Сто лет тому назад, в конце 1796 года, в "Журнале практической медицины" Гуфеланда (Hufeland's Journal der praktischen Arzneikunde, B. II, S. 3 et 4) появилась статья под заглавием "Опыт нового принципа для нахождения целебных свойств лекарственных веществ и взгляд на прежние принципы" (Versuch über ein neues Prinzip zur Auffindung der Heilkräfte der Arzneisubstanzen, nebst einigen Blicken auf die bisherigen), принадлежавшая доктору Самуилу Ганеману, хорошо известному тогдашнему медицинскому (да и вообще образованному) мирy своими работами в области прикладной химии и практической медицины и переводами, которые он обыкновенно снабжал своими весьма ценными, по заявлению его современников, примечаниями. В этой статье он делит все врачебные методы на три разряда.

Первый разряд, или "путь", который он называет "царским", заключается в удалении или уничтожении основной причины болезни. Но этот метод, к сожалению, имеет самое ограниченное применение, потому что в огромном большинстве случаев эти основные причины болезней неизвестны и, быть может, никогда не будут нам открыты.

Второй путь заключается в подавлении существующих болезненных симптомов разного рода лекарствами, имеющими обыкновенно противоположное болезни действие. В острых болезнях подобные средства, которые он называет "временными", еще могут приносить некоторую пользу, так как могут устранять на некоторое время тягостные симптомы, а в это время сама природа успевает победить основную болезнь. Но вообще он предостерегает от увлечения этим так называемым паллиативным методом, говоря, что "это дорожка в дремучем лесу, теряющаяся по краю пропасти. Гордый эмпирик принимает его за большую торную дорогу и чванится жалкой властью приносить облегчение на несколько часов, мало заботясь о том, не пускает ли болезнь под этим покровом более глубоких корней".

Наконец, третий путь, "самый желательный и похвальный", это применение специфических средств, т. е. таких, "которые должны не подавлять симптомы, а уничтожать болезнь в самом корне ее". Хотя лучшие врачи всех времен и придерживались этого метода, но, к сожалению, число подобных специфических средств крайне ограничено, так как ими обязаны только слепому случаю. Считая унизительным для человеческого разума полагаться "только на случай и эмпирическое à propos", он предлагает предпринять опыты (конечно, раньше тщательно обдумав их) с целью отыскания специфических свойств лекарств. Подобные опыты он предлагает производить на здоровых людях, потому что из тех явлений, которые наблюдаются у больных, "даже величайший практический гений" не может указать, что нужно приписать болезни и что — влиянию лекарства.

Говоря об этих опытах на здоровых людях, Ганеман указывает, что огромное большинство лекарств, в особенности растительных, обладает двоякого рода действием, первичным и вторичным, причем первичное обыкновенно бывает прямо противоположно вторичному. Благодаря этому вторичному действию большинство паллиативных средств, обладающих, как выше указано, обыкновенно действием, противоположным болезни, приносят известный вред, потому что, хотя они в своем первичном действии и облегчают болезненные симптомы, но их вторичное действие, прямо противоположное первичному, влияет в том же направлении, как и болезнь, почему организму приходится бороться не только с болезнью, но и с лекарством; за временное облегчение приходится расплачиваться, так сказать, с процентом. Но как же воспользоваться у постели больного полученными из опытов на здоровых людях "чистыми" действиями лекарств? Ганеман решается предложить для этого ключ, а именно: "Выбирая для данной естественной болезни средство, вызывающее наивозможно подобную искусственную болезнь, можно будет часто излечивать труднейшие заболевания". "Это положение, — пишет он далее, — признаюсь, имеет в такой мере вид бесплодной, аналитической, общей формулы, что я должен поспешить разъяснить его синтетически". Кроме соображений чисто теоретического свойства, основанного на противоположности первичного и вторичного действия лекарств, в подтверждение своего только что высказанного положения он приводит несколько лекарств, оказавшихся как раз целебными в тех болезненных состояниях, которые они сами и способны вызывать; относительно других он высказывает предположение, в каких болезнях они должны быть полезны. О дозах в этой статье Ганеман ничего не говорит; он указывает лишь на необходимость знать продолжительность действия каждого лекарства и тщательно следить за действием каждого отдельного приема его.

