Д-р Александр Зеленков (Рига) |
|
Об основном принципе лекарственной терапии. Ч. I |
|
Санкт-Петербург, 1900 |
Любезные товарищи!2 Вам известно, что вследствие собственного хронического страдания я уже давно принимаю активное и пассивное участие в несомненно существующем реформенном движении в области медицинской терапии. В течение последних лет я неоднократно делился с вами своими новыми воззрениями на практическую медицину. Вам известно, что я еще недавно вовсе отвергал лекарственное лечение как не только излишнее, но и вредное, и считал присущие человеческому организму силы самозащиты совершенно достаточными для успешной борьбы с любой излечимой болезнью. С этим убеждением находилось в генетической связи общепатологическое воззрение, касающееся самого понятия о болезни, которое хотя и не общепризнано, но уже сильно распространяется между врачами и нашло себе приют в оригинально-русском учебнике общей патологии (именно проф. В. В. Подвысоцкого в Киеве). Согласно этому воззрению, наблюдаемые нами болезненные симптомы (воспаление и его признаки — tumor, rubor, calor, dolor, лихорадочный жар, понос, кашель, полиурия и проч., и проч.) не представляют собой врагов, против которых врач обязан бороться, но являются только внешним выражением борьбы организма с "болезнетворным началом", по большей части неизвестным (ens morbi, prima causa morbi). Называющая себя рациональной, "академическая" медицина во времена нашего студенчества была до такой степени пропитана духом терапевтического нигилизма, что она, по-видимому, менее всего интересовалась задачами лечения. Она уже давно превратилась в антропологию, ей "ничто человеческое не чуждо": в частной патологии она тщательно обрабатывает этиологию, патогенез, диагностику, а в терапии она ограничивается в большей части болезней несколькими советами, на которых как бы стыдится настаивать и, следовательно, предоставляет лечение самой Матери-природе; на всякий же случай, ut aliquid fieri videatur, прописывается больному лекарство. Несколько оживилась врачебная практика за последнее время, с тех пор как гигиена и диэтетика получили доступ в терапию и началось развитие профилактики. Тем более, однако, лечебная сила лекарств потеряла свой кредит. Профилактика даже нередко объявлялась главной задачей врача. С этим нельзя не согласиться; беда только в том, что мы не располагаем возможностью осуществлять ее на деле, так как профилактика требует коренного вмешательства в частную и семейную жизнь, где пришлось бы разрушать закоренелые предрассудки и привычки. Все же это не может производиться общественными гигиеническими мерами. Главной задачей врача всегда будет являться лечение уже обнаружившихся болезней, а главную часть этой задачи всегда будет составлять лекарственная терапия. "Materia medica, — говорит Prof. Schulz3, — является важнейшим орудием в ежедневном обиходе врача; основательное знание ее представляет клад, несравнимый ни с чем другим". На чем же основано чувство неудовлетворенности, преобладающее между мыслящими врачами, когда дело коснется лекарственной терапии, особенно хронических болезней? Я полагаю, на том, что эта терапия лишена научности, что она не руководится никаким законом, во многих случаях даже никакой точкой зрения, почему и "предсказание грядущего", о котором говорит натурфилософ XIX века в вышеприведенном эпиграфе, возможно только изредка. Успехи лекарственного лечения представляют ряд случайностей, отчасти лежащих вне нашего расчета. Область нашей современной фармакотерапин постоянно "наводняется целой армией новинок" согласно инициативе химических заводов. "Каждый врач, дорожащий своей наукой, не может отрешиться от чувства глубокого стыда при сознании, что медицина не считает ниже своего достоинства поддерживать годовые доходы химической фабричной промышленности. Призванные к важным успехам препараты исчезают так же быстро, как они появились. Но промышленность неусыпно заботится о том, чтобы свежий материал не иссяк" (сравн. Prof. Schulz, l. с., стр. 6). Недалеко должно быть то время, где прописывание лекарств будет вполне оставлено университетской терапией, ведь слишком долгого господства подобного хаоса в своей деятельности не выдержит ни один мыслящий врач. Необходимость поддерживания status quo основана в сущности на недоразумении между больным и врачом. Однако лекарственное лечение необходимо, так как врач чувствует потребность быть для больного более чем простым руководителем его образа жизни, более чем врачом-гигиенистом н диэтетиком. Он рискует лишиться своего положения, так как он в таком случае может быть заменен людьми с общим образованием. С другой стороны, внутренняя растерзанность, которой страдает "университетская" терапия, основана на том, что ее адепты постоянно стремятся к познанию причин заболеваний, в громадном большинстве случаев остающихся нам неизвестными, А поэтому, не будучи в состоянии применить причинное лечение, они занимаются неустанным преследованием симптомов. Но к каким грустным последствиям ведет подобная охота за симптомами, это должно было выясниться каждому опытному