Этель Дуглас Хьюм (Англия)

Этель Д. Хьюм

Бешан или Пастер?
Утерянная глава истории биологии

Эшингдон, 1947 (3-е изд.)

Перевод Марии Веденеевой (Санкт-Петербург)

XVIII. НЕСКОЛЬКО ПРИМЕРОВ КУЛЬТА В ТЕОРИИ И НА ПРАКТИКЕ

Как разителен контраст между Луи Пастером — изнуренным паралитиком, состарившимся раньше времени, и великолепием учрежденного в его честь и названного его именем института, открывшегося 14 ноября 1888 года в Париже! Честолюбивый химик достиг своей цели — славы и успеха. Он стал идолом конвенциональной медицины, и его преданные последователи должны были отныне повсюду доносить учение Пастера для увековечения его памяти.

Причину, почему общество одобрило теории Пастера, вкратце изложил Бешан в предисловии к своей работе "Теория микрозимов". Вот что он писал:

Публику, какой бы разумной она ни была, впечатляет лишь то, что несложно для понимания. Ей объяснили, что внутри организм представляет собой нечто вроде содержимого сосуда с вином, и что оно не повреждается, то есть мы не заболеваем, если только изначально патологические зародыши микробов не проникнут внутрь и не превратятся затем в микробов. Публика не знает, правда ли это. Она даже не знает, что такое микроб, но верит на слово своему кумиру; она верит, потому что это просто и это легко понять; она верит и повторяет вслед за ним, что микроб делает нас больными, не задаваясь дальнейшими вопросами, поскольку у нее, вероятно, нет ни времени, ни зачастую способности глубоко изучать то, во что ей предлагается поверить.

Вместе с тем и специалистов с самого начала учат рассматривать микроорганическую жизнь через призму теорий Пастера, словно это аксиомы. Возможно, именно поэтому только непредвзятая точка зрения позволяет увидеть нелепые противоречия микробной теории заболеваний. Ее правила — постулаты д-ра Роберта Коха — утверждают среди прочего, что болезнетворный микроб должен присутствовать в каждом случае данного заболевания и не должен обнаруживаться без него. О чем же говорят факты? Считавшаяся смертельным агентом дифтерии бацилла Клебса-Лёффлера, на которую первоначально опиралась общепринятая пастеровская теория, отсутствовала в 25% случаев, как выявил сам Лёффлер; с другой стороны, ее постоянно обнаруживают в горле здоровых людей, поскольку, как задолго до этого объяснял Бешан, бактериальная эволюция микрозимов не обязательно должна быть патологической.

У последователей Пастера есть, однако, свой способ преодоления теоретических затруднений, а именно — теория носительства, обвиняющая здоровых людей в распространении определенных "микробов", которых они, как считается, выделяют. Это обвинение предъявляется людям, за всю свою жизнь ни разу не страдавшим теми заболеваниями, в распространении которых их обвиняют; при этом в известном случае с одной стряпухой, мисс Робертс из Рексема, микроскопические обитатели которой считались выделениями кишечного заболевания, обнаружилось, что она не только не прикасалась, но даже никогда не видела пирогов со свининой, считавшихся поставщиками ее убийственных микробов1.

В своем "Руководстве по инфекционным заболеваниям" Гудолл и Уошборн утверждают:

Брюшной тиф отличается от других инфекционных заболеваний тем, что не распространяется напрямую от человека к человеку. Поэтому существует лишь небольшая опасность в посещении больных, страдающих этим заболеванием2.

В то время как жертвы лихорадки объявлены безопасными, в распространении и выделении заболевания без колебаний обвиняются здоровые люди, некоторые из которых никогда им не болели.

