Оригинал здесь

ПО МАТЕРИАЛАМ ДОКЛАДА, ПРОЧИТАННОГО НА XLV КОНГРЕССЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ГОМЕОПАТИЧЕСКОЙ ЛИГИ ВРАЧЕЙ (LMHI)
В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ (КАЛИФОРНИЯ) 19 МАЯ 2010 Г. И ОПУБЛИКОВАННОГО В AJHM 103:214 В 2010 Г. И 104:13 В 2011 Г.

Сегодня я хочу поговорить об аллопатической медицине — той самой, в среде которой все мы выросли и которой были обучены; о предмете, который гомеопатам обычно обсуждать неприятно, поскольку они пожертвовали более приметной и прибыльной карьерой, отвергнув основные принципы аллопатии. Тем не менее меня как мотылька к огню неудержимо тянет к этой теме, и тому виной две основные причины. Первая причина личная и связана прежде всего с тем, почему я стал гомеопатом: я не был излечен с помощью гомеопатии и не был свидетелем какого-либо поразительного исцеления, но я чувствовал откровенно вопиющие противоречия в моем медицинском образовании, и это вызвало у меня беспокойство на интуитивном уровне задолго до того, как я смог осознать проблему.

Практические дилеммы, с которыми я столкнулся в палатах крупной городской больницы, привели меня к сомнениям в ценности того, что мне преподавали, и к изучению философии до углубления в практику. И то, и другое оказалось вредными привычками, с тех пор влияющими на мою карьеру и углубившими мое чувство отчужденности от профессии, которую я ранее считал своей. Задолго до того, как я увидел, что гомеопатия излечивает пациентов, я ухватился за нее как за спасательный круг, поскольку она дала мне метод делать то, что я уже пытался делать, целостную систему мышления, которая по-прежнему работает и имеет смысл для меня, а также медицинскую практику, которой я могу, наконец, гордиться.

Тридцать шесть лет изучения и применения гомеопатии лишь еще более убедили меня, что гомеопатическое мировоззрение и систематическая критика гомеопатией медицины сегодня даже еще актуальней, чем во времена Ганемана — долговечность, находящаяся в разительном контрасте с системой, которая почти уничтожила гомеопатию и которая сохраняет свое влияние благодаря мощной подпитке постоянных стремительных изменений. В течение одного поколения после смерти Мастера аллопатическая школа уже превратилась в нечто такое, что он вряд ли бы узнал, а после Второй мировой войны она возвысилась и стала доминирующей формой медицины и в сущности моделью здравоохранения во всем мире.

Вот почему я думаю, что мы делаем огромную ошибку, приписывая наше поражение и низкий статус какой-то комбинации аллопатических преследований, наших собственных внутренних разногласий и неспособности общественности понять наши высшие истины, какое бы отношение к делу все эти факторы ни имели. Невозможно не признать, что произошла великая революция в человеческом мышлении, которая создала современную медицинскую науку, и преобразования ее настолько ошеломляющие и настолько радикальные по своим последствиям, что "конвенциональная медицина", наш собственный привычный продезинфицированный и снисходительный термин для нее, является лишь эвфемизмом для опошления этого достижения, если вообще не полной противоположностью истине.

Это подводит меня к философии, второй причине этого выступления, целью которого является определить и сформулировать то, что мы когда-то знали, но почему-то позабыли, и то, что мы думаем, что знаем, но никогда не трудились ставить под сомнение. Здесь я использую этот термин (философия. — Прим. перев.) как в его обычном значении, то есть как исследование самых основных принципов предмета, так и в более узком, более техническом смысле, как методологию для объединения этих принципов в единую систему мышления, логически выведенную из нескольких простых аксиом и постулатов, которые не могут быть доказаны или опровергнуты в ней, вполне в духе причудливого определения Бертрана Рассела:

…Позиция философии — начать с чего-то настолько очевидного, что кажется бесполезным с него начинать, и закончить чем-то настолько парадоксальным, что никто в него не поверит¹.

Классическая гомеопатия превосходно соответствует этому описанию, так как все ее основные принципы аккуратно выложены перед нами, начиная с жизненной силы и совокупности симптомов — оба эти принципа являются, по существу, прописными истинами, а также закон подобия, который даже Ганеман признавал не полностью поддающимся научному доказательству². Но затем эти принципы приводят к одному лекарству, минимальной дозе, теории миазмов и законам излечения, и все это кажется уже диковинным и даже невероятным для большинства людей, но так же неизменно следует из первых трех принципов, как за ночью следует день.

