Д-р Майкл Э. Дин (Англия) |
Гомеопатия и "прогресс науки" |
History of Science, 2001, vol. 39, p. 255–283
Перевод Зои Дымент (Минск) |
КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ОСНОВАНИЕ ГОМЕОПАТИИPractische Azneykunde — другое обозначение Heilkunst в те времена, когда в Германии активно создавалась техническая терминология, и журнал Христофа Гуфеланда с таким названием программно противостоял теоретической направленности академической медицины. Ганеман выбрал его в 1796 году для публикации своего "Нового принципа нахождения целительных свойств лекарственных веществ"23. Лечение в новой системе отличалось от принятого в медицинской практике того периода назначением единственного чистого лекарства, прошедшего предварительную экспериментальную проверку на здоровых добровольцах (в умеренно малых дозах), причем дозы были минимальны и, следовательно, безопасны для больного. Такие патогенетические испытания (Prüfungen, проверки, переиначено на английский как provings — прувинги) указывали на терапевтическую сферу влияния каждого лекарства в соответствии с принципом подобия — similia similibus curentur, подобное лечи подобным. Позже, в 1801 году, Ганеман опубликовал свои первые эксперименты с очень ослабленными терапевтическими дозами в "Журнале" Гуфеланда, а затем последовало несколько важных критических и гомеопатических статей, которые неизменно призывали к клинически подтвержденным экспериментам как верховному судье в решении о терапевтической эффективности, вместо теории или традиции24. Именно поэтому к гомеопатии отнеслись как к чистому эмпиризму, то есть не имеющей объясняющей теории25, и она выделялась этим на фоне рационализма XVIII в., то есть времени господства теорий, не подтвержденных экспериментально26. Часто говорят, что после Гиппократа официальная медицина колебалась между эмпирическим и рациональным полюсом27. Верно и то, что Ганеман предпочитал представленный Гиппократом и Сиденхамом биографический естественно-исторический подход эмпирической школы к болезням онтологическим заявлениям рационалистов, таких как Гален и Браун, для понимания сущностной природы болезни: Мы никогда не были ближе к открытию науки медицины, чем во времена Гиппократа. Этот внимательный бесхитростный наблюдатель искал природу в природе. Он видел и описывал наблюдаемые болезни точно, без дополнений, без теоретизирования28. Из-за этого недавние историки смотрели на гомеопатию как на эмпирическую дисциплину, противостоящую рационализму29. Общеизвестно, что Ганеман опровергал "Элементы медицины" Брауна в обзоре в 1801 году, несмотря на защиту Решлауба30, а уже в 1808 году Ганеман спрашивал, что наиболее подходит, чтобы увековечить память о самодельных "фривольных" фабрикациях Шеллинга и его последователей: сатира или элегия31. Даже химические нозологии, такие как у Решлауба и Боме, были просто новой упаковкой для старых идей32, и Ганеман, химик, считал, что зачаточная химия используется в медицине как фиговый листок33. Однако, вспоминая замечание Бэкона, что эмпирические муравьи не более эффективны, чем рационалистические пауки34, Ганеман также подробно критиковал эмпирическое лечение плохо определенных "болезней", например, "ревматизма" или "водянки", имевших один-два симптома, которые нельзя было считать причиной, знать которую претендовал рационализм35. Он указывал, что эмпирики знают, как наблюдать, но не знают, как лечить, поэтому больше всего полагаются на диету и "целительную силу природы". Он также критиковал случайный характер проверки одного вещества за другим при каждой болезни, и малое число известных спецификов: ртуть при сифилисе, хинная кора при малярии и сульфур при кожных сыпях — вот, в сущности, и все, что эмпирики узнали за 1500 лет после Галена, случайно или из народной медицины36. Он не был одинок в удивлении перед тем, как работают специфики. Как указывал в это же время последователь Канта Г. В. Ф. Гегель (1770—1831) в своем обзоре биологии и медицины, в Материи медике до сих пор нет ни одного разумного слова о связи между болезнью и ее лекарством; в этом вопросе полагаются только на эксперимент. Эксперимент с куриным пометом, следовательно, так же ценен, как эксперимент с различными растениями, включенными в фармакопею, так как моча человека, куриный и павлиний помет раньше использовались в медицине, чтобы вызывать рвоту37. Сопротивление гомеопатии простой бинарной классификации было в определенной степени объяснено Отто Гуттентагом, который разработал идею поступательно-колебательного развития во времени, рассматривая развитие медицины после Гиппократа по спирали38. Он поместил Ганемана на пике кривой между двумя полюсами спирали рядом с такими известными фигурами конца XVIII в. как Витеринг и Дженнер. Гуттентаг не анализировал глубже научные основы гомеопатии, он лишь сказал, что это была эмпирическая клиническая дисциплина, а не объясняющая биологическая гипотеза. Фактически, технический термин, наиболее подходящий в эпистемологическом смысле новой ганемановской концепции, это абдукция (или ретродукция) — термин, введенный в конце XIX в. философом Ч. С. Пирсом. Так он перевел слово apagoge, означающее третью форму рассуждения по Аристотелю, наряду с индукцией и дедукцией, а