Лекция IV
ОБЩИЕ НАЧАЛА ДЕЙСТВИЯ ЛЕКАРСТВ (НАЧАЛО)

Я все еще считаю целесообразным занять вас общими предварительными соображениями. Мне неоднократно казалось и прежде, когда я беседовал о действии отдельных лекарств, что необходимо установить взаимное соглашение об общих началах действия лекарств. Поэтому я предполагаю в этой и следующей лекциях вкратце изложить мое воззрение на этот предмет, чтобы вам были известны мои понятия, правильные или неправильные, о явлениях, производимых в организме лекарствами.

Здесь я должен напомнить вам, что основанием всех наших познаний в этом отношении служит физиология, трактующая о здоровом веществе и нормальных функциях, на которые действуют лекарства. Мы не в состоянии представить себе, каким образом они расстраивают организм, если предварительно не усвоим себе тот порядок, который они нарушают. Благодаря неутомимым трудам нескольких поколений ученых, мы имеем об этом довольно ясное понятие. Правда, некоторые части этого предмета еще темны, другие сомнительного значения; тем не менее перед нами открыта обширная область, и о главных чертах господствует довольно прочное согласие. Приводить здесь даже самый краткий очерк специальной физиологии тела было бы вне круга моих занятий, но я должен напомнить вам о некоторых общих принципах хотя бы для того только, чтобы определить те основы, которых я буду держаться, говоря о действии лекарств.

Прежде всего, мне кажется, необходимо предположить, что не все части нашего организма одарены жизнью. Мне неизвестно современное школьное учение о природе жизни. Что до меня, то я держусь так называемой теории о протоплазме, и мне кажется, что она основана на неопровержимой истине, хотя с течением времени и может подвергнуться изменениям в частностях. Взгляните на разницу между волосами и ногтями с одной стороны и амебовидным белым тельцем крови с другой. Разница эта очевидна, и мы можем проследить ее на некоторое расстояние, прежде чем достигнем области сомнительного знания. С одной стороны, она жизнь, с другой — нежизнь. Это белое тельце, которое я принимаю за тип живой материи, представляет бесструктурное прозрачное бесцветное полужидкое вещество, состоящее из мелких шаровидных частиц очень сложного химического состава, находящихся в постоянном самопроизвольном движении. Такова живая материя везде, будь она обнажена как в нашем примере, или связана, как в других частях (например, в клетке), с материалом иного рода. Клеточная стенка может служить типом этого другого вещества. В ней мы уже видим начало строения, окоченения, быть может, цвета. Это "образовавшийся материал", перешедший от жизни к смерти и сделавшийся предметом химических и механических законов, от которых он в живом состоянии был независим. Из этого-то образовавшегося материала и состоит преимущественно организм как животных, так и растений, определяя их образ жизни. Живет же во всем и везде сама протоплазма, животная или растительная, составляя зачаточное вещество, которое, подобно душе, образует свое собственное тело, населяет и одушевляет его.

Протоплазме свойственна жизнь как резине свойственна эластичность. Жизнь составляет ее неизменную существенную особенность и не покидает ее, пока она сохраняет свою целость. Это еще старинное учение Флетчера в Эдинбурге, и в наше время оно восстановлено д-ром Лионелем Билем (Beale), утвердившим его на физических началах. Впрочем, он рассматривает проявляемую здесь жизнь как независимое существо, квази-душу. Д-р Драйздейл нашей школы, показав гармонию между учением Флетчера и Биля, отдает преимущество (и, по моему мнению, вполне справедливо) взглядам первого на природу самой жизни. Он излагает вопрос подробно в своих сочинениях "On Life and the Equivalence of Force" и "The Protoplasmic Theory of Life"¹.

