Д-р Чарльз Крейтон (Англия) |
|
Дженнер и прививки. |
|
Лондон, 1889 Перевод Светланы Черкесовой (Краснодар) |
Оригинал здесь I. НАУЧНАЯ РЕПУТАЦИЯ ДЖЕННЕРА ДО ВАКЦИНАЦИИДженнер и Джон Хантер. — Экспедиция Бэнкса и Кука. — Письма Хантера. — Спячка. — Кукушка. — Книга для Королевского общества. — Избран членом. — Теория об инстинктах кукушки. — Оригинальность Дженнера. — Удивительная история. — Выдуманная анатомия спинки кукушки. — Орнитологи согласилисьКогда д-р Эдвард Дженнер предложил миру заменить инокуляции натуральной оспы инокуляциями оспы коровьей, он уже девять лет состоял членом Королевского общества и имел довольно близкие дружеские отношения с влиятельными людьми в Лондоне. А когда д-р Ингенхауз1, иностранный врач, весьма уважаемый ученый и писатель, как раз в то время гостивший у лорда Лэнсдауна в Боувуде, поставил под сомнение экспериментальные данные так называемого открытия Дженнера, последний, будучи не последней личностью в ученых кругах, тут же выступил в защиту своей чести и написал заграничному критику: "Поверьте мне, сэр, целью этого и прочих исследований в области физиологии, которые когда-либо занимали меня, всегда было установление истины"2. Что же представляли собой ранние исследования в области физиологии, на которые ссылался Дженнер? И на основании чего его восприняли серьезно, — а ведь все ведущие врачи и ученые его несомненно восприняли серьезно, — как только увидел свет его первый трактат о коровьей оспе? Дженнер происходил из преуспевающей семьи церковнослужителей, наследовавших сан приходских священников и небольшое поместье в Беркли в графстве Глостершир. Он учился у талантливого сельского хирурга мистера Ладлоу в Содбери, чей сын и партнер был учеником Джона Хантера3 в Лондоне. Когда Дженнер окончил учебу, на средства старшего брата его отправили в Лондон, чтобы он снова стал учеником-пансионером, на этот раз в доме Джона Хантера. За каждого ученика Хантер брал пятьсот гиней и ученичество длилось пять лет4, но так как Дженнер уже прошел курс обучение у Ладлоу, то у Хантера он провел всего два года, принятый туда, по всей видимости, на условиях ежегодной оплаты на такой срок, какой он посчитает нужным. В доме и рабочих кабинетах Хантера он был среди авторитетного окружения и перед ним открывались большие возможности. Среди его сверстников-соучеников были Эверард Хоум5, Клайн6 и другие, ставшие влиятельными людьми к тому времени, когда Дженнер выступил защитником коровьей оспы двадцать шесть лет спустя. В 1771 году, вскоре после того, как Дженнер поселился в доме Хантера, Бэнкс7 вернулся из первой экспедиции капитана Кука, предпринятой с целью наблюдений за прохождением Венеры в южных морях. Бэнкс принимал участие в экспедиции в качестве естествоиспытателя, с собой он привез огромную коллекцию, собранную с помощью Соландера8, и Дженнера усадили за работу с образцами. Ничего в его записях или наблюдениях, использованных Хантером, не говорит о том, что Дженнер когда-либо обладал навыками анатомирования и препарирования. Набор инъецированных препаратов, показывающих стадии развития куриного яйца, завещанный Дженнером своему душеприказчику д-ру Барону, был, скорее всего, приобретен Хантером для Дженнера на распродаже "Искусных препаратов Хьюсона"9, хотя Барон без всяких на то оснований утверждает, что эти препараты Дженнер сделал собственноручно, и соответственно хвалит его препараторские умения. Но вполне достаточно было и других способов, какими ученик Хантера мог оказать услуги Бэнксу, а Дженнер, в свою очередь, познакомился с человеком, чьей судьбой было занять президентское кресло Королевского общества на долгие годы и стать меценатом от науки. Здесь и начинается миф о Дженнере на страницах его биографии, написанной Бароном. В ней мы узнаём, что Дженнеру предложили место естествоиспытателя во второй тихоокеанской экспедиции Кука в 1772 году. Факты же таковы: хотя Бэнкс был настолько уверен в согласии правительства, что подготовил все свои приборы и инструменты и собрал сотрудников, он не смог убедить его разрешить ему и выбранным им помощникам участвовать во второй экспедиции 1772 года. Не желая, чтобы его приготовления пропали втуне, а помощники остались без работы, Бэнкс сам снарядил экспедицию естествоиспытателей в Исландию, но Дженнера с ним не было. Еще