позже это слово стали переводить как "редукция" (и доныне о ней часто говорят как о "рассуждении для лучшего объяснения"): Эта форма рассуждения, таким образом, состоит в следующем. Наблюдается удивительный факт, С. Но если бы А было верно, С было бы естественным следствием. Поэтому есть основания предполагать, что А верно. Таким образом, А не может быть выведено с помощью абдукции, или, если вы предпочитаете такое выражение, не может предполагаться, так как оно присутствует полностью в высказывании "Если А истинно, то С истинно"39. Согласно Хансону, абдукция — это не синоним хорошо известной гипотетико-дедуктивной модели, приписываемой Хьюэллу и Попперу, хотя основной пример абдукции у Хансона — заново сформулированная Кеплером концепция Коперника о планетарных орбитах — оставляет по некоторым причинам довольно много сомнений о различии этих двух форм рассуждения40. "Удивительные факты" Ганемана были неявными эмпирическими спецификами, которые долго не имели рационального объяснения: хинная кора, ртуть и сульфур. Ртутную болезнь часто путали с сифилисом, у работающих с серой появлялась обильная сыпь, поэтому, подозревая незамеченную связь между лекарственным воздействием и токсикологическими симптомами хинной коры, Ганеман в 1790 году принимал экспериментально в течение трех дней дважды в день по три драхмы хорошей хинной коры. Мои ноги, кончики пальцев и проч. сперва холодели, я чувствовал себя усталым и сонным, затем начиналось сердцебиение, и пульс становился тяжелым и скорым; меня охватывало нестерпимое чувство тяжести, дрожь (но без оцепенения). Изнеможение в конечностях, пульсация в голове, красные щеки, жажда… вскоре все старые симптомы, с которыми я был знаком при малярии, появились один за другим, но без озноба и оцепенения. Короче, даже частные особенные симптомы, которые я наблюдал при малярии… притупление чувств, необычная дрожь в ногах и особенно это неприятное чувство оцепенения, которое, кажется, поселилось в надкостнице всех костей тела… все появилось. Приступы длились каждый раз два или три часа, и начинались вновь всякий раз, когда я принимал дозу, но не в другое время. Я прекратил прием и чувствовал себя хорошо41. Ганеман в свою очередь показывал различия у Хансона также на примере Кеплера. Абдукция появилась у Аристотеля как логическое описание и оправдание процесса перехода от рассуждений о различных биологических видах к роду, к которому они принадлежат. Другими словами, он искал более высокий уровень онтологической группировки, который бы включал данные более низкого уровня — синтетическое априорное понимание по Канту. Специфики были вдвойне удивительны, потому что они демонстрировали парадоксальную способность вызывать те же самые симптомы, которые, как считалось, они должны излечивать. Ганемановская поясняющая гипотеза и концептуальное объяснение основывались на принципе подобия, или гомеопатичности, которая связывала известное лечение множества разных проявлений и качеств несвязанных болезней. И, как указывает Атран, апагогия была не только дуальной функцией для Аристотеля — выдвинуть интуитивную гипотезу, а затем предложить концепцию или определение, которое служит основной предпосылкой в рассматриваемом силлогизме, — но, что важнее, требовалась "для фактического вывода… истинной существенной формы из естественных случаев одинакового смысла"42. Гипотеза о подобии позволила Ганеману отбросить правдоподобные объяснения современников, такие как полностью в русле современной ему медицины заявлении Куллена, что хинная кора лечит малярию, потому что ее горький вкус оказывает тонический эффект на желудок43. Соблюдая требования Пирса о том, что абдуктивная гипотеза должна подвергаться экспериментальной проверке, Ганеман в 1790 году начал вести тщательные записи того, что следует за приемом различных лекарств, принимаемых вначале им самим, а затем здоровыми добровольцами, и что получается, когда он лечит больных тем же лекарством, которое само способно вызвать такие признаки и симптомы44. ПОЯВЛЕНИЕ "ОРГАНОНА"В учебнике гомеопатии, который Ганеман впервые опубликовал в 1810 году, содержатся теоретические и практические инструкции к новому подходу в терапии, созданному им в предыдущие двадцать лет. В этом учебнике Ганеман объединил свои гипотезы о подобии с естественно-историческим подходом Гиппократа к нозологии, гомеостатическим витализмом Шталя, микробной теорией Пленчица, теорией о движении соков в организме Джона Хантера, плацебо-контролем и другими разрозненными и прежде не связанными направлениями45. Эта книга при жизни Ганемана выдержала пять изданий, и ее продолжают издавать на многих языках до сих пор. Прежде чем разобрать внутреннюю структуру его программы, лежащей в основе этой книги, стоит попытаться оценить ожидания Ганемана относительно появления книги, рассмотрев способ, каким он ее представил. Хотя костяк системы впервые был представлен в 1805 году в "Журнале" Гуфеланда под заголовком Heilkunde der Erfahrung ("Опытная медицина")46, изменение заголовка на более впечатляющее, Organon der rationellen Heilkunde (на русский переводят как "Органон рационального искусства исцеления". — Прим. перев.) указывает на то, что Ганеман считал, что призывы к экспериментам