Как раз по противоположным причинам, на мой взгляд, даже не предполагается, что аллопатическая медицина является системой. Это сбивающее с толку нагромождение методов и процедур с откровенно антифилософской позицией, и это похоже на заговор с целью сохранить ее основные концептуальные схемы скрытыми от глаз и противостоять простым формулировкам. Моя задача, таким образом, следующая: убедить вас в том, что сами аллопаты склонны отрицать: аллопатическая медицина опирается на развитую всеобъемлющую четко определенную концептуальную систему, но она так ограничена в своей методологии, что мы должны найти определенные инструменты на стороне, чтобы ее откопать и реконструировать. Вот почему мы обязаны сделать это ради себя самих так же, как и наши аллопатические коллеги, чтобы понять, чтó они делают и как они думают, и определить основные принципы и допущения, которые они сами не желают признавать.

Поскольку аллопатическая система также способствовала созданию непреходящих ценностей и так как она продолжает существовать, моя тема выходит далеко за свои пределы и ведет к более открытой и полной концептуальной схеме, которая может вместить обе точки зрения и, возможно, даже другие, пока неизвестные нам. Поэтому наша высокая миссия заключается в том, чтобы помочь идентифицировать и разработать этот новый синтез, и мы готовы делать это вместе с единомышленниками-врачами и целителями всех убеждений во всем мире.

1. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЭТО СИСТЕМА?

Попытка выявить и охарактеризовать философию аллопатической медицины в целом начинается с очевидного вопроса: может ли это огромное предприятие, которое не имеет общей философии здоровья и болезни и никакого желания его иметь, вообще рассматриваться как система? Среди наиболее ясных и решительных заявлений, что она не может и не должна рассматриваться как система, одно принадлежит Клоду Бернару, великому французскому физиологу XIX в., который яcно предсказал и изложил столь многое из того, чем в действительности оказалась современная медицина:

Ни врачи, ни физиологи не должны воображать, что их задача состоит в поиске причины жизни и сущности болезни. Было бы совершенно напрасно тратить чье-то время на рассмотрение фантома. Слова "жизнь", "смерть", "здоровье" и "болезнь" не имеют объективной реальности. Когда физиолог обращается к "жизненной силе", он не видит ее, он только произносит слово. Только живое явление существует со своими материальными условиями: это единственное, что можно изучить и узнать³ (курсив мой. — Р. М.).

Поскольку медицина действительно стала эмпирической наукой, основанной в значительной степени на эксперименте, разумно предположить, что у нее больше нет ни малейшей потребности придерживаться какой-либо фиксированной догмы, идеологии или философии, и она не может лишиться ничего ценного из-за их отсутствия. Однако сегодня и гомеопаты, и аллопаты, врачи и пациенты, обычно думают и говорят о медицине, как будто она на самом деле представляют собой некую систему, в то время как широкий неформальный консенсус, по-видимому, действительно существует на всех уровнях общества относительно того, какого рода вещи ей принадлежат, и что другие, в том числе различные формы альтернативной медицины, лежат вне ее пределов, хотя граница между ними постоянно меняется.

Похожая демаркационная линия проявляется в существовании "медицинского андеграунда", обширной процветающей контркультуры, с ее собственной промышленностью и даже черным рынком, его поддерживающим, заполненного людьми, страдающими от различных болезней, и бесчисленными группами поддержки, созданными от имени пациентов и активно продвигаемыми в Интернете и в других местах. Все эти несомненно спонтанные события указывают на четкое или хотя бы общепринятое различие между диагностическими и лечебными процедурами, лекарствами, операциями и другим технологиями, которые рекомендованы медицинским истеблишментом, и почти столь же густонаселенной и развитой вселенной всего остального, которое не рекомендовано им.

Но самым убедительным свидетельством является характер и размер самого медицинского сообщества, бесчисленные легионы студентов, врачей-стажеров, лекторов и руководителей студенческих групп, частнопрактикующих врачей и врачей-ординаторов, специалистов, врачей-консультантов, частнопрактикующих и штатных медсестер, больничных работников, лаборантов, техников и ученых-исследователей, подкрепленные огромным медико-промышленным комплексом учреждений и корпораций, которые обслуживают их, разрабатывая новые процедуры и производя лекарства и оборудование. Они составляют чрезмерную долю в нашей экономической и культурной жизни, но продолжают расти и размножаться в геометрической прогрессии без эффективного регулирования или ограничения. Как колоссальная колония муравьев с вторичными и отпочковавшимися колониями в глобальном масштабе, эта самовоспроизводящаяся цепь товаров и услуг не может продолжать функционировать, не говоря уже о том, чтобы воспроизводить себя из поколения в поколение, если ее разнообразные члены не знают, как выполнять предназначенные им роли и не понимают свои отношения с начальством, коллегами и подчиненными. Само существование коллективного предприятия в таких масштабах четко предполагает элементарную концептуальную схему того, как удержать все это вместе, определить все роли, создать все позиции и обучать людей, которые в конечном счете их заполняют.