несколько месяцев Дженнер прожил у Хантера и в конце 1772 года вернулся в Беркли, где начал практику в доме своего брата, преподобного Стивена Дженнера. По возвращении Дженнера в Глостершир началась его переписка с Хантером, продолжавшаяся почти до самой смерти последнего в 1793 году. Письма Хантера Дженнеру сохранились, и это на самом деле практически единственные письма Хантера, ставшие доступными для публикации в его биографии. Они были использованы в "Жизни Джона Хантера"10 Дрюри Оттли и в начальных главах "Жизни Эдварда Дженнера" Барона. Несомненно, Хантер искренне любил своего бывшего пансионера не только за его богатое воображение, но и за добродушие, хотя тот и затягивал доставку образцов. "Я никого не знаю, — пишет ему Хантер в 1776 году. — Если кому и писать, то тебе. Нет никого, кому я был бы стольким обязан". И снова, 18 января 1776 года: "У меня к тебе всего одна просьба — шли мне все, что можешь достать: животных, растения, минералы", и 17 декабря 1777 года: "Я беспокою тебя своими письмами, но ты единственный, к кому я могу обратиться", то есть за образцами и наблюдениями, доступными в деревне. После двух лет практики Дженнера, в 1775 году Хантер сделал ему предложение, от которого некоторые уже отказались. Хантер хотел открыть школу анатомии и естественной истории в Лондоне, для чего ему требовался ассистент, способный при этом принять участие в расходах и сделать взнос в тысячу гиней. Он попросил Дженнера подумать о приезде в Лондон и об искомой сумме. "Я сделал подобное предложение Л. [вероятно, молодому Ладлоу], когда он был в Лондоне, — пишет Хантер, — но его отец был против; полагаю, из-за денег". Естественно, Дженнер тоже был против из-за денег, и на его отказ Хантер написал, что он и не надеялся, что подобное предложение может подойти Дженнеру. Хантер давал своему сельскому корреспонденту различные задания, касавшиеся наблюдений за природой, но только из двух что-то вышло. Одно из них четырнадцать лет спустя послужило темой собственной работы Дженнера "Естественная история кукушки", опубликованной в "Философский трудах"11, а другое ограничилось несколькими скудными наблюдениями за температурой тела ежей в периоды спячки и бодрствования. В письме Бэнксу еще имеются обрывочные сведения о действии крови и других органических удобрений на растения. Вот на какие ранние достижения ссылается Дженнер, отвечая Ингенхаузу в 1798 году: "Поверьте мне, сэр, и это, и прочие исследования, когда-либо занимавшие меня, преследуют истину", и т. д. Немалая часть переписки Хантера с Дженнером посвящена спячке ежей. 19 июня и 13 ноября 1777 года Хантер представил внушительный доклад о "животном тепле" в двух частях и зачитал его Королевскому обществу. Для этого исследования он собирал данные в течение нескольких лет и даже привлек к участию Дженнера, особенно в том, что касается данных о температуре тела ежей и других впадающих в зимнюю спячку животных. 2 августа 1775 года Хантер писал Дженнеру: "Спасибо за опыты с ежами, но почему ты спрашиваешь у меня, верны ли твои выводы? Я думаю, твои выводы верны, но зачем гадать? Почему не провести опыт?"12 Затем Хантер указывает ему, что нужно повторить все опыты (в деталях спланированные самим Хантером) и они дадут ответ. 10 января 1776 года Хантер пишет снова: "Нет ли у тебя больших деревьев различных видов? Если есть, я бы хотел, чтобы ты провел серию опытов относительно изменений их температуры в различные времена года. Есть ли у вас там навесы, куда прилетают по ночам летучие мыши? Если есть, я бы поручил тебе серию опытов касательно их температуры в разное время года". 22 января: "Ты ничего не пишешь о летучих мышах", и несколько недель спустя: "Если сможешь поймать несколько летучих мышей, пришли мне нескольких. А с оставшимися поступи следующим образом: проделай небольшое отверстие у них в брюшках, чтобы там поместился наконечник [термометра] и измерь температуру" и т. д. В мае 1777 года Хантер отправил Дженнеру термометр, изготовленный Хантером специально для таких опытов, а 6 июля он отправил Дженнеру скользящую шкалу из слоновой кости и подробные указания по ее использованию. Но даже во второй части доклада Хантера о "животном тепле", зачитанном 13 ноября 1777 года, наблюдения Дженнера за ежами и мышами отсутствуют; Хантер просил провести наблюдения для сравнения со своими собственными наблюдениями за сонями. 