вряд ли вдохновят медицинский истеблишмент, приверженный априорным теориями болезни и своим представлениям о том, как должны быть структурированы знания в медицине. Термин органон, рассматриваемый как концептуальный инструмент, означает систематизированный теоретический или механический инструмент47, в соответствии с общим названием, обычно присваиваемым трактатам Аристотеля по логике и "Новому органону" Френсиса Бекона от 1620 года. Кроме трактатов Аристотеля и Бэкона, до Ганемана появилось примечательно малое число органонов, хотя этот термин получил известное хождение в Германии после выхода "Нового органона" И. Г. Ламберта в 1764 году48. Скорее всего, Ганеман читал этот эпистемологический трактат, в котором впервые встречается слово "феноменология", поскольку Ламберт был самым известным немецким философом поколения, предшествовавшего Канту. Полное значение названия, данного Ганеманом своей книге, сегодня не вполне понятно, потому что слово Heilkunde в значении медицинской теории не употребляется в современном немецком. Heilkunde сейчас означает исключительно медицину или, в широком смысле, медицинскую науку, в которой объединены теория и практика, или терапию. Неудивительно, что Отдел терминологии при Европейской комиссии в Люксембурге определяет Heilkunst (идентификационный номер 3102196 в Medicine Collections (RLM76)) как "другое обозначение для Heilkunde". Слово "rationell" из первого издания непонятно в равной степени. Это слово было введено в 1798 году Гете во Франции в значении "технический", "научный", "проверяемый на практике". Оно отличалось от редко используемого слова "rational" (рациональный) — термина, имеющего традиционный философский оттенок, и заполнило существующий пробел, ранее занимавшийся словом Wissensсhaft (наука). Применение этого термина Ганеманом в медицинском контексте кажется направленным на освоение территории высокой риторики, подобно сегодняшнему термину "доказательная медицина" в современном клиническом дискурсе, и предвосхищало более позднее использование термина rationell в названии книги Якоба Генле для проведения различия между эмпирическим исследованием и теоретической физиологией, известной как натурфилософия49. И вновь первоначальное значение слова поблекло50. Сегодня оно означает просто рациональный, хотя в 30-е годы появилось второе значение, "экономически эффективный" (эквивалентное одному из значений rationalized в английском), заново соединяя слово с его первоначальным значением "проверяемый эмпирически". Однако первоначальный заголовок привлек к себе внимание, так как претендовал на научную систематизацию объединенных идей Канта, Брауна и натурфилософии. Титульная страница была украшена стихами Х. Ф. Геллерта, являющимися квинтэссенцией Просвещения (1715—1769): Истина, которая нужна нам, людям
Из этого текста мы можем понять, что книга не продвигала какую-то оккультную теорию о сути и происхождении болезней. Это же подтверждает и предисловие, которое сообщает нам, что "никакая профессия не заявляла единодушней медицинской, что является искусством гаданий", но исследования автора увели его "очень далеко от общего пути медицинской рутины… прочь от старой системы убеждений, которая строится на мнениях и поддерживается одними мнениями". Интересно, что термин "гомеопатия" отсутствует на титульной странице. Единственное исключение — непронумерованная страница между введением и остальным текстом: в первом издании здесь имеется заголовок, отсутствующий в остальных пяти, которые Ганеман напечатал: Organon der rationellen Heilkunde nach homöopathisсhen Gesetzen (досл. "Органон рационального искусства исцеления по гомеопатическим законам". — Прим. перев.). Правильным переводом было бы "Трактат о научной медицинской теории соответственно гомеопатическим законам". Ганеман создал слово Homöopathie, гомеопатия (от греческого homoios, подобный + pathos, страдание), и неодобрительное слово Allöopathie, аллопатия, для описания бессистемного лечения (alloios — другой, неподобный) в 1807 году в научном литературном обзоре, который стал введением к "Органону"52. Он содержит около 250 примеров по большей части бессознательного использования принципа подобия 440 названными по именам врачами настоящего и прошлого как доказательство метода, разъясняемого далее в книге. Основная часть "Органона" состоит из 271 пронумерованных разделов, в которых содержатся предложения и аргументы, сгруппированные тематически, подобно афоризмам в "Новом органоне", чем подчеркивается философская направленность книги. Длина этих разделов различна, от одного предложения до текста на несколько страниц, с большим количеством примечаний. Первые два афоризма задают тон: У врача нет цели выше, нежели сделать больного человека здоровым, исцелить, как
это называется.
ССЫЛКИ 23 Samuel Hahnemann, "Versuch über ein neues Prinzip zur Auffindung der
Heilkrafte der Arzneisubstanzen, nebst einigen Blicken auf die bisherigen", Journal der
practischen Arzneykunde und Wundarzneykunst, ii (1796), 391–439, 465–561; также в
Samuel Hahnemann, Kleine medicinische Schriften, ed. by Ernst Stapf (Dresden and Leipzig,
1829); Samuel Hahnemann, The lesser writings, transl. and ed. by R. E. Dudgeon (London,
1852).
|