врачу из собственной практики, неопытному же — из проникнутой духом беспристрастия вступительной лекции проф. Unverricht’a4 в Дерпте. Мыслящий врач, стало быть, не может быть удовлетворен своим лекарственным лечением, так как он чувствует на каждом шагу недостаток руководящего закона, определяющего выбор подходящего лекарства; с другой же стороны, он не может не сознавать доли вреда, приносимого применением большинства его лекарств. "Ne quid nocere!" ведь было подчеркнуто знаменитым итальянскими клиницистом профессором Cantani еще недавно, на Международном медицинском конгрессе в Берлине, а надо признаться, что это весьма скромное требование. Неужели же нельзя найти закона лекарственных действий? В какой же связи находится действие лекарства с сущностью болезни? Бороться против симптомов, очевидно, не следует, и такая борьба должна вредить больному! Нет ли возможности избежать вредных побочных влияний лекарств?.. Подобные вопросы волновали годами мою душу, и ответ на них казался невозможными,. Ответ, наконец, дало течение самой жизни, и он превзошел все мои ожидания... После того как я пришел к сознательному нигилизму относительно применения лекарств в терапии и, превратившись во врача-гигиениста-диэтетика, годами практиковал безлекарственное лечение, во мне более и более укреплялось убеждение, что та же публика, которая в здоровые дни так охотно издевается над "пичканьем лекарствами" и над "дрогистами-врачами", еще недостаточно развита, чтобы пользоваться услугами чистого гигиениста и следовать тернистыми путями, главное значение которых лежит именно в профилактике. Публика алчет этих предметов своего поношения, она жаждет лекарств, как только последствия ее образа жизни выразятся в тяжком заболевании. Правда, я находил некоторых больных (особенно в Германии), безусловно подчинявшихся моим требованиям и пожинавшими плоды моих стараний, но число их было слишком незначительно, чтобы удовлетворить мои потребности как врача. Постоянно проповедуя правила гигиенической жизни и условий здоровья и благосостояния на основании естественных методов лечения, я находился в грустном положении оратора перед глухой публикой или актера перед пустой залой. Я убедился, что без лекарств нельзя быть врачом, по крайней мере в России. Далее, так как я требовал от лекарства только абсолютной безвредности, а не пользы, то я и обратился к гомеопатической терапии и волей-неволей был принужден заняться этими до тех пор мне неизвестным и опальными предметом. Чем более я знакомился с ним, чем глубже я вникал в его смысл и значение, тем более я заинтересовывался гениальной системой Ганемана, тем тверже становилось во мне убеждение, что эта система есть единственная, удовлетворяющая требованиям науки и способная к постоянному развитию на практике. Я убедился в том, что построение этой системы было начато еще Гиппократом и что оно продолжается, хоть и бессознательно, "университетской" терапией; я пришел к сознанию, что нападки со стороны последней на гомеопатию основываются только на привычке "jurare in verba mаgistri" и объясняются только полными незнанием гомеопатической системы. Фактическое основание этой системы было построено уже ее создателем Самуилом Ганеманом на индуктивных выводах и поддерживалось воззрениями, далеко опередившими его время. Если теоретическая сторона его учения в наших глазах и показывает пробелы и абсурды, то мы должны сознавать, что не смеем прикладывать к этому учению мерки наших современных познаний и осуждать автора на этом основании. Мы обязаны принять в расчет, что Ганемана отделяет от нас целое столетие, что они жил в то время, которое уже осуждено и нами, где царили кровопускание, каленое железо, проносные средства и адские микстуры и, опираясь на свою псевдонаучную почву и на государственную поддержку, считали своих жертв миллионами. Мы обязаны отнестись к Ганеману снисходительно уже потому, что он очень много способствовал смягчению "героического", т. е. просто убийственного направления в терапии, и в этом отношении, как и в подчеркивании диэтетики и гигиены, должен считаться основателем нашего современного "рационального" способа лечения. Основой гомеопатического лечебного метода является следующий закон: "Болезни, насколько они вообще излечимы, излечиваются 'быстро, верно и приятно' с помощью тех лекарственных средств в малых приемах, которые в больших приемах производят на здоровом человеческом организме возможно более схожие болезненные явления". Этот закон представляет единственную постоянную величину (инварианту) в гомеопатической системе лечения. Остальные две составные части ее, испытание лекарственных веществ на здоровом человеке и минимальные дозы в терапии, суть только прямые последствия, выведенные как из основного закона, так и из опыта у постели больного. Этот закон заслуживает название такового, так как он исполняет все требования предъявляемый Нelmholtz’ем к руководящему закону (сравн. 