Для каждого вида ядовитых испарений по всей вероятности существует особый антидот, только мы не всегда знаем о нем достаточно. Хорошо известно, что воздух нашей атмосферы состоит на две трети из газа, который мгновенно убивает человека и зверя и гасит пламя. Соединенные с ним элементы представляют собой своеобразные корректирующие вещества: в смеси содержится примерно одна треть жизненно важного воздуха, посредством чего ее ядовитые свойства уничтожаются, и только в этом состоянии она образует атмосферный воздух, в котором все существа могут жить, расти и развиваться.

Удушливые и воспламеняющиеся испарения в подвалах, в которых находится большое количество дрожжей или сбраживается пиво, быстро удаляются привнесением туда свежей гашеной извести.

Пар, образующийся на производстве, где используется много серебра в условиях высокой температуре, наносит ущерб здоровью, но мы можем в значительной мере защитить себя от этого, поместив вокруг открытые сосуды, наполненные серной печенью.

Мы обязаны всеми этими защитными средствами от ядовитых паров химии, после того, как мы обнаружили, также с помощью химии, точную природу этих испарений.

Но совсем другое положение с заразными испарениями от опасных лихорадок и инфекционных болезней. Они так тонки, что химия никогда еще не была в состоянии подвергнуть их анализу и, следовательно, не смогла предложить антидот к ним. Большинство из них не улавливается на расстоянии нескольких шагов на открытом воздухе, даже восточная чума, но в тесных комнатах эти пары существуют в концентрированной форме и тогда становятся губительными, опасными, смертельными на значительном расстоянии от пациента.

Итак, если неизвестны специфические антидоты к некоторым видам заразных веществ, следует ограничиться общими профилактическими средствами. Некоторые из этих средств иногда находятся в распоряжении пациента, но большинство из них доступны исключительно медсестре, врачу и священнику, которые посещают больных.

Что касается первого из перечисленных, пациента, то он, если не слишком слаб, может менять комнату и постель каждый день, и комнату, которую он занимает, следует хорошо проветрить, отворяя двери и все окна, прежде чем он войдет в нее утром. Если мы должны занавешивать его постель, он может отдернуть занавески и дать свежему воздуху распространиться по комнате, прежде чем врач или священник посетят его.

Госпитали, используемые армией во время военной кампании, часто устраиваются в церквях, амбарах или под просторным навесом, и по этой причине они гораздо менее способны к распространению инфекции, а поэтому полезней для пациентов, чем стационарные госпитали, которые часто строятся слишком тесными, низкими и размещаются в угловых помещениях. В последних медсестры, врачи и священнослужители часто сталкиваются с большим риском. Но с каким же риском они иногда сталкиваются в полуподвальных сырых жилищах, в которых живут люди из низших классов, в грязных подвалах на задних дворах и в узких переулках, которые никогда не освещаются солнечными лучами и в которые никогда не проникает чистый утренний воздух; там, где теснятся нищие семьи и где царствуют скверный уход и изнуряющий голод!

Во время распространения заразных болезней ядовитые качества загрязненного воздуха сосредоточены в таких местах, там явно чувствуется запах мора, и каждый раз, когда открывается дверь, оттуда вырывается волна смерти и опустошения. Это места, чреватые большой опасностью для врача и священника. Существует ли способ, с помощью которого они могут эффективно защитить свои легкие от стигийских (загробных. — Прим. перев.) испарений, где мучительные стоны со всех сторон призывают их, потрясают их и заставляют забыть о себе? И все же они должны попытаться разработать какую-либо профилактику! Как им это сделать?

Я уже говорил выше, что мы можем постепенно приучить себя к самым ядовитым испарениям и оставаться среди них в полном здоровье.

Но, приучая себя каждый раз к тому или другому, следует продвигаться от одной крайности к другой с предельной осторожностью и в самой малой степени, и последнее особенно необходимо.

Мы постепенно привыкаем к самым непривлекательным тюремным камерам и к самим заключенным с их вздохами о бесчеловечной несправедливости жребия, к их дыханию и испарениям их тел, постепенно приводящих несколько кубических футов атмосферы в такое пагубное состояние, что попавшего туда постороннего человека нередко сражает самый опасный брюшной тиф, или даже он внезапно умирает, рискнув находиться рядом с ними, в то время как сами заключенные, постепенно привыкая к атмосфере, обладают сносным здоровьем.