Если мы думаем о медицинской системе как о сложной взаимосвязанной институциональной структуре, намного легче понять, что концептуальный клей, удерживающий все это вместе, менее связан с ее конкретным содержанием, которое меняется от одной части системы к другой, чем с общей методологией, правилами, методами и процедурами, регулирующими применение фундаментальных наук, — анатомии, физиологии, биохимии, микробиологии, патологии и прочих, с их приложениями к различным клиническим специальностям. Взятые вместе, эти руководящие принципы указывают, каким образом мы можем приобрести действительно полезные научные знания о живых существах и какие другие виды исследований следует избегать.

Хотя наша современная парадигма не стала доминирующей вплоть до появления микроскопической анатомии и аналитической химии во второй половине XIX в., ее сущность была уже четко различимой в работе анатомов эпохи Возрождения и увековечена в шедевре Рембрандта "Урок анатомии доктора Тульпа"⁴, прославляющем тот же жанр причинного мышления, который современные врачи до сих пор используют для постановки диагноза.

После рассечения и демонстрации мышц предплечья трупа, профессор, изображенный на картине, ставит зажим на общую фасциальную оболочку сухожилий сгибателей и наслаждается ожиданием на лицах своих учеников, прежде чем он снимет зажим и холодные как камень пальцы послушно поднимутся в ответ.

Революционная концепция механической причинности, продемонстрированная в открытиях, вдохновившая таких великих художников как Леонардо да Винчи и Микеланджело покупать украденные трупы с целью самостоятельного их изучения, получила, пожалуй, классическую формулировку два столетия спустя, на этот раз в словах Клода Бернара, элегантно обобщившего научные истины, которые до сих пор живы в сегодняшней медицине:

То, что мы называем непосредственной причиной явления, не что иное, как физическое и материальное условие, при котором оно существует или появляется. Цель экспериментального метода и границы всякого научного исследования одинаковы для живых и неодушевленных тел: он состоит в поиске отношений, которые соединяют явление с его непосредственной причиной, или, иначе говоря, в определении условий, необходимых для возникновения явления. Когда экспериментатору удается изучить необходимые условия явления, он в некотором смысле овладевает этим явлением: может предсказать его появление и протекание, может способствовать ему или предотвратить его по своему желанию. Поэтому мы определим физиологию как науку, цель которой заключается в изучении явлений существования живых организмов, а также в определении материальных условий, в которых они появляются⁵ (курсив мой. — Р. М.).

Не довольствуясь более простым исцелением больных, современная медицина стремится к достижению эффективной власти и контроля над каждым идентифицируемым аспектом жизненного процесса. То, что предвидел Бернар и чего добиваются регулярно его преемники, это приобретение знаний и разработка средств для искусственного регулирования биологических явлений, более или менее по желанию, в предположении, что наши первичные более субъективные цели в конечном счете осуществятся. Сейчас, как и раньше, экспериментальный метод в биологии человека по-прежнему состоит из тех же простых шагов:

1. описание изучаемого явления
2. определение его составных частей
3. выделение его физико-химических "причин", и
4. разработка соответствующих технологий для работы с ними
5. с по возможности минимальным нарушением работы остальной части организма.

В другом месте Бернар блестяще, с полной ясностью выражает свое понимание того, что путь к научным знаниям в медицине не менее чем в физике и химии заключается в количественном и качественном определении и измерении:

Здоровье и болезнь — не два кардинально различных состояния, как думали древние практики. Это устаревшие медицинские идеи. На самом деле между этими двумя состояниями различия существуют только относительно степени: чрезмерное увеличение, диспропорция и диссонанс нормального явления представляет собой болезненное состояние⁶ (курсив мой. — Р. М.).

Можно легко не заметить в этих заявлениях важный подтекст: все, что не может быть подразделено, оценено вещественно и количественно таким способом, вообще не нужно и не требуется изучать, так как оно не может быть определено строго или понято в каком-либо полезном или значимом смысле. Теперь я понимаю, что стал гомеопатом отчасти и для того чтобы восстановить субъективные аспекты человеческого опыта, которые были принижены в своем значении и по большей части изгнаны из медицинской практики. Подобно тому, как я восхищаюсь и до сих пор пытаюcь добиться тщательного рассуждения и йогической дисциплины, которые необходимы для занятий экспериментальной наукой, я не могу принять философию исцеления больных, которая стремится отвергнуть индивидуальность пациента и красоту и богатство человеческой жизни, которые следуют из этой индивидуальности.