Вот в главнейших чертах содержание той статьи, в которой Ганеман впервые высказал важность гомеопатического принципа в медицине, того принципа, из-за которого он, с одной стороны, приобрел массу врагов, особенно среди врачей, ненависть которых к нему с течением времени не утихает, а все растет, почему многие из них даже в настоящее время, зная Ганемана почти только по имени, считают своим нравственным долгом при всяком удобном и неудобном случае всячески грязнить его и предавать анафеме, тогда как с другой стороны миллионы лиц ежедневно благословляют его имя. Гомеопатический принцип высказывался многими врачами и до Ганемана, начиная с отца медицины Гиппократа, но никто не придавал ему того широкого и общего значения, какое придавал ему Ганеман, почему он и считается по справедливости творцом этого учения.

Чтобы судить о Ганемане, его нужно рассматривать с двух точек зрения; во-первых, как человека своего времени, и, во-вторых, как реформатора-творца гомеопатии. Времена Ганемана принадлежат в данное время уже истории, и потому мы можем судить о них более или менее правильно; созданное же им учение еще и до сих пор служит предметом ожесточенного спора между специалистами и имеет как массу горячо преданных ему приверженцев, так и еще гораздо большее число непримиримых противников. Как человека своего времени Ганемана, несомненно, нужно считать колоссом среди современных ему врачей, потому что никто из них не видел так ясно всех отрицательных сторон тогдашней медицины, как он, с чем должен будет согласиться всякий, кто возьмет на себя труд познакомиться с состоянием тогдашней медицины и, хотя поверхностно, с его сочинениями, из которых многие сохраняют свое значение даже и в настоящее время.

Как большинство великих людей, Ганеман родился в бедной семье: он был сын живописца по фарфору. Родился он в 1755 г. в г. Мейссене в Саксонии, и первоначальное воспитание получил в школе этого городка. Не имея средств на воспитание сына, отец хотел было посвятить его своему или какому-либо другому ремеслу, но ввиду выдающихся способностей мальчика учителя школы освободили его от всякой платы и уговорили отца оставить сына продолжать учение. Особенно любил его и принимал в нем большое участие директор школы Мюллер. В 1775 г., имея всего 20 талеров в кармане, он отправился в Лейпциг и поступил на медицинский факультет. За неимением средств, ему пришлось перенести много невзгод. К счастью, все профессора освободили его ввиду его бедности от платы за лекции, а зная хорошо языки, он занялся переводами и уроками, чем и поддерживал свое существование. В то время для получения основательного образования нужно было перекочевывать из одного университета в другой, чтобы иметь возможность слушать лучших профессоров. Скопив немного денег, Ганеман в 1777 г. для изучения "практической врачебной науки" отправился в Bену, где в то время имелись лучшие профессора. В 1779 г. он защитил свою докторскую диссертацию ("Этиология и терапия судорожных болезней").

В то время, когда появилась его статья "Опыт нового принципа", Ганеман уже успел составить себе солидное научное имя как выдающийся ученый врач и химик. Им было сделано уже много очень ценных работ и особенно переводов, как медицинских, так и химических. Я не могу здесь перечислять даже главнейших из его работ, ни тем паче разбирать их, так как это потребовало бы много места. Их в то время было около 50.