Эта-та протоплазма как единственное живое вещество исполняет всю жизненную работу организма. Само собой разумеется, что в последнем происходит много механической и химической работы, но до нее мы пока не имеем дела. Протоплазма производит все действия, присущие живым телам. Она образует все их ткани и, смотря по своему положению, замирает (по счастливому выражению д-ра Биля) в нерв, мышцу, эпителий, клетчатую ткань, кость. Для того же чтобы она не могла истощиться, она обладает способностью воспринимать свежую пищу из крови и обращать ее в свое собственное вещество. Она сама в других положениях усваивала пищу из пищеварительного канала и вырабатывала ее, доколе она не достигнет ткани, и теперь окончательным актом уподобления она схватывает пищу в ее измененной форме и поглощает ее с тем, чтобы проявить ее в ткани, которую ей предстоит образовать. Таким образом, весь процесс питания, начиная с того момента, когда кончаются химические и механические акты пищеварения — вся цепь операций, состоящих в образовании млечного сока и крови, воспринятии кровяной жидкости тканями и образовании из нее нового материала, — все это дело протоплазмы. Точно так же и секрет (отделение) совершается ею. Секрет — это питание под измененными условиями, так как при этом вещество, усвоенное клеточками желез, превращается в желчь, слюну и т. п., вместо того чтобы образовать кости, мышцы и кожу. Процесс один и тот же, и деятелем является та же вездесущая протоплазма. Она же служит местопребыванием жизненной функции; так, в сером веществе нервных центров она дает нам возможность мыслить и чувствовать, воспринимать впечатления и сообщать волю; она же, по всей вероятности, сокращает мышцы. Словом, где нас встречает жизненное действие, там мы видим работу протоплазмы.

Я сказал, что протоплазма существует и в растении, и в животном, составляя основание их органической жизни, но при этом мы встречаем ту разницу, что в первом она стоит как бы на общем уровне, а в последнем часть ее переходит в нервную систему. Этот новый организм (если его можно так назвать) живет своей жизнью, ведет свои операции питания и функции, и вместе с тем оказывает регулирующее влияние на растительные процессы, признающие его владычество. Контролируя (чрез посредство мышечных оболочек артерий) кровообращение, он определяет количество крови, отдаваемое тканям, а если (что весьма вероятно) существуют отделительные и питательные нервы, оканчивающиеся в самых клетках, то он должен влиять на них еще непосредственнее.

Этого будет достаточно для определения нашего физиологического базиса, но прежде чем построить на нем теорию о действии лекарственных веществ, нам нужно бросить взгляд на патологию. Патология есть физиология, измененная болезненными причинами, точно так же как патогенезия, которую можно ради аналогии назвать фармакологией, есть физиология, измененная лекарственными веществами. Следовательно, они должны значительно освещать друг друга. Кроме того, так как патология рассуждает о том расстройстве, которое мы должны с помощью наших средств привести в физиологический порядок, то понятно, что нам необходимо усвоить ясные понятия о ее основах, прежде чем мы перейдем к терапевтической стороне фармакодинамики.

Подобно физиологии, и патология занимается в обширной мере протоплазмой. Если существуют болезни первично-механические или химические, то в них она, конечно, не участвует, но так как во всяком случае большинство недугов представляют расстройства жизненных процессов — изменения питания, отделений и отправлений — то и здесь должна действовать протоплазма. Взглянем на чаще встречающиеся формы болезней — воспаление и лихорадку.