23 ноября Хантер сообщает Дженнеру, что присланные им ежи прибыли, и просит понаблюдать за впавшими в спячку ежами на воле. 17 декабря Хантер пишет, что доставленные животные умерли: "Поэтому я хотел бы, чтобы ты нашел их норы и понаблюдал за их поведением, если получится", и дальше следует подробное руководство к действию. 20 марта 1778 года: "Ты занимался ежами? Сможешь прислать нескольких этой весной? Все ежи, что я получил, умерли, я остался без ежей". В любом случае, не так уж легко было следовать указаниям Хантера и измерять температуру впавшего в спячку ежа путем надрезания брюшка свернутого клубком животного. А Дженнер тогда был совершенно не в том настроении, чтобы заниматься точными исследованиями. Он писал Хантеру о своем недавнем разочаровании в любви, и 25 сентября 1778 года получил ответ: "Пусть уходит, выкинь ее из головы. Я займу тебя ежами". Затем Хантер излагает список вопросов о зимней спячке, требующих прояснения, включая осеннее накопление жира и потребление его во время зимы, но, судя по всему, ничто не интересует Дженнера. В последующих письмах на протяжении нескольких лет все так же упоминаются ежи. В 1783 году Дженнер попросил термометр, и Хантер ответил: "Смиренно прося термометр, ты лукавишь, хотя думаешь, что я не вижу этого. Я пришлю его тебе, но следи за своими ч. [чертовски. — Прим. перев.] неуклюжими пальцами, не разбей и этот!" Единственным результатом того скучного года стала небольшая запись Дженнера о четырех измерениях температуры тела ежа (два измерения сделаны зимой, одно летом и одно неизвестно когда). Хантер отвел этим наблюдениям полдюжины строк в своей работе о "животном тепле", которую он напечатал в 1786 году, девять лет спустя после своего доклада Королевскому обществу "О наблюдениях за некоторыми сторонам жизни животных". Позже, 10 декабря 1791 года, Хантер пишет Дженнеру: "Теперь ежи впали в спячку, не смог бы ты достать нескольких для меня?", и просит отправить их в Лондон. Барон сообщает, что среди бумаг Дженнера он нашел "рукопись, детально описывающую различные опыты над ежами, проведенные им по наущению мистера Хантера, но я думаю, что было бы целесообразнее отложить ее опубликование до тех пор, пока не будут найдены и напечатаны все его медицинские и научные труды". Эти труды так и не были опубликованы. В 1786 г. Хантер включил упоминание о четырех измерениях температуры, сделанных для него Дженнером, и если бы существовали другие наблюдения, заслуживающие упоминания, то можно быть уверенным, что Хантер дополнил бы эти скудные сведения. "Медицинские труды" Дженнера, предшествующие работам о коровьей оспе, представляли собой статью о способе приготовления рвотного камня и наблюдение кальцинированной коронарной артерии в сердце умершего от стенокардии, которое использовал д-р Пэрри из Бата. А "научные труды" представлены только наблюдениями за кукушкой, помещенные в "Философских трудах" в 1788 году. Ниже приведена поучительная история создания этой работы, она прольет свет на манеру Дженнера мыслить и трудиться, а затем мы перейдем к его более известным исследованиям коровьей оспы. Недалеко от Беркли располагалась ферма, принадлежавшая Гупер, тетке Дженнера. Ферма была излюбленным местом кукушек, и Дженнер, как и многие дети в его местности, еще с детства познакомился с повадками этих птиц. С с древности все знают, что кукушка откладывает свои яйца в гнезда завирушек, и даже Аристотель считал эти сведения общеизвестными. Однако статья преподобного Дэйна Бэррингтона13 в "Философских трудах"14 поставила под сомнение данные, знакомые и взрослым, и детям еще с той поры, когда люди вообще обратили внимание на европейскую кукушку. Доверявший знаниям человечества в этой области, Джон Хантер задался вопросом: зачем кукушке откладывать яйца в чужие гнезда? И он стремился найти ответ с помощью своего любимого метода изучения внутреннего строения применительно к привычкам животных. Известно, что до 1771 года, то есть до того, как двадцатиоднолетний Дженнер поселился у Хантера, последний анатомировал самок кукушки и удовлетворился тем, что не обнаружил в анатомическом строении внутренних органов препятствий, каковые предполагалось до него, к высиживанию яиц, как это