Уже в ранней своей деятельности Ганеман ясно сознавал всю несостоятельность тогдашней медицины, что он и высказывал постоянно в своих сочинениях. В то время в медицине царила страшная путаница. Это было время создания новых теорий, причем ни одна из них долго не удерживалась; с заменой же одной теории другой, обыкновенно изменялся и способ лечения. Так как происхождение болезней было крайне гадательно, то врачи обыкновенно прописывали в одном рецепте массу средств (иногда до 100), в надежде, что если одно будет непригодно, то, авось, поможет другое. Полагая, что болезнь происходит от присутствия в теле особого болезнетворного вещества (materia peccans), старались выгнать его всякими очистительными: проносными, рвотными, мочегонными, потогонными, кровопусканиями, нарывными пластырями, заволоками и т. д. до бесконечности. Понятно, что больные умирали скорее от лечения, чем от самой болезни. Конечно, некоторые врачи, обладавшие более светлым умом, видели несостоятельность и вред подобной терапии, основанной на очень шатких гипотезах, но их голосов не слышали. Ясно видел все эти отрицательные стороны тогдашней медицины и Ганеман, и видел их яснее других, и потому считал своим нравственным долгом всеми силами бороться против них. Он говорит о них во всех своих сочинениях, в переводах он посвящает им отдельные примечания. Он ратовал против многосмешений, где одно лекарство уничтожает другое, где получаются совершенно новые и неизвестные химические соединения; ведь если такая смесь и принесет пользу, то врач решительно лишен возможности узнать, какой из бесчисленных ингредиентов оказался в данном случае полезным. Он ратовал против бессмысленных очищений, говоря, что они лишь понапрасну ослабляют организм, мешая ему самому справиться с болезнью. Он стоял за назначение лишь простых средств и за точное наблюдение их действия, за сохранение сил больного, за гигиену и диететику; одним словом, за все то, что в наше время составляет азбуку для всякого врача. Но в то время этой азбуки не признавали.

Особенно сильно восставал Ганеман против кровопускания. Кровопускание считалось необходимым чуть не при всех болезнях, почему кровь лилась рекой. Кровь пускали иногда по 3–4 раза в день. Немудрено, что после подобного лечения больной не мог умереть от болезни: он умирал от лечения. Кровопускание считалось даже предохранительным средством, а потому, когда являлся кровопускатель в какую-нибудь деревушку, то кровь пускали себе все, стар и млад. Из-за кровопусканий Ганеман имел даже крупное столкновение с придворными врачами австрийского императора.

В начале 1792 г. неожиданно умер австрийский император Леопольд II. Bскрытиe обнаружило полугнойный плеврит. Из отчета лейб-медика Лагузиуса видно было, что императору в течение суток пускали кровь четыре (!!) раза. Эта смерть как громом поразила всех. Это было время политического брожения. Все со страхом смотрели на Францию. Император в свое недолгое царствование (с 1790 г.) успел отвратить войны, которые казались неизбежными. С его смертью снова наступило тревожное положение. В это время всеобщей скорби Ганеман решается потребовать отчета от лечивших императора врачей в их образе действия. Разбирая отчет д-ра Лагузиуса в журнале "Anzeiger" (1792 г., №№ 137 и 138) он пишет:

Наука спрашивает: на основании каких принципов мы имеем право предписывать второе кровопускание, когда первое не оказало никакого облегчения; как возможно в третий и, о Боже, в четвертый раз пускать кровь, когда от предыдущих раз не произошло облегчения, отнимать у исхудалого человека, ослабленного от напряжения ума и продолжительного поноса, 4 раза в течение 24 часов жизненный сок, и все, все без облегчения.

Этот поступок Ганемана осуждался некоторыми современниками его и особенно в последующее время объяснялся лишь желанием Ганемана воспользоваться удобным случаем, чтобы выдвинуться из среды своих товарищей. Лучшим ответом может служить следующее место в том же "Anzeiger'e" (№ 119) из происшедшего по этому поводу обмена мыслей между врачами. "Едва ли возможно, — пишет один врач, — предполагать или думать, чтобы г. Ганеман имел намерение прославиться более, нежели это уже было в действительности. Г. Ганеман — столь высокоуважаемый врач, прославленный действительными заслугами, что ему, конечно, нет надобности добиваться уважения германской публики при помощи препирательств с г. Лагузиусом, который не более его знаменит".

