Д-р Артур Шперлинг (Германия) |
Гомеопатическая фармакология.
|
Перевод д-ра мед. И. М. Луценко
|
ОГЛАВЛЕНИЕВведение
ВВЕДЕНИЕПредлагаемая статья д-р Шперлинга была уже окончена печатанием, когда я узнал, что в редактируемом проф. Пашутиным переводе "Библиотеки медицинских наук", издаваемой проф. Драше в Вене, в состав которой входит вышеупомянутая статья д-ра Шперлингa, эта статья заменена статьей д-ра Вагнера под заглавием "Гомеопатия" и со следующим характерным примечанием от редакции: "Поручив д-ру К. Э. Вагнеру составление настоящей статьи взамен статьи Шперлинга, редакторы отступили от принятого при переводе 'Bibliothek d. ges. med. Wissenschaften' правила строго держаться немецкого подлинника, не пестря перевода какими-либо замечаниями и дополнениями. Оправданием настоящему отступлению да послужит то, что автор немецкой статьи, видимо тяготеющий к гомеопатии, не всегда остается на почве объективности, усиливаясь придать гомеопатии характер строго научной доктрины*, и вместе с тем при сравнительно большом объеме своей статьи при многих ненужных экскурсиях в области медицинских наук дает все-таки мало сведений о самой гомеопатии, особенно об историческом развитии этого учения". Очевидно, почтенный профессор, воспитатель молодого поколения врачей, в своей отеческой заботливости о них боится, чтобы кто-нибудь из них не увлекся брошюрой Шперлинга и, чего доброго, не вздумал еще повторить описанных им опытов, могущих, пожалуй, ввести еще в заблуждение (на грех ведь мастера нет, говорит пословица), и вот, дабы не соблазнился ни единый от малых сих, он решается отступить даже от "принятого правила строго держаться немецкого подлинника", решается вырвать зло с корнем, исключает эту зловредную статью из немецкого оригинала и заменяет статьей правоверного д-ра Вагнера. Насколько это может способствовать выяснению истины, понятно всякому. Истина ведь не боится света, как говорит народная мудрость. Но почтенный профессор, очевидно, другого мнения на этот счет. *Курсив мой. — И. Л. И. Луценко ВСТУПЛЕНИЕВ последнее время война против гомеопатии приняла у нас в России снова активную форму: издаются книги, читаются лекции, принимаются разные запретительные меры против этого почему-то так ненавистного представителями современной медицины учения. Нельзя сказать, чтобы эта война против гомеопатов и их учения велась научно и, главное, честно. Вместо научного и фактического опровержения положений гомеопатии и наблюдений гомеопатов на них возводятся всякие небылицы, какие только могла придумать досужая фантазия гг. сочинителей и лекторов против гомеопатии. Один уверяет, что Ганеман был пьяница, ежедневно бывал под хмельком, и потому все его наблюдения и выводы — продукт пьяной фантазии (д-р Каррик); другой убеждает публику, что гомеопаты, следуя своему закону подобия, для излечении грыжи привязывают больному живую мышь, чтобы она прогрызла брюшную стенку и заключенную в грыжевом мешке кишечную петлю (д-р Герман); третий — что гомеопаты так невежественны, что полагают, будто земля неподвижна и солнце ходит вокруг нее, а не наоборот (проф. Чудновский); наконец, все вместе объявляют, что врачи-гомеопаты все шарлатаны, морочащие честную публику, которая верит им только по своей глупости. Единственный человек из противников гомеопатии (по крайней мере тех, которых я слышал или читал), старавшийся обосновать свои возражения действительно на научных данных и логических положениях (хотя и не совсем основательно), был Гольдштейн, да и тот по профессии не врач, а химик. Все же остальные оппоненты ограничились тем, что в лучшем случае старались опровергнуть положения гомеопатии чисто путем умозрительным, тем, что будто бы она противоречит здравому смыслу, но при этом еще обязательно старались высмеивать ее, выбирая из гомеопатических сочинений и в особенности фармакологий симптомы, которые можно было бы поднять на смех. А некоторые, как, например, д-р Каррик, только этим и ограничились. "Над кем смеетесь, над собой смеетесь!" можно сказать этим господам словами гоголевского Городничего. При желании видеть только смешную сторону, подобных смешных мест легко можно набрать целую кучу и из ученых сочинений представителей ортодоксальной медицины, но серьезность вопроса не позволяет мне заниматься здесь подобными пустяками. Ведь и многое из того, что нам кажется теперь серьезным и научным, быть может, скоро будет вызывать только улыбку. Что же касается ссылок на доводы здравого смысла, то стоит только подумать, чем увлекается в настоящее время современная медицина? Все эти лечения разного рода сыворотками и вытяжками, лечение дифтерии ядом дифтерии, болезней зобной железы вытяжкой из той же железы, болезней мозга — вытяжкой из мозга, болезней почек — вытяжкой из почек и т. д. до бесконечности, разве они не противоречат здравому смыслу? Разве это не есть эмпиризм еще более грубый, чем гомеопатия? Эмпиризм, безусловно, уступающей последней! И разве этот эмпиризм не питается в то же время идеями гомеопатии? Здесь царит принцип даже не подобия, а еще менее понятный принцип тождества; лекарственная доза уменьшена до такой степени, что она на здорового не оказывает (или по крайней мере по теории не должна оказывать) ни малейшего влияния — опять гомеопатическая тенденция. Желающий спорить против этого напоминает известную побасенку про упрямую жену, которая, погруженная с головой в воду и не будучи в состоянии говорить, изображала хоть пальцами: "Стрижено". Ни один здравомыслящий гомеопат не станет утверждать, что в гомеопатии нет ошибок, нет увлечений, что в ней все закончено, все прекрасно. Напротив, в гомеопатии масса сырого материала, требующего обработки. Но несомненно, что гомеопаты, зорко присматривающиеся к действию лекарств на больных, за сто лет успели подметить много интересного, и познакомиться с этими их наблюдениями было бы полезно всякому врачу. И многие врачи действительно интересуются гомеопатией, но ближе познакомиться с нею оказывается не так-то легко, как это думается гомеопатам. Причины этого объясняются д-ром Шперлингом в его предисловии. Обращаясь же к сочинениям по гомеопатии своих правоверных товарищей, они из них, кроме закона подобия, малых доз и главным образом глумления над интересующим их предметом, ничего больше извлечь не могут. Таковы сочинения по гомеопатии не только простых врачей, но и облеченных профессорским званием (как, например, проф. Чудновский, который издал свою статью даже отдельной брошюрой, очевидно, в назидание уже не врачам, а той публике, о бессмысленности которой в решении медицинских вопросов он так много говорит), которым менее всего приличествует столь несерьезное отношение к делу. Самым модным направление в современной медицине является, как известно, неверие в лекарство, которые прописываются теперь чаще всего "лишь бы что-нибудь прописать", а не по необходимости в них. Это неверие особенно основывается на современном воззрении на веру (внушение), на которой, как говорит Шперлинг, помешаны в настоящее время все врачи. И странное дело! Сто лет тому назад наука в лице ее высших представителей не хотела признать явлений этого рода, известных тогда под именем животного магнетизма. Не хотела признать, потому что они ниспровергали все добытые веками и страшным трудом приобретения ума человеческого относительно окружающего его мира. Наконец, силой фактов (против которых не спорят) эти явления признаны наукой и окрещены новым именем "гипноза" и "внушения". И вот, получив новую кличку, эти явления вдруг стали понятны и перестали противоречить здравому смыслу представителей современной науки. Объясняя все гомеопатические исцеления внушением, проф. Чудновский говорит: "Самый небольшой край завесы уже поднят, небольшой луч точного знания начинает освещать такие явления, которые еще очень недавно составляли область чудесного, недоступного научному разбору". А этот "научный разбор" состоит только в констатировании фактов, но никак не в объяснении их. Приподнятый край завесы обнаружил нам, что за нею, вместо ожидавшихся нами определенных форм, расстилается густой все покрывающий туман. Приведенный факт весьма знаменателен. Он доказывает, какую громадную роль играют слова, старые, знакомые, привычные слова, даже для высших представителей общества, если только звуки этих слов привычны для их уха, хотя бы с ними и не связывалось никаких определенных представлений. Ведь такое объяснение, какое дает почтенный профессор исцелениям гомеопатов (да к ним прибегают и все вообще противники какого-либо лечения — это модное в настоящее время опровержение) — подобно тому, как древние ученые с самым серьезным видом доказывали (говоря примерами проф. Чудновского), что солнце потому греет землю, что оно горячо, и потому светит, что он светило. В прошлом году мне пришлось познакомиться