1. Самый очевидный факт при воспалении — изменение в кровообращении пораженной части; расширение кровеносных сосудов, пульсация артерий, усиленная краснота и повышенная температура. Довольно естественно было бы предположить, что это сосудистое расстройство составляет первичный фактор процесса, что воспаление состоит в усиленном приливе крови к известному месту, влекущем за собой функциональное изменение. Опыт же показал, что эти элементы сами по себе не составляют воспаления. Посредством перерезки сосудодвигательных нервов можно значительно ускорить кровообращение в известной части тела и тем пропорционально усилить ее цвет, температуру, питательные и отделительные операции, тем не менее при этом может и не быть воспаления. Кровь в этом случае протекает быстрее, а не застаивается, и, кроме того, выпотения, опухоли и боли отсутствуют. С другой стороны, пусть какое-нибудь раздражающее вещество будет приложено к известному месту или впущено в кровь. Мы увидим такое же расширение сосудов и увеличенный приток крови, но при этом скоро происходит застой крови с излиянием кровяной жидкости и телец. Если в этом месте существует какое-либо отделение, то оно прекращается (по крайней мере относительно производства жидкости), а питание, хотя оно и усилено, извращается. По словам Юза Беннета, мы видим здесь усиленное притяжение, но ослабленный подбор; образование делается ускоренным, но неполным. Из этого можно только заключить, что местом раздражения является протоплазма, что изменения в кровообращения находятся в зависимости от нее и действительным местопребыванием воспаления служат (как учат Листер и Вирхов) внесосудистые ткани. То же самое можно сказать и о тех случаях, когда деление (рассечение или перерезывание) сосудодвигательных нервов на самом деле возбуждает воспаление, что встречается у слабых субъектов. Новым фактором, допускающим этот процесс, является та же протоплазма, находящаяся, по-видимому, в слишком слабом состоянии, чтобы выдержать напор активной гиперемии и ее последствия. Но здесь первичное воспаление нервного происхождения, тогда как от раздражающих веществ оно начинается в органических клетках пораженной части.

2. Подобные же факты мы встречаем при лихорадке, которая, как уже давно указал Флетчер, представляет общее воспаление организма. Здесь также прежде всего обращает на себя внимание расстройство кровообращения, которым прежние писатели старались объяснить явление, полагая, что вся суть лихорадочного процесса заключалась в расширении кровеносных сосудов всего тела, предшествуемом или не предшествуемом их сокращением, и сопровождаемом усиленной деятельностью сердца. Между тем опыт показывает, что эти условия могут существовать независимо от лихорадки. Так, например, они могут происходить от паралича артерий вследствие удаления сосудодвигательных центров, результатом чего у субъекта опыта является крайняя чувствительность к его обстановке. Если такое животное поместить в сильно нагретую комнату, у него действительно появляется лихорадочное состояние, и, вероятно, оно испытывало бы то же самое, как я при расстроенном здоровье; если же окружающая температура понижена, то теплота его тела соразмерно уменьшается, и оно может легко умереть от самого умеренного холода. К тому же клиническими наблюдениями найдено, что суть лихорадки состоит в повышенной температуре самой крови, что лихорадочный озноб, когда он бывает, служит первым признаком такого повышения, и что последующий период жара и сопровождающие его явления зависят от повышенной температуры кровяной струи, изменяясь согласно ее интенсивности. Идя далее и отыскивая причину такого повышения температуры крови, мы замечаем, что ей предшествует и ее сопровождает усиленная метаморфоза ткани. Факт, что она предшествует повышению температуры, показывает, что она не составляет ее следствия, хотя, с другой стороны, физиология учит, что она может быть причинена им. Пока мы должны довольствоваться отнесением ее к усиленному производству теплоты, связывая с ним происходящие в протоплазме изменения тканей. Но и здесь, как и при воспалении, весь процесс может начинаться в нервной системе, достигая тканей только вторично, или же, наоборот, болезненное действие может начаться в самых тканях. Первое, вероятно, справедливо относительно катаральных лихорадок, последнее же — относительно лихорадок заразных.

Едва ли есть надобность упоминать, что лихорадка и воспаление в их разнообразных формах лежат в основе, составляют ближайшую причину очень значительного числа болезней, которые нам приходится лечить. Остальные болезни большей частью представляют функциональные расстройства — усиленную, ослабленную или неправильную деятельность различных органов тела. Мы уже видели, что протоплазма участвует также в отправлениях. Вся разница в том, что здесь мы имеем дело скорее с ее силой (vis), чем с ее существом (substantia) и внутренними операциями, каковы усвоение, уподобление и превращение пищи. Воспаление и лихорадка относятся к ней как к питательному деятелю; неврозы, спазмы и тому подобные расстройства связаны с ее функциональными действиями. Кстати, одно слово о секрете. Этот процесс, представляя питание при измененных условиях, отчасти входит в область функции. Он может подвергнуться изменению вследствие воспаления или лихорадки, но нетрудно представить себе, что независимо от них, независимо даже от количества получаемой крови, он может иметь свой собственный плюс или минус. Мы должны иметь это в виду, когда будем говорить о влиянии лекарств на железы.