Подобным же образом мы обнаруживаем, что врачи, которые изредка и только случайно осматривают пациентов, страдающих злокачественной лихорадкой, и священнослужители, чье призвание требует наносить визит лишь временами, заражаются гораздо чаще, чем те, кто посещает много таких больных ежедневно.

Из этих фактов естественно вытекает первое условие для тех, кто посещает таких пациентов в первый раз, что "они должны сначала навещать своих пациентов чаще, каждый раз оставаясь рядом с ними как можно меньше и находясь как можно дальше от кровати или посуды, остающейся в комнате, и особенно они должны заботиться о том, чтобы комната больного была полностью проветрена перед их визитом".

После того как с надлежащей осторожностью и должной тщательностью были предприняты эти предварительные шаги, мы можем постепенно оставаться несколько дольше, особенно рядом с больными с легкой формой заболевания, и, постепенно привыкая, мы также можем подойти к ним достаточно близко, чтобы иметь возможность проверить их пульс и рассмотреть язык, принимая меры предосторожности, когда находимся рядом с ними, стараясь меньше дышать. Все это может быть сделано без проявлений притворства, беспокойства или принуждения.

Я заметил, что, как правило, самые сострадательные молодые врачи в эпидемиях такого рода скорее уходили в могилу, когда пренебрегали этой малоизученной мерой предосторожности, — возможно, из-за чрезмерного сочувствия и беспокойства о своих пациентах; с другой стороны, жестокосердный род обычных докторов, которые любят превращать в сенсацию то, что ежедневно посещают большое количество пациентов, и любят мерить владение медицинскими навыками ловкостью конечностей и их быстротой, наверняка избегут инфекции. Но есть мудрый срединный путь (молодым священнослужителям, посещавшим больных, советовали его придерживаться), посредством которого можно объединить наиболее сострадательную и теплую филантропию с невосприимчивостью к угрозам для собственного драгоценного здоровья.

Предупреждение, что "поспешное самопожертвование может принести им вред, но не может принести пользу пациенту, и что лучше посвятить свою жизнь сохранению многих, чем рисковать ею для того, чтобы удовлетворить нескольких", сделает указанную выше первую меру предосторожности приемлемой, а именно: посредством постепенного приближения и приучения себя к воспалительному заразному веществу постепенно притупить наши нервы к восприятию миазма (болезненных испарений), который в противном случае так заразен. Мы не должны пренебрегать применением той же меры предосторожности к людям, обслуживающим больного человека.

Вторая предосторожность заключается в том, "что мы должны при посещении пациента стремиться сохранить хороший баланс нашего ума и тела". Это равнозначно тому, что во время своих занятий мы не должны позволить себе поддаться ослабляющим эмоциям: излишествам в похоти, гневе, печали и заботе, равно как и перенапряжению ума всех видов, что очень способствует инфекции.

Следовательно, посещение в качестве врача или священника дорогого друга, больного распространенной лихорадкой — очень опасное занятие, как я узнал из дорого доставшегося мне опыта.

Мы должны больше стремиться сохранить, насколько возможно, наш обычный образ жизни, и пока наша сила еще достаточна, мы не должны забывать принимать пищу и напитки как обычно и должным образом удовлетворять возникающий голод и жажду. Необычного воздержания или избытка в еде или питье следует избегать со всем вниманием к этому.

Но в этом отношении не может быть установлено абсолютно никаких диетических правил. Говорилось, что не следует посещать пациентов с пустым желудком, но это так же ошибочно, как если бы кто-то утверждал, что пациентов надо посещать с пустым желудком. Тот, кто как я, никогда не ест ничего до полудня, нарушит свое пищеварение и сделает себя более восприимчивым к инфекции, если он, по старой максиме, съест что-то, к чему у него нет аппетита, и посетит своих пациентов в этом состоянии, и наоборот.

В таких случаях мы должны следить больше обычного за нашими желаниями особых продуктов в диете, и покупать, если это возможно, то, к чему у нас выше аппетит, но затем съедать ровно столько, сколько нас удовлетворяет.