с переведенной здесь прекрасной брошюрой известного берлинского специалиста по нервным болезням и электротерапии д-ра Шперлинга. В этой брошюре вопрос о гомеопатии трактуется вполне объективно, без всякого лицеприятства к той или другой стороне, т. е. названная брошюра обладает как раз тем достоинством, которого не достает всем остальным сочинениям по гомеопатии. А так как, с другой стороны, по существующим медицинским тенденциям принято, что меньшей братии "не должно сметь свое суждение иметь", то я счел полезным перевести эту брошюру на русский язык, дабы дать возможность товарищам познакомиться с нею. Брошюра эта появилась как № 3 "Sammlung medicinischer Abhandlungen für praktische Aerzte und Studierende", изд. проф. Драше в Вене. В этой брошюре д-р Шперлинг излагает современное состояние гомеопатии и между прочим старается дать теоретическое объяснение ее принципам, касающимся закона подобия и малых доз, на основании современных научных воззрений, почему эта книжка прочтется с интересом и гомеопатом. Констатируя факт, что современными гомеопатами употребляются преимущественно низшие деления, т. е. дозы, приближающиеся к обыкновенно назначаемым современными врачами, он, тем не менее, выбирает для примеров из своей практики такие случаи, в которых он получал поразительные результаты от высоких делений гомеопатических лекарств, действие которых, по доводам здравого смысла, должно равняться только нулю. Хотя я считал бы необходимым некоторые места брошюры автора существенно изменить, другие же дополнить, тем не менее, я решил лишь ограничиться переводом и по возможности не пестрить его своими примечаниями. В виду особенностей языка автора и невозможности дословной передачи его на русский язык, я местами отступил от текста, но везде старался сохранить смысл его. В главе I для удобства незнакомых с гомеопатией товарищей, я счел нужным сделать некоторые дополнения относительно приготовления лекарств. Кроме того, я совершенно выпустил главу о Schüssler'овском и Weihe'вском методах, как совершенно излишнюю. В заключение позволю себе пожелать, чтобы эта брошюра д-ра Шперлинга обратила на себя внимание товарищей, вполне ею заслуженное, и чтобы сбылось желание автора "найти в большинстве товарищей здоровое чувство, которое ценило бы работу всякого, кто упорно старается сносить песочные зерна для постройки огромного здания врачебных искусства и науки". И. Луценко
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАСотрудничество в "Библиотеке медицинских наук" ("Bibliothek der gesammten medicinischen Wissenschaften"), благосклонно предложенное мне г. издателем, профессором д-ром Драше, для ряда статей по электротерапии и неврологии, заставило меня отважиться посвятить довольно большую статью и гомеопатии. Около пяти лет тому назад мне удалось доказать, что минимальные гальванические токи в 0,5 мА* еще обладают терапевтическим действием. 57 подобных наблюдений были опубликованы мной в маленькой брошюре** в 1891 г. Вскоре после этого мне удалось доказать, что даже токи 0,2 и 0,1 мА в подходящих случаях также проявляют некоторый терапевтический эффект***. Кроме того, при ближайшем более тщательном знакомстве с делом эти совершенно ничтожные токи по своей продуктивности оказались настолько превосходящими другие более грубые и сильные токи, что в своей практике стал пользоваться почти исключительно ими, и опыт заставил меня прийти к заключению, что когда они оказываются недействительными, то данный случай, вообще говоря, не подходящ для лечения электричеством. * мА = миллиампер. — И. Л.
Если гальванический ток в 0,1 мА при соответствующих условиях может изменять биологические явления больного человеческого тела, то то же должны делать и другие факторы, которые кажутся нам такими же незначительными, как и этот. Подтверждение тому мы видим и в минимальных количествах химических веществ, заключающихся в минеральных водах, весьма успешно назначаемых для питья и в виде ванн. Отсюда естественный переход к мысли, что дозы, в которых обыкновенно назначаются врачами общеупотребительные лекарственные вещества, вообще слишком велики и что иной раз их действительность может быть усилена, во-первых, уменьшением доз, и, во-вторых, более тщательным выбором средства, вполне индивидуально подходящего для каждой болезни. Таковы были, коротко говоря, идеи, заставившие меня заняться гомеопатической фармакологией, о которой я до того времени знал немногим более того, что ее главный принцип составляют малые дозы. И это знание представлялось мне тогда заблуждением. Поэтому мне едва ли нужно еще особенно доказывать, что мои "Elektrotherapeutische Studien", в которых, например, изложение первой и второй реакции носит большое сходство с ганемановым учением о "первичном ухудшении" (Erstverschlimmerung) от действия лекарств, были написаны без всякого знания гомеопатии. Я рад, что могу сказать, что эти мои электротерапевтические наблюдения были сделаны еще в то время, когда я смотрел на гомеопатию и притязания гомеопатов с таким же величественным презрением, с каким на них смотрит еще и теперь большинство моих товарищей. Это возвышает мое мнение о достоинстве моих наблюдений. Они далеко не имели бы того же значения, если бы были сделаны врачом, пропитанным гомеопатическими идеями. Врачу нашей школы, который захотел бы познакомиться с гомеопатической фармакологией без личного руководства какого-либо врача-гомеопата, представляются немалые трудности. Гомеопатическая литература создана или ярыми гомеопатами, или ярыми врагами гомеопатии. Гомеопатической фармакологии, которая могла бы служить мостом между этими двумя враждебными лагерями, которая положила бы начало соединению идей обоих и уменьшила бы грубые противоречия между ними подходящими объяснениями, — такой фармакологии пока не существует. Вследствие этого и происходит, что гомеопатические книжки бросаются недочитанными, так как новым идеям, которые захватывают в них читателя совершенно врасплох, он не может оказать никакого доверия. В университете он о них никогда не слышал, а здесь они восхваляются как единственно верные. Какой вздор! И однако же эти идеи для вас так оригинальны, что вы чувствуете, как вас снова влечет к ним, как мотыльков к свету. Вы снова беретесь за брошенные книги, еще раз углубляетесь в их идеи, мало-помалу находите известное согласие их с глубоко дремлющими собственными идеями, которым лишь медицинское воспитание, вера в авторитеты, рисующаяся воображению картина насмешек научно образованных товарищей не позволяли явиться на свет Божий. Наконец, вы решаетесь сделать собственный опыт и к величайшему удивлению находите, что эти люди правы. Испытываете точнее и снова убеждаетесь в их правоте. И в очень многом правда на их стороне; почему нам, врачам современной школы, вовсе не повредило бы поучиться у них. Достоинство гомеопатических лекарств доказывается их терапевтическим эффектом. При том же они имеют двоякое значение: для практики и для науки. Если отрицать первое их значение, то, само собой разумеется, нужно отвергнуть и второе. Поэтому я решился предпринять обширные опыты с главными гомеопатическими лекарствами на больных своей поликлиники и своей частной практики, как только представятся для этого подходящие случаи. По счастливой случайности при первых же своих опытах я сразу имел положительный успех и увидел от нескольких средств, приготовленных и дозированных по правилам гомеопатии, в некоторых случаях такую быструю реакцию, что я должен был отказаться скорее от здравого человеческого смысла, чем отрицать их или искать для них какое-либо объяснение. Показание к применению этих лекарств, само собой разумеется, также было основано на гомеопатических положениях, так что я почувствовал известную радость не столько вследствие приобретения терапевтических результатов, сколько в особенности вследствие того, что я силой фактов был принужден оценить значение гомеопатического учения. Средства, на которых я учился первому применению лекарств по гомеопатическому способу и начал ценить этот способ и успешность его менения, были главным образом следующие: Belladonna, Natrum muriaticum, Arsenicum, Aconitum, Bryonia, Calcarea phosphorica, Kalium chloratum, Natrum phoshphoricum, Phosphorus, Pulsatilla, Nux vomica и многие другие. Не каждый случай дает нам неоспоримое доказательство действительности примененного средства, а разве лишь один на десять подобных случаев. Но когда зубная боль определенной формы длится в течение 5 дней и прекращается через полчаса после принятия лекарства, то, по моему убеждению, ее успокоило это лекарство, в особенности, если в ближайшие 8 дней вам приходится наблюдать еще 2-3 совершенно подобных случая. Когда болезнь, к тому же еще и наследственная, длится 20 лет (см. ниже гл. VI) и проходит в несколько