Из сказанного следует, что каждый орган тела составляет сложное целое, сформированное разными путями. Его собственная живая материя может быть поражена или расстройством питания в виде воспаления, или же его функциональная деятельность может быть изменена по направлению плюса или минуса. Далее, деятелем всех этих перемен может быть нервная система. Правда, как страдания, так и действия протоплазмы могут происходит независимо от нервов, и исключительная невропатология была бы настолько же ошибочна, как и нейрофизиология. Тем не менее расстройства как питания, так и отправлений, могут быть возбуждены влиянием, оказываемым нервной системой на кровоснабжение, а вероятно, также на само существо тканей. Наконец, нервная протоплазма может сама подвергаться измененному питанию и вследствие этого расстроенному отправлению, как, например, при воспалении или лихорадке.

Вот те физиологические и патологические данные, которые, по моему мнению, должны служить основанием для теории о действии лекарств.

Все писатели различают троякого рода действия лекарств: механическое, химическое и динамическое. Такое различие справедливо и вполне понятно. Лекарства могут действовать на тело механически и химически, потому что значительная часть его, не находящаяся уже в живом состоянии, подлежит механическим и химическим законам. Что они имеют сверх того еще другое действие, вполне согласуется с физиологией, а именно, в каждом организме, животном и растительном, есть известная доля живой материи, находящейся вне влияния физических законов и подлежащей своим собственным действиям и воздействиям. Динамическое действие лекарств влияет на живую материю тела — на его протоплазму. Оно влияет не на одну только нервную систему (как некоторые полагают), потому что оно проявляется в значительной мере в растениях, лишенных нервов. Нервная протоплазма может подвергаться первичному влиянию лекарства, а другие изменения могут представлять вторичные последствия, тем не менее та же живая материя во всяком ином месте может быть первично поражена без такого посредства.

Отличительный характер гомеопатического метода лечения и состоит в том, что он имеет дело с этими динамическими действиями лекарств. Гомеопаты — так названные потому, что они признают правило similia similibus и его практические следствия самой важной частью терапии — могут иногда находить нужным пользоваться механическими и химическими действиями лекарств и они должны, как и другие врачи, уметь применять их. Вообще же они применяют динамические действия лекарств, и потому мои дальнейшие примечания будут относиться исключительно до этих действий.

Лекарства действуют на протоплазму и при этом они подтверждают факт, что не все протоплазмы однородны. Они не поражают безразлично и одинаковым образом все части тела, но избирают для проявления своей силы известные органы, ткани или области. Это избирательное действие лекарств не новость, на нем Радемахер основал свою систему лечения, заимствовав мысль у Парацельса². Но оно пользуется очень незначительным признанием в господствующей школе медицины и даже в гомеопатии едва ли еще заняло подобающее ему место. Мы многим обязаны нашему доктору Шарпу, который выставил это местное действие лекарств, и вы хорошо сделаете, если прочитаете его книгу Essays in Medicine (1874). Но еще до него д-р Энбер-Гурбейр в своих Lectures Publiques sur l'Homoeopathie (1865) обратил внимание на этот факт и формулировал его как "закон избирательности". Д-р Драйздейл также приписывает важное значение тому, что он называет "специфичностью места действия", связывая ее с особенной раздражительностью различных частей к их естественным стимулам и к причинам болезни, и простирая ее на мельчайшие нервные ветви, имеющие в себе что-нибудь независимое и специальное³.