Взгляд Ганемана на современную ему медицину особенно резко и ясно выражен в его статье "Эскулап на весах", появившейся в 1805 г. Под этой статьей можно бы и теперь подписаться обеими руками, потому что она сохраняет полный интерес и до наших дней. Нет возможности вкратце передать ее содержание, ее нужно всю прочитать. Приведу лишь несколько выдержек, чтобы показать, насколько здраво смотрел на вещи Ганеман. "Большинство болезней, ради которых призывается врач, — болезни острые, протекающие только малый промежуток времени, чтобы снова разрешиться в здоровье или смерть. Если несчастный умирает, то врач уходит скромно вслед за покойником; если же он выздоравливает, то, значит, силы природы должны были взять перевес, чтобы осилить болезнь вместе с действием лекарств, обыкновенно мешающим цели"... Так, например, при осенней дизентерии, все равно, лечится ли больной по какому-либо методу (Броуна, Штоля, Гофмана, Рихтера, Фоглера, или иному), или совсем не лечится, умирает одинаково много и все-таки "все врачи и лжеврачи, ухаживавшие за выздоровевшими, хвалятся, что выздоровление их пациентов достигнуто ими искусственно. Что же из этого следует? Наверное, не то, что все они пользовали правильно, а скорее, может быть, даже то, что пользовали все они неправильно"... Часто больные начинают поправляться именно тогда, когда они прекращают пpиeм лекарств, но скрывают это от врача и выздоравливают, в глазах этого врача и других, как будто благодаря его помощи. "Таковы мнимые излечения при острых болезнях". При хронических дело обстоит еще хуже, хотя в этом случае у врача достаточно времени и для размышления, и для наблюдения. Ганеман не отрицает случаев действительного излечения, благодаря мероприятиям врача, но, к сожалению, все подобные излечения бывают случайны, всегда очень не точно наблюдаемы и, главное, вследствие массы назначаемых средств, врач не знает, которому из них нужно приписать полезное действие. Таким образом и удачный опыт пропадает даром. Большое зло видит Ганеман в том, что не хотят видеть болезни, как она есть, а всегда стараются находить какой-либо источник ее, стараются строить теории, которые одна противоречит другой, и в безграничном полете фантазии совершенно теряют под собою почву... Говоря об учебниках, он указывает на то, что они состоят сплошь из противоречий. Такой же мутный источник представляет и "гордая" фармакология. За весьма небольшим исключением, все остальное лишь "личные мнения, заблуждения и обман"... "Что думать о науке, основывающей свои предприятия на азартной игре, на слепом счастье!" — восклицает он. "Как мутен ты, единственный источник наших познаний о силах целебных средств! — говорит он о фармакологии. — И этим довольствуется в наш просвещенный век ученый хор врачей в самом важном для смертных обстоятельстве, где стоит на карте драгоценнейшее из всех земных благ: человеческая жизнь и здоровье! Нет никакого чуда, что успех таков, как он есть".

Идея гомеопатического принципа зародилась у Ганемана задолго до 1796 г. Она сквозит уже в его "Руководстве для хирургов" (1789 г.), в его объяснении действия ртути. Его известный хинный опыт, произведенный в 1790 г., обрисовал ему эту идею уже более определенно, но лишь в 1796 г. он решается высказать ее в печати. Статья Ганемана в скором времени подверглась резкой критике со стороны Геккера. Соглашаясь, что испытания лекарств на здоровых людях могут дать некоторые указания, Геккер все же сомневался, чтобы из этого можно было извлечь большую пользу. Принцип подобия он безусловно отрицал как совершенно беспочвенный. Кроме того, он был против терапевтического применения ядов, что советовал Ганеман, считая подобные лекарства крайне опасными. Другие критики были далеко не так строги, находили его статью весьма оригинальной и заслуживающей внимания, а некоторые (как, например, Курт Шпренгель) вполне соглашались и с важностью высказанного им принципа подобия. Ганеман не отвечал на эти критические статьи: он продолжал свои прежние ученые работы, продолжал усиленно работать над своим "Аптекарским словарем", первая часть которого вышла в 1793 г.; в 1799 г. он его окончил. В течение 5 лет им было написано около 20 отдельных статей и переводов, причем некоторые из них, как, например, "Аптекарский словарь" и "Сокровищница лекарств" (пер. с английского), представляли очень крупные и ценные сочинения. Но в то же время он не оставлял своей идеи и в тиши работал над ней, о чем можно судить по отдельным заметкам в его сочинениях.