недель после употребления известного лекарства, тогда как раньше напрасно употреблялись всевозможные другие лекарства, то на это средство я смотрю как на излечившее данную болезнь. Иначе понимать для меня немыслимо. Остается открытым лишь вопрос о том, каким образом это средство произвело данный биологический эффект. Констатирование с достоверностью фактов, что известные растительные или химические вещества в разжижении 1:1 000 000 частей алкоголя или сахара могут оказывать влияние на биологические процессы человеческого тела, должно необходимым образом привести наши биологические и фармакологические воззрения к новой точке зрения. Необращение на них внимания есть грех упущения, который научная медицина последних 60–70 лет волей-неволей должна будет записать в счет своих прегрешений. Что этот взгляд и в наше время не проложил еще себе пути, это так же печально, как и научное и практическое пренебрежение гидротерапией со стороны государства и университетов. Кто жалуется на то, что у нас нет еще ни одного учреждения, которое поставило бы для себя задачей испытание гомеопатических лекарств, тому в утешение можно указать, что у нас нет ни одного государственного лечебного учреждения, где бы изучалась и преподавалась гидротерапия*. * У нас в России этот вопрос несомненно в лучшем состоянии, так как гидротерапия и массаж служили не раз предметом серьезного научного изучения. — И. Л. Я попытался вкратце набросать (гл. IV) способ действия размельченных лекарственных веществ или (я мог бы лучше выразиться) "лекарственных веществ с очень большой поверхностью" и сделать его понятным для товарищей на основании терапевтических исследований и физических явлений в области молекулярных движений. Мне было бы приятно, если бы мне это удалось при ограниченности предоставленного в мое распоряжение места. Тогда цель этой небольшой работы была бы достигнута с избытком. Практическим результатом уразумения тесного соотношения движения лекарственных молекул с одной стороны и молекул больного организма с другой, явилось бы, быть может, более критическое отношение к понятию "внушения", которое, по моему мнению, употребляется в настоящее время врачами самым легкомысленным и безумным образом и при том чаще всего теми, которые меньше всего занимались этим предметом. У некоторых, быть может, также уменьшится робость заняться изучением гомеопатии, другие же, опять может быть, получат смелость произносить слово "гомеопатия" и в благоприятном для нее смысле, и оставить официальное лаяние, как только почуют у кого-либо лишь непредубежденное отношение к этой еретической секте! Кто привык рассматривать какой-либо предмет всегда лишь с одной стороны, с тем легко случается, что он через это забывает оборотную сторону его — что сделала наша современная фармакология. Когда же, наконец, решаются перевернуть предмет, то так же часто случается, что забываются его лицевую сторону. Этот упрек, как я это предвижу, будет сделан мне. Благородные коллеги любезно заклеймили уже меня гомеопатом. Им было бы приятнее всего заменить мою невидную дверную дощечку соответственной огромной вывеской. Но я принимаю дальнейшие поношения с их стороны с коллегиальным благоговением. Меня, конечно, больше радовало бы снова найти в большинстве товарищей здоровое чувство, которое ценило бы работу всякого, кто упорно старается сносить песочные зерна для постройки огромного здания врачебных искусства и науки. Но лишь Великий Строитель, которому некогда удастся завершить это величественное здание крышей, лишь он будет в состоянии сделать правильный выбор между крепкими и слабыми зернами, а не мы! Я уже сказал, что маленькое открытие в области электротерапевтики возбудило во мне мысль заняться изучением гомеопатической фармакологии. При дальнейшем же изложении будет видно, что мне вовсе не чуждо также применение и других терапевтических средств. Я применяю то одно, то другое, смотря по тому, которое мне кажется более подходящим для данного случая, и я думаю, что я вправе сделать из своих наблюдений вывод, что известные случаи относятся совершенно отрицательно к электричеству, другие ко всякого рода применениям воды, еще иные к массажу и т. д. Равным образом, я полагаю, есть много случаев, совершенно неподходящих для гомеопатических средств, но при которых оказываются полезными известные минеральные источники или химические вещества в умеренных дозах. Но, с другой стороны, немало также число таких больных, которым только что названными средствами в случае неправильного их применения наносится огромный вред, тогда как при лечении их по гомеопатическому способу опасность повредить понижается до минимума. Это главное преимущество гомеопатической терапии, которую за это нельзя достаточно восхвалить. Кто не вполне убежден в этом, тому я советую старательно прочесть книги Левина ("Nebenwirkungen der Arzneimittel"*) и Коберта ("Lehrbuch der Intoxicationen"). Я надеюсь, что он почувствует тогда раскаяние в своих грехах. * Переведена на русский язык. Левин. Побочное действие лекарств. Клинико-фармакологическое руководство. Перевод со 2-го нем. издания д-ра Каменского. СПб, 1895, ц. 3 р. — И. Л. Если кому придется блуждать по одиноким дорогам как мне в данном случае, тот пусть не страшится, что он будет лишен удовольствия встретить на них друзей или знакомых. Это удовольствие я уже отчасти получил, так как я слышал от известного числа товарищей, что они применяли предложенные мной весьма слабые гальванические токи в своей практике с наилучшим успехом. Так же и относительно занятия гомеопатической фармакологией. Я имею удовольствие видеть, что один из наших авторитетных фармакологов, профессор Шульц в Грейфсвальде, производит фармакологические исследования по способу, который в главных чертах общ с гомеопатическим. В интересах полезного дела можно только пожелать, чтобы профессор Шульц нашел себе побольше приверженцев и чтобы ему удалось вдохнуть новую жизнь старому фармакологическому коню, которого оптовая химическая промышленность нарядила в блестящую, но мишурную сбрую. Это улучшение его жизненных соков легко могла бы дать ему гомеопатическая фармакология. Старая фармакология должна испытать гомеопатическое учение и воспринять в себя его, усвоить себе то, что может быть ей пригодно, хотя бы и с риском, что из этого возникнет совершенно новая фармакология. В своем настоящем виде гомеопатическая фармакология также малопригодна по крайней мере в смысле возможности сделаться предметом официального преподавания. Она еще не созрела для преподавания, но достаточно назрела для изучении ее. Поэтому я не предложу удовлетворять ходатайство, недавно возбужденное одним выдающимся членом представителей дворянства в Государственном Совете, об учреждении на счет государства кафедры гомеопатии, а предложил бы ограничиться сперва лишь учреждением для изучения ее, т. е. большой клиникой, в которой рассудительными всесторонне образованными врачами были бы предприняты опыты в большом масштабе на здоровых и больных с гомеопатическими средствами по принципам гомеопатии. Дурное нужно выбросить за борт, хорошее же удержать и затем преподать другим. Только сближение противоположных учений привело бы к благим результатам. В настоящее же время оба враждебных лагеря расположились в виду друг друга и воюют друг против друга безобразной руганью. Обоюдно стараются уронить друг друга в мнении публики и ничуть не догадываются, что причиняют больше всего вреда себе самим, своему собственному положению, в то время как общий враг, лечебное шарлатанство, зубоскаля и язвительно насмехаясь, стоит при этом и прилаживается ко всякому удобному случаю, чтобы собирать плоды, растерянные вследствие ссоры! Caveant consules!* * Полностью эта цитата звучит как "Caveat
consules, ne quid detrimenti respublica capiat" — "Пусть консулы заботятся, чтобы
республика не потерпела какого-либо ущерба". — Прим. авт. сайта. Д-р Артур Шперлинг
Созданная Самуилом Ганеманом (1755—1843) гомеопатия основывается на законах, изложенных основателем в его сочинениях "Органон" (1810) и "Чистое лекарствоведение". ГЛАВА I
|
РАЗЖИЖЕНИЯ (децимальные)
|
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
||
Заключается в граммах |
|||||||
В дозе
|
2 капли = 0,1 г
|
Действующего
вещества |
0,01
|
0,001
|
0,0001
|
0,00001
|
0,000001
|
в
|
5 капель = 0,25 г
|
0,025
|
0,0025
|
0,00025
|
0,000025
|
0,0000025
|
(Для приготовления разжижения по центезимальной шкале поступают таким образом, что для получения 1-го разведения смешивают 1 часть (каплю) тинктуры с 99 частями (каплями) спирта. Для получения 2-го разведения смешивают 1 часть 1-го разведения с 99 частями спирта и т. д. Отсюда видно также, что 1-е центезимальное разведение будет равняться 2-му децимальному, а 2-е центезимальное — 4 децимальному, и т. д. — И. Л.)