1-й эпиграф этой статьи). Он покоится на индуктивных заключениях и так же прочно основан на фактах, как прошедших и настоящих, так и произвольно предсказываемых в будущем, как ньютоновский закон тяготения или астрономические законы Солнечной системы. Как бы своеобразно он ни звучал в ушах непосвященного, но мы обязаны быть осторожными в обсуждении его, на основании исторических воспоминаний. Вспомним, что Галилей вследствие своего открытия движения Земли вокруг Солнца, противоречащего как Библии, так и очевидности, был приговорен к сожжению живьем; вспомним, что Newton и Copernicus, что Vesalius и Harvey подвергались жестоким гонениям, пока в конце концов не были признаны потомством. Названный лечебный закон не только был выведен открывшими его из достоверных данных, но выдержал и вековое испытание на практике, на точно установленных фактах. Что же касается теоретической его подкладки, то она, по-видимому, была пересажена на твердую почву только за последнее время, так что объяснение ее соответствует новейшему направлению общей патологии. Все мыслящие врачи-гомеопаты согласны с мнением, что гомеопатическая лечебная система как способна к развитию, так и нуждается в нем. Нельзя удивляться и тому, что между врачами-гомеопатами есть люди неразвитые так же, как и между врачами "университетской" терапевтической школы. Грехи представителей нельзя ставить на счет самому направленно. Попытаюсь выяснить основания названного закона, впервые выраженного Ганеманом в 1807 году (в статье "Fingerzeige auf den homoeopatischen Gebrauch der Arzneien", Hufelands Journal Bd. 26, St. 2, S. 5–43) в формуле Similia similibus curentur. Попытаюсь сделать это трояким путем:
I. В 1790 году Самуил Ганеман был уже 11 лет доктором медицины и по своим познаниям как в области физики и химии, так и в фармации и ботанике, как в физиологии, так и в хирургии и во внутренней медицине далеко превосходил большинство своих современников. Он уже перевел 13 сочинений из названных областей с английского и французского на немецкий язык и снабдил их весьма меткими и доказывающими знакомство с предметом комментариями; в то время он уже написал 17 оригинальных трудов, принятых и напечатанных в самых значительных медицинских журналах того времени. Кроме того, last not least, он себе завоевал место приват-доцента в самом центре неприятельского лагеря, в Лейпциге. Тогда он занялся переводом книги "Materia medica" W. Cullen’а с английского. По поводу главы о хинной корке, действие которой при перемежной лихорадке Cullen объяснял тем, что "она оказывает укрепляющее влияние на желудок", ему вздумалось проверить результаты Cullen’а. В течение нескольких дней он принимал около 15 гран хинной корки 2 раза в день. Припадки "схожие с малярийной лихорадкой", которую Ганеман уже перенес в прежнее время, последовали непосредственно за этим и тотчас исчезли с прекращением приемов. Этот факт5 сыграл у Ганемана ту же роль, как упавшее яблоко у Ньютона6; как молния мелькнули перед его духовным оком дальние последствия его открытия. Однако он не поспешил с обнародованием своих предположений как одна современная нам берлинская знаменитость, но вооружился терпением. В течении 6-ти лет он трудился в данном направлении и только в 1796 году выступил с более обширной статьей в журнале Гуфеланда "Versuch über ein neues Prinzip zur Auffindung der Heilkräfte der Arzneisubstanzen, nebst einigen Blicken auf die bisherigen". В этой статье впервые появилась на Божий свет "гомеопатическая система лечения болезней". Прежде всего он говорит в ней о путях, которым следовала лечебная наука с целью борьбы с болезнями. Впереди всех выступает известное издревле "tolle causam!", представляющее и в настоящее время в большинстве случаев недосягаемый идеал. Этот путь он коротко называет "возвышенным" и "царственным", и считает вполне естественным стремление к нему "замечательнейших врачей всех времен". "Я оставляю этот царственный путь, — продолжает он, — на этот раз в стороне, и займусь двумя остальными способами применения и открытия лекарств". Принцип "contraria contrariis curentur", по которому дают слабительные при запоре, делают кровопускания и применяют холод при воспалении, дают щелочи при кислотах в желудке и опии при невралгиях, он допускает только при бурном, остром течении болезней в качестве временной меры, коль скоро причина болезни неизвестна или еще не найдено специфического средства от нее7. При хронических же болезнях он считает этот лечебный принцип прямо вредным и применение его непозволительным, и обращается к товарищам с настоятельной просьбой покинуть этот способ, называя его "дорогой в темном лесу, теряющейся на краю пропасти, смазкой, под которой страдание только глубже пускает свои корни". Единственно верным путем представляется ему третий, состоящий в применении специфических средств, действующих радикально. "Увеличивать их число обязан каждый мыслящий врач. Он счастлив заявить, что по-видимому открыл принцип, которому нужно следовать при искании специфических средств от хронических заболеваний: Всякое действующее лекарство возбуждает в человеческом организме род особой,
присущей ему болезни, тем более своеобразной, ясно выраженной и тяжкой, чем сильнее действие
лекарства.