Следует избегать чрезмерного переутомления тела, переохлаждения и ночных бдений.

Каждый врач, который ранее занимался практикой, каждый священник и медсестра, конечно, научились преодолевать ненужное отвращение, которое они могут чувствовать.

Таким образом, мы постепенно привыкаем к занятию, заключающемуся в уходе и лечении пациентов, страдающих от злокачественной лихорадки, которая таит в себе такую опасность и не может быть компенсирована никаким денежным вознаграждением, пока, наконец, вероятность заразиться не становится почти такой же низкой, как заболеть натуральной оспой дважды. Если при всех этих обстоятельствах мы сохраняем мужество, сочувствие и сострадание и ясную голову, мы становимся очень важными лицами в государстве — не из-за того, что нас предпочитают князья, но из-за осознания нашего высокого предназначения, и, поднимаясь над собой, мы посвящаем себя благосостоянию самых низких и самых высоких из людей и становимся как бы ангелами Божьими на земле.

В случае, если врач почувствует у себя некоторые начальные признаки заболевания, он должен немедленно перестать посещать пациентов, и если он не совершил никаких диетических или связанных с режимом ошибок, я бы рекомендовал, несмотря на то, что пытался в этой книге избегать каких-либо лекарственных предписаний, применение домашних лекарств, так сказать, эмпирически.

В таких случаях я принимал драхму коры хинного дерева в вине каждые три четверти часа, пока все опасности инфекции (какого бы рода болезнь с эпидемической лихорадкой ни была) не исчезали.

Я могу рекомендовать это по моему собственному опыту, но я далек от того, чтобы настаивать на выполнении этого безобидного и мощного средства предостережения тем, кто придерживается иного мнения. Мои рассуждения были бы удовлетворительны, если бы я смог довести их до этого места.

Но, так как недостаточно защитить себя от инфекции, также необходимо не позволить другим попасть в опасность из-за нас. Те, кто занимается такими пациентами, не должны, конечно, подходить к другим слишком близко, пока не сменят одежду, в которой были рядом с пациентами, и прежняя должна быть вывешена на воздухе в таком месте, где никто не проходит рядом с ней, пока она нам вновь не понадобится для посещения наших пациентов. Рядом с комнатой больного заражение происходит легче всего с помощью такой одежды, хотя человек, который посещает пациента, возможно, не подвергся никакому заражению.

Очень респектабельный и аккуратный человек, который годами никуда не ходил, кроме своего офиса в определенные часы, имел служанку, с которой он был в высшей степени дружеских отношениях, старую добродушную женщину, которая без его ведома использовала все часы своего досуга на пользу бедной семьи, проживающей примерно в сотне ярдов от его дома, где был больной сыпным тифом, выдающейся чертой которого была злокачественная тифозная лихорадка. Две недели все шло хорошо, но, примерно в это время, этот господин получил некоторые сведения очень раздражительного и угнетающего характера, и в течение нескольких дней, хотя я точно знал, что он не сталкивался ни с кем, кто бы страдал от такого заболевания, он получил — по всей вероятности, из-за одежды его служанки, которая была часто очень близка к нему — точно такой же вид злокачественной лихорадки, только гораздо более тяжелый. Я посетил его как друга, с безоговорочной симпатией, как и следовало, и я заболел той же лихорадкой, хотя был уже очень привычен к инфекции.

Этот случай, как и многие другие подобные случаи, научил меня, что одежда разносит далеко и широко заразный материал лихорадки и что подавленные психические эмоции делают людей подверженными миазму — даже тех, кто уже привыкли к его влиянию.

Казалось бы, что адвокат, который составляет завещание, нотариус и свидетели, не имеющие привычки к такому воздействию, подвергаются в этих случаях намного большему риску заражения. Я не отрицаю этого, но для них существует способ спасения, который не так доступен для других лиц, о которых мы говорили.