делают все остальные птицы. В 1788 году Дженнер представил то же самое наблюдение в своем труде как нечто новое, вместе с аналогичным выводом, сделанный Уайтом из Селборна15 с помощью исследования козодоя, очень похожего по строению на кукушку, о чем Уайт писал Бэррингтону в 1776 году. Но Барон как обычно сочиняет мифы и сообщает, что "все естествоиспытатели до Дженнера были склонны приписывать кукушкам необычность строения, которое и порождало такое поведение", то есть физические недостатки, хотя предположение Эриссана уже было опровергнуто. В изучении кукушек существовало много других вопросов, нуждавшихся в прояснении, об этом прекрасно знал Хантер, и Дженнер, вернувшись в Беркли после ученичества в доме Хантера, несомненно имел представление о взглядах и планах великого анатома на этот предмет. В одном из первых писем, написанных через несколько месяцев после отбытия Дженнера в провинцию, Хантер благодарит последнего за присланный желудок кукушки, а в другом послании, относящемуся к этому же периоду, Хантер пишет: "Я буду рад твоим наблюдениям за кукушками, будь предельно точен". Никоим образом Хантер не желал лишать своего корреспондента любых преимуществ или наград, право на которые тот мог получить благодаря своим исследованиям в области естественных наук. В ранней переписке Хантер пишет Дженнеру: "Если благодаря своим изысканиям ты откроешь какой-нибудь закон, заслуживающий опубликования, я передам его в Королевское общество от твоего имени"16. Тем не менее несмотря на изучение Дженнером кукушек в течение ряда лет, не было похоже, чтобы из этого вышло нечто большее, нежели вышло из исследования ежей. В 1783 году, то есть через 10 лет после первого упоминания о кукушке, Хантер все еще пишет: "Я был бы рад правдивому и точному отчету о кукушках, по мере возможности основанному на твоих собственных наблюдениях", и в том же самом году: "Этим летом мне нужен твой готовый доклад о кукушках". Прошло еще три года, и в конце концов в 1786 году Дженнер подготовил для Королевского общества свой труд о "Естественной истории кукушки" в форме письма Хантеру. Хантер получил письмо, но не передал его сразу же в Королевское общество, выжидая несколько месяцев, так как общество раздирали внутренние конфликты, и момент был неподходящий17. Работа была представлена совету в мае или июне 1787 года, и по распоряжению последнего она была опубликована в "Философских трудах"18. Но в самый последний момент Дженнер по какой-то причине изменил точку зрения на самую важную часть проблемы, над которой он работал около пятнадцати лет. Он попросил, чтобы работу вернули, и президент Королевского общества Бэнкс согласился на его просьбу, написав 7 июля 1787 года следующее: "Вследствие Вашего открытия, что птенец кукушки, а не взрослая особь, выкидывает из гнезда яйца и других птенцов, совет решил предоставить Вам самому решать, как лучше поступить. Мы будем рады снова получить Ваш труд и опубликовать его в следующем году"19. В конце концов упущенное было восполнено и 27 декабря 1787 года Дженнер отправил свою работу, а 13 марта 1788 года зачитал доклад Королевскому обществу, и в том же году его опубликовали в "Трудах". На волне успеха Дженнер пишет Хантеру, предлагая свою кандидатуру на выборы в члены Королевского общества, и Хантер отвечает, что он говорил с сэром Джозефом Бэнксом и тот "не имеет ничего против и окажет поддержку, но считает, что было бы лучше сначала напечатать и дать всем почитать исследование, и позволить людям поразмыслить над ним, так как многие могут и не поверить прочитанному"20. Уже в феврале следующего года (1789) Дженнер баллотируется и избирается F.R.S. [членом Королевского общества. — Прим. перев.] В первоначальном виде труд о кукушке содержал несколько наблюдений: о содержимом желудка птенца, о сравнительно небольшом размере яйца кукушки (о чем в свое время Гилберт Уайт, вероятно, не знал), об агрессивном характере птенца при его наблюдении за ним в гнезде, о количестве яиц или следов яиц в яйцеводе кукушки и о привычке завирушек или других приемных родителей избавляться от своих собственных яиц, когда они находят в своем гнезде яйцо кукушки. Кроме этих наблюдений и одного-двух плохо продуманных опытов, изначально в работе были помещены догадки о причинах, не позволяющих кукушке самой