LIX. СОПУТСТВУЮЩИЙ УЩЕРБ

Согласно официальной версии, в 1997 году не было ни одной серьезной побочной реакции на вакцину MMR (от кори, свинки и краснухи. — Прим. перев.)

В нашей стране родители не слышали о многих личных трагедиях, зато слышала я. Некоторые истории были рассказаны лишь частично, как, например, случай, который пытался расследовать канал TV–1, с попавшим в реанимацию областной больницы 11-летним привитым мальчиком. Им неизменно отказывали, и в конце педиатр лишь сказал репортеру: "Возможно, мы никогда не узнаем".

Но я столько раз снимала трубку и выслушивала рассказы о персональных кошмарах. Например, добившийся права опеки папа-одиночка, у сына которого после прививки начались судорожные припадки. Он отвел ребенка к врачу, который не обнаружил ничего. Когда они приехали домой, у ребенка случился очередной приступ, и врач посоветовал им отправиться в больницу. Все мыслимые анализы, сделанные в больнице, оказались безрезультатны. Мужчина настаивал, отказывался уходить и пришел в такое отчаяние, что сотрудники, заручившись подписями двух врачей, забрали его в психиатрическое отделение. Вскоре после того, как его насильно выдворили из больницы, у ребенка случился приступ на глазах у медперсонала. Но даже несмотря на это, врачу и юристу этого мужчины потребовалось значительное время и расходы, чтобы выписать его из психиатрического отделения. Мужчина был слишком напуган, чтобы жаловаться. Он не хотел создавать проблем, чтобы не потерять опекунство над ребенком.

Если рассказать все истории, окажется, что все они об отрицании, запирательстве и обезумевших родителях.

Из рассказов людей внутри системы я знаю несколько случаев. В 1997 году один ребенок был переведен из "Старшипа" в больницу Крайстчерча и впоследствии изолирован с корью. Всех ординаторов привили вакциной MMR. К несчастью, ординатор, работавший с детьми с ослабленным иммунитетом, заболел корью. Лабораторный анализ вируса по методу ПЦР показал, что это был вакцинный, а не дикий вирус.

Об этом людям не сообщили. Я проверила газеты, и оказалось, что в ноябре в Крайстчерче людям сказали: "Прививки победили эпидемию кори"¹.

Затем появилась статья а ля "ошибочка вышла": "Местная эпидемия кори сбивает с общенационального курса"².

Согласно д-ну Брисмену, под удар попала в основном молодежь, а не дети. Ни слова о том, была ли эта молодежь в числе дважды полностью привитых во время кампании 1991 года школьников до 16 лет, и проверяли ли медики, от вакцинного штамма или от дикого вируса происходил в этих случаях вирус кори.

Два родителя хотели бы исправить запись в медкарте о том, что у них не было серьезных побочных реакций на прививку.

ИСТОРИЯ РЕЙМОНДА³
(написана его матерью)

Мы живем на ферме в предместьях Таупо. Реймонд был крепким, выносливым, решительным мальчиком семи с половиной лет, у него было два брата — старший и младший, он пользовался успехом у своих товарищей, был очень общительным и просто обожал свой футбол.

Не знаю, почему, но меня беспокоила предстоящая кампания MMR, и я позвонила местной участковой медсестре. Мне прислали официальный буклет "Выбери иммунизацию" и брошюру про корь.

С тяжелым сердцем я подписала форму согласия, т. к. мне не слишком это нравилось, но я не хотела, чтобы мой ребенок заболел энцефалитом или умер, да и какая мать захотела бы?

Прививку сделали в пятницу, 20 июня 1997 года.

Когда Реймонд вышел из автобуса, он плакал. Я спросила его: "В чем дело?" Он ответил: "Мне очень жарко и у меня ужасно болит голова". Я захотела узнать: "Когда это началось?"

"После прививки", — ответил он.

На следующее утро он выглядел не лучше, но хотел поиграть в футбол. Его команда зависела от него, и он чувствовал, что без него они проиграют. И он, несмотря на плохое состояние, пошел играть. Он забил все голы в тот день, но был совершенно без сил, когда уходил с поля, и проспал почти весь оставшийся день.

Я лишь следила, чтобы он много пил, дала ему панадол и обтирала его губкой, чтобы снизить жар. У него болела голова, не было аппетита, и он был вял.

Утром в понедельник он выглядел получше, но когда он заговорил, то начал задавать глупые вопросы. "Где папа, мне нужно найти папу", но его папа был там. Он не мог ориентироваться в доме, в котором жил уже два года. Мне даже приходилось показывать ему, где туалет. Нас очень напугало и обеспокоило его состояние, и я решила вызвать семейного врача, как только откроется поликлиника.

