Читай, чтобы мыслить и рассуждать.

Ф. Бэкон

Не случайно я взяла этот эпиграф, ибо чтение не только путь к самообразованию и самовоспитанию, но это еще и путь к совершенству, к формированию индивидуальной неповторимости каждого человека. Этот путь подобен пути, который прошел С. А. Мухин, прежде чем стать личностью со своей индивидуальностью.

Профессия врача — одна из самых древних и нужных на земле. Правда, заметим, что в нашей стране профессия врача стоит на пятом месте уже на протяжении нескольких десятилетий.

Попробуем вначале дать общую характеристику С. А. Мухина как человека, а потом остановимся на том, что ему было дано от природы, а чего он добился своими усилиями на протяжении всех этапов жизненного пути.

Сергей Алексеевич был человеком умным, рассудительным, ему свойственно было умение размышлять, взвешивать прежде, чем принимать какое-либо решение. Но если он принимал решение, то никогда от него не отказывался и выполнял его с редкой настойчивостью, каких бы трудностей это ему ни стоило. Свои идеи приводил в исполнение только после долгого и серьезного размышления, не задумываясь и не заботясь о трудностях и препятствиях, встречающихся на пути. Рассуждения его всегда были основательны (даже если не всегда справедливы), но прямы и ясны. Он был мастером спора, поэтому даже если он был не прав, другой стороне это трудно было доказать, ибо речь его была пылка, красноречива, нервна, энергична и увлекающа.

Он обладал огромной наблюдательностью, универсальной памятью, желанием все испробовать самому, поэтому профессия врача подходила к его способностям. Он обладал удивительной проницательностью, что помогало ему в медицинской практике. Больных поражало, с какой точностью он определял их характер, а отсюда и течение болезни, и иногда причину заболевания, результатом были правильные советы больным и назначение нужных лекарств и т. д.

Взгляд его был проницательным, спокойным и задумчивым. Задумавшись, опустив глаза вниз, он давал советы больному, который воспринимал их как приказ. И меня часто спрашивали больные: "А что, Сергей Алексеевич обладает гипнозом? Вот сказал мне курить надо бросить, и я бросил курить по какому-то внутреннему приказу". Такова была сила его слова и безусловный авторитет среди больных.

По своему чувству и рассудку он был религиозен. Знакомился со всеми религиозными конфессиями (в личной библиотеке у нас были и Талмуд, и Коран на русском языке), но он твердо придерживался православия. Его пациентами, а позднее и друзьями стали патриарх Алексий I, митрополит Николай Крутицкий, митрополит Пимен, который после смерти Алексия I был избран патриархом.

Он любил беседы на религиозные темы, его постоянным собеседником был доктор-гомеопат Сергей Иванович Арсеньев. Их беседы занимали многие часы свободного времени.

В бытовых условиях он был скромным, умеренным, не страдал стремлением к роскоши. Любил оказывать услуги ближнему и делал это с удовольствием: помогал молодым художникам, способным ученикам Центральной музыкальной школы при консерватории (А. Наседкину, А. Любимову, А. Головину и др.). К примеру, когда Алеша Наседкин, будучи учеником 10-го класса в музыкальной школе, был командирован в Бельгию для выступления на Международной выставке, то мы полностью одели его, включая рубашки, ботинки, костюм и пр. (Мальчик рос в бедной семье, и потому родители не имели такой возможности.) В настоящее время Алексей Наседкин — профессор Московской консерватории.

Сергей Алексеевич не был человеком с открытой душой, чтобы его распознать, надо было прикладывать усилия. Иногда наступал какой-то момент, и он с удовольствием раскрывал душу, особенно когда нам удавалось выезжать за город. Гуляя в лесу, он раскрепощался, и душа его раскрывалась: природа растворяет преграды и раскрывает человека, и его мысли и чувства выходят на волю. Духовная близость и любовь, существующие между нами, помогали нам гармонично дополнять друг друга и способствовали зарождению полного доверия и уважения друг к другу.

Он не любил светских развлечений, бесполезных удовольствий. Он любил общество, в котором он мог найти удовлетворение своему уму и сердцу. Его пытливый и проницательный ум старался вникать во все. Все неведомое возбуждало его пылкое любопытство, отсюда любовь к искусству, он не останавливался перед трудностями и неутомимо достигал результатов как в медицине, так и в искусстве — живописи, литературе, музыке.