Лекарственные вещества, нерастворимые в алкоголе, тщательно растираются с молочным сахаром в отношении 1:10 по децимальной школе и в соотношении 1:100 по центезимальной школе. Всякое растирание, если оно хорошо выполняется, должно продолжаться час, так что таким образом, например, пятое растирание какого-либо вещества требует для своего приготовления пять часов.
В добросовестном выполнении этого предписания заключается разница между хорошими и плохими гомеопатическими аптеками. В некоторых местах для этой цели предпочитают человеческому труду растирающие машины.
(Для различия децимальных разведений и растираний от центезимальных перед цифрой, означающей разведение или растирание первого рода, ставится римская цифра, означающая десять, или просто косой крест (Х). Знак же центезимальных разведений и растираний — С (римская 100, centum) обыкновенно опускается. — И. Л.)
Для лекарств, приготовляемых только что описанным способом, Ганеман употребляет название "потенций", так как он был убежден, что лекарства тем могущественнее проявляют свое полное действие на больной организм, чем больше они раздроблены на свои мельчайшие частички вследствие распределения их в каком-либо посредствующем веществе (medium) так, чтобы каждый отдельный атом лекарства способен был проявить свое собственное действие.
Поэтому действие лекарства, по его мнению, должно было возрастать, потенцироваться со степенью его размельчения (разведения или растирания). Отсюда название потенций. Но об этом подробнее ниже.
Обыкновенная доза, которую врач назначает своему больному на один прием, — пять капель, или (для порошков) кончик ножа (т. е. количество, которое помещается на кончике ножа*) = приблизительно 0,2, так что, например, при третьем** разведении каждый раз дается 1/4 мг действующего вещества. Некоторые вещества, например, Secale cornutum, Hydrastis сanadensis, Caulophyllum, требуют большей дозы, поэтому их назначают в 1-м десятичном разведении или даже в первичной тинктуре. Другие же, например, Arsenicum, обнаруживают свое действие уже в так называемых высоких потенциях, поэтому если их берут, например, в 5 или 6 (децимальном) разведении, то при них доза уменьшается до 25/10 000 или даже 25/100 000 мг. Чаще всего назначаются потенции (разведения и растирания) от Х1 до Х5. Х3 — решительно самая излюбленная. Лишь редко восходят до 10 или даже 30 потенции.
* У
нас в России для приема порошков употребляется костяная лопаточка, вмещающая около 0,2 г (3 грана
порошка). — И. Л.
** Автор везде говорит о децимальных разведениях и растираниях, принятых в Германии. — И.
Л.
Из опыта было выведено правило назначать при острых болезнях более частые дозы и более низких разведений, при хронических же — более редкие приемы и притом более высоких разведений, так что, например, при дифтерии или инфлюэнце следует принимать назначенное лекарство через два часа по 5 капель (и даже чаще). Тогда как, например, при золотухе, виттовой пляске, эпилепсии лекарство можно принимать два-три и даже лишь один раз в неделю.
Основным правилом в гомеопатии считается принимать всегда лишь одно лекарство — правило, от которого, впрочем, новейшие гомеопаты очень часто отступают. Смешение лекарств строго воспрещается. Ганеман установил также принцип давать каждому лекарству "проявить все свое действие" (auswirken), т. е. не принимать больше ни одного приема того же или какого-либо нового лекарства, пока не истощится совершенно действие первого приема.
Хорошая гомеопатическая аптека должна держать в запасе лекарства в различных разведениях и растираниях, чтобы быть в состоянии приготовлять в относительно короткое время высшие деления из низших. Приготовление их требует известной опытности и упражнения, но прежде всего добросовестности. Поэтому источники для получения гомеопатических средств нужно выбирать с большой осторожностью.
Форма прописывания гомеопатических средств следующая:
Rp: China x 3 dl. — 5,0 (или ʒj)
[или Lycopodium x 3 trit. — 5,0 (или ʒj)]
DS. По 5 капель 3 раза в день [или по кончику ножа или лопаточке для порошков]
Для г. NN.
Dr. N.
Х3, Х5, Х10* обозначает третье, пятое, десятое децимальные разведения. "Dilutio" (dil.) и "trituratio" (trit.) нужно прибавлять для того чтобы аптекарь не был в сомнении относительно желаемой формы лекарства, так как некоторые из них приготовляются и в разведениях, и в растираниях.
* В немецком оригинале обозначено D3, D5, D10, где D обозначает "децимальное", но подобное обозначение для децимальных делений, по крайней мере у нас в России, почти совершенно не применяется. — И. Л.
Рассматривая способ приготовления гомеопатических лекарств и их применение у постели больного в сравнении с рецептными предписаниями нашей школы, нужно констатировать, что первый способ представляет известные преимущества. Здесь весьма простой метод приготовления лекарств из основных веществ, resp. первичных тинктуры. Раз и навсегда установленная последовательность разжижений, что необыкновенно облегчает для врача дозировку лекарства, тщательный способ распределения действующего вещества в носителе его (vehiculum), избегание противных на вкус лекарственных форм и т. д. У нас растворы, микстуры, пилюли, порошки и т. д., вкус которых нередко отвратителен, ненадежность дозировки отдельных приемов очень ядовитых веществ, как, например, атропина в форме пилюль, которая зависит более или менее от добросовестности аптекаря, а также от имеющегося в данную минут в его распоряжении времени; употребление нецелесообразных лекарственных форм, которое во всяком случае неизбежно у врача, не вполне точно освоившегося с фармакопеей; наши композиции из многих лекарств в одном рецепте, которые, представляя смешение всякой всячины, противны здравому человеческому смыслу и противоречат наблюдению относительно действия отдельных ингредиентов смеси.
Существует старое медицинское наблюдение, что вводимое в человеческое тело лекарство производит различное действие, смотря по тому, в большой или малой дозе оно дается. Ван Свитен при объяснении положения (тезиса) Бурхаве относительно действия опия, высказался следующим образом*:
Опий, который, будучи принят в небольшом количестве, вызывает самое приятное ощущение, какое только можно представить себе, и как Nepenthes Елены почти заставляет забыть все страдания, в большой дозе вызывает сон и, наконец, в слишком большой дозе — (апоплексический) удар.
Шульц, объясняя это, прибавляет:
Т. е., другими словами, просто: малые дозы опия возбуждают деятельность известных отделов мозга, более сильные вызывают утомление их, которое при очень сильных дозах может привести к смерти.