Далее я попытаюсь доказать, что этот грех упущения также таит в себе опасность для пациента не только потому что это делает ошибки, связанные с человеческим фактором, чаще и серьезней, но также и особенно тогда, когда призовая цель успешно достигнута. Какими бы благородными мотивами они ни руководствовались и каким бы благоприятным ни был результат, стремление насильственно руководить жизненными процессами автоматически создает неразрешимые этические и практические дилеммы, которые во многом повлияли на нынешний кризис в нашей приведенной в боевую готовность, нефункциональной и совершенно неправильно называемой "здравоохранительной" системе.

2. СКРЫТОЕ НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД: ПОБОЧНЫЕ РЕАКЦИИ НА ПРИВИВКИ

Я начну с примера прививок — предмета, о котором я думал в течение большей части своей карьеры, и не в последнюю очередь потому что США требуют проведения прививок всем детям в таких масштабах, какие не имеют аналогов в развитых странах мира, и это драматическое обстоятельство вызывало мой интерес к данной проблеме. Смутное беспокойство, которое я всегда чувствовал в отношении обязательности прививок, стало осмысленней, когда я заинтересовался гомеопатической медициной, напомнившей мне очевидную, но забытую истину, что лекарства способны вызывать совокупность, или массив, симптомов, а не только один, который интересует нас в данный момент. Вакцины же, чтобы считаться эффективными, должны достигать только двух ограниченных и предопределенных целей, а именно:

1. значительно снижать заболеваемость соответствующей естественной болезнью, и
2. давать измеримый титр специфических антител в крови.

Но то, как они достигнут этих результатов, т. е., каков их настоящий механизм действия, и что еще они совершат попутно, не считается интересной темой. Во всяком случае, говорят об этом редко.

До какой степени этот вопрос игнорируется, видно из истории десятилетнего мальчика, у которого вскоре после прививки MMR развился нефротический синдром. Это один из наиболее ярких и наиболее очевидных примеров негативной реакции, которая известна мне лично, но категорически не признавалась всеми несомненно искренними и благонамеренными врачами, которые его лечили. Хотя он жил почти за тысячу миль от меня и я знаю о нем только из письма его матери, ее слова были настолько сердечными и совпадающими с остальным моим опытом, что я не могу представить, что это не чистая правда.

Мой сын Адам был здоров до того, как он получил первой прививки MMR в возрасте пятнадцати месяцев. В течение первых двух недель у него возник кашель и простудные симптомы, которые держались на протяжении шести недель. У него отекли глаза, и он был госпитализирован с диагнозом нефротического синдрома. Почечная биопсия показала "очаговый склерозирующий гломерулонефрит", но при этом сын не реагировал на стероиды. Я спросила, может ли его болезнь быть связана с прививкой, но мне сказали, что такого быть не может, и мы согласились с этим. В течение следующих четырех лет сына то и дело госпитализировали, но потом наступила ремиссия. Он казался нормальным и здоровым и не принимал никаких лекарств в течение пяти лет.

Когда ему исполнилось десять лет, педиатр рекомендовал сделать бустерный укол, заявив, что заболеваемость корью растет и для моего сына может быть опасным оставаться без защиты. Я изучила "Настольный справочник врача" и другие источники, но не нашла упоминания о болезни почек в связи с этой вакциной. Болезнь почек также не упоминалась в списке неблагоприятных реакций на вакцину, поэтому я согласилась на бустерную прививку сыну. Менее чем через две недели случился рецидив: протеинурия 4+, отеки, увеличение веса. Эти симптомы мы узнали сразу. Сын был госпитализирован с гипертоническим кризом. У него была кровь в моче, жидкость в легких и значительное увеличение веса. Принимая цитоксан, большие дозы преднизона и еще три препарата, он медленно пошел на поправку, но пропустил из-за болезни семь месяцев, остававшиеся в учебном году.

Минуло уже два года после того ужасного случая, но мой сын до сих пор должен принимать каптоприл от высокого давления, протеинурия каждый день 4+. Врач говорит, что у него серьезно повреждены почки, что он всю жизнь будет вынужден принимать лекарства от высокого давления, что с возрастом его состояние будет ухудшаться и в итоге потребуется трансплантация. Сейчас я убеждена, что своим тяжелым состоянием сын обязан прививке, но доктора до сих пор не принимают меня всерьез и утверждают, что это было совпадением.