Там, где нет ничего, и суверен потерял свои права, никакого волеизъявления не произойдет. Но если богатые больные люди хотят выразить свою последнюю волю и подписать завещание в постели, есть два обстоятельства в пользу адвоката и его помощников. Так как при формальностях юридического завещания кровать пациента не может оставаться в своей обычной ситуации, и так как, более того, для такого завещания важно, чтобы наследодатель в полной мере владел своими интеллектуальными способностями, для тех пациентов, которые не являются абсолютно бедными, легко можно приготовить другую комнату и другую кровать, тщательно проветриваемые и свободные от заразной атмосферы. Больному не нужно перебираться туда, пока все это не будет тщательно выполнено за короткое время до того.

Слабость интеллекта у таких больных обычно соответствует их телесной слабости, а пациент, который обладает достаточной силой интеллекта, чтобы выразить свою волю, не будет утверждать, что он слишком слаб, чтобы его переместили на другую кровать в другую комнату.

Я не стану останавливаться на том, как мало шансов остается у юридических чиновников получить инфекцию в этих условиях (при условии, что они умеренно заботятся о том, чтобы не подходить к пациенту ближе, чем это необходимо).

Я уже говорил, что после того, как некто приучил себя к любому определенному виду миазма, например, кровавому поносу, нервы остаются в течение длительного времени, часто в течение многих лет, в некоторой степени нечувствительными к этой болезни, хотя в течение всего этого времени мы могли не встречаться с пациентами, страдающими этим заболеванием, и, таким образом, нервы активно не участвовали в поддержании состояния этой специфической нечувствительности. Она постепенно пропадает, но более медленно, чем можно было бы предположить. Таким образом, при умеренной предосторожности, медсестра, врач или священник могут посетить дизентерийного пациента в этом году, если они были в контакте с похожими пациентами за несколько лет до этого. Но самый безопасный план состоит в использовании даже в этом случае небольших безупречных мер предосторожности.

Но так же, как амулеты и талисманы во времена наших предков приносили вред, поскольку их лекарственным свойствам оказывалось полное доверие, и лучшими лекарствами, следовательно, пренебрегали, по такой же причине окуривание комнаты больного парами уксуса, ягодами можжевельника и тому подобным нецелесообразно, хотя большинство моих коллег очень рекомендуют это и утверждают, что большинство инфекционных миазмов всех видов тем самым подавляется и изгоняется, и, таким образом, воздух очищается.

Будучи убежден в обратном, я должен прямо возразить им и скорее обратить на себя их немилость, чем отказаться от возможности оказать услугу ближним. Но так как испорченный (флогистированный, загрязненный, застоявшийся и т.д.) воздух никогда не может быть восстановлен до чистого или превращен в жизненно важный воздух с помощью этого дыма, и так как нет ни тени доказательства, что тонкие заразные испарения, чья сущность совершенно неизвестна нам и не воспринимается нашими чувствами, могут быть ослаблены, нейтрализованы или каким-либо другим образом обезврежены этим дымом, было бы глупо, я бы даже сказал неоправданно, рекомендовать такое окуривание для предполагаемой очистки воздуха. Это лишь поощряет обычных людей в их естественной лености и недомогании не обновлять воздух в своих жилищах и тем самым подвергать каждого человека, который контактирует с ними, опасности для его жизни, которая тем более очевидна и велика, чем более он был уверен в этом бесполезном действии. Без изгнания прочь распространяющего болезнь миазма с помощью повторяющейся сквозной очистки воздуха, пагубная атмосфера комнаты больного не может быть превращена в чистый целебный воздух с помощью простого окуривания уксусом и ягодами можжевельника. Это похоже на старое суеверие, подвешивание орлиного камня на бедро женщины в родах, в тот самый момент, когда все надежды на ее спасение, даже с помощью щипцов, уже утрачены.

Когда врач или священник входят в окуренную палату, они могут сразу сказать, благодаря своему обонянию, есть ли необходимость проветрить помещение или нет. Все больные распространяют вокруг себя неприятный запах. Поэтому отсутствие запаха в палате является лучшим доказательством того, что она предварительно была проветрена, но, если окуривание проводилось повторно, последнее становится сомнительным и подозрительным. Ни врачу, ни священнику, ни сиделке, ни пациенту не требуются благоухания, когда они должны думать и говорить серьезно о вопросах жизни и смерти. Они никогда не должны использоваться!