Нотнагель указал, что n. splanchnicus возбуждается или парализуется, смотря по тому, влияют ли на него большие или меньшие количества морфия. Что digitals в малой дозе успокаивает возбужденное, ускоренно бьющееся сердце, в большой же дозе увеличивает частоту пульса, известно уже давно. А также и то, что небольшое количество rheum или ipecacuanh’ы действуют тонизирующим образом, большие же количества их — слабительно, или вызывая рвоту, должен знать уже всякий медицинский студент старших курсов. Гуго Шульц (l. c.) сделал открытие, что
клеточный яд сулема в разжижении 1 на 600 000 — 800 000 обусловливает весьма сильное, далеко превосходящее норму брожение раствора тростникового сахара, к которому были примешаны дрожжи, и что подобным же действием на дрожжи обладают йод, бром и салициловая кислота.
Гейнц** (l. c.) нашел, что вяжущие обладают следующими свойствами:
Все вяжущие имеют одно общее, хотя и относительно различное действие: в небольших концентрациях все они вызывают сужение сосудов, это продолжается некоторое время, затем сосуд возвращается к норме. Начиная с известной крепости раствора их, вслед за сужением наступает расширение. Чем сильнее концентрация, тем быстрее сужение уступает место расширению. При известной крепости раствора, сужение едва можно еще наблюдать, оно тотчас же сменяется расширением.
* Prof. Hugo Schultz (Greifswald) Aufgabe and Ziel
der modernen Therapie. Leipzig, Verl. v. Georg Thieme. Эта замечательная достойная прочтения статья
будет цитироваться еще довольно часто, но ради удобства под буквами l. c.
** Virch. Archiv 1889. Bd. 116, S. 220.
Last not least: пфлюгеровский закон сокращения мышц, только средней силы восходящие токи вызывают сокращение двигательных нервов* как при замыкании, так и при размыкании тока, тогда как сильные токи относятся так же, как и слабые, с той только разницей, что при первых сокращение наступает после размыкания, а при последних после замыкания тока.
*Т. е. сокращение мышц, по которым идут эти нервы. — И. Л.
Закон, лежащий в основании только что приведенных фактов, число которых легко можно удесятерить, был назван профессором Рудольфом Арндтом в его книге "Biologische Studien" (Greifswald, 1892. Jul. Abel) "основным биологическим законом" и разработан им подробно и талантливо. Он гласит следующее: слабые раздражения возбуждают жизненную деятельность, средней силы ускоряют ее, а очень сильные прекращают ее.
Из вышеприведенных примеров очевидно, что медицина может воспользоваться кругом действия лекарственных веществ, и не только этих, но и всех вообще терапевтических средств, двояким, а может быть, даже трояким образом. Rheum, например, в малой дозе нежное tonicum, в большей дозе — сильное tonicum, в очень же сильной дозе — слабительное.
Старая медицина, пока она, находясь в цепях гуморальной патологии, занималась главным образом тем, чтобы освободить больное тело от "нечистых соков", естественно работала с очень сильными, действующими драстически дозами. Новое время, увы, ни теоретически, ни практически еще не пережило этой стадии. И теперь еще чрезмерно пользуются слабительными. Принцип "много помогает много", всецело заимствованный у симптоматической терапии, властвует и теперь над врачами. Еще долго будут приносить все больший вред интенсивным вмешательством — массажем, электричеством, водой, безрассудно большими дозами болеутоляющих и снотворных средств. Публика заметила уже этот вред на собственном теле и охотнее позволяет знахарям морить себя водой и паром, чем неприятными на вкус лекарствами. Научная башня, с которой взирают на нее врачи, так высока, что они не замечают этой перемены. Им не подобает снисходить до понимания практических потребностей простых смертных, желающих предохранить себя от болезней и излечиться от них. Только в некоторых головах начинает брезжиться сознание, что терапевтическая внутренняя медицина находится на дороге в лесу. Уже слышится проповедь против слишком продолжительного применения и слишком сильных электризаций, медикаментов и т. д. Но подобного рода заявления высказываются полутемными словами, так что непонимание их нетрудно. Не диво поэтому, что известное число врачей не верит более в действие лекарств, они прописывают их только "ud aliquid fiere videatur"* и воображают о себе, что они поступают умнее всех!
* Т. е., чтобы казалось, что они что-то делают. — И. Л.
Фармаколого-терапевтическое исследование до сих пор ставило себе задачей главным образом установить действия лекарственных веществ, доходя до их ядовитого действия, и притом больше на животных, меньше на людях. Из полученных результатов и опытов практических врачей вместе достигли установления со стороны государства так называемых максимальных доз, т. е. таких количеств лекарственных веществ, которые можно назначать как высшие приемы на один раз (pro dosi) или на сутки (pro die).
Легко было избрать и противоположное направление и поставить вопрос: до каких доз можно спуститься, чтобы достигать еще терапевтического эффекта?
Ганеман показал, что для этого нужны лишь самые незначительные дозы. В этом факте нельзя сомневаться, потому что он после Ганемана был подтвержден и многими другими исследователями и испытателями, и я сам должен присоединиться к этому утверждению. Но только с этим связывается еще одно предположение, а именно, чтобы лекарство было подходящим для данного случая, или, употребляя выражение Ганемана, было simillimum. Оно должно иметь известное интимное отношение к заболевшему органу. Попавшие в тело частицы такого вещества притягиваются особенно сильно больными, находящимися в состоянии раздражения частями организма, и чтобы возбудить в теле раздраженные клетки, достаточно самых малейших количеств вещества, далеко меньших, чем какие обыкновенно назначаются в нашей медицинской школе.
Еще прежде чем я познакомился с гомеопатией, мне удалось показать, что минимальные гальванические токи от 0,5–0,1 мА могут вызывать еще значительный терапевтический эффект. На здоровые органы, насколько я видел, они не имеют никакого заметного влияния, но на больные — хорошее. Это наблюдение впервые привело меня к мысли, что лекарства, правильно примененные, должны относиться подобным образом; после же, когда я, благодаря гомеопатической фармакологии, ознакомился с законами этого применения, я сам убедился опытами на больных в верности моего предположения. Наша медицинская школа до сих пор нарочно из принципа отказывается следовать идеям гомеопатической фармакологии. И если бы даже в этом и лежало хоть зернышко истины, то все же в нашем учении достаточно имеется недостатков, чтобы усомниться в истинности его. В нашей системе терапии недостает согласия между идеями и фактами, без чего необходимым образом должно явиться ложное понимание биологических и лекарственных сил, которые экономия природы применяет на пользу здоровья человека. Кто хочет исследовать какой-либо предмет, тот должен рассмотреть его не с одной только стороны, а должен обратить внимание также и на другие стороны его, иначе исследованию будет недоставать объективности, и получатся не научные истины, а субъективные мнения.
Эту ошибку сделало фармаколого-клиническое исследование; оно окажет самому себе и человечеству большую услугу, если поймет это и наверстает упущенное.
В появившейся в 1796 г. в журнале Гуфеланда статье Ганемана "Versuch über ein neues Princip zur Auffindung der Heilkräfte der Arzneisubstanzen" мы находим следующие положения (Ameke "Die Entsthehung und Bekampfung der Homöopathie", Berlin 1884, S. 107ff):
Всякое действующее лекарственное средство возбуждает в человеческом теле род
собственной болезни, тем более обособленной, выраженной и интенсивной, чем сильнее действует это
лекарство.
Подражайте природе, которая иногда излечивает одну хроническую болезнь посредством другой,
присоединяющейся к первой, и применяйте к болезни, подлежащей лечению, то лекарственное средство,
которое способно вызвать другую, по возможности сходную, искусственную болезнь, и первая будет
излечена: similia similibus.
Далее в "Органоне":
Более слабое поражение (болезненный процесс) прочно уничтожается в живом организме более сильным (действием лекарства), если это последнее разнится от первого по своей сущности, но очень сходно с ним по своему проявлению.