Я искала информацию везде, где только возможно, и даже связалась с производителем вакцины. В конечном итоге они направили мне два отчета с сообщениями о нефротическом синдроме, последовавшем за использованием вакцины MMR. Для обычных людей, не профессионалов, очень сложно получить информацию и даже просто задавать вопросы, поскольку мы не владеем медицинской терминологией и чувствуем себя глупо. Пожалуйста, подскажите мне, правильны ли мои предположения. Я не думаю, что следовало разрешать бустерную прививку сыну, и я считаю, что его давление и почки были бы в порядке, если бы не эта вторая прививка.

Я также очень беспокоюсь о других детях, у которых развился нефротический синдром спустя несколько недель после прививки MMR, и чьи доктора никогда не усматривали связи между вакцинацией и возникновением синдрома. Все они сильно рискуют, если будут ревакцинированы. Я понимаю, что это письмо отнимет у Вас много времени, но я буду рада любой помощи, какую Вы можете мне оказать. Если бы мы жили ближе, я бы пришла к Вам на прием лично, так что не стесняйтесь выставить счет. Спасибо⁷.

Эта женщина уже не сомневалась, что жизнь ее сына была разрушена и, в сущности, сокращена прививкой, но не собиралась подавать в суд на фармацевтическую компанию, которая произвела вакцину, и на врача, который сделал прививку, или обращаться в Национальную программу компенсаций увечий от прививок (VICP), что могла законно сделать, и это говорит об отсутствии скрытых мотивов и только является подтверждением ее истории. Она написала мне исключительно для независимого подтверждения того, что она дважды видела собственными глазами и с последствиями чего вынуждена была жить. Причинно-следственная связь здесь очевидна для любого восьмиклассника со средними способностями. Тем не менее даже тогда, когда производитель вакцины сам, хоть и с опозданием, представил два почти идентичных случая, все врачи мальчика независимо друг от друга без колебаний продолжали считать его несчастье совпадением. Сегодня, спустя почти двадцать лет, почечная недостаточность все еще не признана в качестве побочного эффекта прививки MMR, — упущение, которое привело бы к поражению мальчика в суде, если бы его мать туда обратилась. Это явное несоответствие между требующей дорогостоящего лечения болезнью мальчика и легкостью, с которой врачи и производители вакцин избегают ответственности, является глубокой тайной, которая вдохновляет мое сегодняшнее выступление.

Согласно официальным инструкциям, ущерб от прививок заслуживает компенсации, если может быть продемонстрирован обязательный и предсказуемый эффект этого конкретного агента. За одним или двумя исключениями, все перечисленные осложнения — внезапные, острые и тяжелые реакции, которые полностью проявляются в течение нескольких часов или самое большее нескольких дней после прививки и приводят к смерти или постоянному увечью. Классическим примером является анафилаксия, которая, как ни странно, может возникнуть после любой прививки и, следовательно, не имеет специфичности вообще.

ПОДЛЕЖАЩИЕ РЕГИСТРАЦИИ РЕАКЦИИ НА ПРИВИВКИ⁸

Что касается хронических болезней, только две, происходившие с достаточной частотой, серьезно рассматривались для включения в список, а именно DPT-энцефалопатия и аутизм, и обе эти болезни, как правило, появляются постепенно, через несколько дней или недель после прививки, и проходят хроническое развитие как самоподдерживающиеся болезни. В обоих случаях врачам, защищающим обязательные прививки и часто имеющим финансовые и другие связи с промышленностью, удалось не включить эти болезни в список или по крайней мере ужесточить правила их признания в такой степени, что почти все требования о возмещении ущерба отклоняются, как бы ни были катастрофичны последствия.

DPT-энцефалопатия получила значительную известность в 1980-х годах, когда тысячи детей с повреждением мозга добились больших компенсаций в судах или удовлетворение исков против производителей, и эти масштабные неописуемые осложнения неохотно были признаны осложнением добросовестной услуги — трехкомпонентной вакцины, особенно ее цельноклеточного компонента. Вот типичный случай, присланный мне адвокатом, который занимался им, связанный с трехлетним мальчиком, тяжело отреагировавшим на первую прививку DPT (вакцина АКДС. — Прим. перев.) и получившим необратимые поражения мозга после второй:

Наша фирма представляет интересы ребенка, который родился нормальным и здоровым во всех отношениях. После первой DPT в шесть недель он начал отставать в росте, у него проявились многочисленные признаки задержки развития, и ему был поставлен диагноз задержки развития, но затем он начал медленно восстанавливаться. В пять месяцев он получил вторую прививку DPT, и задержка развития стала намного тяжелее. Он так и не выздоровел. Теперь ему три года, умственные способности его соответствуют возрасту полутора лет. Я убежден, что его проблемы возникли в результате прививки DPT. С учетом того, что произошло после первой прививки, он не должен был получить вторую или по крайней мере коклюшный компонент⁹.