высиживать яйца и выращивать потомство. Теория основывалась на наблюдениях за количеством яиц в яичнике птицы на различных этапах ее роста. В своих письмах Бэррингтону Гилберт Уайт уже сомневался в утверждении, что кукушка откладывает только одно яйцо, и чтобы раз и навсегда решить этот вопрос, он предложил исследовать яичник кукушки. Это и сделал Дженнер. Он обнаружил, что яичник кукушки содержит яйца на различных стадиях развития точно так же, как и яичник курицы; это наблюдение позволило ему сделать вывод (его сделал бы и Уайт, если бы таковы были факты), что каждый год кукушка откладывает "великое множество яиц". Дженнер считал, что кукушка подчинялась "зову природы производить многочисленное потомство" и была "вынуждена" по неизвестным причинам рано покидать наши края, так как ей "разрешалось" только недолгое пребывание и "инстинкт диктовал" ей мигрировать в июле. Только так можно совместить два зова природы: откладывать яйца до конца пребывания и позволять другим птицам высиживать их. Позже ученые пришли к заключению, что не количество яиц, а предположительно длинный промежуток между снесенными яйцами "делает процесс откладывания и высиживания яиц недопустимо долгим", как писал Дарвин21 (Origin of Species, 6th ed., p. 212), тогда как присутствие в одном гнезде яиц и птенцов различного возраста приводит к созданию неблагоприятных условий. А если доверить каждое снесенное яйцо опеке какой-то другой птицы (и, как заметил Гилберт Уайт, тщательно выбранной птицы), а не высиживать его самой, то, следовательно, это и есть настоящий материнский инстинкт, то есть действие во имя благополучия потомства, каждого птенца и всего вида. А вот ранняя миграция кукушки вряд ли является частью причины, скорее это следствие. Кукушка улетает раньше, потому что ее родительские инстинкты или обязанности, как она их понимает, не задерживают ее. Птенцы кукушки остаются до сравнительного позднего времени (сентября) или до тех пор, пока они достаточно окрепнут для полета. То, что может кукушка первого года жизни, тем более могут кукушки двух лет и старше. Но почему Дженнеру пришлось попросить вернуть свой труд, и почему Бэнкс написал ему, что при публикации в "Философских трудах" "многие могут и не поверить прочитанному"? Речь идет об очень красочном описании того, как птенец кукушки, всего один день как вылупившийся из яйца, вытолкнул из гнезда своего собрата, птенца завирушки такого же возраста и размера. Первоначально теория Дженнера, основанная на наблюдениях и многократно подтвержденная, состояла в том, что взрослая завирушка, увидев яйцо кукушки в гнезде, тут же выбрасывает оттуда свои собственные яйца, вероятно, от злости, или взрослая кукушка прилетает и выкидывает только что вылупившихся птенцов завирушки из гнезда. По крайней мере, именно об этом Бэнкс прочел в первом варианте труда, хотя во втором варианте Дженнер пишет, что подобной теории ошибочно придерживаются многие авторы, и ни разу не упоминает о том, что до недавнего времени он придерживался ее сам. Он также ссылается на Пеннана22 и его здравую теорию, описанную в его "Британской зоологии"23. Теория состоит в следующем: птенец кукушки растет намного быстрее своих собратьев-птенцов, несмотря на то, что сначала они одинакового размера, и вскоре он начинает испытывать нехватку места и просто давит птенца завирушки (а взрослая птица, конечно же, потом выкидывает мертвого птенца)24. Но 19 июня 1787 года Дженнер увидел нечто удивительное. За день до этого в гнезде завирушки лежало три ее собственных яйца и одно яйцо кукушки. На следующий день в гнезде уже находились только что вылупившиеся птенцы — один птенец кукушки (он вылупился из яйца размером с яйцо жаворонка ) и один птенец завирушки, два оставшихся яйца исчезли. "Гнездо находилось у самого края изгороди, и я отчетливо видел, что происходило дальше: птенец кукушки [вылупившийся всего несколько часов назад] выкидывал из гнезда птенца завирушки. С помощью крыльев и гузки маленькое создание умудрилось поддеть спинкой другого птенца, взобралось с ним на самый верх стенки гнезда, помедлило минуту и резким движением выкинуло птенца вон. Птенец кукушки подождал немного, пошевелил кончиками крыльев, как бы обдумывая, все ли сделано верно, а затем упал обратно в гнездо. Я часто [насколько часто?] видел, как