В 1801 г. он издал брошюру "Лечение скарлатины и предохранение от нее", в которой предлагает на основании высказанного им нового принципа лечить эту ужасную болезнь, от которой и мы в настоящее время немало терпим, с помощью Belladonn'ы (красавки); это же средство он советует и как предохраняющее от скарлатины. Это лекарство приобрело ему немало сторонников. В 1805 г. как результат своих девятилетних трудов над новой идеей он издал на латинском языке "Отрывки о положительных действиях лекарств, наблюдавшихся в здоровом теле" (Fragmenta de viribus medicamentorum positivis, sive in sano corpore observatis), где приводит собственные наблюдения и литературные данные относительно 27 лекарств. В том же году он издает своего "Эскулапа на весах", в котором показывает всю несостоятельность тогдашней медицины, и, как выход из этого печального положения, подробно развивает свой метод в статье "Опытная медицина" (Heilkunde der Erfahrung), помещенной в журнале Гуфеланда (Bd. 22, S. 3). В этой статье он снова настаивает на необходимости назначения лишь простых средств, а не бесконечных смесей, настаивает на необходимости точных наблюдений и индивидуализации болезней; говорит, что кроме болезней миазматических (по-теперешнему — заразных), имеющих известную своеобразность, все остальные болезненные случаи представляют каждый свою особенность. Паллиативный метод он считает пригодным лишь в самом ограниченном числе случаев, когда угрожает непосредственная опасность. Во всех остальных случаях он советует назначать специфические средства, притом всегда в простом виде, а не в смеси, которые и "не замедлят скоро, нежно и прочно удалить болезнь". Такими специфическими средствами являются средства гомеопатические. Он подробно развивает теорию их действия, которая в общих чертах заключается в следующем: "Всякая болезнь имеет в своем основании совершенно своеобразное, противоестественное раздражение". Если этому болезненному раздражению противопоставить по возможности сходное с ним лекарственное раздражение, то тогда они взаимно уничтожаются и наступает выздоровление. Если лекарственное раздражение будет сильнее болезненного, то после подавления этого последнего избыток лекарственного раздражения сам собой уничтожится, потому что оно имеет силу всегда лишь относительно непродолжительное время.

О дозах в своем первом сочинении "Опыт нового принципа" Ганеман, как я уже сказал, ничего не говорит. Он предлагает только давать такую дозу, которая вызвала бы легкое ожесточение болезненных симптомов. Вообще в то время и даже позже он придерживался общепринятой в его время дозологии и даже иногда превосходил ее, но некоторые лекарства уже и тогда он назначал в относительно малых дозах. Так, например, в 1787 г. он предлагает при "застарелых нарывах" применять наружно раствор мышьяка 1 на 30 000 частей. Но главное его отличие от других врачей заключалось в том, что он тщательно наблюдал действие каждого данного им больному приемa лекарства. В конце 90-х годов у него попадаются все чаще и чаще указания в пользу "весьма малых приемов" лекарств. В 1799 г. он советует (в "Аптекарском словаре") давать сгущенный сок сабины по 1/30–1/60 грана, а страмония — по 1/100 и даже 1/1000 грана. В 1800 г. он говорит о "невероятно малом количестве" морского лука, о "десятимиллионной части" мышьяка. В 1801 г. он предлагает при некоторых мозговых лечениях в скарлатине 1/250 000 тинктуры опия, белладонну при той же болезни — в 1/1 000 000. Он сам изумляется открытому им действию столь малых доз и постоянно называет его "неслыханным" и "невероятным". Так он чисто практически (а не теоретически) был приведен к весьма малым дозам. Но еще и в 1805 г. в своей "Опытной медицине", говоря об этих "весьма малых дозах", он находит необходимым вызывать хотя легкое ожесточение болезненных симптомов. При этом, однако, он настаивал на тщательности приготовления лекарств, на том, чтобы для них употреблялись лучшие препараты и даже чтобы врачи сами занимались приготовлением необходимых им врачебных орудий. В подтверждение своих воззрений в 1807 г. в журнале Гуфеланда он печатает "Указание на гомеопатическое употребление лекарств в практике прежнего времени" (Fingerzeige auf den homöоpathischen Gebrauch der Arzneien in der bisherigen Praxis) (Bd. 26, S. 2).