В болезни, которую требуется излечить, надо применять лекарственное средство, могущее вызвать другую болезнь, возможно схожую с первой, и первая будет излечена similia similibus". Установив эти лечебные принципы, он обращает внимание на двоякое действие растительных лекарств, прямое, начальное и косвенное, позднее или последовательное. Последнее обыкновенно противоположно первому. "Только немногие лекарства являются исключением и продолжают начальное действие непрерывно и равномерно и т. д. К этому разряду принадлежат металлические лекарства, как Arsenicum, Mercurius и Plumbum. Следует только выбрать подходящее к болезни по своему прямому действию лекарство, и последовательное действие дает организму надлежащее настроение для успешной борьбы с болезнью. Паллиативные средства, вероятно, потому так вредны в хронических болезнях, что они после первого противоположного симптомам действия оставляют последовательное действие, усиливающее симптомы". Затем автор пространно разбирает 58 употребительнейших лекарственных средств и, с одной стороны, констатирует их гомеопатическое действие, с другой же рекомендует их к употреблению у постели больного. Пока еще речи нет о минимальных дозах; дозировка немногим меньше общеупотребительной. В 1805 году появляются в "Hufelands Journal" высокоинтересное (даже для нашего времени) сообщение Ганемана "Die Heilkunde der Erfahrung", содержащее дальнейшее развитие идей изложенных в предыдущей статье. Здесь автор уже говорит о "повышении чувствительности организма к лекарствам в болезнях, превышающем всякое ожидание, когда болезнь достигла высокой степени. С другой стороны, более чем поразительно, что лица, отличающиеся особенной силой, когда несмотря на нее они страдают хронической болезнью, испытывают полное впечатление от ничтожной дозы подходящего средства, как бы грудные дети". В том же году появились "Fragmenta de viribus medicamentorum positivis", первая попытка гомеопатической фармакодинамики, основанной на наблюдениях на здоровых людях. 1806 г. Ганеман приветствует в статье "Was sind Gifte? Was sind Arzneien?" рекомендацию ядовитых лекарств со стороны Антона фон Штерка в 60-х годах прошлого столетия (Aconitum, Belladonna, Stramonium, Pulsatilla, Hyoscyamus, Colchicum, Conium), отвергнутых его современниками в качестве "подозрительных и рискованных". Здесь Ганеман уже упоминает о минимальных дозах (1/1000 до 1 квинтиллионной части грана), естественно, не могущих вызвать отравления, терапевтическое же действие которых стоит вне сомнения. "Где простой народ видит только предметы отвращения, там мудрец находит предметы глубокого уважения... Sapere aude!" Последнее выражение, впоследствии избранное Ганеманом своим девизом, встречается здесь в первый раз. Преследуя этот вопрос, Ганеман также нашел, что действие лекарства не пропорционально его количеству, что значит двойное и тройное количество не производит двойного и тройного действия, уменьшение же лекарственного действия также не идет параллельно с уменьшением материального содержания дозы. Далее он нашел, что посредством надлежащего способа приготовления пригодность многих лекарств не уменьшается, а развивается, и что эти лечебные средства производят такие действия, какие не могут быть производимы грубыми веществами. Сильно ядовитые вещества таким образом превращаются в благотворные и совершенно безвредные лекарственные средства, легко же разлагающиеся и таким образом теряющие свое действие вещества получают форму, в которой они не подвержены разложению9. В 1808 году вышли следующие статьи Ганемана: "Ueber den Werth der speculativen Arzneisysteme, besonders in Gegenhalt der mit ihnen gepaarten gewöhnlichen Praxis", "Brief an einen Arzt von hohem Range (Hufeland) über die höchst wichtige Wiedergeburt der Heilkunde und Bemerkungen über das Scharlachfieber". В 1810 году появилось первое издание "Органона рациональной врачебной науки", пережившего в течение 23-х лет10 еще 4 дальнейших издания. Это выдающееся сочинение, являющееся основой гомеопатической системы лечения, написано по примеру Гиппократа и Boerhaave в виде афоризмов и содержит учение Ганемана вкратце с соответствующей мотивировкой, пространную индукцию закона подобия на основании 100 примеров излечений из литературы, состоявшихся бессознательно-гомеопатическим путем. Перечень начинается с успешного применения Гиппократом Veratrum (Helleborus) album при холере (επιδημιων βιβλιον). Разумными доводами Ганеман спорит против чрезмерно-энергичного метода лечения своих современников, против беспрестанных кровопусканий, проносных средств и против многосмешения лекарств, совсем не допускающего возникновения научной фармакологии. Образцовым можно назвать его объяснение отношений между лекарственным действием и симптомами болезней:
