, которая поддерживает организм и соответствует сущности (Substanzgeist) лекарства. Этот нематериальный и невещественный дух как бы определяет и скрепляет материальную субстанцию и является, используя терминологию Аристотеля, ее сущностью. Отсюда его вера в сущность (Substanzgeist), синхронную и соответствующую жизненной силе организма (Lebenskraft). Эти две концепции хорошо и аккуратно сочетаются и полностью сливаются друг с другом. "Эмпирические исследования Ганемана привели его к постулату, что экспоненциально разбавленное гомеопатическое средство обладает неизмеримой духовной, динамической энергией"127, и, следовательно, лекарства "нуждаются в наивысшем разбавлении и одухотворении"128. Важным аспектом гомеопатической консультации в значительной степени является сопоставление двух сущностей: сущности специфики пациента и сущности отдельного лекарственного средства. Это сопоставление уникальных особенностей индивидуального пациента с уникальными характеристиками препарата. Этот процесс основан на выявлении специфических особенностей — содержания страдания больного, совокупности его многообразных симптомов, и на поиске препарата, обладающего наиболее близкой совокупностью симптомов прувинга. Как следствие, можно прийти к выводу, что сущности являются неотъемлемой частью гомеопатической практики. В этом отношении становится ясно, что знание аристотелевской теории субстанции и сущности помогает нам сформулировать более четкое понимание того, что такое гомеопатия и как она, по-видимому, работает.


ГАНЕМАН О ЖИЗНЕННОЙ СИЛЕ

Рассматривая жизненную силу в гомеопатии, мы видим ряд полезных параллелей. В целом она сравнима с платоновскими тимусом и эросом, взятыми в совокупности, а также с растительной душой Аристотеля.

Ганеман описывает жизненную силу как "неразумную, безрассудную и неосмотрительную"129, обладающую "жизнесохраняющей энергией"130, являющуюся "инстинктивным, иррациональным, бессознательным жизненным усилием, подчиняющимся органическим законам нашего тела, предназначенным Творцом для поддержания функций и ощущений организма в удивительно совершенном состоянии"131, "вживленную в наш организм"132, обладающую "автоматическими и неразумными жизненными энергиями"133 и также "активную"134.

Таким образом, Ганеман описывает жизненную силу как инстинктивную, автоматическую, иррациональную, неразумную, беспричинную и активную, но поддерживающую при этом телесные функции и ощущения. Следовательно, она достаточно близка к двум нерациональным частям души Платона и Аристотеля. Кент называет ее "жизненной силой или вице-регентом души, то есть составляющей или веществом души, формообразующей субстанцией, которая нематериальна"135. "Жизненная субстанция внутри тела — вице-регент души; душа в свою очередь также является простой субстанцией"136. "…Истинное скрепление материального мира осуществляется простой субстанцией… нематериальной субстанцией… которая наделена формирующим разумом"137.

Далее Ганеман говорит, что именно эта жизненная сила реагирует на потенцированный препарат и вызывает изменения в организме в направлении здоровья. Это также жизненная сила, которая подвергается действию лекарств во время прувингов, и, таким образом, вызывает неприятные ощущения, называемые нами симптомами прувинга.

Наконец, он утверждает, что причины болезней кроются в жизненной силе в виде расстройств138, которые мешают ей поддерживать организм здоровым, лишенным симптомов. Ганеман не заходил настолько далеко, чтобы утверждать, что жизненная сила — это нематериальная сущность, однако эта идея, вероятно, подразумевается, поскольку жизненная сила, подобно душе, подвергается непосредственному воздействию нематериальных (потенцированных) препаратов и отличает живое существо от неживой материи. Мы можем также приравнять рациональную душу к сознательному разуму, действующему через соматическую нервную систему, а жизненную силу — к растительной душе, работающей через автономную нервную систему.


ВИТАЛИЗМ

Так называемая "смерть витализма" требует более глубокого рассмотрения. "В 1828 году Фридрих Вёлер натолкнулся на абиологическую реакцию образования мочевины. Это положило начало длинной серии экспериментов, демонстрирующих производство сложных органических соединений без участия живых организмов"139. Из синтеза Вёлером мочевины в лаборатории следовало, что органические и неорганические вещества в конце концов не так уж сильно отличаются друг от друга. Но действительно ли это означало смерть витализма? На протяжении тысячелетий считалось, что живые существа фундаментальным образом отличаются от инертной материи, такой как камни и минералы. Иными словами, это совершенно разные типы веществ. Пока все хорошо. Данное убеждение включало также дополнительное убеждение в том, что органические вещества могут образовываться исключительно в живых существах. Это, понятно, необязательное вторичное убеждение. Как следствие, синтез такого органического соединения как мочевина из неорганических молекул считался невозможным из-за этого вторичного утверждения. "Он нагрел водный раствор хлорида аммония и цианата серебра, оба неорганические соединения, и к своему удивлению получил мочевину, 'органическое' соединение"140.

Итак, когда Вёлеру удалось синтезировать мочевину, научное сообщество было потрясено тем, что органические вещества не так уж сильно различаются. Однако, несомненно, рассматривая живые и неживые объекты, мы обнаруживаем, что хотя их химический состав существенно различен (органический и неорганический), что, безусловно, разграничивает их, еще важнее оценить, как ведут себя молекулы. В живом организме сахара, белки и т. д. не только химически отличаются от минералов, таких как кремнезем или известняк, но и участвуют в сложной, динамичной и организованной деятельности, которую мы называем метаболическими жизненными процессами. Такие процессы никогда не обнаруживаются в неживых веществах. Именно эта динамическая активность является более значимой и в большей мере отличает живое существо от инертной материи. Она также отличает живой организм от мертвого. Заметим, что это очень интересовало Аристотеля.

Следовательно, мы можем заключить, что живой организм все же может содержать жизненную силу, которая связывает, поддерживает и защищает организм и которая участвует в организации и регулировании всех биохимических жизненных процессов в организме. Также мы можем видеть, что простой синтез мочевины, глюкозы, аминокислот и т. д. в лаборатории сам по себе не отменяет концепцию витализма. Он лишь показывает, что живая, или органическая, материя может быть подвергнута химическому воздействию и манипуляциям так же, как и материя неживого минерального мира. Это не опровергает витализм.

ЧАСТЬ II Влияние Кента на британскую гомеопатию