Независимая натура Сергея Алексеевича не терпела насилия над собой, и поэтому часто он имел конфликты с начальством. Примером тому служат отказ брать другого научного руководителя при защите кандидатской диссертации, когда его руководителя профессора Д. Д. Плетнева объявили врагом народа, и уход с работы из Министерства здравоохранения СССР, где он был начальником отдела, когда министр здравоохранения С. В. Курашев предложил ему прекратить заниматься гомеопатией. С того времени С. А. посвятил себя гомеопатии полностью и занимался ею, совершенствуя методы лечения, применяя собственного изготовления лекарства ("Vita") до конца дней своих. В настоящее время прошел испытания и готовится к выпуску в продажу "Натуральный экстракт доктора Мухина" (спонсор выпуска ОАО "Диод").

Сергей Алексеевич отличался большим трудолюбием, старался делать все добросовестно, мысль его не переставала работать даже во время сна, поэтому я следила, чтобы на его ночном столике всегда лежали блокнот и карандаш. Бывало, что мысли свои он записывал даже ночью.

По характеру он был вспыльчив, склонен к гневу в силу темперамента, нескоро прощал обиды и с трудом их забывал, мог ссориться с людьми из-за педантичности и мелочности. Любил свою страну и был к ней привязан.

Одаренный аналитическим умом, он всегда стремился к знаниям, можно сказать, был одержим страстью к знаниям, учился всю жизнь, всегда был специалистом высокой квалификации, широта знаний была основой его авторитета как среди больных, так и среди коллег. Имел тягу к коллекционированию, старался все ценное сохранить для своей страны.

А теперь на примере его жизненного пути постараемся показать, каких усилий потребовалось ему, чтобы достичь того, каким он стал. Начнем с того, что в его детстве не было семьи, он не получил домашнего воспитания. Мать его умерла от скоротечной чахотки, когда ему не было и года.

Мы познакомились с Сергеем Алексеевичем в июне 1947 г. Он жил тогда на Таганке и там же вел частный прием, состоял в гражданском браке с Софьей Дмитриевной. Ближе познакомившись со мной, у Сергея Алексеевича появилось желание раскрыть душу, и он написал мне письмо-исповедь, из которого можно многое понять, почему у него не складывалась семейная жизнь, и что его глубокие внутренние обиды на женщин сложились в раннем детстве. И он как бы невольно запрограммировал неудачи себе в создании семейной жизни. Слово материально, а мысль сильнее слова — так человек создает свою судьбу (карму), психологически не осознавая, какой вред иногда наносит себе.

В письме он пишет:

Ты знаешь (а впрочем, откуда?), что я с 8-месячнего возраста, грудным ребенком остался без матери, и мое первое знакомство с окружающим миром, с первого детского лепета и до студенческих лет, проходило без материнской любви, без материнского внимания. Я с раннего детства помню только мачех, из них только одна в 7–8–9-летнем возрасте давала мне ласку, как могла своей доброй душой, которая у меня до сих пор сохраняется в тепле. Остальные мачехи были злые, недобрые и меня жестоко обижали.

И когда он попал в один из детских домов Подмосковья, в котором были дети из семей, получивших полноценное домашнее воспитание (но лишенные родителей в связи с революционными событиями в стране), он со всей страстью своего темперамента стал нагонять упущенное — много читал, не стеснялся спрашивать, чего не знал или не понимал. Он стремился встать на уровень с другими. И ему это удавалось не только в детдоме, где он окончил среднюю школу, но и далее, будучи студентом.

Сергей Алексеевич рассказывал, как в студенческие годы сокурсники приглашали его в гости к себе домой и за чайным столом велись разговоры о музыке, искусстве, в частности, о живописи, театрах, концертах и т. д. Для него было досадно, что он не мог полноценно участвовать в этих беседах и добавлял:

...Что они получали дома за чайным столом, мне приходилось добывать в библиотеках, перечитывать книги, справочники, энциклопедии, чтобы быть на том же уровне общего культурного развития, как и они.

Он старался установить с ними духовное и культурное родство, так же глубоко разбираться в живописи, музыке, иметь знания о видных деятелях культуры и науки, важных общественных событиях. Поэтому он много времени и сил тратил на свое самообразование.