Хотя была предоставлена очень ограниченная информация, тяжелая и продолжительная реакция мальчика на первую прививку DPT, после которой он в конце концов выздоровел, должна была предупредить и в самом деле предупреждала его педиатра не делать вторую прививку, но та была просто отложена на несколько месяцев. Эта трагическая картина игнорирования предупреждения — более мягкая форма той же болезни с последующим восстановлением, а затем смерть или необратимые повреждения головного мозга после очередной прививки — подогрела негодование общественности, в ответ на которое конгресс принял в 1986 году Закон о компенсации увечий от прививок, по которому была создана Федеральная система сообщений и гарантирована компенсация увечий от прививок без слушаний в суде. Компенсация за все увечия от прививок должна была выплачиваться за счет налогоплательщиков, если было продемонстрировано, что вина лежит на прививках. В действительности, однако, эффект был как раз противоположным: резко сократились размер и число компенсаций, еще более ужесточились инструкции и энергичные контратаки врачей из прививочного истеблишмента, отвергавшие даже идею энцефалопатии как следствия прививки DPT, считая это простым совпадением:

Статья д-ра [Эварда] Мортимера является третьим контролируемым исследованием за последние месяцы, в котором изучался риск судорог и других острых неврологических заболеваний после прививки DPT. В этих исследованиях, включающих 230 000 детей и 713 000 прививок, никаких доказательств причинно-следственной связи между прививкой и постоянными болезнями нервной системы не обнаружено. Как видно из этих последних исследований, основная проблема заключается в неспособности отделить последовавшее от последствий. Сейчас последнее десятилетие XX в., и пришло время покончить с мифом об "DPT-энцефалопатии¹⁰ (курсив мой. — Р. М.).

К 1996 году, когда скандал поутих, Центр по контролю и профилактике заболеваний США и его Консультативный комитет по иммунизационной практике (ACIP), возглавлявшийся теми же врачами-адвокатами прививок, опубликовали официальный отчет об DPT-энцефалопатии. В довольно разумном тоне в этом документе кратко признавался факт погубленных жизней, но затем беспечно выдумывались три различных уровня возможного причинного влияния и делался вывод, что их невозможно было отличить друг от друга, после чего они смешивались все вместе в клубок путаницы, двусмысленностей и правительственной бюрократии:

Время от времени сообщается о редких, но серьезных неврологических болезнях, в том числе энцефалите, энцефалопатии и длительных судорогах после прививок цельноклеточной DPT. Трудно определить, были ли эти болезни вызваны прививками, или это только совпадение.
"Национальное исследование детской энцефалопатии" и другие представили доказательства, что DPT может приводить к энцефалопатии. Это происходит редко, но у детей, у которых острые неврологические нарушения проявились после прививки, значительно чаще, чем в контрольной группе, развивались хронические болезни ЦНС через десять лет, а с момента получения прививки DPT до развития осложнения проходило не более 7 дней.
Комитет предложил три возможных объяснения этой ассоциации:
1. Болезнь и дисфункция могут быть вызваны прививкой DPT;
2. Прививка DPT может спровоцировать эти реакции у детей с мозговыми или метаболическими нарушениями, но для этого необходимо присутствие и других стимулов, например, лихорадки или инфекции, и
3. DPT может вызвать острую реакцию у детей с такими нарушениями, которые неизбежно привели бы к хронической дисфункции даже без нее.
Имеющиеся данные не поддерживают превосходство одного объяснения над другими. Есть свидетельства причинно-следственной связи между DPT и заболеваниями ЦНС у детей, получивших острые неврологические болезни после прививки, но этих свидетельств недостаточно для определения того, возрастает ли риск развития хронических болезней ЦНС спустя 10 лет. В США ежегодно СВДС указывался как причина смерти в свидетельстве о смерти 5000–6000 младенцев. Так как пик заболеваемости приходится на возраст 2–4 месяцев, многие случаи тесной временнóй связи прививки DPT и СВДС следует рассматривать просто как совпадения (курсив мой. — Р. М.)¹¹.

Отчет Консультативного комитета бездоказательно предлагает возможность хронической реакции, но только если прививка к ней принуждает: единственный тип "причины", который он допускает, это тот, который достаточно силен, чтобы вынудить желаемый эффект в преобладающем числе случаев, то есть используется тот же стандарт, что когда-то предложил Клод Бернар. В соответствии с отчетом, DPT-энцефалопатия такого уровня не достигает, поскольку авторы утверждали, что они не могли различить пациентов, ставших жертвами прививок, у которых развилась болезнь, и тех, у кого уже была склонность реагировать таким образом, и у этих мягко болеющих или потенциально больных прививка ускорила болезнь или просто стала одной случайной причиной среди многих других возможностей заболеть, учитывая их предрасположенность.