Установив на основании векового опыта, что анти- и аллеопатический методы никогда не могут принести радикальной помощи, он приходит к заключению, что единственно разумный метод есть гомеопатический. Последний допускает строгую индивидуализацию всех случаев болезней, ибо не всегда то же средство является наиподобнейшим болезни (simillimum). Стало быть, лечатся не болезни по раз навсегда определенной схеме, а только больные, согласно индивидуальности заболевания. Теоретическое объяснение образа действия гомеопатических лекарств у Ганемана оказывается натянутым. Именно, он противопоставляет друг другу оба болезнетворных агента (естественный и искусственный) в качестве двух конкурентов; из них лекарственный агент как сильнейший якобы всегда одерживает победу. Это объяснение доказывает, что Ганеман, несмотря на все, был под влиянием своего доктринарного времени и не мог отказаться от построения теорий, вместо того чтобы ограничиться установлением фактов. К той же категории принадлежит и его учение о происхождении всех хронических болезней от трех миазмов: псоры, сифилиса и сикоза. Невзирая на то, что понятие о дискразии, долженствующее объяснить необъяснимое, до сих пор не вышло из ученых голов — ведь мы наверное ежедневно хоть раз говорим о золотушной или сифилитической почве — но тем не менее разница между Ганеманом и доктринарной школой, против которой он ведет борьбу, значительная. Последняя выводила свое лечение дедуктивно из своих догматов и доктрин, тогда как у Ганемана доктрина играет второстепенную роль; она только соответствовала его потребности как научного деятеля. Метод лечения у него совсем не зависит от своего теоретического объяснения и основан на законе, выведенном индуктивным путем и во всякое время выдерживающем испытание. Значит, можно бы его разве только упрекнуть в неверном истолковании достоверных фактов. Но — возражаете вы, — как же это возможно, чтобы эти факты, если только они заслуживают этого названия, в наше положительное время, где царит опыт и трезвое обсуждение фактов, остались неоцененными наукой? Целое столетие они почти вполне оставлялись без внимания, как все новое, опрокидывающее рутину, но это замалчивание со стороны университетских кружков ничуть не могло подавить распространения учения о гомеопатии среди болеющего человечества и врачей. За последнее же время оно нашло выдающегося толкователя в лице профессора фармакологии Hugo Schulz’a в Greifswald’е. В "Deutsche medic. Wochenschrift", одном из самых "правоверных" медицинских органов, в №1–4 1890 г. вышла работа его "Aufgabe und Ziel der modernen Therapie"12, призванная составить эпоху в истории академической медицины. А в физиологии, общей патологии и фармакологии, не состоящих в прямой связи с врачебной практикой, мы должны искать нашу "науку"; врачебная же практика всегда останется только ученым ремеслом с дипломатическим характером, всеми силами защищающимся от нового основания для своих действий. Слово великого поэта содержит вечную истину:
Иначе: оценка не состоялась, потому что даровитые, мыслящие врачи живут в довольстве и "от добра не ищут добра", недаровитые же не мыслят, а плывут по течению. В упомянутом труде профессор Schulz вовсе не говорит о гомеопатии, а поддерживает ее основной закон и ее фармакологию, не упоминая ни разу ее запрещенную опальную кличку во избежание опасности быть забросанным грязью или даже лишиться своей кафедры. Намекнув на отсутствие успехов в терапии при богатом развитии вспомогательных медицинских наук, он останавливается на причинах этого грустного явления и приходит к двоякому объяснению его: "Или виноваты средства, которыми пользуется внутренняя медицина при лечении, или же точки зрения, из которых исходит применение этих средств, недостаточны и нуждаются в расширении, в видоизменении". Далее, рассмотрев некоторые из физиатрических методов (массаж и гимнастику, климатическое лечение и воздухолечение, электротерапию и гипнотизм), он приходит к результату, что врач не может обойтись без лекарств (см. эпиграф 3-й к этой статье). Он доказывает необходимость терапии органов (Organtherapie14), для восстановления чести лекарственного лечения, потерявшего или теряющего ее все более и более. Такая терапия может быть достигнута только тогда, когда будут найдены средства, с помощью своего сродства к известной ткани действующие только на нее одну. Такие лекарства мы уже давно имеем и называем их специфическими (опий для головного, стрихнин для спинного мозга, мышьяк для тощей, алоэ для толстой кишки и проч.). Число их гораздо больше, нежели предполагают клиницисты15. Для отыскания таких лекарств Schulz16 указывает на исследования действия их на здоровом человеке, которые необходимо производить "в качестве последнего звена в цепи", т. е. после опытов на животных. Каждый, желающий ввести в практику новое лекарственное средство, пусть сначала испытает его на самом себе; это требование значительно бы сократило литературу об успехах разных новинок. Это значило бы поставить рядом с клеточной патологией и клеточную терапию. На стр. 18 и 19 он выражается еще яснее: "Мы изучаем точки прикосновения отдельных лекарств в организме... Мы узнаём обширную силу ртути, йода, мышьяка из патологических явлений, обусловленных их присутствием в теле в определенных органах... Патологическая картина кишки, пораженной дизентерией, имеет поразительное сходство с сулемовым отравлением, а сходство между холерой и острым отравлением мышьяком во все времена поражало наблюдателей и даже приобрело судебно-медицинское