Оригинал здесь

VII. ПЕРВЫЕ ОПРАВДАНИЯ НЕУДАЧ

Предусмотрительность Дженнера. — Лошадиный мокрец как единственный истинный источник. — Опровергнуто опытом. — Новые определения "ложной" коровьей оспы. — Дженнер оставляет лошадиный мокрец. — С теорией согласились другие. — "Об истоках инокуляций коровьей оспы" Дженнера — выдумка о событиях прошлого. — Его ранние затруднения. — Короткая память издателя. — Наглая ложь. — Предвосхищение доводов из "Дальнейших наблюдений". — "Широкое поле для экспериментов". — Молчание Вудвиля. — Ингенхауз о "ложной натуральной оспе". — Генри Дженнер о ложной коровьей оспе. — Преп. Т. Д. Фосброук объясняет ложную коровью оспу. — Преп. Д. С. Дженнер о ложной вакцине. — Врачи требуют определения "ложной коровьей оспы". — Д-р Джон Стивенсон. — Денман и лорд Дерби. — Даннинг делает заявление. — Двойное использование ярлыка "ложная коровья оспа". — Изъязвление везикул. — Происшествия в Клапаме. — Натуральную оспу после вакцинации называют ветряной оспой. — Загадочное оправдание. — Началась долгая история оправданий

Когда во время эпидемии натуральной оспы в 1805 году на вакцинацию обрушились враждебные нападки, Дженнер написал одному из своих друзей¹, что подобная критика не может поколебать его веру в коровью оспу. "А почему? Потому что прежде чем пригласить публику познакомиться ней, я поместил ее на скалу, где никто до нее не достанет". Слишком незамысловатая метафора для определения всей непростой правды. С одной стороны, Дженнер поместил свою теорию на скалу, а с другой — в зыбучие пески, подвижность которых и обеспечивала безопасность теории. Как верно отмечает Дженнер, он заложил основу теории до того, как состоялось знакомство публики с его открытием.

Еще до обнародования своей идеи Дженнер начал восхвалять ее. Множество вполне разумных в других отношениях людей наговорили достаточно глупостей о годах, потраченных Дженнером на терпеливые наблюдения и опыты, тогда как речь идет о нескольких годах, в течение которых Дженнер лениво размышлял, как обойти очевидные возражения и придать народной легенде о коровьей оспе вид научного знания и представить ее в наиболее выгодном свете. Живущие по соседству с Дженнером врачи знали, что легенда основывается лишь на игре слов коровья оспа — натуральная оспа, точно так же, как собачья роза и собачник были защитным амулетом против бешеных собак или лекарством от их укусов. Знали они и о том, что пресловутая защищенность от натуральной оспы дояров, перенесших коровью оспу, есть не что иное, как распространенное заблуждение, не находившее ни малейшего подтверждения в опыте любого врача, имеющего обширную практику среди дояров. Здравый смысл препятствовал невероятно честолюбивому желанию Дженнера заменить обычные инокуляции того времени инокуляциями коровьей оспы. Дженнеру удалось обойти очевидные факты, ставшие у него на пути, утверждая, что обычная спонтанная коровья оспа была ложной, а единственная коровья оспа, защищающей от натуральной оспы, это та, что происходит от лошадиного мокреца.

В какой период своих "изысканий" Дженнер призвал на помощь лошадиный мокрец, сейчас довольно трудно определить. "Исследование", опубликованное в 1798 году, переполнено лошадиным мокрецом, но вряд ли лошадиное начало истинной коровьей оспы играло такую важную роль в труде, за примерно восемнадцать месяцев до того отправленном Королевскому обществу. В любом случае, в первое издание своей работы Дженнер включил лишь один эксперимент с дояркой, заразившейся коровьей оспой от коров, заразившихся, в свою очередь, от коровы (с "переполненным" выменем), купленной на ярмарке, а впоследствии Дженнер сам же утверждал, хотя и без ссылок на свой случай, что подобные обстоятельства обычно и вызывают спонтанную или ложную коровью оспу. Конечно же, он не мог не понимать, что если бы теория об истинной и ложной коровьей оспе, ставшая впоследствии настоящей догмой, появилась в первом варианте его работы, то коровью оспу Сары Нельмс, а следовательно, и Джеймса Фиппса, могли бы признать ложной, так как доярка заразилась спонтанно от купленной на рынке коровы.

Скорее всего, первые существенные положения теории об истинной и ложной коровьей оспе, а также о лошадином мокреце как единственном настоящем источнике истинной болезни, появились в 1797 году. Вступительная и заключительная части "Исследования" посвящены лошадиному мокрецу. Вероятно, теория ложной и истинной коровьей оспы и происхождение последней от лошадиного мокреца как свидетельство истинности развивалась медленно и была сформулирована только в июне или июле 1798 года, когда она появилась в "Исследовании". И даже в этой работе, хотя повсюду и утверждается о происхождении коровьей оспы от лошадиного мокреца, теория об истинной и ложной болезни или о сравнении лошадиного мокреца с ложной коровьей оспой представлена неброским примечанием на седьмой странице и снова упоминается лишь на последней странице, где говорится об истинной и ложной коровьей оспе, со ссылкой в примечании на стр. 7, и в качестве доказательства приводится замечательный случай с грудным младенцем, перенесшим рожистое воспаление и нарывы на бедре. "Вот куда привело меня, — делает вывод Дженнер, — мое исследование, основанное на экспериментах; с их помощью подтверждаются догадки, которые будут представлены нужным лицам для обсуждения вопроса и более тщательных изысканий".