Поэтому лечение туберкулеза туберкулином так же мало соответствует принципу Ганемана, как и лечение сифилиса ядом твердого шанкра. Сходные болезни в его смысле — сифилис и отравление ртутью, поэтому сифилис излечивается ртутью.
Вследствие этого Ганеман представлял себе, что, если, например, сифилитический яд вызывает у человека язву в зеве, и если то же делает прием сулемы, то эта же или меньшая доза сулемы должна влиять на эту язву таким образом, что наклонность лекарственного вещества образовать нечто подобное тому, что образует и сифилитический яд, берет верх, подавляет силу последнего. Другими словами: всякая болезнь обнаруживается субъективными и объективными симптомами, которые указывают на то, что определенный орган служит местом, или по крайней мере начальным пунктом, субстратом (Nährboden*) болезни. То же делает лекарство, которое вводится в соответственной дозе в здоровый организм: оно также вызывает известные симптомы, общую картину которых мы обозначаем как "лекарственные симптомы", "лекарственную болезнь", т. е. всякое лекарство обладает способностью избирать совершенно определенные органы, и притом в известной последовательности, пунктом для проявления своего влияния (Angriffspunkt), расстройством которых и обусловливаются эти лекарственные симптомы. Чтобы исцелить заболевание какого-либо органа, пользуются лекарственным средством, которое, как известно из опыта, стоит в известном отношении непосредственно к этому органу; которое действует специфически таким образом, что частички его вещества, пренебрегая всеми лежащими на пути органами, устремляются прямо к этому больному органу, чтобы повлиять на движение его клеток, их протоплазматических зернышек.
* Schulz, l. c.
Подобные вещества с только что описанными свойствами существуют на самом деле; вследствие этой их особенности мы можем назвать их "органоспецифическими"*, и чтобы отыскать их, мы должны испытать на здоровых людях как средства, испытанные со времен древности, так и все вновь приобретенные, если они оказываются хорошими.
* Это название принадлежит не Ганеману, но выбрано мной, чтобы сделать себя понятным при упрощенном способе выражения.
Засим в учении Ганемана следует пропасть. Он еще вполне правильно дедуцирует дальше, что для того чтобы повлиять на больной, "находящийся в раздраженном состоянии" орган, требуется относительно очень небольшая доза "органоспецифического" средства, потому что больной орган находится в состоянии раздражения, его молекулы вышли из состояния покоя, они движутся ненормально и легче, чем в здоровом органе, подчиняются всякому внешнему толчку к дальнейшему движению. Отсюда применение в гомеопатии вообще очень малых доз. Но как Ганеман пришел к заключению, что это "органоспецифическое" средство возвращает к норме подобное расстройство в движении и является исцеляющим средством? Этот вопрос остается у Ганемана неразрешенным. В следующей главе я попытался проложить путь для ответа на него. Но если мы и наталкиваемся пока на чрезвычайные трудности при наведении надежного моста через эту пропасть, то мы все же должны согласиться, что опыт у постели больного подтвердил правильность этого заключения*, и что соотношение между симптомами болезни и симптомами лекарства достаточно тесно, чтобы признать за собой право сходства между теми и другими и считать принципом для выбора лекарств (Similia similibus).
* Конечно, те, которые умышленно закрывают глаза и не хотят ничего видеть, с этим не согласятся. А таких врачей, к сожалению, огромное большинство! — И. Л.
Относительно того, как производить испытания лекарственных веществ на здоровых людях, в "Органоне" и других сочинениях Ганемана имеются самые подробнейшие предписания.
Безусловной надежностью "испытателей" Ганеман дорожит больше всего, и точно предписывает им их образ жизни, при котором требуется: правильность обычных занятий, умеренность в пище и питье, воздержание от пряностей, солей и т. д.
Особенно большое значение придавал Ганеман тому, чтобы врачи производили испытания сами на себе, как и он сам сделал их на себе огромное количество. Кто не умеет наблюдать на самом себе, тот не сумеет сделать этого также и на других. Субъективные симптомы нужно подметить, описать, охарактеризовать, а это нелегко. Кто сам испытал боль, возбуждение, страх, тот сумеет оценить эти состояния и судить об их влиянии на телесное и душевное состояние и других. Таким же образом научаются дифференцировать между самим собой и другими, а это начало познания той великой роли, которую играет в человеческой жизни индивидуальность. Таким образом научаются понимать идиосинкразии других, когда испытают их на самих себе, тогда-то исчезнет прежняя насмешливая улыбка, когда слышат, что на кого-либо оказывает влияние ничтожно малая доза какого-либо вещества, которая у самого испытателя не вызывает ни малейшего симптома, и наоборот. Таким же образом на основании собственного опыта скоро приобретают определенный взгляд на значение того привидения, именуемого "внушением", на котором в настоящее время помешаны врачи.
Научаются также ценить по-видимому не идущие к делу симптомы, потому что они теперь уже могут иметь значение. Наши врачи, к сожалению, привыкли обращать на подобные симптомы внимание лишь тогда, когда достигают или переходят законом установленную максимальную дозу. Если какой-либо медикамент не признается этим авторитетом в известной дозе опасным, то он спокойно дается больным, пока они не отправятся ad patres. Antipyrin и Antifebrin достаточно дали нам печальных примеров этого. Если больные высказывают при этом какие-либо жалобы, то это приписывается "внушению".
Я искренне убежден, что подобного зла не могло бы быть, если бы врачи, как это делается в гомеопатической школе приучились испытывать на собственном теле по крайней мере некоторые из тех средств, которые они затем должны применять у своих больных. Сколько вреда причиняется слишком большими дозами лекарств, это, как утверждают опытные врачи, едва ли можно измерить. Быть может, два замечательных сочинения Левина* и Коберта**, о которых я упомянул в своем введении, будут способствовать тому, чтобы у врачей открылись глаза на это. Действие электрического тока и различных гидротерапевтических процедур также следует испробовать предварительно на собственном теле. Это приносит большую пользу для практики и для знания, как я это могу утверждать на основании собственного опыта. Тогда только поймут важность принципа, защищавшегося Кантани на Берлинском медицинском конгрессе: "Только не вредить".
* Lewin. Die Nebenwirkungen der Arzneimittel.
Berlin, 1893. Aug. Hirschwald. II Auflage. (Переведена на русской язык, см. выше. — И. Л.)
** Kobert. Lehrbuch der Intoxicationen. Ferd. Enke. Stuttgart, 1893.
Результаты этих испытаний на самом себе и других изложены Ганеманом в его "Reine Arzneimittellehre" в 6 томах. Первые 3 тома появились от 1811 до 1821 гг. и содержат лекарственные болезни 62 средств.
В позднейшее время они были подвергнуты вторичному переиспытанию, и при этом обнаружилось, что несмотря на различие индивидуальности испытателей, известные средства у всех вызывали всегда одни и те же симптомы: например, Aconitum — лихорадку с сильно напряженным полным пульсом и сильно покрасневшим лицом, что часто наблюдается как непосредственное последствие простуды; Bryonia — хрипоту и кашлевое раздражение в горле, соединенное с тяжестью и расслабленностью во всех суставах, болями в обоих висках, которые ухудшаются при всяком движении, и т. д.
Таким путем возникли более или менее обширные гомеопатические фармакологии, из которых я назову и рекомендую следующие: v. Fellenberg-Ziegler, Kleine homöopathische Arzneimittellehre 1892. — Heinicke, Handbuch der homöopathischen Arzneiwirkungslehre, Leipzig, Dr. Schwabe 1880. – Farrington, Klinische Arzneimittellehre übersetzt v. Dr. Herm. Fischer. Leipzig, Dr. Schwabe 1891. (на русском языке имеется перевод прекрасной фармакологии Р. Юза "Руководство к фармакодинамике". СПб, 1885. Кроме того, в "Гомеопатическом вестнике" и "Враче-гомеопате", начиная с 1887 г., печатаются статьи из вышеупомянутой "Клинической фармакологии" проф. Э. Фаррингтона, которой переведено уже около половины. — И. Л.)