Именно в эти годы формировался характер Сергея Алексеевича, его воля, упорство в достижении поставленной цели способствовали умению не принимать на веру общепринятые представления и методы, приучили его двигаться вперед по каменистым тропам, которые одни лишь ведут к вершинам знаний.

Затраченные силы и время не пропали даром, в дальнейшем это помогло ему тонко, глубоко и чутко понимать больного, его внутреннюю сущность, о чем больные сами часто не умеют рассказать. Все это помогло ему развить чувство восприятия красоты и постоянной устремленности к гармонии.

Судьба вознаградила Сергея Алексеевича встречами с замечательными людьми — великими учеными, медиками, а впоследствии и заслуженными и уважаемыми деятелями культуры и искусства. В общении с профессорами Д. Д. Плетневым, С. С. Халатовым, М. П. Кончаловским он убеждался в том, что интеллект большинства педагогов варьировал в несопоставимых измерениях.

В 1930 г. по распределению С. А. Мухин попадает в клинику Д. Д. Плетнева. Понимая, что профессия врача обязывает учиться всю жизнь, Сергей Алексеевич творчески воспринимает все наставления своих учителей и огромное значение придает нравственному воспитанию своей личности, поиску и обогащению знаниями. Он понимает, что медицину надо рассматривать в контексте всей мировой культуры в качестве ее составной части. В его глазах наука приобрела интернациональный характер, а в те годы такая позиция отличалась от общепринятой.

Нестандартность мышления, стремление до всего доходить своим умом привлекли Д. Д. Плетнева к молодому врачу и сблизили их. Неудивительно, что и тему кандидатской диссертации по одному из разделов кардиологии ученый подсказал младшему коллеге в надежде, что тот обогатит традиционные методы лечения ревматического поражения сердца своими находками. Данное обстоятельство явилось одной из причин ухода его в гомеопатию и частную практику. Официальная наука не нуждалась в "пионерах", выдвигавших сомнительный лозунг единения противоположных медицинских доктрин и не засвидетельствовавших личную лояльность. Так закончилась научная карьера доктора С. А. Мухина и начались врачебные будни, вскоре прерванные войной.

Во время Великой Отечественной войны Сергей Алексеевич был начальником одного из московских госпиталей. По ее окончании вернулся к работе врача-гомеопата. К этому времени он трижды пытался устроить свою личную (семейную) жизнь, но все как-то не складывалось. В письме-исповеди он пишет:

...Личная жизнь мне не удалась, я здесь несчастлив... Мне надо посвятить жизнь другому — служению человеку вообще... в этом я вижу свою судьбой указанную цель моей жизни... Даже воспитание детей (у него уже были в то время дочь и сын. — Прим. автора) не потому что я от них открещиваюсь, а потому что это идет мимо меня, помимо моих желаний и стремлений, а попытка (я их делал несколько) вмешиваться в воспитание, например, Сашки, принимала болезненные формы (С. А. расстался с Евгенией Сергеевной, когда Саше было девять месяцев. — Прим. автора). Моя участь — влиять в этом деле издалека, косвенно, с большими дипломатическими тонкостями. И я влияю, ты знаешь меня, мне не так легко отказаться от своего долга, но влияю издалека, как далеко солнце, влияющее на рост и жизнь растений и животных, и так же не решающе.

В конце 40-х годов Сергей Алексеевич купил половину особняка у А. В. Калужского, отец которого Василий Васильевич Калужский (театральный псевдоним Лужский) был актером МХАТа и ближайшим помощником К. С. Станиславского. Особняк был построен в 1905 г. архитектором Шехтелем, который строил МХАТ.

В 1949 г. я вышла замуж за Сергея Алексеевича, который ценил мою любовь к нему, теплоту и искренность, которые согревали, возвышали его душу, и его любовь ко мне была нежной, теплой.

Я страшно боюсь обидеть тебя незаслуженно. Ты меня извини, если я тебя когда-нибудь обидел необоснованной резкостью или тем паче подозрительностью — ты понимаешь, это не от души, а из накипи души, накипи накопленной за 40 с лишним лет сознательного сношения с женщинами, сношений и детских, и юношеских, и мужских... У меня всегда было стремление, желание выше моих сил иметь и чувствовать неиспытанную в детстве ту хорошую любовь, которую я видел только на своих товарищах, потом друзьях, знакомых... Но кому что уготовано судьбой! Это моя карма, как говорят индусы, и пора осознать ее, и покориться ей, и выстрадать ее.