Последнее предложение представляет собой обычное для Дженнера предложение внести изменения в свои доводы, если это будет необходимо в ходе событий и из-за обычных человеческих предрассудков. На самом деле еще до того, как "Исследование" было передано в печать, Вудвиль предупредил Дженнера, что все, относящееся к лошадиному мокрецу, лучше убрать², — вне всяких сомнений, из-за причины, позднее сформулированной Пирсоном: "Само название лошадиного мокреца могло испортить все дело". Но этим простодушным лондонцам было невдомек, насколько важное место занимала теория о лошадином мокреце в тайных расчетах Дженнера. Один из его критиков, ветеринар, совершенно ясно видел, что теория надумана, и сделал вывод, что Дженнер принял ее "скорее в противоречии с суждениями людей, с которыми он должен был посоветоваться, нежели в результате зрелых размышлений"³. Но вопреки желаниям других, Дженнер не убрал лошадиный мокрец, ставший столь важным критерием истинности коровьей оспы; было "очень важно отметить, что нераспознание может стать причиной того, что идея о защищенности от заражения натуральной оспы окажется ложной". И вслед за этим начинается длинная глава прививочной апологетики.

В скором времени обстоятельства разрушили стратегически непродуманную идею Дженнера о том, что истинная коровья оспа происходит от лошадиного мокреца. Вудвиль снабдил мир вакциной, чего не смог сделать Дженнер. Не только Вудвиль и Пирсон не признавали теорию о лошадином мокреце, но было совершенно ясно, что вакцина, добытая в ходе вспышки в коровнике в Грейс Инн Лейн, имела другое происхождение. Их коровья оспа была обычной спонтанной коровьей оспой, единственным известным видом, истинным для Сили⁴ и прочих авторитетов того времени, пока внезапно Дженнер не объявил ее ложной. Разумеется, невозможно было придерживаться изначального разделения Дженнером на истинную и ложную болезнь, иначе его самого обвинили бы в использовании ложной коровьей оспы, ведь за неимением другого он применял присланный Вудвилем материал.

Следующая печатная работа Дженнера появилась в апреле 1799 года, когда он приехал в Лондон для публикации "Дальнейших наблюдений". Ложная коровья оспа — основная тема второго труда, но учение о ложности больше не основано на центральной предпосылке, что "любая коровья оспа, которая не происходит от лошадиного мокреца, ложна". Любому невнимательному читателю нового произведения Дженнера, до того не видевшего "Исследования", может прийти на ум, что сам лошадиный мокрец может быть источником ложной коровьей оспы. Дженнер приводит четыре "источника происхождения ложной коровьей оспы":

1. Пустулы на коровьих сосках и вымени, не содержащие характерного вируса.
2. Материал, изначально содержащий характерный вирус, но подвергшийся разложению из-за гниения или по некоей необъяснимой причине.
3. Материал, взятый из язвы на поздней стадии, даже если причиной образования язвы была истинная коровья оспа.
4. Материал, образовавшийся на человеческой коже из-за соприкосновения с особенной нездоровой материей, возникающей у лошади.

Теперь у невнимательного читателя или у читателей, составляющих себе впечатление от книги, бегло перелистывая ее страницы, может создаться впечатление, что п. 4 относится к отвратительному лошадиному мокрецу. Чем был указанный в четвертом пункте источник коровьей оспы, сказать трудно. Скорее всего, это лошадиный мокрец, не прошедший таинственных изменений посредством его прививания корове. Далее Дженнер касается возражений против его теории о лошадином мокреце как источнике происхождения истинной коровьей оспы. Он не особенно борется за теорию, однако активнее чем когда-либо отстаивает решительное отделение истинной коровьей оспы от ложной. Но настаивая на истинной коровьей оспе, он забывает рассказать, что это такое, дать ей определение. Он намекает, что, возможно, ошибался, считая лошадиный мокрец источником коровьей оспы, и желает изучить все возникшие возражения против его гипотезы. Дженнер просто еще раз приводит шесть соображений, повлиявшие на его научный и беспристрастный подход и позволившие лошадиному мокрецу занять особое место в теории коровьей оспы и в "Исследовании". В третьей работе, "Продолжение сбора данных и наблюдений", появившейся восемь месяцев спустя (в декабре 1799 года), лошадиный мокрец не упоминается вообще. И в кратком историческом очерке, в котором Дженнер рассказывает о зарождении, развитии и совершенствовании в его душе великой идеи вакцинации в течение ряда лет тихой и плодотворной работы в мирном уединении в Беркли ("Об истоках инокуляции коровьей оспы", 1801), о лошадином мокреце нет ни слова. Тысячи людей, получивших представление из этого манифеста или из его полного пересказа, представленного в качестве свидетельства парламентскому комитету в 1802 году, никогда бы не поверили, что изначально лошадиный мокрец был краеугольным камнем всего проекта и теории коровьей оспы. По правде говоря, все, чего хотел Дженнер от лошадиного мокреца, это установить понятия об "истинности" и "ложности", а они в скором времени перестали нуждаться в поддержке патологии или чего-либо еще, и зажили своей собственной жизнью. "Ложность" стала ярлыком, и в этом качестве он мог использоваться с большей свободой и эффективностью, не будь привязан к определениям, считавшимися старым учителем Дженнера Джоном Хантером "самым мерзким из всего, что есть на земле".

Но в то время, как Дженнер оставил лошадиный мокрец, множество достаточно простодушных людей приняли всерьез его magnum opus [лат. выдающееся произведение. — Прим. перев.] и без всяких усилий доказали правильность теории лошадиного мокреца⁵. Выходит, последователи Дженнера были куда большими дженнерианцами, чем он сам. Можно только догадываться, насколько неловко они себя чувствовали при чтении рассказа их кумира, повествующего о долгих годах упорных и сложных исследований, где ни единого слова не было посвящено описанию лошадиного мокреца. Сейчас вашему вниманию будет представлен рассказ, лежащий в основе канонического текста в защиту вакцинации.