Другими словами, чтобы быть признанным жертвой и получить компенсацию, следовало доказать отсутствие какой-либо существовавшей до того склонности реагировать таким образом, несмотря на тот факт, что

1. Исключительно трудно доказать отсутствие какой-либо склонности, и в клинической практике почти невозможно представить себе ситуацию, где мы могли знать, что кто-то обречен или ему предопределено заболеть в будущем;
2. Почти каждая болезнь у каждого пациента требует существования как внешних болезнетворных воздействий, так и индивидуальной чувствительности или по крайней мере восприимчивости к ним; а также
3. Даже эксперты утверждают, что они не могут различить эти случаи.

В отчете Консультативного комитета постулируется неоднозначность, и тем самым просто отбрасывается понятие об DPT-энцефалопатии, то есть отчет близок к тому, чтобы сделать несостоятельными сейчас и в будущем любые иски, подразумевая, что там нет никаких других побочных реакций, и что их не может быть — таким образом, отчет незаметно опирается на тот же трюизм, так как при их строгом понятии о механической причинности всегда можно отвергнуть причинную связь, поскольку в конце концов всегда найдутся индивидуальные тенденции.

Отчет также непоследователен относительно второй причины, так как в нем утверждается, что почти все побочные реакции, которые комитет и суды признали, — острые реакции, встречающиеся крайне редко и четко связанные с очень высокой степенью предрасположенности, как мы видели. В обоих случаях обычный опыт, простая логика и здравый смысл противятся ограничению термина "причина" фиксированным квантом силы, вызывающей один и тот же эффект у большинства людей, ее воздействию подвергнувшихся, в то время как этот стандарт полезно применять только в таких неотложных ситуациях как хирургические вмешательства, автомобильные аварии, огнестрельные ранения и другие травматические повреждения, или анатомические вскрытия трупов, так как они по крайней мере более не восприимчивы.

Но самый важный недостаток этого отчета — его заключение, так как даже врожденная или уже существующая склонность реагировать определенным образом никоим образом не освобождает прививки от некоторой причинной роли в конечном результате. В любом из их гипотетических сценариев, даже в таком, какой фактически невозможно представить или допустить, если пациента постигло несчастье в результате прививки, оно, скорее всего не случилось бы, не будь прививки. Пытаясь опровергнуть слишком многое, сторонники обязательной вакцинации, таким образом, в итоге ничего не доказывают: в какой бы степени прививки ни способствовали болезни пациента, это, бесспорно, более чем совпадение.

В любом случае, именно так, как и следовало ожидать, к той же уловке регулярно прибегают, чтобы прекратить дискуссию вокруг аутизма, другого серьезного претендента на включение в официальные инструкции, столь же явной, характерной и гораздо более распространенной формы серьезного повреждения мозга у детей. Название этой болезни было дано психиатром Лео Каннером в 1943 году — как ни странно, всего через год после введения вакцины DPT, а с 1990-х эта болезнь диагностируется со все возрастающей частотой, вплоть до того, что сегодня, всего два десятилетия спустя, установлено, что она поразила десятки миллионов молодых людей, и даже Центр по контролю и профилактике заболеваний США вынужден оценить заболеваемость восьмилетних детей¹² примерно в один процент — таким образом, эта болезнь на сегодняшний день признана ведущей причиной повреждения мозга у американских детей.

И здесь пока что общественное возмущение в некоторой степени сдерживается и даже рассеивается с помощью многочисленных исследований, предназначенных продемонстрировать отсутствие причинно-следственной связи с MMR или любой другой вакциной, на фоне массы неофициальных свидетельств и доказывавших обратное хорошо продуманных исследовательских работ, обращая против них те же самые аргументы. Как и в случаях DPT-энцефалопатии, официальные исследования не были эмпирическими суждениями, основанными на фактических историях жертв, а представляли собой чисто статистический анализ, основанный на политике вакцинации каждого, которая выбрасывает даже эти миллионы разрушенных жизней в мусорную корзину предрасположенных и поэтому пострадавших лиц, так что несчастье нельзя приписать какой-либо определенной прививке — редкий случай, когда я согласен с выводом.

Неопровержимое доказательство причинной связи с конкретной прививкой ищут обе стороны, несмотря на тот факт, что единственная существующая в настоящее время методология практически гарантирует невозможность когда-либо найти его. Как и поиски Святого Грааля, поиски последствий конкретных прививок — мираж, плод воображения, вызванный нашим ограниченным пониманием причины и следствия и застилающий наш взор. Хотя все они происходят с определенной частотой, даже неблагоприятные реакции, которые предполагают противники прививок, — DPT и энцефалопатия, DPT и СВДС, MMR и аутизм, гепатит В и аутоиммунные болезни — это все обширные видовые патологические категории, которые недостаточно определены и документированы, чтобы их можно было применять к анализу эффектов других прививок.