значение... Печень, пораженная фосфором, никогда не может испытывать других расстройств своей ткани и функции, кроме тех, которые отличают самую злокачественную из всех болезней печени — острую желтую атрофию; вызванный внешними влияниями паренхиматозный нефрит до совершенства похож на вызванный каким-нибудь почечным ядом... Мы теперь можем приблизиться к вопросу: в состоянии ли мы излечить орган, видоизмененный в своей деятельности, посредством применения средства, вызывающего в здоровом органе явления, схожие с болезнью? Ежедневный опыт отвечает на этот вопрос утвердительно." Далее следует ряд примеров лекарственного действия на основании гомеопатического закона подобия, например: серы при кожных болезнях, фосфора при болезнях костей, корня коломбо при катаре кишек, перувианского бальзама при бронхитах и проч. При всей ясности этих рассуждений автор, однако, ни разу не упоминает слова "гомеопатия". Также стыдливо отнесся к вопросу Эйхвальд17 в своих лекциях, читанных за один год до своей смерти в Клиническом институте. Он говорит "о специфическом способе лечения" и серьезнейшим образом отвергает, что говорит о гомеопатическом, так как он не знает, что для посвященного понятия об органном, специфическом и гомеопатическом способе лечения совпадают друг с другом. II. Перехожу ко второму пункту моих доказательств, к априорному выведению из новейшего понятия о симптомах болезни как о благотворной реакции сил самозащиты организма. С достоверностью установлено, т. е. признано биологической истиной, что организм вследствие стремления к самозащите ведет постоянную борьбу со своими врагами самыми целесообразными средствами и в большинстве случаев таким образом восстанавливает нарушенное равновесие. Действия самозащиты организма, стало быть, имеют, так сказать, причинный характер, а задача лекарственного лечения может заключаться только в содействии этой великой тайне всего живого, этой vis medicatrix naturae древних, сохранность которой является условием каждого выздоровления. Что же может быть разумнее и естественнее, как применение именно того лекарственного средства, которое в своем физиологическом действии вызывает вид реакции, подобный данной болезни; средства, которое следовательно проявляет "сродство" с заболевшей тканью? С этим натурально связано объяснение процесса, на котором основано исцеляющее действие гомеопатических лекарств. Сущность болезни, "ens morbi" древних врачей, останется, вероятно, навсегда неизвестной нам величиной, как и каждая "вещь в себе" ("Ding an sich" Канта). Внешние признаки или симптомы болезни составляют единственное проявление этой сущности, доступное нашему наблюдению, а следовательно, являются единственным основанием для выбора подходящего лекарства. Коль скоро, стало быть, мы смотрим на болезненные симптомы как на целесообразные реактивные явления, то средство, вызывающее в больших приемах у здорового наиподобнейшие им явления, в малых приемах будет производить ничтожные толчки по тому же направлению как vis mеdicatrix naturae, и в хронических заболеваниях (при некоторой вялости) подгонять ее, в острых же — с успехом поддерживать ее энергию. В истинности сказанного может убедиться каждый врач во всякое время... Гомеопатический метод лечения, стало быть, является естественным методом par excellence. Если бы мы применили simillimum remedium при заболевании в массивных, фармакологических дозах, то очевидно усилили бы симптомы его. Это не принесло бы вреда больному, но он "покорно бы благодарил" врача за лечение, усилившее его страдания. Из этого следует правильное применение гомеопатических средств в возможно малых приемах, в которых они еще могут дать помощь, но не могут дать ожесточения. Установить величину дозы для каждого заболевания и лекарства можно только на основании опыта. Университетская фармакология уже давно занялась определением максимума дозы, т. е. границы опасности для жизни, гомеопатическая же фармакология по необходимости занимается установлением минимума, в котором лекарство может оказать свое лечебное действие в "подобной" болезни. Опыт показывает, что это действие производится далее ничтожными дозами (например, 1 дециллионной частью грана) при условии гомеопатичности средства и страдания, что может быть объяснено только тем, что средство дает минимальные толчки в том же направлении, в котором действует природа. Так, ударами мизинца можно увеличить скорость шара в несколько пудов весом, катящегося вниз по наклонной плоскости, между тем как его не удается подвинуть мизинцем ни на йоту, если шар лежит на горизонтальной плоскости или если он должен катиться в гору. Это сравнение с катящимся вниз тяжелым шаром, впрочем, подходит только к острым болезням; при хронических же, где vis medicatrix naturae или подавлена, или действует только периодически, более бы подходило сравнение с шаром, лежащим на мало отлогой плоскости перед небольшим препятствием. Если же это препятствие велико и плоскость неотлога, значит, стремление к природному излечению истощено; тогда, конечно, мизинец (или лекарство в ничтожной дозе) не имеет видов на успех и лекарство должно даваться в массивной дозе, что приведет