Работа "Об истоках инокуляций коровьей оспы" датируется 6 мая 1801 года и была написана на Бонд Стрит. Дженнер стал известной личностью, за год до того его представили королю, и во время написания своего труда он находился на пике популярности в лондонском обществе. Можно быть снисходительными и предположить, что тщеславие вскружило ему голову, стало причиной его лживости, но в любом случае, вся его книга сплошная ложь⁶. Он претендует на "краткий рассказ" об истоках инокуляций коровьей оспы, краткость украшена очаровательной naïveté [фр. наивностью. — Прим. перев.] и сердечностью. Множество мелких деталей не дает читателю забыть о том, сколько времени этот достойный восхищения человек посвятил беспокойным размышлениям, перед тем как представить свое благотворное открытие широкой общественности. Если какие-то даты или какие-то особые обстоятельства приводятся довольно редко, то исключительно из-за простоты и скромности автора.

Первая трудность, ставшая на пути Дженнера к решению великой задачи "коровья оспа — натуральная оспа", которую он впоследствии разрешил к своему и всеобщему удовлетворению, могла бы отпугнуть более знающего и более здравомыслящего человека. Дженнер обнаружил, что некоторые перенесшие коровью оспу дояры заразились натуральной оспой, словно предыдущее заболевание было совершенно не при чем. Своим сжатым рассказом он пытается убедить нас и откровенно признаётся, что благодаря своему собственному опыту он очень хорошо знал об этом обстоятельстве; именно оно "заставило меня опрашивать практикующих врачей, и все они согласились в том, что коровьей оспе нельзя довериться как надежному профилактическому средству против натуральной оспы". Реальное же положение дел таково: Дженнер, обладавший более развитым воображением, чем его коллеги и соседи, очень часто излагал известное заблуждение о коровьей оспе на приятельских встречах медиков, а потому и медики, обладавшие соответствующим опытом, доброжелательно приводили ему случай за случаем, показывающие, что распространенное поверье, присущее в основном простому люду, было лишь словесным обманом. Однако Дженнер настолько настойчиво спорил с фактами и этим так надоел, что, как он сам сказал Барону, члены общества пригрозили исключить его⁷. Вот каким образом Дженнер так хорошо узнал, что все дояры, переболевшие коровьей оспой, не имели защиты от натуральной оспы.

Краткий рассказ продолжается, эти случаи-исключения ослабили, но не уничтожили его рвения. Нас убеждают, что этот вопрос не давал Дженнеру покоя еще со времен его ученичества в Содбери — выходит, что он очень долгое время выжидал, около двадцати пяти лет. В конце концов "он с удовлетворением узнал, что существовало несколько видов внезапных высыпаний, и все они были причиной образования язв у дояров". Только один из них был истинной коровьей оспой, остальные были ложной, так как они не оказывали никакого значимого влияния на конституцию. Вот они, очевидные объяснения, почему некоторые перенесшие коровью оспу дояры заболевают натуральной оспой — они переболели ложной коровьей оспой.

Из всех лживых и бесстыдных сказок, поведанных Дженнером врачам и публике, процитированная выше краткая фраза является самой лживой и самой бесстыдной. Он полагал, и полагал правильно, что у большинства читателей и даже медицинских редакторов короткая память. Прежде чем мы перейдем к рассмотрению правдивого развития теории об истинной и ложной коровьей оспе, давайте сначала посмотрим, как сжатый рассказ был встречен основным лондонским печатным органом, выражавшим мнение медицины. Мы склонны забывать, пишет редактор, каких трудов и напряжения сил стоит открытие, после того, как мы ознакомились с достигнутым в его совершенном виде: "Кто сейчас задумывается об открытии Америки или о кровообращении? Существует, однако, период между задумкой открытия и его появлением на свет, наполненный муками, неизвестными ни войне, ни женщине; именно в этот тревожный период человеческий разум наиболее интересен для изучения"⁸. Риторическая чушь вместо трезвой критики. Тот же самый редактор всего лишь два года назад рецензировал или анализировал "Исследование", magnum opus Дженнера, плод глубоких размышлений, изобретение, увидевшее свет после "мук, неизвестных ни войне, ни женщине". И это "Исследование" снова и снова подводит нас к мысли, что истинная коровья оспа происходит от лошади и не может быть спонтанной болезнью коровы; при этом спонтанная коровья оспа упоминается в двух местах в качестве истинной, а третье косвенное упоминание на последней странице работы отвергает ее как ложную. А в сжатом рассказе о медленном росте идеи и постепенном усовершенствовании исследований Дженнер просто доводит до всеобщего сведения, что он уже давно считал коровью оспу одним из видов спонтанной болезни, вместе с тем он ничего не говорит о тщательно продуманной теории, приведенной в "Исследовании" 1798 года, где любой вид спонтанной коровьей оспы считался ложным, а истинным считался лишь вид, происходящий от лошадиной болезни. Наглость Дженнера станет еще очевидней, если мы вспомним, что его вторая работа, "Дальнейшие наблюдения" (1799), в действительности изобличает его собственные ловкие ухищрения, когда ему пришлось изменить свою теорию на теорию "ложности" под тяжестью постигших его неудач, а также неудач других в Страуде, из-за критики Ингенхауза, из-за того, что немногие пожелали согласиться с лошадиным мокрецом, и по причине того, что самому Дженнеру пришлось принять от Вудвиля материал спонтанной коровьей оспы в качестве "настоящего дженнеровского" материала для создания собственных запасов.

"Краткий рассказ" продолжается: "Но не это было самым серьезным препятствием для моих пылких и страстных устремлений". Ну конечно, пылкие и страстные устремления напоминают нам о неизвестности и подавленности первых дней. Самым существенным препятствием было то, что дояры, даже перенесшие истинную коровью оспу, потом заболевали натуральной оспой. А в классической работе Дженнера, в великом "Исследовании", как и в последующих работах, ни единого слова не сказано о дояре, заразившемся истинной коровьей оспой, а затем и натуральной оспой, даже если мы позволим Дженнеру иметь столько же определений "истинности", сколько есть отметок на компасе.