Ho все эти его сочинения не достигли цели. Некоторые критики оспаривали его мнение, большинство с ним соглашалось во многом; предложенный им принцип для открытия специфических свойств лекарств находили очень оригинальным и заслуживающим внимания; он продолжал пользоваться прежним уважением, но дело оставалось в прежнем положении. Некоторые врачи воспользовались его указаниями относительно некоторых средств и подтверждали его наблюдения, иные начали прописывать более простые лекарства, чем навлекли на себя и Ганемана неудовольствие аптекарей, привыкших к аршинным рецептам. Между тем признание воззрений Ганемана требовало переработки всей фармакологии, что, конечно, было нелегко.

Тогда в 1808 и 1809 гг. Ганеман выступил в "Anzeiger" с рядом статей, в которых он резко напал на тогдашнюю медицину. Большинство этих статей были анонимные. В 1810 г. он издал свой знаменитый "Органон врачебного искусства", представляющий подробное изложение его учения. В 1811 году он направился в Лейпциг, чтобы читать лекции о своем способе лечения в тамошнем университете. Для этого ему нужно было предварительно защитить диссертацию. Темой для нее он выбрал "Геллеборизм древних" (De Helleborismo veterum) и защитил ее в 1812 г. Здесь, в Лейпциге, он начал усердно заниматься испытанием лекарств на себе и своих учениках. Эти испытания послужили материалом для его "Чистого лекарствоведения". Но недолго пришлось Ганеману наслаждаться относительным спокойствием: в 1819 г. по проискам аптекарей, ему было воспрещено самому приготовлять лекарства после чего дальнейшее пребывание в Лейпциге сделалось для него невозможным. В это время он был приглашен в качестве лейб-медика герцогом Ангальтским, и в 1821 г. переселился в Кетен, где продолжал свои работы. В 1835 г. он переселился в Париж, где и умер в 1843 г., 88-ми лет от роду.

Так возникла гомеопатия. В первое время ее существования, пока другие ученые труды Ганемана были еще у всех на виду, критика нового учения носила вполне приличный характер. С течением же времени, когда оно стало распространяться, когда у Ганемана явились ученики и последователи, полемика стала приобретать все более и более страстный характер, тем более, что новое учение совершенно расходилось с прежними методами лечения и резко осуждало их. Даже самые спокойные противники не могли простить гомеопатии то, что она отрицала пользу кровопускания, этот особенно излюбленный в то время метод. Так, один врач, по-видимому, старавшийся быть беспристрастным в своей критике нового учения, говорит "по собственному опыту", что уже много раз его земное существование зависело исключительно от того, чтобы возможно скорее ему была пущена кровь: он ощущал, как с каждой минутой кровь все более и более приливала к центральным органам, причем положение становилось крайне опасным; затем, когда начиналось кровопускание, он чувствовал, как с истечением пенистой крови духовные и телесные силы снова возвращались и приходили в нормальное состояние! А кто согласится в настоящее время с этим врачом относительно пользы этих кровопусканий? Резкие нападки на Ганемана и его учение начались только с 20-х, 30-х годов когда стали забываться его прежние заслуги и явилось на сцену новое поколение врачей.