...Мое письмо — как крик души, в которой слышны и грудной и детский крик, крик и стоны сознательной юношеской и зрелой жизни.

Недоверие к женщине вообще, которое осталось в его душе от печального детства, преследовало его всю жизнь. В жизни его любили женщины больше, чем он сам. Период нашей совместной жизни для Сергея Алексеевича был периодом плодотворным и активным. Наши отношения были гармоничны.

Мы увлеклись творчеством Н. К. Рериха, нас тронула гуманистическая направленность взглядов художника и мыслителя. Мы собрали большую литературу о художнике, покупали картины раннего периода творчества Н. К. Рериха. Мы радовались каждой новой картине. У нас собиралась элита московской интеллигенции, чтобы познакомиться с творчеством Н. К. Рериха. (Подробнее о коллекции можно прочитать в статье Е. Величко "Судьба одной из частных коллекций" в альманахе Международного центра Рерихов "Утренняя звезда", Москва, 1993 г. — Прим. ред.)

Позднее мы вступили в переписку с семьей Рерихов, которые жили в Индии. Николай Константинович в 1947 г. ушел из жизни и завещал часть своих картин передать на Родину.

Елена Ивановна Рерих и старший сын Юрий Николаевич стали хлопотать о возвращении в Россию, но их обращения оставались без ответа. Мы решили помочь им осуществить свою мечту. Мы стали писать в правительство о необходимости возвращения наследия семьи Рерихов на Родину. Сергей Алексеевич со свойственным ему упорством буквально атаковывал письмами Президиум Верховного Совета СССР. Хлопоты увенчались успехом. Правда, Елена Ивановна не дождалась этого счастливого дня, она скончалась в 1953 г., а Юрий Николаевич вернулся в Москву в 1957 г. и передал в дар стране 700 картин Николая Константиновича, которые в настоящее время находятся в художественных музеях разных городов России.

В это же время Сергей Алексеевич узнал, что в ВИЛАРе имеется 4-томное издание сочинений Мадауса (редчайшее собрание описаний лекарственных растений), и ему очень захотелось сделать перевод с немецкого языка на русский этого раритетного издания. Он договорился с руководством ВИЛАРа, получил разрешение на перевод, а взамен ВИЛАР получил один экземпляр перевода. Я стала заниматься организацией этого перевода. Нашли переводчицу, блестяще владеющую немецким языком, машинистка перепечатывала перевод у нас дома, и в течение двух лет этот труд был завершен.

Узнав, что вдова доктора-гомеопата Габриловича продает библиотеку гомеопатической литературы, Сергей Алексеевич купил у нее эту библиотеку и пользовался ею для повышения своих знаний, так как там были книги, о которых Сергей Алексеевич ранее не знал. В сентябре 1963 г. эту библиотеку я передала Московскому научно-медицинскому обществу врачей-гомеопатов.

В 1955 г. у нас родилась дочь. Сергей Алексеевич был счастливым отцом. В этом же году мы купили дачу в Пушкино и три дня в неделю старались проводить на даче зимой и летом. После рождения дочери я не работала и помогала Сергею Алексеевичу во всех его делах, в том числе занималась организацией приема больных на дому, что называлось частной практикой, поэтому платили большие налоги в финотдел.

В 1961 г. Сергей Алексеевич написал брошюру "О некоторых вопросах гомеопатического лечения болезней сердца", я занималась ее изданием.

Познакомившись с переводом Мадауса, Сергей Алексеевич задался целью создать комплексный фитопрепарат для лечения сердечно-сосудистых заболеваний и склероза. С большим энтузиазмом Сергей Алексеевич взялся за создание этого препарата и назвал его "Vita". Мы ездили по Подмосковью, собирали лекарственные травы, потом я их сушила, мельчила, готовила спиртовой настой трав, через определенное время настой фильтровала, а потом вместе с Сергеем Алексеевичем и под его руководством соединяли эти фиторастворы в определенных пропорциях. Препарат помогал многим больным в преодолении их недугов. В эти же годы Сергей Алексеевич предложил ВИЛАРу два лекарственных препарата для лечения ангины (назывался ангиноль) и радикулита. ВИЛАР, проверив эффективность препаратов, выпустил их в продажу, и несколько лет они продавались в аптеках, а потом почему-то исчезли из продажи.