К теории носительства постоянно прибегают также и в связи с дифтерией. Несколько лет тому назад писали о состоянии горла 700 школьников из Альпертона в Мидлсексе, из которых 200 оказались носителями дифтерии и вследствие этого были изолированы3. Одно из самых слабых мест теории заключается в том, что мы никогда не слышали об изоляции выдающихся бактериологов, которые, очевидно, должны первыми подвергаться микроскопическим и химическим тестам и впоследствии карантину, но пока что рекомендуют его только для других! По признанию редактора "Ланцета", без теории носительства постулаты Коха не могут даже претендовать на истинность4.

Возьмем, к примеру, четвертый постулат, согласно которому болезнетворный микроб вызывает в животном ту же болезнь, с которой он изначально был связан. В той же статье в "Ланцете" говорится, как пневмококк пневмонии, введенный прямо в легкие кролика, приводит не к пневмонии, а к общему заражению крови5. Согласно теории Бешана о различиях микрозимов разных животных, такой результат объясним и не представляет собой загадки, но он означает отмену четвертого постулата Коха. В "Учебнике по бактериологии" Штернберга мы находим:

Из выявленного Огстоном, Розенбахом, Пассе и др. постоянного присутствия микрококков в гное при острых заболеваниях следует вывод, что гной не может образовываться без микроорганизмов этого класса. Но в настоящее время в экспериментах Гравитца, де Бари, Штейнхауза, Шеурлена, Кауфмана и других точно установлено, что вывод был ошибочным, и некоторые химические вещества, введенные подкожно, вызывают образование гноя совершенно независимо от бактерий6.

С другой стороны, д-р Робб выявил, что при самой строгой антисептической обработке микроорганизмы всегда присутствуют в нитках швов после их удаления из хирургических ран, и что в кожных гнойниках часто присутствуют наиболее часто встречающиеся из этих микроорганизмов, например, Staphylococcus albus (белый стафилококк. — Прим. перев.)7.

Так, с одной стороны, даны доказательства того, что образование гноя может происходить независимо от бактерий, а с другой — что самые строгие меры предосторожности не защищают от их присутствия. Это противоречие труднообъяснимо с точки зрения инвазивной теории Пастера. Его зять рассказывает, что тот любил говорить об "оккупированном" пациенте. Но мы только что узнали, с одной стороны, о гное без каких-либо микробов, а с другой — о наличии микробов при всех мерах предосторожности, предпринятых против них. Если следовать учению Пастера, это очень сбивает с толку. У Бешана, напротив, мы находим прямое объяснение этому. Согласно его доктрине, которую он с осторожностью истинного ученого выдвинул в качестве вероятной гипотезы, а не "несомненного" доказанного факта по примеру Пастера, появляется возможность понять болезнетворное влияние некоторых химических веществ на нормальные микрозимы организма и образование гноя как следствие этого. Во втором примере, когда микроорганизмы присутствуют, несмотря на антисептические меры предосторожности от их вторжения, мы видим, насколько точна теория Бешана о том, что с превращением среды в неподходящую для нормальных микрозимов они развиваются в бактерии, и это доказывает, что бактерии — следствие, а не причина заболевания.

Еще одной интересной теорией, которую пришлось призвать на помощь общей микробной теории, стала теория фагоцитоза Мечникова, заключающаяся в том, что лейкоциты, то есть белые тельца крови, в действительности являются мусорщиками, которые приканчивают нежелательных гостей. Их стали называть полицейскими организма, невзирая на тот очевидный факт, что чем их больше, тем менее защищен организм, а безопасность организма повышается с убавлением этих гипотетических полицейских сил. Бешан также учил, что лейкоциты — это живые существа, но теорию Мечникова он считал нелепой. "Лейкоциты, — писал он в книге 'Большие проблемы медицины', — считаются живыми настолько, что гоняются за микробами с целью съесть и проглотить их. Весь курьез в том, что в это действительно верят!" Но что останется без фагоцитоза от всего учения о вторжении и сопротивлении, да и от других популярных теорий?