Послушаем, что говорит проф. Гуго Шульц относительно испытания лекарств на здоровых, стр. 16:
Для чисто научной работы без опытов на животных ни теперь и никогда нельзя будет обойтись, но в смысле извлечения из них возможной практической пользы у постели больного их значение ограничено. В качестве последнего звена цепи здесь необходимо добавить опыт на здоровом человеке*.
* Cр. также Hugh Schultz Virch. Arch. 1887, Bd. 109, p. 21.
После нескольких замечаний относительно индивидуальности, о которой у нас шла речь, и относительно неправильности перенесения результатов, добытых опытами на животных, на человека, наш автор продолжает:
Потому что в практике врача дело идет о человеческих органах, а не органах лягушек, кроликов и морских свинок. Если бы всякий, кто чувствует себя призванным предложить врачебному миру новое лекарственное средство, поступал бы таким образом, что испытывал бы его прежде на самом себе, — прекрасный обычай, существовавший прежде, — то это, конечно, было бы лучше, и литература обо всех прекрасных и плохих результатах опытов с новыми средствами, пожалуй, несколько поубавилось бы.
Стр. 17:
Нельзя отрицать, что многочисленные приобретении и добавления, сообщающиеся о положительных результатах и служащие для уразумения фармакологического свойства большого ряда лекарственных веществ, не соответствуют той пользе, какую может извлечь из этих работ клиника. В них не хватает обыкновенно краеугольного камня, последней доски на мосту, который ведет из фармакологической лаборатории в клинику: опыта на здоровом человеке. Что огромная важность этого признавалась уже давно, доказывают нам сочинения Радемахерa, Йорга, Беккера и Шроффа. По собственному опыту я могу сказать, что опыты, которые я мог произвести 5 лет тому назад (т. е. с 1885 г. — А. Ш.) на здоровом человеке с моими слушателями, ясно показали мне, что они скрывают в себе весьма значительную помощь для нашего познания действия лекарств. Существенный для нас здесь результат, который получается от подобного расширения фармакологического исследования в связи с клиническим опытом, следующий: мы научаемся узнавать в организме те пункты, на которые действуют отдельные лекарства (Angriffspunkt). Мы узнаём при этом, что морфий прежде всего поражает мозг, что сернокислый натр видоизменяет деятельность кишечного канала, наперстянка изменяет деятельность сердца. Мы узнаём обширную силу ртути, йода, мышьяка по патологическим явлениям, которые обнаруживаются в определенных органах благодаря присутствию их в теле. При только что названных средствах положительно нельзя не признать известной последовательности в возникновении изменений в органах, которая, по-видимому, говорит за то, что способность сопротивления (Resistenzfähigkeit) различных тканей одному и тому же агенту не одна и та же. Как правило, мы видим, например, что при мышьяке сперва появляются расстройства столь богатого железами пищеварительного аппарата; поражения же кожи, явления со стороны нервной системы бывают относительно реже.
До сих пор я так подробно цитировал профессора Шульца, одного из выдающихся нынешних фармакологов, для того чтобы показать, что основные положения Ганемана относительно испытания лекарств на здоровых людях вполне соответствуют масштабу рафинированного клинического опыта настоящего времени. Я со своей стороны должен признаться, что вполне присоединяюсь к этим обоим авторам, так как не могу понять, как можно применять лекарства на людях, не испытав их раньше на людях же.
Из произведенных профессором Шульцом испытаний лекарств я хотел бы привести два: испытания железа* и хинина**, чтобы показать согласие их с испытаниями, произведенными гомеопатами.
* Ther. Monatshefte, 1988, p. II ff.
** Virch. Arch. 1887, Bd. 109.
Железа достаточно было принять всего около 0,5 г (Ferrum sesquichlor 0,5:100), в течение 4 недель, чтобы "четыре сильных молодых человека окончательно вышли из своего физиологического равновесия". Лекарственная болезнь, которую наблюдал Шульц, вполне соответствовала картине, рисуемой, например, Фаррингтоном. У обоих авторов главные симптомы относятся к пищеварительным органам и сосудистой системе. В области первых испытатели имели: давление, тяжесть, болезненное ощущение в области желудка, вздутие газами, предсердечный страх и одышку, горькую отрыжку спустя два часа после еды. Относительно последней: состояние приливов с сильным биением сонных артерий и головными болями, припадки задушения, как будто вслед за сим должно было наступить сильное кровотечение из легких. По закону подобия гомеопаты применяют железо у больных, имеющих эти же симптомы, и оказывается, что они имеют место главным образом у хлоротичных больных с эретической сосудистой системой. У подобных больных железо является также средством против кровотечений, против расстройств циркуляций крови после возбуждений, против болей в желудке и кардиалгий, против запора.
Другое средство, испытанное профессором Шульцом на 10 своих слушателях, — хинная кора, которой я тем охотнее посвящаю здесь короткое описание, что Ганеман был приведен к закону подобия благодаря ей. Так по крайней мере говорит он сам* об этом, не объясняя, однако, каким последовательным ходом мыслей он был приведен к этой идее. Во всяком случае, он был убежден, что этим средством можно действительно вызвать перемежную лихорадку, но в этом предположении он ошибся**.
* Hahnemann. Reine Arzneimittellehre. Dresden, 1817, III,
p. 35, Anm.
** В этом д-р Шперлинг неправ. Наблюдения Ганемана, что хинная кора вызывает приступы перемежной
лихорадки, подтверждаются наблюдениями других авторов относительно хинина. См. по этому поводу
C. Binz. Лекции фармакологии. Спб, 1887, стр. 709, а также мою статью "Как действует
хинин в перемежной лихорадке?" ("Врач-гомеопат", 1895, № 6). — И.
Л.
Приемы хинина, употреблявшиеся Шульцом при его опытах, равнялись от 0,005 до 0,01 pro die. Испытатели обнаруживали первые явления отравления хинином, ясно показав при этом, что хинин уже в малых дозах обладает весьма резко выраженным действием на сосудистую систему. Все действия хинина, по мнению Шульца, объясняются перемежающимся полнокровием. При этом наблюдаются мозговые симптомы: сонливость, слабость, апатия, обморочные припадки, мерцание перед глазами, прилив крови к голове. Со стороны сердца: состояния возбуждения и расслабления, сердцебиение, беспокойство, страх. Со стороны нервов: периодически возвращающиеся боли в надглазничном нерве и в здоровых зубах, головные боли. В пищеварительных органах: раздражения, обнаруживающиеся неправильными перемежающимися испражнениями. В мочевом пузыре: увеличение или уменьшение (смотря по индивидуальности) потребности к выведению мочи, давление в пузыре, напор мочи.
Сравнивая с этими опытами опыт Ганемана, можно установить замечательное согласие между ними, с той лишь разницей, что Ганеман поступал точнее, наблюденные им симптомы он описывал гораздо подробнее. Например, при вызываемой хиной надглазничной невралгии можно констатировать резкое ухудшение от самого легкого дотрагивания, вместе с главным характеристическим явлением, периодичностью. Лечение этой невралгии хиной обще нашей и гомеопатической школе, но только последняя обходится такими же малыми дозами, какими пользовался проф. Шульц, чтобы вызвать эту невралгию. Ганеман наблюдал также расстройства сна по ночам, неправильную деятельность кишечника, напор мочи, но, кроме того, поллюции, щекочущий кашель, насморк и чихание, род припадка задушения, особого рода периодическую лихорадку с горячей головой и холодными конечностями и т. д. Сообразно с этими симптомами, которые должны зависеть от возбуждения сосудистой системы и перемежающегося тонуса ее, производится применение хины. Поэтому она в особенности часто дается при всех состояниях слабости, происходящих вследствие потери соков, будут ли то кровотечения, нагноения или поллюции. Я не могу сказать, как пришли непосредственно к этому главному показанию для хины, во всяком случае оно указано уже Ганеманом, и я должен признаться, что мне однажды хина оказала отличную услугу у одной дамы, которая вследствие кровотечения из матки необыкновенно ослабела, и которая раньше принимала против этого состояния железо в большом количестве, но безрезультатно. После хины она заметно поправилась в несколько дней, кровотечение прекратилось совершенно. Я дал ей около 10 приемов 12-го растирания; во всяком случае, она не знала какое вещество она получила от меня.