То, что Дженнеру угодно называть "самым серьезным препятствием для моих пылких и страстных устремлений", настолько полностью выдумано ради теоретической апологетики в последующие годы, что для подкрепления своей теории и всего замысла он не смог привести в качестве примера ни одного дояра, перенесшего коровью оспу. Но все же в дни его пылких и страстных устремлений он слышал о подобных случаях, и они навели его на мысль, что

все деяния Природы однообразны и не могло быть так, что человеческий организм (переболев коровьей оспой) будет в одних случаях абсолютно защищен от натуральной оспы, а во многих других останется уязвимым. Я продолжил свои труды с удвоенным рвением. И мне повезло: я обнаружил, что вирус коровьей оспы должен был пройти ряд последовательных изменений точно так же, как и вирус натуральной оспы, и когда он в вырожденном состоянии вводится под кожу человека, то язвы, произведенные им, будут так же или более результативны, чем без этого разложения, но потеряв свои особые качества, материал не сможет произвести эффективных изменений в человеческом теле, необходимых для защиты от заражения натуральной оспой.

Вот она, основная идея "Дальнейших наблюдений" (апрель 1799 года). Ему пришлось выдумать все это, чтобы ответить Ингенхаузу и оправдать собственную неудачу с коровьей оспой из Стоунхауза в декабре 1798 года, а также печально известные и потому еще более неприятные неудачи Торнтона и Дрейка из Страуда, использовавших материал из того же источника.

Проведя нас таким образом через долгие годы приготовлений и мук появления на свет теории, в своем сжатом рассказе Дженнер подводит нас к первым опытным испытаниям коровьей оспы 14 мая 1796 года, к знаменитому случаю Джеймса Фиппса. Снова говорится об огромных усилиях и душевных метаниях (представленных на самом деле достопамятной попыткой вызвать лошадиный мокрец у молодого жеребца посредством содержания его в стойле и кормления бобами), и вот мы попадаем в март 1798 года, к истории о маленьком Бейкере, которого инокулировали лошадиным мокрецом и он умер в работном доме, и о полудюжине или больше детей, инокулированных коровьей оспой. В рассказе говорится:

Результат этих испытаний открыл мне широкое поле для экспериментов, их мне пришлось проводить с великим тщанием, но в мучительном одиночестве. Об этом многие могли узнать из опубликованного в июне 1798 года трактата.

Поскольку широкое поле для экспериментов открылось в результате мартовских и апрельских испытаний и речь идет об опубликованном в июне 1798 года "Исследовании", то приведенное выше заявление является всего лишь домыслом. В апреле 1798 года Дженнер спешил в Лондон с черновиком "Исследования" в кармане и даже не стал выяснять со своими инокулированными коровьей оспой пациентами главный вопрос, а именно: смогут ли они пройти вариоляционный тест? Если же в "Исследовании" и говорится о мучительном одиночестве, то заключалось оно лишь в том, что Дженнеру приходилось учитывать мнение надоедливого Вудвиля, прочитавшего рукопись и настаивавшего на изъятии лошадиного мокреца из программы⁹.

Вудвиль был одним из тех немногих врачей, кто знал почти столько же о тайной истории открытия Дженнера, столько и мы знаем сейчас, и он легко мог продемонстрировать, что "краткий рассказ" — выдумка. Но Вудвиль был человеком спокойного нрава, более склонным держаться в тени, нежели спорить с такой личностью как Дженнер. Вудвиль не вступал в обсуждения вакцинации, и все его записи на эту тему относились к интересным и честным отчетам о высыпаниях натуральной оспы, поразивших первых привитых в Инокуляционной больнице. Дженнер же очень постарался повернуть отчеты Вудвиля в свою пользу так, чтобы умалить участие последнего в открытии.

"Краткий рассказ" заканчивается на публикации "Исследования", и в нем ничего не говорится о "Дальнейших наблюдениях" 1799 года — по понятной причине, поскольку в них опять повествуется о мифическом раннем периоде страданий Дженнера за его великую идею. 

Ярлык "ложной лимфы" служил замечательным оправданием неспособности коровьей оспы защитить от оспы натуральной, а также от язв и других неприятных последствий заболевания. Нет необходимости демонстрировать, что утверждение о "ложности" было очевидным примером софистики¹⁰, достаточно гибкой для того, чтобы скрыть все возможные неудачи и неприятности. Сейчас нас интересует, как медицинские круги приняли это утверждение, насколько тщательно они рассмотрели и обсудили его в целом, и какие доказательства они потребовали для каждого случая ложной коровьей оспы. Не будем забывать, что прививание коровьей оспой было тогда новинкой, проходящей испытания, и в умах всех последующих поколений, принимающих его на веру, существует допущение, что прежде чем получить всеобщее одобрение той эпохи, новая теория, особенно претендующая на научность, была со всех сторон всесторонне изучена и обсуждена. Мы уже знаем, что было проделано с вариоляционным тестом, теперь же нас интересует их отношение к апологетике о ложной коровьей оспе и ложной лимфе.

Д-р Ингенхауз первым высказал свою точку зрения о "ложной" и "истинной" болезни, хотя поводом для возражений Ингенхауза послужила ложная натуральная оспа. Это столкновение между Дженнером и Ингенхаузом могло быть уже позабыто, не послужи оно первым указанием на последующее учение Дженнера о ложной коровьей оспе. Отвечая Ингенхаузу как частным письмом¹¹, так и в тех же выражениях в "Дальнейших наблюдениях", Дженнер не только еще раз подтверждает нелепую теорию о натуральной оспе, ставшей ложной, и о натуральной оспе, прекратившей существование из-за неких воображаемых гнилостных изменений, но и нагло заявляет, что коровья оспа в описанном Ингенхаузом случае с уилтширским фермером, который потом заразился натуральной оспой, тоже была ложной, так как с ней произошли те самые гнилостные изменения — ведь заявлялось же, что от изъязвленных коровьих сосков исходило зловоние. Как мы уже говорили в предыдущей главе, Ингенхауз решил, что его корреспондент либо дурак, либо мошенник, и больше не обращал на него внимания. Но суровый упрек Ингенхауза по поводу теории ложной натуральной оспы привел Дженнера к столь же наглой теории о коровьей оспе, ставшей ложной в ходе гниения или "по другой причине, менее доступной восприятию органов чувств". Дженнер не пишет, что испорченный гниением вирус натуральной оспы не может вызвать болезнь с характерными для натуральной оспы симптомами, как и не утверждает того, что ложная коровья оспа не может стать причиной образования правильной везикулы и прочих признаков натуральной оспы. Он лишь говорит, что полученная таким образом болезнь в обоих случаях не может защитить от будущей натуральной оспы. Его вина в уверенности, что никаких доказательств этому не требуется, настолько очевидна, что и в самом деле трудно понять, что может больше послужить ему извинением — недомыслие или мошенничество.