Одна из возможных причин, по которой микробная теория заболеваний всех устраивала, это объяснение, которое она давала проблеме инфекции. Нетрудно было вообразить полчища болезнетворных микробов, передаваемых от одного больного другому. Такая идея была широко распространена и среди ученых. Например, в отчетах Королевской комиссии по вивисекции мы обнаруживаем, что д-р Ч. Дж. Мартин из Института Листера утверждал:

Его [Пастера] опыт в данном вопросе [ферментации] привел его к замечательному обобщению, что инфекционные заболевания можно интерпретировать как виды ферментации, обязанные специфическим микроорганизмам. В серии мастерских экспериментов над животными он подтвердил справедливость своей гипотезы в случаях с сибирской язвой, куриной холерой и свиной рожей. Эти результаты Пастера можно считать основой всей современной науки об инфекционных заболеваниях человека и животных; их распространение Пастером и его учениками, бактериологами и патологами во всем цивилизованном мире, привело к открытию возбудителей большинства инфекционных заболеваний, которым подвержен человек8.

Мы уже сравнивали работы Бешана и Пастера по ферментации, и в "мастерских экспериментах Пастера на животных" уже наблюдали "справедливость его гипотезы", в частности, в случае с сибирской язвой. И наконец, в отношении большинства инфекционных заболеваний, таких как скарлатина, корь и натуральная оспа, не было найдено связанных с ними специфических микроорганизмов, что не мешает сторонникам Пастера заявлять, что они все равно там есть, но ультрамикроскопические, хоть это и плохо вяжется с "осторожностью", к которой призывал Пастер. Как однажды сказал профессор Бешан,

если бы вирулентные микробы всегда существовали в атмосфере, то сколь многочисленны были бы возможности для их проникновения, помимо пути через легкие или через кишечную слизь! Не было бы ни единой раны, даже самой маленькой, как от укола булавкой, чтобы она не стала шансом инокулировать нас натуральной оспой, тифом, сифилисом, гонореей.

В связи с этим мы процитируем отрывок из аннотации Александра Поля к предисловию "Теории микрозимов"9. Поль писал следующее:

Г-н Бешан возражает, что если простые или эволюционировавшие микрозимы, которых можно обнаружить в определенных жидкостях организма, появились из воздуха и так легко проникли в клетки человеческого тела, то существует одна жидкость, находящаяся в постоянном контакте с воздухом, которым мы дышим, в которой они должны быть всегда одинаковыми у всех животных. Это слюна во рту. Известно, однако, что свойства слюны человека и других животных отличаются. Г-н Бешан говорит, что эпителиальные клетки, микрозимы и бактерии языка человека могут оказывать определенное химическое воздействие, свойственное только им, и отличающееся от действия языка коровы или свиньи, лошади или собаки. И если микробы воздуха не в состоянии изменить функцию жидкости, которая так постоянно, так много и так напрямую контактирует с обычным воздухом, то трудно понять, как они могут изменить функции внутренних тканей и жидкостей, защищенных непреодолимыми барьерами.

Если бы умение думать не было таким редким явлением, то высказывания подобные этому давно доказали бы ошибочность пастеровской микробной теории. И даже в случаях, когда охотник за микробами был уверен в существовании микроба, через некоторое время его уверенность постигало ужасное разочарование. Пожалуй, нет более убедительной истории, чем обвинение, выдвинутое сэром Дэвидом Брюсом против Micrococcus melitensis (микрококк бруцеллеза. — Прим. перев.) в том, что тот вызвал мальтийскую лихорадку. Однако полную невиновность предполагаемого преступника доказал взявшийся за его защиту д-р Уолтер Хэдвен. Оказалось, что спад эпидемии лихорадки на флоте не имел ничего общего с отказом от козьего молока, а был постепенным, и совпал с углублением дна гавани. Резкое снижение заболеваемости в армии тоже не могло объясняться отказом от молока, поскольку произошло прежде, чем этот напиток был запрещен к употреблению, когда войска были перемещены из антисанитарных бараков Сант-Эльмо в новые казармы выше над уровнем моря. Расследования д-ра Хэдвена ясно показали связь улучшения здоровья моряков и солдат с этими мерами, и главным результатом истории с Micrococcus melitensis стало присвоение рыцарского звания его ложному обвинителю, в то время как мальтийцы, связанные с производством молока, остались крайне недовольны. Д-р Аджиус из Мальты, который к тому времени уже вошел в курс дела, обнаружил, что антисанитарные условия неизменно служили причиной вспышек лихорадки в частных домах, где иногда квартировали британские офицеры. В одном из случаев истинный корень зла обнаружился лишь после вскрытия пола.