к обострению симптомов. Этим обстоятельством и определяются пределы действительности гомеопатического метода лечения, не противоречащего ни научному понятию об исцелении, ни воззрениям приверженцев "естественного лечения". Вопрос о дозе вообще — вопрос опыта, и всегда имеет определенное отношение к цели преследуемой в данном случае. Возьмем, например, Tartar. emeticus18: в качестве специфического средства при воспалении легких вы даете 1/16–1/20 грана, в качестве отхаркивающего — до 1/4 грана, в качестве рвотного — 1/2–2 гран. Хинин как противолихорадочное дается в количестве 10–30 гран на прием, как средство же возбуждающее аппетит нли укрепляющее в приемах до 1/2 грана. Откуда вы имеете эту дозировку? Только из опыта. Точно так же и минимальные дозы гомеопатов являются продуктом опыта. Сам Ганеман вполне ясно сознавал, что лекарство в качестве simillimum должно даваться в меньшем количестве, чем в качестве palliativum, и путем опыта у постели больного, обострениями, был прямо принужден давать средства все в меньших и меньших приемах. С наступлением старости он переходил все к высшим разведениям, так что на склоне жизни он признавал 30-е разведение (1 дециллионная часть грана на прием) нормальным. Врачи-гомеопаты издавна делятся на макро- и микродозистов; первые пользуются только низкими разведениями (от 1-го десятичного до 3-го сотенного), вторые же следуют Ганеману в последнем периоде его жизни. Большинство гомеопатов придерживается середины и сообразно со случаем болезни и с выбором средства прописывают низкие, средние (3–6-го) и высшие (12–30-го и 200-го) разведения и растирания. Кто из них прав, пока решить нельзя. Каждый врач имеет же право действовать на основании личного опыта. Макродозисты имеют то преимущество, что они являются посредниками между гомеопатами и господствующей школой. Что касается отрицания действительности минимальных лекарственных приемов, то мы должны быть в этом отношение крайне осторожны, если не хотим выйти из пределов научного спора.
Чтобы покончить с вопросом о дозе, я приведу еще одно сравнение из лекций д-ра Бразоля о гомеопатии: "Ведь если нужно прибить в стену маленький гвоздик, то было бы неблагоразумно употреблять для этого огромный паровой молот, равно как, с другой стороны, маленький молоточек недостаточен, чтобы вогнать в землю огромную сваю. В терапии как и в механике средства должны быть приспособлены к цели"22. Главным условием лекарственного действия является подходящий к болезни выбор средства, т. е. гомеопатичность его. К III пункту а). В сущности, совсем не трудно доказать, что средства, рекомендуемые "университетской" терапией в качестве спецификов, вместе с тем являются и гомеопатическими средствами. Стоит только сравнить так называемые побочные действия их или симптомы отравления ими с их гомеопатической фармакодинамикой. Если правило "similia similibus curentur" содержит в себе истину, тогда эти радикально действующие средства должны бы вызывать подобные страдания на здоровом человеке. Это в действительности так, и в этом можно убедиться легко. Ведь их немного, этих спецификов: ртуть при сифилисе, йод при золотухе, хинин при малярии; салициловую кислоту при сочленовом ревматизме, которую называет также Prof. Unverricht в вышеупомянутой вступительной лекции, по-моему, нельзя причислять к спецификам, так как она слишком часто не действует и именно в самых трудных случаях не оправдывает наших надежд. К этому краткому перечню Unverricht присовокупляет: "Хотя число этих средств еще очень скромное (для пяти столетий действительно! — Реф.), но принципиальное значение их существования состоит в том, что оно предостерегает нас отчаиваться при дальнейших поисках за специфическими средствами и произнести неуверенное 'Ignorabimus'". Если мы, как и до сих пор, будем рассчитывать на простое содействие случайности, давшей нам в руки названные средства, то нельзя предсказать скорого обогащения нашего лечебного арсенала. Было бы гораздо научнее путем анализа установленных фактов (т. е. путем индукции) вывести биологический закон действия лекарств и проверить его опять-таки на фактах. Этот закон, согласно моему убеждению, уже открыт 100 лет назад Самуилом Ганеманом. Однако как все новое, опрокидывающее старые предрассудки, как все революционное, он был в свое время объявлен ересью, и мы до сих пор допускаем, чтобы занятие этим законом воспрещалось нам. "100 лет необходимы для созревания истины, а еще 100 лет для общего признания ее", — сказал, если я не ошибаюсь, Александр фон Гумбольдт. Первое столетие прошло; пора правящим сферами врачебной профессии и профессорам фармакологии заняться проверкой и разработкой названного закона. Первый такой пример уже представляет проф. Schulz в Greifswald’е. К III пункту b). Дальнейшей опорой гомеопатического закона служит то обстоятельство, что в университетской терапии сохраняются веками только лекарства, применяемые на основании этого закона, тогда как произведения химической промышленности (паллиативы) как появились, так и сходят со сцены, коль скоро опыты с ними доказали достаточное количество "побочных", т. е. отравляющих действий их, и зажали рот