Ганеман — ожесточенный враг больших доз хины, и утверждает, что хотя, например, перемежная лихорадка и подавляется ими, но только с тем, чтобы дать место другому страданию, хинной болезни. Как противоядие против злоупотребления хиной он советует железо, а также белладонну и др.
По этому поводу я должен особенно советовать прочитать описания испытаний проф. Шульца. Они очень поучительны. А кто умеет читать между строк, тот увидит, как при известных обстоятельствах надглазничная невралгия от одного лишнего грамма хинина может достигнуть непосредственно своего высшего напряжение.
Необходимо еще упомянуть, что проф. Бинц, резюмируя свои "Лекции фармакологии" (op. cit., стр. 872. — И. Л.), отзывается об испытаниях лекарств на здоровых как о ничего не стоящих (werthlos) и как раз приводит хинин, который при перемежной лихорадке представляет необходимое средство, но никогда у здорового не вызывает перемежной лихорадки*, салициловую кислоту, которая у здорового не возбуждает острого суставного ревматизма, и йод и ртуть, которые не вызывают сифилиса. Что касается сифилиса и ртути, то у них имеется в этом отношении весьма тесное сродство, так что пояснение проф. Бинца должно подчиниться маленькому ограничению, но это здесь все равно.
* Как раз противоположное можно найти в этих же самых лекциях (на стр. 709), о чем я уже говорил выше. См. прим. на стр. 388. — И. Л.
Однако не может быть никакого сомнения относительно того, что хинин в больших дозах действует при перемежной лихорадке в другом смысле, чем, например, вератрин в очень малых дозах (0,005 : 100,0 по чайной ложке) при cholera nostras (европейская холера), который по опытам врачей нашей школы оказался замечательно действительным при этой болезни, и применять который было также предложено проф. Шульцом*. Действует ли хинин антиплазмодически или каким-либо другим способом, когда его дают больному перемежной лихорадкой в ежедневных приемах по 1,0 г и более, этого вопроса я не буду разбирать**. Но верно то, что хинин, как явствует из опытов с ним на здоровых, уже в дозах по 0,005 в день может обнаруживать действие сильного клеточного яда. Что при ежедневных приемах по грамму, во всяком случае, вместе с плазмодиями приносится в жертву хинину и часть здоровых клеток, и что поэтому о воздействии на клетки в смысле укрепления их, поднятия их способности сопротивляться возбудителю болезни с помощью столь сильного хининного раздражения не может быть и речи.
* Deutsche med. Wochenschrift. 1885
** Первое объяснение опровергается опытами Бацелли и Росина. См. вышеупомянутую мою статью об этом
(стр. 388). — И. Л.
При благоприятном же действии вератрина в cholera nostras, несомненно установленном как врачами нашей школы, так и гомеопатами, речь должна идти, напротив, о совершенно другом явлении. Вератрин никоим образом не средство, убивающее бациллы даже при более сильной концентрации, чем 0,005:100. Напротив, можно думать, что если большая доза вератрина, даже примененная подкожно, вызывает понос с тенезмами и коликой, в основе которых лежит гиперемия кишечника, и это наблюдается действительно, то тогда малая доза вызывает начальные стадии этой гиперемии кишок и, улучшая этим кровообращение в них, приводит в лучшее состоянии самый субстрат болезни. Так по крайней мере понимает дело проф. Шульц, и я должен вполне присоединиться к его мнению.
Если такое понимание верно, то вератрин в этом случае отвечает идеалу причинной терапии. Хинин же в первом случае, напротив, является примером чисто эмпирически-симптоматической терапии. Для первого рода терапии с помощью опытов с лекарствами на здоровых людях приобретают очень много, для последних ничего. Обе точки зрения нужно строго не смешивать друг с другом.
Теперь еще несколько слов относительно лечения больных по принципу подобия.
Я уже раньше сказал, что гомеопатическое учение делает здесь скачок, который я в следующей главе постарался по крайней мере теоретически поставить на прочное основание. Как пришел Ганеман к предположению, что болезнь должна излечиваться лекарством, которое у здоровых вызывает симптомы очень сходные с ее симптомами? Путем логической дедукции этот принцип не был найден, он должен быть продуктом вдохновения, и нашел себе подтверждение в опытах на больных*.
* Он пришел к этому, как явствует из его сочинений, чисто путем сопоставления, путем аналогий. — И. Л.
Во всяком случае, ежедневное наблюдение учит нас, что яды холеры, кровавого поноса и тифа первым пунктом для своего нападения выбирают кишечник и даже ограничиваются еще более определенным местом, а именно: при тифе — нижним отделом тонких кишок, при дизентерии — наверное, лишь толстыми кишками. Дифтеритический яд локализуется предпочтительно в органах зева, оспенный яд в коже, и т. д. Таким образом, мы видим, что возбудители болезней, т. е. вызывающие болезни причины, имеют такое же интимное отношение к совершенно определенным органам, как и лекарства. Я не иду так далеко, как проф. Шульц, чтобы думать, что изменения (гиперемия, воспаление и проч.) органов должны быть одни и те же, все равно какого бы рода ни было первоначальное раздражение, от которого они произошли (l. c., p. 18), потому что я не могу поверить, чтобы раздражение ганглиозных клеток радостью, страхом, печалью, травмой, хлоралом или мышьяком вызывало каждый раз одно и то же молекулярное движение. Микроскоп в случае, если бы мы были в состоянии произвести исследование с его помощью, вероятно, не позволил бы нам открыть при этом никакой разницы, и все же мы принуждены теоретически держаться предположения о различии происходящих при этом явлений. Практически это предположение заставляет при выборе лекарства не только обращать внимание на "органоспецифичность" его, но также смотреть, чтобы оно было специфичным и по отношению к этиологическому моменту ("этиологически-специфическим"). Какой трудной и неразрешимой ни кажется эта задача, однако же гомеопатическая фармакология владеет несколькими подобными лекарствами, которые показаны при совершенно определенных причинах болезней, например, Arnica, Calendula, Hamamelis при ушибленных органах, China после потери соков, Nux vomica, Pulsatilla, Ipecacuanha после расстройств пищеварения, первая в особенности вследствие употребления алкогольных напитков, и т. д.
Для нас нисколько не важно, чтобы естественные возбудители болезни и лекарственные вещества представляли абсолютно одинаковые объективные и субъективные болезненные продукты. Если только мы владеем критерием относительно характеристических свойств лекарственных средств для того чтобы достигнуть очага болезни, субстрата ее, чтобы быть в состоянии причинному нарушению движения молекул противопоставить с помощью лекарственного вещества другое молекулярное движение (подробнее об этом в ближайшей главе), то теория должна объявить себя удовлетворенной. Практика же путем опыта должна выяснить, может ли она извлечь из этого для себя пользу.
Проф. Шульц задает вопрос:* "В состоянии ли мы орган, модифицированный заболеванием в своей функции, излечить применением средства, которое может в здоровом органе вызвать симптомы, подобные симптомам этого заболевания?" Наш автор присовокупляет: "Ежедневный опыт отвечает на этот вопрос: да".
* l. c., p. 19.
Унна** говорит то же самое, но несколько иными словами: "Мы можем констатировать постоянные отношения между лекарством и прямым изменением органа, которые вместе образуют то, что должна будет сделать в будущем общая терапия". Впрочем, это воззрение высказывалось уже Гиппократом и его школой. Но Ганеман имеет зато ту бесспорную заслугу, что он первый сознал принципиальную важность этого воззрения и построил на нем лечебную систему.
** l. c., p. 19.