Я не буду дальше излагать, как развивалось и распространялось новое учение, не буду излагать дальнейших работ Ганемана, имеющих отношение лишь к этому созданному им учению; скажу только, что все его воззрения, с которыми я старался познакомить вас выше, кроме его гомеопатических принципов (закона подобия и малых доз), давно уже признаны медицинской наукой. Что же касается его гомеопатических принципов, то хотя они в настоящее время и отрицаются господствующей фракцией врачей, но имеется и много поводов предполагать, что они еще могут восторжествовать, хотя, наверное, и в несколько измененном виде. Число приверженцев гомеопатии в настоящее время довольно велико: врачей-гомеопатов насчитывается более 14 000. Особенно много их в С.-Ам. Соединенных Штатах (около 12 000), где имеется 16 гомеопатических коллегий, 88 больниц с более 6 000 кроватей и масса поликлиник. В Европе состояние гомеопатии далеко не так блестяще благодаря сильной оппозиции со стороны господствующей школы. Имеется лишь несколько больниц и ни одного специального учебного заведения, кроме клиники проф. Бакоди в Будапеште. Посреди господствующей медицинской школы замечается направление, клонящееся в пользу гомеопатии, и накопляется все более и более фактов, прямо или косвенно подтверждающих гомеопатические принципы. Такова все более распространяющаяся в настоящее время прививочная терапия заразных болезней. Таковы работы д-ра Шперлинга (в Берлине) по электротерапии, сделавшие его положительным сторонником гомеопатии. Еще большее значение имеют работы проф. фармакологии в Грейфсвальдском университете Г. Шульца, производимые им по методу Ганемана, т. е. на здоровых людях и относительно малыми дозами; произведенные им по этому методу исследования относительно железа, хинина и серы вполне подтверждают наблюдения Ганемана и его принцип подобия. Накопляющийся фармакологический материал из наблюдений других врачей тоже представляет немало данных в пользу этого принципа. Малые дозы также имеют за собой некоторые научные работы. Первую в этом направлении научную работу проф. Йerepa ("Нейральный анализ") нужно, впрочем, считать лишь за попытку доказательства действительности малых доз. Гораздо больше значения имеет работа известного биолога проф. Негели ("Олигодинамические явления в живых клетках"), доказавшего несомненное действие некоторых химических веществ в самых слабых растворах (разведенных даже в септиллион раз) на водоросль спирогиру. Наконец, и среди представителей господствующей школы замечается новое веяние: гомеопатию начинают считать заслуживающей внимания. Так, и в энциклопедическом сборнике венского проф. Драше ("Библиотека медицинских наук"), в котором принимают участие лучшие представители современной медицинской науки (по крайней мере, немецкой), помещена статья о гомеопатии, принадлежащая д-ру Шперлингу, и написанная в самом благоприятном для нее духе. Статья эта переведена на русский язык, и потому всякий желающий может легко с ней познакомиться; к тому же и цена ее (30 к.) вполне доступна всякому.

В интересах страждущего человечества можно пожелать, чтобы в только что начавшемся своем втором столетии гомеопатия обратила на себя серьезное внимание господствующей медицинской школы, чтобы прекратилась существующая в настоящее время вражда между "аллопатами" и "гомеопатами", вообще недопустимая и даже неприличная в научных вопросах. От этого примирения обе стороны только выиграют. А сколько пользы принесет это страждущим! Страждущим, которые больше всего терпят от этой вражды! Несомненно, что гомеопатия обладает очень многими средствами, действительность которых доказана вековым опытом, и которые найдены лишь благодаря ее принципам, обязанным своим появлением на свет божий гению Ганемана. С другой стороны, ни один здравомыслящий человек не станет отрицать и заслуг господствующей медицинской школы в деле изыскания средств для борьбы с болезнями. От соединения обеих этих медицинских школ страждущее человечество и медицинская наука только выиграли бы. В настоящее время бедный больной находится между двух огней. Враждующие представители обоих медицинских направлений наперерыв стараются очернить в его глазах один другого, обвиняя друг друга и в невежестве, и в шарлатанстве, и даже в глупости, объявляя метод противника не заслуживающим ни малейшего внимания. И несчастный больной должен выслушивать все это! Он сознает инстинктивно, что тот и другой и прав, и неправ. Но кому из двух он должен отдать предпочтение в данном случае, он не может решить. А между тем, от этого решения зависит его здоровье, его способность к труду и даже самая жизнь; от этого зависит не только его собственное благосостояние, но и благосостояние его семьи, его близких! Он должен разрешить задачу, которая не под силу и самому мудрому Эдипу!