По отношению к этому избирательному сродству между лекарствами и органами необходимо соблюдать ту предосторожность, чтобы не выводить его из одних только проявлений местного действия, как бы они ни были явственны. Вещество проглоченное может произвести воспаление желудка или кишок; при вдыхании оно может возбудить насморк, кашель, даже бронхит, а от приложения его к коже могут произойти краснота или сыпь, но из всего этого нельзя заключить о его специфическом влиянии на эти кожные или слизистые части и назначать его гомеопатически в соответствующих болезненных состояниях. Мы можем удостовериться в избирательном действии лекарства на данную часть тела, только вводя его в кровь в каком-либо другом месте, например, когда от приложения мышьяка к язве появляется воспаление желудка, от Podophyllum, введенного в брюшную полость, — воспаление двенадцатиперстной кишки (причем сама серозная оболочка остается невредимой), от принятого внутрь Kali bichromicum — бронхит, от испарений Rhus — экзема, даже на покрытых частях тела. В таких случаях мы можем быть уверены, что принятое средство пойдет прямо к цели. У нас далее встретится много случаев, поясняющих эту разницу между специфическим и одним только местным действием лекарств.

Специальное место действия составляет первый факт относительно лекарств; вторым является специальный род действия. Д-р Драйздейл разобрал в подробности то, что он называет качественным действием лекарств. Он доказывает, что так как существуют специфические и общие воспаления, то должны быть и лекарства, уподобляющиеся им — лекарства, соответствующие артритическому, ревматическому и сифилитическому воспалениям. Он делает также некоторые интересные примечания относительно того факта, что известные лекарства специально показуются свойством возбуждающей причины болезненного состояния, как, например, арника при механических повреждениях, дулькамара при страданиях от холода и сырости и т. д. Он утверждает, что между болезнями, производимыми различными причинами, должна существовать качественная разница, и что соответствующая им разница присутствует и в лекарствах, которые таким образом становятся лучшими от них средствами. Он указывает также, что в одной и той же части организма могут быть возбуждены весьма различные патологические процессы, что кишки, например, могут быть подвержены холере, простому поносу, бугорчатому изъязвлению и дизентерии, каковые страдания поэтому требуют различных лекарств.

Во всем этом я вполне соглашаюсь с д-ром Драйздейлом, но я делаю еще одно различие в действии лекарств, которого он не признает. Он поддерживает учение Флетчера, что все лекарства — стимулы, аналогичные таким деятелям как теплота, свет и проч., которые, действуя на возбудимость органической материи, вызывают явления жизни. Все симптомы угнетения, появляющиеся во время их действия, он объясняет истощением вследствие излишнего возбуждения. Мне кажется, что этот взгляд не подкрепляется фактами. Возьмем такое вещество как азотнокислый амил, который проявляет немедленное действие при вдыхании. Мы все знаем, что при этом происходит общий прилив к поверхности, который мы приписываем расширению артерий вследствие ослабления их мышечных оболочек. Что же это как не первичное угнетение, влияет ли лекарство (как я полагаю) прямо на сосуды или через посредство нервов? Могут заметить, что амил собственно действует как возбуждающее средство на сосудорасширительные нервы, открытые недавно в связи с известными сосудистыми площадями, и которые, быть может, существуют во всей системе кровообращения. Доказательством обратного служит то, что совместно с приливом крови происходит при вдыхании амила ослабление какого-либо существующего спазма, например, грудной жабы или дисменореи. Так как здесь нельзя предположить существования расширительных нервов, то гипотеза о первичном успокаивающем влиянии есть единственная, которую можно применить в общей группе явлений. То же самое можно сказать о действии Curare, Conium, Physostigma и Gelsemium на мышечнодвигательные нервы и центры. Здесь обыкновенно не замечается никаких следов возбуждения. Клод Бернар, правда, полагает, что "всякое вещество, которое в больших дозах уничтожает свойство органического элемента, возбуждает его в малых приемах", поэтому при опытах с этими средствами, угнетающими двигательные нервы, может проявиться иногда некоторое усиление энергии. Во всяком случае оно слишком слабо, чтобы давать право приписывать последующее угнетение истощению от излишнего возбуждения, и мне скоро представится случай показать, что мы здесь видим реакцию организма против доз, которые слишком слабы, чтобы вызвать непосредственное действие лекарства.