Тем не менее на основе этой теории, которая при тщательном рассмотрении всегда оказывается ошибочной, была построена целая система прививания. Возможно, это произошло из-за искажения фактов. Если бы не продажи сывороток и вакцин, выросшие в наши дни до невероятных пропорций, микробная теория заболеваний Пастера могла кануть в лету. Едва ли можно отрицать, что он совершил преступление, низведя медицинскую науку до уровня коммерции. Более того, он опорочил ее честное имя, соединив с жестокостью, хотя в этом он был лишь подражателем. Он дружил с Клодом Бернаром, который, по словам профессора Мечникова, "не чувствовал никаких угрызений совести, разрезая тела и подвергая животных самым жестоким страданиям"10. Но жестоко мучившиеся жертвы ножа значительно менее многочисленны в сравнении с миллионами жертв в патологических лабораториях, которых зачастую подвергают испытаниям столь же безжалостным, сколь странным и запутывающим, и никогда не дающим истинную картину болезни в естественных условиях.

В качестве примера можно привести птиц и крыс, содержащихся в малюсеньких клетках и медленно пожираемых блохами, для доказательства того, что последние могут быть переносчиками сонной болезни, несмотря на факт, что неизбежно плохое здоровье терзаемых таким образом животных не может доказать с уверенностью ничего, кроме бессердечия их мучителей. Или, к примеру, взять проверку молока путем инъекции его в морских свинок, содержащихся в закрытых жестяных банках, которых сам факт таких нездоровых условий пленения делает подверженными туберкулезу. Налогоплательщику, однако, приходится лезть в свой карман, чтобы заплатить за это, хотя он и сам может рассказать, что молоко, которое он употреблял в пищу, могло быть от истощенной коровы, бродящей по нечищеному фермерскому двору, и могло быть надоено больной дояркой в грязную посуду. Санитарные врачи в некоторой степени решают эту проблему, оставляя последователям Пастера мучить своих морских свинок. Трудно даже оценить ту степень вреда, которую нанес перенос внимания с истинных факторов болезни и здоровья на ложные. Примером в этой связи может служить количество времени и денег, потраченных на блох и крыс во время чумы в Индии, которые можно было использовать на замену антисанитарных лачуг, построенных на утрамбованной свалке. Д-р Чарльз Крейтон в своем трактате по этому вопросу ясно показал, что рассадником эпидемии чумы были именно эти лачуги11.

Если вернуться к вопросу о молоке, то поклонники Пастера с гордостью указывают на способы консервирования, названные его именем и таким образом увековечившие память о нем, но и здесь похвастаться особенно нечем. В "Джорнэл оф Ройял сосайети оф артс" от 19 сентября 1919 года есть статья "Проблемы питания и наша экономическая политика" профессора Генри Э. Армстронга, доктора философии, доктора права, доктора естественных наук, члена Королевского общества. В ней говорится, что "великим реформатором в последнее время был химик Пастер — поразительна степень, до которой он повлиял на наш образ жизни". Далее профессор Армстронг показывает, как благодаря ему

вина были стерилизованы, и Гран вин — результат случайного соединения микроорганизмов — стал большой редкостью; качество вин снизилось до общего низкого уровня, хотя, конечно, много вина было спасено от канализации. Пиво ждала та же участь, хотя в целом изменения были явно на пользу большинства. Но настоящий вред12 принесло изменение молока… Разбавление стало общей практикой; публика не столько пострадала от случавшихся нечистых на руку продавцов, сколько лишилась прежних преимуществ, которые получала, имея дело по большей части с честными поставщиками натурального продукта. Удар стал еще тяжелее от введения хитроумных инженерных приспособлений для отделения сливок. И тогда вновь пригодилось учение Пастера, на этот раз при поддержке Коха; молоко было не только разбавлено, но и стерилизовано. Возможно, это спасло несколько жизней, но такой шаг без сомнения повлек за собой бесчисленные напасти13.