Те же доводы, содержащиеся в ответе Ингенхаузу по поводу случая с уилтширским фермером, были от имени Дженнера приведены в известном случае с мистером Джейкобсом из Бристоля, пошатнувшим веру д-ра Беддоуза и д-ра Джона Симса. Тот случай получил бóльшую известность, чем описанный Ингенхаузом, а высказался по этому поводу племянник и ассистент Дженнера Генри Дженнер в двадцатистраничной брошюре формата ин-кварто под названием "Обращение к публике", где наряду с прочим детским лепетом о теории ложной коровьей оспе говорилось следующее:

Мы можем доказать, что в любом из приведенных случаев, призванных разрушить отстаиваемую нами теорию, болезнь не была истинной. Существует три вида коровьей оспы и только один из них является истинным. У животных, выставленных на продажу, может наблюдаться воспаление вымени, в результате чего на сосках и вымени появляются высыпания, переходящие на дояров, поражая омерзительной болезнью их ладони, руки и плечи. [Сара Нельмс, ставшая источником вакцины для Джеймса Фиппса, заразилась именно при таких обстоятельствах.] У некоторых работников, наклоняющихся к вымени, может поражаться даже лоб. Одни и тот же человек может перенести эту болезнь несколько раз, но она никогда не сможет обеспечить ему защиту против натуральной оспы. Подобный случай произошел в Бристоле: мистер Джейкобс, поверенный в суде, подвергся двум сильным приступам болезни (названной им коровьей оспой, т. к. ему было неизвестно о существовании настоящей коровьей оспы), но она не спасла его от последующего заражения натуральной оспой.

И публику, и ученых до крайности изумил тот факт, что только семья Дженнера знала все о настоящей коровье оспе. До этого Симс имел частную беседу и согласился с доводами племянника Дженнера о ложности коровьей оспы в случае с мистером Джейкобсом. Фосброук, знакомый священник Дженнера, призвал к ответу Беддоуза, он первым упомянул о случае мистера Джейкобса. Коровья оспа, как заявил смелый клерик, перенесенная в юности мистером Джейкобсом, была несомненно ложной: "Я основываюсь на реальных наблюдениях (Джейкобса?), а д-р Беддоуз — лишь на описаниях"¹². Тот же духовный адвокат имел наглость высказаться по поводу случая привратника Оксфордского колледжа, опубликованного врачом Марилебонского лазарета Гупером¹³. Фосброук знал, что умерший в Оксфорде от сливной натуральной оспы привратник за пять лет до того заразился в Уилтшире ложной коровьей оспой, так как из описания Гупера следует, что язвы на руках привратника "были больше, чем при натуральной оспе, в конце они покрылись коричневыми корочками". Священник с помощью косвенных доказательств установил, что соответствующие коровьей оспе признаки означают ложную болезнь; два месяца назад доярка Фосброука заразилась коровьей оспой на ферме мистера Уокли, куда ее отправили для обучения искусству доения коров, у нее тоже появились пустулы, превосходившие по размеру пустулы натуральной оспы, затем они покрылись коричневой корочкой.

Я не могу ошибаться, считая, что речь идет о ложной болезни. Мои дети в то же самое время были заражены истинной коровьей оспой, пустула вследствие инокуляции полностью созрела. Различия между двумя болезнями были очевидны, нет нужды приводить их здесь, д-р Дженнер в своих публикациях достаточно подробно описал их.

11 февраля 1800 года Фосброук снова взялся за перо и обнародовал факт, который должен был быть ему известен еще с июля, когда он писал свое сочинение:

Я упоминал о вирулентности коровьей оспы. Из-за пренебрежения рекомендациями, мои дети очень тяжело заболели ею¹⁴.

"Пустулы" пришлось лечить едким купоросом, так что различия между ложным видом, поразившим его доярку, и истинным, поразившим руки его детей, возможно, не настолько велики, если принять во внимание все факты.

Еще один член семьи, задействованный в продвижении теории "ложная или настоящая" — преп. Д. С. Дженнер из Бербеджа, что в Уилтсе. Он написал статью о ложной вакцине, "горячо желая, чтобы мои заметки пролили свет на то, что имеет самое непосредственное отношение ко всему человечеству"¹⁵. Он приводит два случая, когда настоящая и ложная коровьи оспы сосуществовали в одном человеке, но объяснения такому странному событию не даются. Д. С. Дженнер вакцинировал себя по меньшей мере пятьдесят раз, пока не достиг какого-то результата, но везикула была ложной. Когда он показывал молодой женщине, насколько проста операция, он уколол ланцетом тыльную сторону своей ладони, в результате чего ему, в конечном итоге, удалось вызвать появление везикулы истинной коровьей оспы. После такого опыта викария [викарий — второй священник прихода; Крейтон намекает, что первым в семье "священников коровьей оспы" был сам Э. Дженнер. — Прим. перев.], он переходит к более общему рассмотрению вопроса, имеющего самое непосредственное отношение ко всему человечеству:

Ложная пустула может появиться из любого источника, но, к счастью, те, кто разбирается в вакцинации, способны очень легко отличить ложную болезнь от настоящей. Симптомы настоящей болезни очень хорошо известны и требуется лишь немного проницательности для близкого с ними знакомства.