Ввиду всего этого я утверждаю, что хотя многие средства действуют первично возбуждающим образом, но есть и такие, которых первичное действие является угнетающим. Я также отличаю возбуждающие средства от раздражающих. Первые возбуждают функцию, последние производят воспаление ткани. Стрихнин представляет отличный пример первого рода. Он сильно возбуждает ткань нервов как движения, так и чувств, с болезненным усилением подвижности и впечатлительности, но без всякого воспаления. С другой стороны, такие вещества как мышьяк, йод и шпанская мушка не оказывают определенного действия на функцию, но влияют на ткань как при местном употреблении, так и вследствие избирательного притяжения. В последнем случае они действуют (как нужно полагать) подобно другим внутренним причинам процесса. Приносимые кровообращением к той части, с которой они состоят в родстве, они действуют на протоплазму, раздражая ее и возбуждая в ней ту болезненную и слепую деятельность, из которой, я полагаю, и состоит воспаление.

Итак, лекарства могут трояким образом влиять на протоплазму. Они могут влиять просто на ее функциональную деятельность возбуждающим или угнетающим образом, или же расстраивать ее работу питания и образования тканей, производя то, что (в полном развитии) мы называем местно воспалением, а во всем организме — лихорадкой. К лекарствам, видоизменяющим функцию протоплазмы, относятся такие, которые мы называем нервными средствами; к ним я бы присоединял мышечные средства, которые, по-видимому, влияют прямо на гладкие волокна мышц, как, например, Secale, а пожалуй, и такие, которые прямо возбуждают известные отделения, как Jaborandi. Средства, видоизменяющие питание, еще многочисленнее. К ним относятся все вещества, называемые в токсикологии раздражающими, исключая те, которые производят раздражение вследствие химического действия, как крепкие минеральные кислоты; что они действуют только местно, а не при введении в организм, не препятствовало бы их включению в этот разряд, но как средствами ими следует пользоваться только для местного употребления. Существует много раздражающих средств, о которых токсикологии ничего неизвестно, потому что они не возбуждают опасных последствий. Их также нельзя бы было открыть столь излюбленным ныне способом — опытами над низшими животными посредством дачи больших доз. Этим методом можно узнать их свойства, лишь давая их упорно продолжительное время, как это делал Вагнер относительно фосфора, и наш коллега д-р Кюри относительно брионии и дрозеры. Главным же источником служат испытания их на здоровом человеческом субъекте. Только этим путем мы получаем действия, необъяснимые предположением о плюсе или минусе какой-либо функции, но которые, хотя и не воспалительные или лихорадочные в полном смысле этих слов, обнаруживают достаточно признаков этих болезненных состояний на основании закона подобия. Так, калькарея нередко исцеляет лихорадочное состояние у детей, а сульфур — медленное воспаление.