Коллекционирование не было нашей самоцелью. В собирательстве мы видели не только познавательно-просветительскую сторону, но и организаторское начало, считая, что все ценное должно концентрироваться в одних руках и в конечном счете остаться людям, принадлежать России. И это касалось не только полотен Рериха.

К 1962 г. наша коллекция стала объемной, и мы решили, что оставлять ее в частном пользовании, лишив возможности почитателей творчества Н. К. Рериха знакомиться с картинами раннего периода его творчества, не имеем морального права. И мы с Сергеем Алексеевичем обратились с письмом к министру культуры Е. А. Фурцевой с предложением передать безвозмездно основные (наиболее ценные) картины в один из музеев при условии, что они будут в экспозиции, а не в запаснике. В те годы картины Н. К. Рериха в музеях в основном хранились в запасниках, так как они не соответствовали требованиям социалистического реализма.

Ответ был положительным: на письме была резолюция о передаче картин в Горловский художественный музей (Донецкая обл.). В начале июня 1962 г. картины поступили в Горловку. Отправкой картин занимался Сергей Алексеевич. О дарении картин были две публикации в прессе: в "Советской культуре" от 7 июня 1962 г. и в "Известиях" от 27 декабря 1962 г.

Всего музею безвозмездно было передано 33 художественных произведения, в том числе 27 картин Н. К. Рериха, одна картина Левицкого, одна — Верещагина, майолика Врубеля, "Голова монгола" (в глине) Коненкова и др.

Во второй половине 1962 г. грянул гром среди ясного неба, Сергей Алексеевич ушел из семьи. Для нас обоих это было тяжелым испытанием. Уйдя из нашего дома физически, Сергей Алексеевич навсегда оставил в нем свою душу.

Раздел имущества был осуществлен по договоренности между нами. Позволю привести этот документ, написанный Сергеем Алексеевичем:

По договоренности между собой московская квартира передается Мухиной Евгении Михайловне с дочерью и родителями, а дача в Пушкино — Мухину С. А., в связи с чем Мухина Е. М. на дачу не претендует, а Мухин С. А. не претендует на московскую квартиру. Все имущество и обстановка в московской квартире останется у Мухиной Е. М. с дочерью, кроме личных вещей Мухина С. А. (книги, коллекция по Тибету).

Сергей Алексеевич переехал на дачу, а мои родители переехали в Москву. Он часто приходил к нам, часами сидел в кресле, но так как я не могла простить незаслуженную обиду, то в это время уходила из дома. Со временем обида прошла, и я его простила, тем более он оказался в трудном положении. Страдания и боль очищают душу. Он понял, что жить на даче постоянно неудобно, и нашлись люди, которые предложили ему подарить дачу Первомайскому райисполкому г. Москвы, а взамен дать квартиру. И в мае 1962 г. дачу передали Первомайскому райисполкому, а квартиру ему не дали. Люди, которые занимались этим делом, оказались непорядочными, и Сергей Алексеевич оказался без квартиры.

И вот Сергей Алексеевич приходит ко мне с просьбой сдать московскую квартиру Фрунзенскому райисполкому Москвы и взамен попросить две квартиры для меня и для него. Я дала согласие, и таким образом Сергей Алексеевич получил квартиру на ул. Герцена, а я в августе 1963 г. временно получила квартиру на Юго-Западе, а в 1967 г. мне дали квартиру в новом доме на Смоленском бульваре, где и проживаю до сих пор.

До 1990 г. Сергей Алексеевич постоянно являлся ко мне во снах и просил помощи. Потом стал звонить по ночам ко мне на квартиру (как правило, звонил в час ночи).

Первый медицинский институт в связи с 225-летием обратился ко мне с просьбой написать о Сергее Алексеевиче, и 12 марта 1990 г. в газете "За медицинские кадры" была опубликована моя большая статья. В дальнейшем мои публикации о Сергее Алексеевиче были напечатаны в нескольких изданиях, в том числе мною написана повесть "В поисках истины", посвященная становлению Сергея Алексеевича как доктора и человека. Книга издана в 2005 г.

На примере судьбы С. А. Мухина можно изучать вопросы благотворительности в медицине, роли культуры в становлении врача, формирования нравственных ценностей.

Мир богат одаренными людьми. Однако вся сложность заключена в том, что их способности проявляются по-разному и не всегда должным образом оцениваются.