Однако медицинским кругам, не настолько проницательным, как преподобный инокулятор коровьей оспы, была не очень понятна разница между настоящей и ложной болезнями. Летом 1801 года редактор "Медикэл энд физикэл джорнэл" сообщает, что "за работу взялись искусные мастера, в надежде дать точное изображение истинных и ложных пустул"¹⁶. А в следующем номере д-р Строукс из Честерфилда написал, что ему очень приятно слышать о мастерах, взявшихся за такие нужные изображения, и что существует два вида инокулированной коровьей оспы: vacciola scutellata и vacciola leprosa [лат. коровья оспа щитковая и чешуйчатая. — Прим. перев.] и различить их не так-то легко¹⁷. Девять человек в Честерфилде заболели коровьей оспой после вакцинации vacciola leprosa, и двое из них умерли. В начале 1802 года редактор "Медикэл энд физикэл джорнэл" снова пишет:

Мы очень сожалеем, что обязательства не позволяют мистеру Дженнеру представить публике те самые точные и прекрасно раскрашенные гравюры; он работает над ними в данный момент и сопроводит ими будущие издания своих произведений. Благодаря гравюрам, медики не останутся больше без руля и без ветрил, с помощью которых могли бы уверенно следовать по курсу¹⁸.

Невозможно судить, насколько точными и прекрасными были гравюры с изображением истинной и настоящей коровьей оспы, их так и не опубликовали, а намеченные новые издания работ Дженнера о вакцинации также никогда не увидели свет. Врачи продолжали дрейфовать без руля и без ветрил, которыми, как надеялся мудрый редактор, должны будут стать гравюры. На самом деле профессия нуждалась лишь в руле принципов патологии и ветрил четко установленных фактов; и то, и другое привело бы к выводу, что учение об уничтожении натуральной оспы с помощью коровьей является со стороны Дженнера надувательством, а с ее собственной стороны — иллюзией.

Медицинского журналы того времени иллюстрируют, как концепция "ложности" болезни использовалось для того, чтобы уничтожить сомнения относительно истинной ценности притязаний Дженнера. Например, д-р Джон Фосетт из Хорнкасла, Линкольншир, сообщает в "Медикэл джорнэл" о троих детях, которые после вакцинации заболели натуральной оспой, а редактор пользуется своей привилегией и объявляет в заголовке эти случаи "ложными"¹⁹. Так же свободно обошлись и со случаями, присланными д-ром Джоном Стивенсоном из Кегуорта, Лестершир. В следующем номере Стивенсон протестует (письмо датировано 17 ноября 1801 года): "Могу ли я узнать о Ваших соображениях, позволивших Вам в прошлом номере назвать мои случаи коровьей оспы ложными?"²⁰ Затем он приводит несколько "беглых наблюдений" о расплывчатом использование эпитета "ложная или подражательная, обозначающего обманчивую разновидность коровьей оспы и полное отсутствие диагноза". Стивенсон пишет как ученый и логик, и его умелая критика вольных толкований, используемых дженнерианцами и их высокопоставленными соучастниками, могла бы раскрыть врачам глаза на обман с названиями, но врачам нравилось держать глаза закрытыми.

Еще два примера господствующих настроений покажут, как началась невероятно долгая история оправданий. Д-р Денмен, выступивший с весомой поддержкой коровьей оспы в марте 1800 года, в июне отправил еще одно письмо, где он пишет:

С того времени имеется множество неясных сообщений о случаях, когда несколько человек, инокулированных коровьей оспой, затем заразились натуральной оспой. Можно предположить, что причиной таких противоположных выводов стали ошибки в определении природы инокуляционного материала или в проведении операции (если для этих сообщений вообще были основания)²¹.

Далее он просит принять для публикации письмо графа Дерби, описывающее успешную вакцинацию двух детей Его светлости. Денмен очень хорошо знал, что в такой стране как Англия самым лучшим доводом может стать вакцинация двух младенцев из аристократической семьи. И в том же самом выпуске торжествующий редактор обращается к корреспонденту-скептику из Ньюкасла, ссылаясь на "благородные и уважаемые фамилии, вынесенные на первые страницы номера". "Ньюкасл адвертайзер" опубликовал статью против вакцинации, и редактор лондонского профессионального печатного органа советует принять во внимание следующую аналогию и точно так же отреагировать на статью:

Несколько недель назад в лондонской газете появилась очень похожая статья или письмо, но факультет здесь принял ее с молчаливым презрением, которого она заслуживала; они пришли к убеждению, что напыщенные излияния этих авторов при сопоставлении с мнениями Дженнера, Вудвиля, Пирсона, Денмена, Сондерса, Клайна, Кита, Ринга, Найта, Эбернети и прочих таких же уважаемых лиц, не могут быть вескими доводами в глазах прозорливой публики.

Еще один образец настроений медиков можно извлечь из статьи Даннинга из Плимута в январском номере 1802 года того же издания:

Изо дня в день накапливаются губительные для интересов профессии сообщения, а глупцы и слабоумные или в лучшем случае скептики со всей серьезностью и даже видимым удовлетворением распространяют их, никем не проверяемые и не опровергаемые.

В Плимуте появились сомнительные результаты, и известия об этом дошли до Корнуолла и дальше. Благодаря решительным заявлениям, появившимся в "Медикэл джорнэл" и других изданиях Шерборна и Эксетера, удалось на время сдержать молву:

Пусть внимание публики не отвлекается на распространившиеся сообщения об ужасных происшествиях и многочисленных неудачах [почему нет?], необразованные и предубежденные охотно ухватились за них и преувеличили опасность.

Затем затрагивается самая важная тема с точностью, не оставляющей желать лучшего:

Истинная вакцинная лимфа обладает или не обладает силой абсолютной защиты против вариолярной инфекции. Такая сила является или не является законом Природы. Защита, если она имеется, не может быть случайной, она должна быть постоянной и определенной²².