Итак, я разделяю лекарства по их влиянию на протоплазму — или, другими словами, по их динамическому действию, — на два класса: такие, которые поражают ее функцию, и такие, которые расстраивают ее питательные процессы. Само собой разумеется, что как тот, так и другой класс обнимают много лекарств, и каждое из них подлежит отдельному изучению. Предлагаемое мной разделение согласуется с важным различием, существующим в динамическом действии лекарств и указанном д-рами Драйздейлом и Мадденом. Последний из этих врачей, принимая во внимание тот факт, что известные свойства присущи многим лекарствам, как, например, рвота, понос и т. п., а другие лишь некоторым отдельным средствам, называет первые геникодинамическими, а вторые — идиодинамическими⁴. Д-р Драйздейл, ввиду того, что общие динамические действия можно произвести по желанию, а особенные зависят от специальной восприимчивости субъекта, называет первые безусловными, а вторые условными. Рассматривая общие действия лекарств, производимые по желанию, мне кажется, можно удостовериться, что все они относятся до функционального возбуждения или угнетения; особенные же действия, требующие специальной восприимчивости, почти все представляют расстройства питания. Так, например, подкожное впрыскивание атропина всегда расширяет зрачок, всегда угнетает задерживательное влияние, оказываемое на сердце легочно-желудочным нервом, и только у некоторых производит скарлатинную сыпь, воспаление горла, нервную боль или лихорадку. Д-р Драйздейл показал, что применяя закон подобия, мы большей частью пользуемся условными действиями лекарств, их безусловные же действия часто не согласуются с ним. "Например, — пишет он, — если при группе грудных симптомов, производимых рвотным камнем, или при характеризующей его прыщавой сыпи, дать разом значительную дозу средства, вызывающего рвоту, то хотя все эти последствия несомненно принадлежат рвотному камню, если мы сочтем рвоту частью той или другой болезненной картины, она будет для нас непонятна". Труссо и Пиду, рассматривая вопрос с точки зрения д-ра Маддена, делают подобное же замечание об отношении этих двух разрядов симптомов к симптомам болезни. "В специальных лекарствах, в лекарствах собственно так называемых, и в особенности в ядах мы наблюдаем два элемента. Они обладают свойствами, присущими целому роду; это их общие свойства, которые вызывают в организме почти только одно общее действие; они возбуждают, раздражают, ослабляют, успокаивают и т. д. Сверх этого, каждое лекарство имеет свои особенные свойства, которые возбуждают в организме болезненные действия, более или менее уподобляющиеся симптомам болезни". Д-р Энбер-Гурбейр, не проводя различия между безусловными и условными действиями лекарств, напирает в особенности на последние, и к similiter и elective прибавляет еще contingenter.

Он прибавляет также omni dosi, и д-р Драйздейл соглашается с ним, указывая, что это составляет добавочную разницу между безусловными и условными симптомами, из коих первые, для производства их, требуют известного количества лекарства, а вторые не зависят от приема. Испытывая лекарство, можно уменьшить дозу до того, что присущие ему физиологические действия уже не появляются, но если субъект опыта чувствителен к его действию, у него покажутся некоторые особенные явления. Труссо и Пиду также говорят, что если мы хотим получить специальные действия лекарств, мы должны давать их в минимальных дозах, потому что тогда их общие свойства бывают мало заметны. Д-р Драйздейл полагает, что то же самое бывает и в болезни, и утверждает, что где существует состояние, уподобляющееся условным действиям лекарства, бывает достаточна самая малая доза, а большая доза не усилит болезни. Все зависит от особенной восприимчивости страждущей части, и когда эта восприимчивость прекратится, лекарство уже более не влияет на нее. Он приводит случай, где глоноин, данный против невралгии ввиду присутствия некоторых из его характерных физиологических действий, произвел головную боль с биением, но не усилил, а облегчил невралгию. Подобный факт наблюдается и при испытаниях лекарств. В патогенезах Ганемана мы иногда встречаем у симптома заметку "целебное действие". Это, за некоторыми исключениями, не означает результата дачи лекарства в болезни, а показывает, что испытываемое лекарство излечило у наблюдателя это расстройство, возбудив вместе с тем в других частях организма свойственные ему физиологические действия. Приведем бесспорный факт. Одним из самых постоянных последствий приемов йода у чувствительных к нему женевцев бывает сердцебиение, между тем Труссо утверждает, что Rilliet видел случай, где у больного, страдавшего сердцебиением, оно от йода прекратилось.

В следующей лекции я перейду к рассмотрению еще одной особенности, наблюдаемой в действиях лекарств, где доза играет важную роль.

¹ См. также статью д-ра Маддена в 15-м томе Monthly Homoeopathic Review.
² См. Brit. Journ. of Hom., VIII, 253, Monthly Hom. Review, Nov., 1879.
³ См. Brit. Journ. of Hom., XXVII, 86.
⁴ См. Brit. Journ. of Hom., VIII, 13.

 ЛЕКЦИЯ III    СОДЕРЖАНИЕ   ЛЕКЦИЯ V