Во время визита я предупредила врача, что Реймонд только что был вакцинирован. Врач сказал, что побочные реакции возможны, но считал, что головные боли скорее всего были связаны с тем фактом, что у меня самой болела голова. Он считал, что бред был реакцией мозга на высокую температуру, и с целью убедиться, что это не было чем-то более серьезным, дал направление к педиатру. К несчастью, в очереди к нему был огромный список людей, и нам предстояло прождать какое-то время, прежде чем попасть на прием.

Я отвезла Реймонда домой, постоянно наблюдала за ним и ухаживала, как если бы у него был тяжелый грипп.

К пятнице этой же недели Реймонду стало физически лучше, не было температуры, но с мозгом было неладно. Реймонд был дезориентирован. Я не могла дать объяснение симптомам, которые наблюдала. Я позвонила и объяснила ситуацию с Реймондом его учительнице, и она предложила отправить его в школу, пообещав позвонить мне, если он не будет справляться, и тогда я приеду и заберу его. Он дотянул до конца день, но домой приехал изможденным.

В течение июля состояние Реймонда то улучшалось, то ухудшалось, и я снова отвела его к врачу и попросила проверить его на все, что только можно. Единственным, что обнаружили, была анемия, и мы начали принимать фергон. В середине июля нам позвонила медсестра педиатра с приглашением на прием: на следующий отменился один визит, смогу ли я прийти? Конечно — мне не терпелось получить ответы на свои вопросы, но поскольку у Реймонда прошла высокая температура и бреда практически не было, педиатра не обеспокоило его смутное недомогание и вялость. Он записал Реймонда на компьютерную томографию, но нам так и не успели назначить точную дату до смерти Реймонда.

Весь следующий месяц Реймонд страдал от общего недомогания и надеялся, что будет в состоянии пойти на празднование дня рождения старшего брата, где собирались играть в мини-гольф. Все связанное со спортом влекло его соревновательную натуру. За день до вечеринки, 13 августа, у Реймонда началась рвота, поднялся жар и снова появились головные боли, и он пропустил мини-гольф. Брат принес ему леденцы и торт, но он так и не съел их.

В субботу, 16 августа, был футбол. Это был важный матч для команды, и Реймонд считал, что должен пойти. Я знала, что он не может играть, но его так расстроило мое решение, что я сказала, что возьму его, и он сможет посмотреть игру и поболеть за своих товарищей по команде. Просто поехать на игру и вернуться уже стало испытанием, и когда мы вернулись домой, он без сил свалился на диван и сразу заснул. Когда он проснулся, у него снова была температура, болела голова, и все время была рвота.

Ко вторнику у Реймонда не было никаких признаков улучшения, и когда его папа вернулся вечером после работы, мы решили, что его нужно показать врачу. Ему было очень плохо — температура, периодическая рвота, и он снова бредил. Его сильно шатало, когда он вставал, и ему приходилось помогать ходить.

Однако врач решил, что у Реймонда грипп, и мы поехали домой. Я была очень обеспокоена и не переставала думать, что все началось после прививки, но я была единственной, кто так считал: никто из врачей, которых мы видели и с которыми обсуждали это, не считал, что была какая-то связь.

Кровать Реймонда была верхней, но я не хотела, чтобы он лежал выше, чем на расстоянии высоты одного матраса от пола, и мы оба легли спать на матрасах в гостиной. Ночь была очень беспокойной, т. к. у Реймонда была рвота и ему было плохо. Около 6.30 я проснулась и увидела Реймонда мирно и спокойно спящим у себя на кровати. Очевидно, он, наконец, заснул. Я встала и пошла в душ, решив, что после всего этого Реймонд поедет обратно к врачу, и на этот раз им уже не отправить меня домой!

В душе я услышала, как муж отчаянно зовет меня. Я выскочила и увидела, что он держит Реймонда, у которого был судорожный припадок. Я взяла Реймонда, пока муж вызывал скорую. Мы жили за городом, в десяти минутах езды от него, и он сказал, что мы выезжаем им навстречу. Муж был за рулем, а я сзади была с Реймондом, когда вдруг обнаружила, что он не дышит. Я начала делать ему искусственное дыхание рот в рот, и мне казалось, что это длится целую вечность, пока, наконец, мы не встретились со скорой. Какое облегчение! Кто-то еще, наконец, мог взять на себя ответственность. Когда они занялись Реймондом, у него снова начались судороги. Они дали ему кислород, и мы помчались в приемное отделение скорой помощи в маленькой местной больнице. Его подключили к искусственной вентиляции легких, и у него продолжались судороги до тех пор, пока лекарство, которое ему дали, не остановило их.

Больница вызвала реанимационную бригаду из главной больницы, прилетевшую на вертолете "Вестпас" с врачом, медсестрой и оборудованием для поддержания жизни. Я полетела с Реймондом на вертолете, пока мой муж поехал домой, чтобы собрать остальных детей, взять нам кое-какие вещички, и затем поехал в больницу.