Многим из нас давно известно, что подобное молоку вещество нельзя нагреть выше нормальной температуры тела без того, чтобы не снизить его диетическую ценность. Последние наблюдения показали, что это влияет на противоцинготный витамин, которого и так не слишком много, хотя жирорастворимый антирахитический витамин и водорастворимый аневрин не разрушаются; но проблемы были замечены в тех областях, где поставляемое молоко систематически стерилизовалось, и вполне может оказаться, что его качество пострадало еще неизвестным для нас образом. Исследования влияния стерилизации, проведенные до сих пор, совершенно неудовлетворительны и весьма спорны вследствие их несовершенства и ненаучного характера. Риск тифа и подобных ему инфекционных заболеваний сейчас невелик, и главная цель стерилизации молока заключается в том, чтобы предотвратить гибель человека, больного туберкулезом. Но вполне может оказаться, что, разрушая те или другие загадочные витаминные компоненты, мы снижаем ценность пищи настолько, что в результате организм становится специфически чувствительным к туберкулезной инфекции; похоже, эта инфекция всегда с нами, независимо от молока. Кроме того, когда молоко стерилизуют, лактобактерия разрушается, и оно становится исключительно благоприятной почвой для роста гнилостных организмов, а потому является потенциальной причиной детской диареи.

Время и непредвзятая критика продолжают выносить свой приговор трудам Пастера. Но если даже простое употребление обедненной пищи может считаться таким вредным, то какое же влияние должна оказать масса сывороток и вакцин, вводимых прямо в кровоток?

Несмотря на современную врачебную прививкоманию, среди тех, кто готов подчиниться этому новомодному виду экспериментов над людьми, господствует удивительное невежество в вопросе. Многие едва ли могут отличить сыворотку от вакцины.

Сыворотка — это бесцветная составляющая крови, ее для целей инокуляции обычно берут из крови лошади, в которую предварительно были введены болезнетворные вещества. Эффективность этой сыворотки в основном проверяется на морских свинках, то есть зависит от их выздоровления или смерти от болезни, вызванной ее инъекцией в их организм при стандартных условиях. Страдания животных здесь заложены от начала и до конца, в то время как человеческой расе, принимая во внимание опасность введения сыворотки одного вида другому, возможно, повезло в том, что сывороточная терапия, хотя и провозглашенная изначально панацеей от всех заболеваний, уступает в популярности вакцинотерапии.

Излишне говорить, что последняя не имеет никакого отношения к коровам. Под патронажем Пастера точность терминологии была утеряна, равно как и ясность теорий. Название "вакцина" теперь применяется к микроорганизмам и окружающей их среде, отделенных от больного организма, причем микроорганизмы оставляют размножаться в подходящем питательном веществе, известным как культура, после чего их обычно убивают нагреванием и готовят различными способами в зависимости от сложившейся практики. Наконец, препарат продают как лекарство, но чаще как средство предупреждения заболевания, с которым изначально были связаны данные микроорганизмы. В этом случае животные играют роль в подготовке, но им отнюдь не всегда удается избежать страданий, потому что их используют и на стадии испытаний.