Даннинг ни на секунду не сомневался, что такая сила защиты была законом Природы; если лимфа настоящая, то она может защитить, а если нет, значит, лимфа ложная.

Перед тем как мы оставим учение о ложности, с помощью которого профессия обманула сама себя или позволила себя обмануть, необходимо выяснить еще один вопрос, имеющий огромное значение. В 1801 и 1802 годах учение в основном использовалось для оправдания неудач в защите, то есть, другими словами, для объяснения случаев заболевания натуральной оспой обычным путем после инокуляции коровьей оспой. Затем эпидемия натуральной оспы начала просыпаться от периодической спячки, на которую как раз и пришлись первые испытания дженнеровской панацеи. Но в 1799 и 1800 годах было найдено другое применение ярлыка "ложная" — чтобы успокоить возмущение, грозившее распространиться из-за большого числа изъязвленных рук. Язвы на руках были обычным делом, если судить по рассказам наиболее беспристрастных. Например, Эддингтон из Западного Бромвича, одним из первых опубликовавший отчет о своих экспериментах с лимфой от Вудвиля, получил язвы на руках в пяти случаях из одиннадцати²³. Эванс из Кетли, получивший лимфу от Эддингтона, пишет:

Первыми заболели те немногие пациенты, чьи руки воспалились сильнее; наблюдая склонность к образованию причиняющих беспокойство язв, я приписал это влиянию холодных северо-восточных ветров²⁴.

Браун из Хэттон Гарден написал в "Джентльменс магазин" (май 1800 года, стр. 433), что "ужасные, уродливые застарелые язвы очень долго не проходили на руке". Штромайер из Ганновера, одним из первых опробовавший новую инокуляцию на континенте, получил гной от Вудвиля и, скорее всего, от Дженнера тоже:

Глостерский материал очень часто становился причиной долговременных и трудноизлечимых язв в месте инокуляции, чего с материалом, полученным ранее, никогда не бывало²⁵.

Из-за этого Штромайер перестал использовать дженнеровский материал, который на самом деле был материалом, полученным Вудвилем, но качества которого ухудшились из-за серии передач. Вильке из Бранденбурга-на-Хафеле получил большое число случаев язв с приподнятыми краями и основанием, похожим на бекон; их размеры иногда превосходили монету в полталера²⁶. Кэпп из Йорка признавал, что

в некоторых случаях корочка отходит и язва не заживает, что напоминает рану, поддерживаемую в открытом состоянии. При некоторых ранних инокуляциях эти раны становились болезненными, но в то время правильного лечения еще не было²⁷.

Самые известные случаи язв на руках вследствие инокуляций коровьей оспы в группе бедных и скандальных жителей Тандерболт Али, Клапам, произошли осенью 1800 года; родители инокулированных детей были "крайне предубеждены, бранились и отказывались вести разумную беседу"²⁸. Лимфа была правильного происхождения и взята с руки ребенка из семьи одного джентельмена, однако получили ее уже после того, как на везикуле сформировалась корочка и, таким образом, она являла собой разновидность коровьей оспы, прошедшей полный цикл и похожей на ту, что бывает у самой коровы или дояра. В результате инокуляции этой лимфой появилась рожа, быстро распространились язвы и струпья, а у одной женщины тридцати пяти лет появилась большая, необычная, овальной формы рана с приподнятыми краями синевато-багрового цвета. Сейчас нам известно, что такие симптомы можно воспроизвести, постоянно используя лимфу позднего цикла развития коровьей оспы, или, другими словами, применяя заразное начало в состоянии, соответствующему появлению язв у коровы.

Но давайте рассмотрим, какие нашлись оправдания для этих неудачных экспериментов. Издатель "Медикэл ревью" Блэйр сказал, что причиной стала "ложная разновидность или слишком активный материал, полученный от коровы". Д-р Летсам, известный врач и влиятельный филантроп, своим письмом от 25 ноября 1800 года поспешил на помощь поставленной под удар идее о коровьей оспе: "Эта болезнь, — обнадежил он публику, — была не коровья оспа, а патологическая изъязвленность, произошедшая от гноящегося вещества, появившегося под струпом или под высохшей пустулой коровьей оспы"²⁹. Работы Летсама характеризуют его как пустозвона, который не имел никакого представления о теме своих рассуждений³⁰. Если бы можно было загадывать загадки о коровьей оспе, Летсам и такие как он подсказывали бы правильные ответы. Когда коровья оспа не является коровьей оспой? Ответ: 1. когда она не может защитить от натуральной оспы, 2. когда она вызывает "патологическую изъязвленность".

Кроме апологетики о ложной лимфе, иногда не хотели признавать за таковую и натуральную оспу, появившуюся после прививки, и объявляли ее чем-то иным. Так, Биван из Сток-он-Трента описал два случая: детей вакцинировали 12 января, так как их мать заболела сливной натуральной оспой, и, соответственно, 23 и 24 января они заболели той же болезнью; у одного ребенка 28 января наблюдалось шестьдесят пустул, у другого 29 января двадцать пустул "во всех отношениях точно как при натуральной оспе". Редактор медицинского журнала спокойно дает такой комментарий к этому абсолютно надежному изложению: "Мы думаем, что это высыпание не было проявлением натуральной оспы"³¹. Обычно о мягких высыпаниях говорили, что на самом деле это была ветряная оспа, даже если обстоятельства заражения говорили в пользу натуральной оспы³². Позднее это оправдание превратилось в учение о вариолоиде, или "видоизмененной" натуральной оспе, особенно после описанной Томсоном эпидемии 1818 года в Шотландии³³. Венская школа пошла еще дальше в своих рассуждениях — варицелла, научный термин для обозначения ветряной оспы, стала использоваться для обозначения мягкой формы натуральной оспы, или вариолоида, или "видоизмененной" натуральной оспы (например, в сочинениях Гебры³⁴), что продолжается и поныне³⁵.