Реймонд поступил в отделение интенсивной терапии, где специалист задавал очень много вопросов. Всякий раз, как мы пытались спросить его насчет прививки, он говорил, что "это не может быть прививка, поскольку мы никогда раньше не сталкивались ни с чем подобным из-за вакцины". Они просто не слушали.

Ему сделали множество исследований, включая анализы крови, люмбальную пункцию и компьютерную томографию. Все важные анализы были отрицательными, и врачи не могли нам сказать, чтó вызвало кому. Они не могли сказать, когда точно он выйдет из нее, но надеялись, что выйдет. Мы оставались рядом с ним в ожидании любого признака изменений. Затем ранним утром на следующий день мы заметили, что медсестра посветила фонариком в глаза Реймонду, потом еще раз, и затем позвала коллегу, чтобы она тоже это сделала. Его глаза были большими, черными и жуткими! Специалист направил Реймонда еще раз на компьютерную томографию, и на этот раз они что-то обнаружили — в мозгу был отек. Реймонда положили на холодный матрас, чтобы уменьшить отек, и, конечно, дали лекарства, но я не знала, от чего именно его лечили, — все было как в тумане.

В течение дня приезжали наши родственники и друзья, чтобы разделить наши страдания и поддержать нас. Ничего не менялось, и серьезность положения была угнетающей и страшно пугающей. К полудню четверга врачи были обеспокоены поступлением крови в мозг и сделали еще одну томограмму. Она принесла худшие новости. Его мозг отек так сильно, что кровоснабжение прекратилось, и хотя жизнь Реймонда поддерживали с помощью оборудования, его мозг был мертв.

Теперь мы могли сделать то, что хотели все предшествующие два дня, — взять на руки и крепко прижать его к себе. Только это было уже в последний раз. Мы приняли решение отключить вентиляцию легких и позволить ему воссоединиться со своей бабушкой и двумя дедушками на небесах. Через пятнадцать минут мы почувствовали, как его тело остывает, и поняли, что он ушел из жизни. Это было 21 августа, через два месяца и один день после прививки MMR.

Мы обсудили со специалистами возможность использовать органы Реймонда, чтобы помочь кому-нибудь, но они отказались, сказав, что не знают, от чего он умер, и поэтому не могут сделать этого.

Затем встал вопрос об аутопсии, чтобы выяснить причину, но они сказали, что только мы можем решать, делать вскрытие или нет, — какое ужасное решение, когда ваш ребенок только что умер. Тогда мы не захотели делать вскрытие, но теперь мы хотели бы, чтобы врачи ее тогда сделали. В конце концов, они ведь не знали, что послужило причиной всему этому. Мы оба чувствовали, что прививка MMR стала началом всей этой беды и, возможно, сделай они необходимое вскрытие и анализы крови, могло быть обнаружено что-то, что дало бы нам хоть какой-то ответ.

(Дополнение: один из анализов крови был положительным на вирус Коксаки.)

Реймонд был не единственным ребенком, попавшим в отделение интенсивной терапии в больнице. Один ребенок попал в больницу Хокс-Бей, еще один в больницу Крайстчерча, еще один, который жил в Мартоне, и еще один из Окленда. Позже я услышала, что один ребенок умер в Северной больнице Палмерстона после прививки MMR. Я слышала о восьми родителях в нашей стране (помимо родителей Реймонда), чьи дети попали в больницу. От родителей я узнала о нескольких очень больных детях, которых не приняли в больницу. Но у всех детей были похожие, хотя и не столь драматичные, нежелательные прямые последствия MMR.

Спрашивается, сколько ЕЩЕ детей пострадали от побочных реакций на MMR, чьих родителей также не слушали, кто не знал об Обществе осведомленности об иммунизации, и кому не с кем было поговорить о том, что они наблюдали?

Занятно, если и в будущем нам будут продолжать говорить, что в 1997 году не возникало побочных реакций на прививку вакциной MMR... потому что никто раньше не видел этого в нашей стране или любой другой, а значит, этого не может быть.

Больше всего мне врезались в память слова из впервые рассказанной мне одной мамой истории о том, как они уходили из больницы. Медсестра, находившаяся там и все видевшая, остановила их, когда они собирались выходить. Она слышала все сказанное и знала, что родители считают прививку всему виной. Перед тем как им выйти, она сказала этой маме очень тихо: "Не думайте, что ваш ребенок единственный, кто оказался здесь после MMR. Он такой не один". И ушла.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Newman, A. 1997. "Jabs beats measles epidemic". Christchurch Mail, 3 November.
² 1997. "Local measles epidemic reverses national trend". Christchurch Star, 3 December.
³ Имена были изменены по причинам юридического характера.

 ГЛАВА LVIII    ОГЛАВЛЕНИЕ   ГЛАВА LX