Это похоже на закон гомеопатии "подобное лечится подобным", но как это непохоже на ганемановскую научную точность учета индивидуальных особенностей! Если Ганеман предлагал свои лекарства вниманию природной лаборатории — желудка, то, согласно пастеровской системе, введение, напротив, осуществляется прямо в кровь, невзирая на естественные меры предосторожности — эффективные оболочки, при помощи которых природа защитила эту реку жизни от посторонних вмешательств. Стало модным считать ничтожное человечество мудрее Природы или, если угодно, Провидения.

Нам хорошо известно о море статистики, которую выдвигают последователи Пастера в ответ на критику системы инокуляций, но статистика бессмысленна и ничего не доказывает, пока нет полноценных исследований и тщательного контроля за условиями их проведения. К примеру, нетрудно продемонстрировать падение смертности от дифтерии с момента введения антитоксина. Тем не менее это падение не было заслугой сыворотки, а, очевидно, стало результатом роста показателей заболеваемости, раздутых благодаря бактериологической диагностике (в отличие от клинической) и включению случаев дифтерии, которые ранее были бы приняты просто за ангину, тонзиллит, ларингит и т. д. Изменение метода диагностики само по себе не дает возможность корректного сравнения нынешней заболеваемости с минувшей. Но если при раздутой заболеваемости имеется рост, а не снижение, смертности, то это чрезвычайно показательно. Например, мы обнаруживаем, что за пятнадцать лет, последовавших за введением антитоксина, число смертей от дифтерии в Англии и Уэльсе выросло на 20% по сравнению с пятнадцатилетним периодом, предшествующим введению сывороточного лечения14. На первый взгляд может показаться, что отчет о заболеваниях Управления городскими приютами свидетельствует о снижении смертности благодаря применению антитоксина, однако детали отчета говорят о противоположном. С 1895 по 1907 год из 63 249 пациентов с дифтерией, которые лечились антитоксином, умерло 8917, что составило 14,09%, в то время как за тот же период из 11 716 случаев, не подвергавшихся лечению антитоксином, умерло лишь 703, что составило 6% смертности. Из примечаний к таблицам ясно, что из этих 703 умерших во время госпитализации 55 уже были при смерти, а 12 умерли от других заболеваний. Таким образом, в действительности смертность была ниже 6%. К сожалению, в последующих отчетах Управления городскими приютами уже не проводились различия между случаями, подвергавшимися и не подвергавшимися лечению антитоксином, а с 1930 года и само Управление прекратило свое существование. Однако ничто в статистике, еще различавшей эти случаи, не опровергает предположения, что улучшенный уход за больными и медицинское лечение, которые должны приводить к снижению смертности, хуже справляются с задачей, когда применяется и антитоксин. Следующая таблица доказывает это предположение в отношении детских заболеваний. Мы видим значительное снижение заболеваемости корью, скарлатиной и коклюшем — болезнями, от которых не прививали, в то время как дифтерия со своим специфическим антитоксином выросла на 102 случаев на миллион. Это поистине разительный контраст.

Ежегодная смертность на миллион детей обоих полов в возрасте от 1 до 5 лет
за период 1911—14 гг. и в 1916 г.
15

  Смертность Рост (+) или снижение (-) к 1916 г.
по сравнению с 1911—14 гг.
  1911—14 гг. 1916 г. +
6 Корь 2643 1225 1388
7 Скарлатина 369 227 142
8 Коклюш 1202 1050 152
9 Дифтерия 769 871 102

Требование немедленной инъекции и заявления о преимуществах прививки в первый день по сравнению со вторым и так далее, можно с уверенностью опровергнуть по следующим причинам. До появления клинических симптомов невозможно сказать, будет ли заболевание тяжелым, если это вообще окажется дифтерией, поэтому если, с одной стороны, предположить, что быстрое введение антитоксина предотвращает тяжелое заболевание, то с другой стороны, можно с такой же легкостью утверждать, что из-за антитоксина обычная мягкая ангина превратилась в тяжелое заболевание, иногда дающее осложнения на сердце и приводящее к параличу. Оба эти утверждения одинаково неточны и ненаучны.