В Германии нашлись другие, более хитрые оправдания неудач (см. главу 9), но в Англии двумя основными были ложная лимфа или отказ признавать последовавшее заболевание натуральной оспой. Более всего напоминает немецкую изощренность случай с участием сэра Джозефа Бэнкса. Он принимал большое участие в судьбе одной малышки, через шесть месяцев после вакцинации заболевшей натуральной оспой, почему Бэнкс и написал врачу, д-ру Харрисону из Хорнкасла. В ответ он получил следующее разъяснение: девочку успешно вакцинировали, прочих домашних вакцинировали от нее. Затем малышка, ставшая источником вакцины, заболела, хотя другие, находящиеся в том же доме, не заболели — "выходит, следовательно, что Фанни передала защиту от натуральной оспой всем остальным, сама же осталась подверженной влиянию болезни". Судя по всему, славного президента Королевского общества настолько удовлетворили эти мистические доводы, что он даже согласился опубликовать ответное письмо на возникшие у него вопросы в "Медикэл джорнэл"³⁶.

Вот в чем заключались всеми признанные оправдания неудач коровьей оспы.

Как сказал Дженнер, прежде чем пригласить публику познакомиться с ней, он поместил ее на скалу. Неторопливые размышления и т. п. о теории до ее опубликования требовались лишь для изобретения идеи о "ложности". Ей посвящена основная часть "Исследования", и она приводится в связи с учением о лошадином мокреце как источнике истинной коровьей оспы; "Дальнейшие наблюдения" полностью посвящены ему, уже в связи с совершенно новым, а потому доселе неслыханным учением о том, какая болезнь является настоящей, а какая нет. Нескольких своих последователей он использовал для придания правдоподобности изобретенному им названию натуральной оспы коров, а прочих сторонников — для широкого распространения учения о ложности. В обоих случаях врачи страстно желали, чтобы их обманули. С самого первого испытания коровьей оспы начинается долгий путь яростной защиты совершенно ошибочного и ложного учения, которое медицинским кругам удалось выдать за экспертное заключение, основываясь на замечательном изречении Cuique in arte sua credendum est [лат. нужно доверять мастеру своего дела. — Прим. перев.] Далее мы рассмотрим, насколько были преданы английские медики в лице своих выдающихся деятелей Дженнеру и его учению в течение первого года или первых двух лет испытаний нововведения. 

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Письмо Даннингу от 9 марта 1805 года в Baron, ii. 29.
² Fraser, Med. and Phys. Journ., 1805, p. 10.
³ Lawrence, Med. and Phys. Journ., i. 115.
⁴ См. Natural History of Cowpox, p. 60.
⁵ Sir Christopher Pegge, of Oxford, Lond. Med. Rev., v. 76 (Oct. 10, 1800); J. H. Grose, of Winslow, Med. and Phys. Journ., iii. 294 ; John G. Loy, M.D., of Aislaby, Experiments on the Origin of the Cowpox. Whitby, 1801.
⁶ Edinburgh Review (1806, October, p. 35) отмечает, что этот "простой и интересный рассказ" является "лучшим и самым достоверным отчетом о его открытии".
⁷ Life of Jenner, i. 48, 49.
⁸ Med. and Phys. Journ., v. 505.
⁹ H. Fraser, M.D. (ученик Вудвиля и его преемник в Оспенной больнице) в Med. and Phys. Journ., 1805, p. 10.
¹⁰ Относительно коровьей оспы у коров доклад Коллегии врачей (1807) ясно заявил Дженнеру, что его теория "ложности" "ввела публику в заблуждение, как если бы существовала истинная и поддельная коровья оспа".
¹¹ Baron, i. 294.
¹² Lond Med. Rev., Aug., 1799.
¹³ Ibid., Letter of I2th July, 1799.
¹⁴ Med. and Phys. Journ., iii. (1800) p. 249.
¹⁵ Med. and Phys. Journ., vii. 201.
¹⁶ Vol. vi. 201.
¹⁷ Датировано 3 октября 1801 года.
¹⁸ Vol. vii. 187.
¹⁹ Med. and Phys. Journ., vi. 117.
²⁰ Ibid., vii. (Jan., 1802), p. 9.
²¹ Med. and Phys. Journ., iv. p. 1.
²² Med. and Phys. Journ., vii. 3.
²³ Practical Observations on the Inoculation of the Cowpox. Birmingham, 1801.
²⁴ Med. and Phys. Journ., ii. 310.
²⁵ Письмо от 14 марта 1800 г. в Med. and Phys. Journ., London, iii. 474, а также Hufeland's Journal, x. pt. 3, p. 106.
²⁶ Med. Chirurg. Zeitung, 1801, ii. 424.
²⁷ Med. and Phys. Journ., iv. 434. См. также Ibid., v. 25 (письмо в York Herald).
²⁸ Lond. Med. Rev., 1801 (Jan.), p. 276.
²⁹ Med. and Phys. Journ., iv. 567.
³⁰ Observations on the Cow-Pock. By John Coakley Lettsom, M. D., L.L.D., 2nd ed. London, 1801.
³¹ Med. and Phys. Journ., v. 455 (11th Feb., 1801).
³² Forbes, Ibid., vi. 314.
³³ См. главу 13.
³⁴ Гебра Фердинанд фон (1816—1880), австрийский врач и ученый, один из основателей Венской дерматологической школы. — Прим. авт. сайта.
³⁵ В 1871 г. писатель заболел при посещении палат больных натуральной оспой венской Общей больницы (Allgemeine Krankenhaus). Покойный профессор Шкода, поставивший диагноз в период лихорадки и появления сыпи, использовал странный термин "варицелла", что для любого английского школьника означает не что иное, как ветряную оспу. Сыпь превратилась в обычные пустулы, присущие натуральной оспе, и прошла обычный цикл развития. Такой диагноз, несомненно, был поставлен лишь потому, что на руке больного имелся хорошо видимый след от вакцинации.
³⁶ Med. and Phys. Journ. v. (1801), p. 108.

 Глава VI    Оглавление   Глава VIII