до начала действий он исследовал ими (кончиками крыльев) яйцо и птенца; видимо эти части настолько чувствительны, что компенсируют отсутствующее у него зрение"; то есть речь идет о маленьком и слабом птенчике, не больше того яйца, из которого он недавно вылупился. Затем Дженнер решил положить яйцо рядом с бессердечным созданием и "таким же образом яйцо было сдвинуто к краю гнезда и выкинуто прочь". После этого, Дженнер проделал этот опыт еще несколько раз в разных гнездах и видел, что птенец кукушки "склонен действовать таким же образом". Выражения "часто" и "несколько раз в разных гнездах" в предыдущих предложениях не следует воспринимать слишком буквально, поскольку, по его же собственному утверждению, подобное поведение птенца кукушки он увидел впервые 19 июня 1787 года, когда сезон кладки яиц в том году практически закончился, а Дженнер отправил и опубликовал работу до начала следующего сезона. Но эти чудеса не единственные, добавленные во второй вариант труда. Оказывается, спина птенца кукушки имеет специальное строение, помогающее перемещать и выкидывать яйца и птенцов: "Его спинка очень отличается от спинок других только что вылупившихся птиц, от лопаток и до низа она очень широкая, с небольшим углублением в середине. Видимо, сама природа создала это углубление, оно помогает птенцу кукушки успешно двигать яйцо завирушки или ее птенца, а также выталкивать их из гнезда. Когда ему около 12 дней, углубление почти исчезает и спинка становится похожа формой на спинки других неоперившихся птенцов". Вряд ли стоит говорить, что этого необыкновенного и чудесного изменения в строении не существует; Дженнер и не пытался доказать свое утверждение единственным возможным способом, то есть несколькими вскрытиями. Более того, по неосторожности он сам признается в надуманности строения птенца — на предыдущей странице своего невероятного сказания об изгнании он замечает, что птенец кукушки "захватывает свою ношу с помощью приподнятых локтей". Не только удивительное углубление исчезает на двенадцатый день со спинки птенца, но также "склонность к выталкиванию своих собратьев начинает снижаться, начиная со второго-третьего дня жизни и, как я мог заметить, полностью исчезает на двенадцатый день. На самом деле, как я сам очень часто наблюдал, склонность к выкидыванию яйца исчезает даже на несколько дней раньше", и так далее. Весь этот разнообразный, богатый и чудесный материал о поведении птенцов кукушки был собран, скорее всего, в течение нескольких дней в конце сезона высиживания в 1787 году, при этом не упоминается об исследованиях, делавшихся на протяжении ряда лет, начиная с 1773 года, когда Дженнер впервые написал Хантеру о своих "наблюдениях за кукушками". И Хантер ответил: "Будь предельно точен". Никогда подобный совет не был более уместен. Только что вылупившийся птенец кукушки забирается на край гнезда с равным ему по размеру птенцом завирушки в специальной выемке на спинке, замирает на вершине, а затем выкидывает свой груз ловким толчком, и остается там на какое-то время, чтобы убедиться в свершившейся катастрофе — это красочное описание Дженнера было принято всеми орнитологами25. Пеннан, изначально дававший разумное объяснение, что птенец кукушки "в скором времени давит и умерщвляет настоящее потомство, так как растет очень быстро", изменил эту фразу, ознакомившись с трудом Дженнера, на "быстро избавляется от них, выкидывая их из гнезда". Исследование Дженнера содержит несколько верных и прозаичных фактов, но бóльшая часть, особенно наиболее цитируемые фрагменты, лишь смесь противоречий и глупостей26. Именно благодаря этой научной работе Дженнера избрали членом Королевского общества, и именно ее имел в виду Дженнер, отвечая Ингенхаузу по поводу разногласий из-за коровьей оспы: "Поверьте мне, сэр, целью этого и прочих исследований в области физиологии, которые когда-либо занимали меня, всегда было установление истины". ПРИМЕЧАНИЯ1 Ингенхауз Йоханнес (Ян) (1730—1799) — голландский врач,
физиолог, биолог и химик. Доказал, что свет является необходимым для дыхания растений, в процессе
которого они выделяют кислород и поглощают углекислоту. Автор опытов по теплопроводности твердых
тел. Был личным врачом австрийской императрицы Марии-Терезы. Член Королевского общества. — Прим. авт. сайта. |