Возникает также вопрос: если дифтерийный антитоксин настолько надежное средство, то зачем нужно было вводить систему предварительного тестирования реакцией Шика с последующей иммунизацией? Риск, которому подвергаются предположительно восприимчивые дети, должен быть небольшим, если их обеспечить безошибочным средством. Конечно, можно возразить, что иммунизация нужна для предупреждения дифтерии на всю жизнь, однако статистика не показывает улучшения естественного иммунитета. Более того, превентивное средство во многих случаях оказывалось куда опаснее самого заболевания.

БОЛЕЗНИ И СМЕРТИ, ПРОИЗОШЕДШИЕ ВСЕЛЕД ЗА ИНОКУЛЯЦИЕЙ ШИКА ОТ ДИФТЕРИИ

Список погибших и пострадавших в результате иммунизации за 1919—1941 гг.

Год Место Пострадавшие Погибшие
1919 Техас, США 60 10
1924 Бриджуотер, США 25
1924 Конкорд, США 20
1924 Баден, Австрия ? 6
1927 Россия 2 12
1927 Китай 37 5
1928 Бандаберг, Австралия 5 12
1930 Колумбия, Южная Америка 32 16
1932 Шароль, Франция 171 1
1933 Кьявари, Италия 29 1
1933 Венеция и Ровиго ? 10
1935 Сан-Франциско 3 2
1936 Франция 75 1
1937 Уотерфорд, Ирландия 23 1
1938 Уотерсайд, Канада 11 1
1941 Фрайбург, Швейцария 4 11
Всего:
Погибших: 89
Пострадавших: 497

Помимо этих массовых несчастий имеется множество других отдельных осложнений и смертей, не вошедших в этот список и для которых не найдется достаточно места в этой книге, произошедших вслед за прививками, якобы профилактическими.

Джон Гордон Бейкер, 7 лет, Саксхолмвэй, Бассетт, который умер спустя пять дней после второй прививки от дифтерии. Деннис Хилльер, 11 лет, здоровый мальчик, преуспевавший в соревнованиях и проживавший в доме № 220 по Кантерберри Роуд, Лейтон, Лондон, Е. 10. Он умер около двух месяцев спустя после своей второй прививки. Также Вильям Мартин Грэхэм, 4 года, ферма Боунесс, Боунесс, Уигтон, который умер в детской больнице Бирмингема через два дня после прививки осажденным на алюминии анатоксином. Розмари Джейн Вебб, Эрнст Илс, Джоан Хаджен и многие другие пополняют списки юных жертв, которые могли остаться в живых, если бы не методы Пастера.

Свобода от дифтерии тоже не стала наградой за смертельные риски. В течение четырех лет с 1941 по 1944 г. Министерство здравоохранения и Управление здравоохранения Шотландии признали почти 23 000 случаев дифтерии у привитых детей, и более 180 из них оказались смертельными.

В отношении снижения дифтерии в Великобритании в течение 1943 и 1944 годов можно вспомнить пятьдесят восемь британских врачей, подписавших меморандум в 1938 году против обязательной иммунизации в Гернси и указавших на фактическое исчезновение дифтерии в Швеции без какой-либо иммунизации. С другой стороны, если мы обратимся к Германии, то обнаружим, что после приказа д-ра Фрика в апреле 1940 года об обязательной массовой иммунизации детей, в 1945 году эта страна стала считаться эпицентром дифтерии в Европе. Число случаев выросло приблизительно с 40 000 до 250 000.

Статья в мартовском номере "Пур ла Фамиль" за 1944 год указывала на рост числа случаев дифтерии после введения принудительной иммунизации. В частности, в Париже рост составил целых 30%; в Лионе число случаев дифтерии выросло с 162 в 1942 году до 239 в 1943 году. В Венгрии, где иммунизация стала принудительной с 1938 года, за два года заболеваемость выросла на 35%. В округе Женева, где иммунизация была принудительной с 1933 года, число случаев утроилось с 1941 года по 1943 год.