рекламе. Народные же средства, травы и растительные яды, держатся столетиями, несмотря на бушующие вокруг них "научные" бури, некоторые переживают даже тысячелетия, как Veratrum, употреблявшийся уже Гиппократом. Действие этих средств, как легко может убедиться всякий, сплошь основано на гомеопатическом законе. Число таких средств, издавна вошедших в употребление в университетской медицине, велико уже само по себе23, а с другой стороны, начинают появляться в качестве защитников гомеопатии такие выдающиеся представители медицинской науки как профессор Schulz и практические врачи с литературными заслугами, как D-r Sperling. Эти факты указывают на близость примирения и слияния обоих направлений в терапии и на торжество открытого Ганеманом закона similia similibus curentur. Стоит только без всякой предвзятой идеи продолжать работу на пути указанном первым из названных, чтобы создать "чистую человеческую фармакологию", т. е. совершить проверку найденных Ганеманом и его последователями действий лекарственных веществ на здоровых людей. Это единственный научный путь к отысканию дальнейших специфических лекарств. "Естественные" методы лечения, уже пустившие твердые корни в академической терапии, тем временем также достигнут высокого развития, будучи уже теперь пересажены со знахарской почвы на научную24. На этом поле мы сойдемся, так как на нем уже в настоящее время у нас разногласия нет. Правда, что большинство врачей-гомеопатов, как всякая преследуемая секта, вообще склонно к увлечению и к консерватизму, склонно к убеждению, что в гомеопатии, мол, все обстоит благополучно, все ясно, закончено и безошибочно. И между нами, однако, есть научно-образованные прогрессисты, не признающие всего, когда-либо сказанного Ганеманом, вечной истиной, а постоянно стремящиеся к разоблачению несовершенств и пробелов в нашем учении. В этом благом начинании нам могут отлично помогать и противники наши, но первую необходимость составляет знакомство с предметом, которым они до сего времени не отличались. И в гомеопатии, как везде, отсутствие прогресса конечно равносильно ретроградству ("Stillstand ist Rückschritt"). Никто не может отрицать того факта, что несмотря на самое враждебное отношение к гомеопатии со стороны правящих сфер в медицинском ученом мире, она сильно распространяется как между врачами, так и между образованными людьми вообще, что во многих культурных странах она имеет уже кафедры25, устраивает международные конгрессы (например, в этом году в Париже), что ее замалчивать уже невозможно, и что преследование только усиливает ее. Я вполне уверен, что Schulz’ы и Sperling’и не останутся в одиночестве, что уже начало грядущего столетия будет свидетелем прекращения 100-летней несчастной и непристойной распри, разгоревшейся между двумя терапевтическими школами, несмотря на то, что они родные сестры. Столетняя распря эта очевидно основана на недоразумении и поддерживается той усиливающейся теснотой, в которой вращается врачебное сословие, которая приводит к постепенному упадку врачебной этики вообще. Ревность к "хлебу" разжигает страсти, а страсть ведет к партийности и к ссоре. Ведь и врачи одной школы в меньшинстве случаев согласны между собою. Мы, как почитатели младшей из сестер, обязаны прекратить всякую ссору, должны перестать обижаться, сердиться и мстить за преследования и обиды со стороны наших противников. Мы обязаны только неустанно доказывать представителям "академической" терапии их же собственными доводами, взятыми из признаваемых как нами, так и ими основных медицинских наук, а также из фармакологии и клинической практики, что они сами идут бессознательно по прямому пути к цели, установленной 100 лет тому назад неустрашимым реформатором Самуилом Ганеманом. Мы в состоянии доказать нашим товарищам, несогласным с нами, что они уже начали сдаваться, что победа уже клонится на нашу сторону. Вы уже начинаете сознаваться, что массивные приемы паллиативных лекарств приносят больше вреда ("Nebenwirkungen" Lewin’a) чем пользы, да и то только кажущейся. Только когда обе враждующие стороны, научившись кое-чему друг у друга, сольются в одно прекрасное целое, они будут мирно и весело продолжать свой труд на общем поприще на благо страждущему человечеству. Dixi et salvavi animam! Спокойно я ожидаю ваших возражений против сказанного и вполне уверен, что они будут заявлены sine ira et studio (т. е. без раздражения), как и то, что вызвало их. Ведь в том-то и беда, что и в научных спорах главную роль всегда играют не доводы, а страсти... Я не имею претензий на то, чтобы моя речь изменила ваши воззрения, я рассчитывал только на уважение с вашей стороны к моим убеждениям; я надеюсь привлечь ваше беспристрастное внимание на все вышеизложенное; если это будет достигнуто, то я буду считать себя счастливым. Я полагаю, что недурно следовать девизу Ганемана "Sapere aude!" и что достаточно уже накопилось причин для проверки истинности сказанного мной сегодня и для производства разумного и спокойного выбора лучшего из двух. Нежелание же проверить установленные гомеопатической системой лечения факты было бы, без сомнения, научной косностью.
ПРИМЕЧАНИЯ1 Курсив везде мой. — Авт.
|