Ужасной трагедией в результате применения профилактических мер Пастера стало убийство младенцев в Любеке в начале лета 1930 года прививкой БЦЖ, или туберкулезной вакциной Кальметта, — культурой, которую вводили новорожденным через рот. Министерство здравоохранения прочувственно обратилось к родителям, чтобы они позволили привить своих детей в связи с тем, что дети могут оказаться в туберкулезном окружении. Из 253 младенцев, привитых вакциной Кальметта, 69 умерло и 130 стали тяжелобольными. Неудивительно, что ввиду такой катастрофы Имперский департамент здравоохранения решил, что подобная профилактика не должна рекомендоваться, а Имперский совет по здравоохранению "счел желательным расширение и ужесточение существующих правил производства, выпуска и применения вакцин всех видов"16.

И наконец, нельзя не вспомнить, как прекрасную положительную хвастливую статистику портили случавшиеся эпидемии. В течение довольно значительного времени одной из так называемых козырных карт Общества защиты исследований (вивисекции) была противоменингитная сыворотка д-ра Флекснера и д-ра Джоблинга из Института Рокфеллера, Нью-Йорк. Замечательная статистика умалчивала, что столь на первый взгляд волшебные результаты получились благодаря исключению неудобных данных. Было заявлено, что эта сыворотка, впервые испытанная весной 1907 года, привела к "полной революции". Что же сталось с этим чудесным средством во время ужасной вспышки менингита, унесшей 745 человек лишь за июль 1916 года и превратившей главный город Америки в город траура? Чудесная сыворотка Флекснера оказалась настолько неэффективна, что о ней едва упоминалось, а ее изобретатель признался, что "в настоящее время не существует какого-либо специального средства или способа излечения".

Впоследствии выяснилось, что это заболевание, известное также как сыпной тиф, по крайней мере согласно бактериологическому анализу, выходит далеко за рамки детского. Оказалось, что его вспышки часто происходили в военно-спортивных лагерях среди молодых людей. Это настолько подозрительно происходило как раз вслед за противотифозными и другими прививками, что весьма вероятно, что эти меры вместо защиты здоровья становились иногда непосредственной причиной болезни. В связи с этим мы теперь перейдем к нескольким урокам, которые можно извлечь из прививочных экспериментов, ставившихся на наших военных во время двух мировых войн.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Около двадцати случаев заболевания, названного параэнтеритом, из которых четыре были смертельными, приписали употреблению в пищу этих пирогов со свининой, в заражении которых обвинялась мисс Робертс.
2 First ed., p. 293.
3 Evening News от 4 июня 1920 г.
4 20 марта 1909 г.
5 Там же.
6 p. 371 (1901).
7 Aseptic Surgical Technique, by Hunter Robb, M.D.
8 См. Заключительный отчет Королевской комиссии по вивисекции, стр. 29.
9 См. The Vaccination Inquirer за февраль 1909 г., стр. 178.
10 Les Annales, Paris, April, 1908.
11 Plague in India, by Charles Creighton, M.D.
12 Выделение курсивом добавлено.
13 Выделение курсивом добавлено.
14 Эти вычисления основаны на доантитоксиновом периоде с 1880 по 1894 гг. Если бы сравнение было с периодом с 1879 по 1893 гг., то рост составил бы уже 33,88%. Данных начальника Службы регистрации актов гражданского состояния недостаточно, чтобы в полной мере подтвердить предположение, что много предыдущих смертей от крупа могли считаться дифтерией.
15 Часть таблицы XXXIV на стр. XIV отчета начальника Службы регистрации актов гражданского состояния за 1916 г. (Англия и Уэльс).
16 The Times, 15th December, 1930.

Лечение бешенства по Пастеру ГЛАВА XVII   Оглавление книги о Пастере и Бешане ОГЛАВЛЕНИЕ   ГЛАВА XIX Глава XIX книги Э. Хьюм о Бешане и Пастере