Аутизм, например, в значительной степени просто другое название для повреждения мозга, или энцефалопатии, и также был диагностирован после вакцинации DPT¹³, в то время как о СВДС сообщалось как о следствии прививки от гепатита В¹⁴, и это может быть больше связано с особой уязвимостью в раннем детстве, чем с конкретной прививкой, которую делали в это время. Что касается прививок от гепатита В и постоянно растущего списка аутоиммунных болезней, которые до сих пор связывают с ними, мой собственный опыт приводит к выводу, что феномен аутоиммунности является важным компонентом действия всех вакцин и, как правило, будет обнаружен всюду, если его поискать, как показатель хронического процесса.

Это подводит меня к побочным реакциям, которые я видел в своей собственной практике и которые являются достаточно общими, чтобы быть, скорее, правилом, чем исключением. До прививки у ребенка могли быть латентные или уже манифестирующие состояния, которые, вероятно, могли быть ускорены, активизированы, усилены и сделаны хроническими из-за воздействия любой вакцинации, и таких состояний у одного ребенка может быть два и больше. По всем этим причинам я рассматриваю побочные явления прививок как неспецифические реакции на сам прививочный процесс, а не на какую-либо конкретную прививку. Все прививки без исключения связаны с определенной восприимчивостью или существующей у этих лиц тенденцией реагировать таким образом, что это становится характерным для них; следовательно, они не могут претендовать на компенсацию и часто невидимы для врачей и родителей, пока ребенок восстанавливается в течение длительного периода времени, а затем происходит быстрый рецидив после введения другой вакцины или комбинации вакцин.

Педиатры и семейные врачи обычно имеют дело со всем спектром нарушений и болезней во всем диапазоне их тяжести — с астмой, экземой, средним отитом, синуситом, аллергией, СВДГ, аутизмом и проблемами обучения и поведения, а также различными более редкими диагнозами и с идиосинкразическими реакциями, которые не имеют названия вообще. Как и любой первичный иммунный ответ, обычно они развиваются за 14 дней или больше и, таким образом, попадают в категорию хронических, а не острых болезней, и легко могут остаться незамеченными, как мы видели, но вовсе не обязательно они незначительны или безобидны.

Вот несколько типичных случаев. Начну с одного из самых простых для узнавания и понимания: 18-летняя девушка, у которой после нескольких лет хорошего здоровья стремительно вернулись имевшиеся в прошлом обсессивно-компульсивное расстройство и энурез, когда она получила повторную прививку MMR, с недавних пор требуемую в колледжах:

С раннего детства моя пациентка, ныне 18-летняя девушка, готовилась к поступлению в колледж. В начальной школе она страдала от энуреза и различных навязчивых симптомов, которые смогла полностью преодолеть с помощью Arsenicum album в различных потенциях. В течение десяти лет у нее практически не было никаких симптомов, и болезнь не повторялась. В течение недели после требуемой повторной прививки MMR в полной силе вернулись ночное недержание мочи и обсессивно-компульсивное расстройство, и она впервые самостоятельно обратилась за лечением. Одна доза Arsenicum album 1M помогла быстро и эффективно, и девушка, повторяя лекарство в редких приемах, с блестящей успеваемостью завершила начальный двухлетний курс в одном из ведущих гуманитарных колледжей. Затем она окончила колледж с отличием, прошла без серьезных трудностей нелегкую стажировку в сельской местности в Латинской Америке и не нуждается в дальнейшем лечении¹⁵.

Другой типичный пример — история 15-месячной девочки, которая уже одиннадцать раз перенесла ушную инфекцию и прошла одиннадцать курсов антибиотиков, когда я увидел ее:

Во всем остальном вполне здоровая, пухленькая девочка 15 месяцев оказалась у меня на консультации с повторной ушной инфекцией, которая никогда до конца не проходила, несмотря на одиннадцать курсов антибиотиков. После нормально протекавшей беременности и легких родов, ее мать не обращалась к медсестре, но в возрасте двух месяцев у ребенка в первый раз развилась ушная инфекция с температурой 39,5° С вскоре после первой прививки комбинированной вакциной, содержащей DPT, Hib и полиомиелитный компонент. Все последующие обострения проходили без подъема температуры, большинство из них сопровождались раздражением и криком, ребенок тянул ухо и успокаивался, только когда его носили на руках, но два раза у нее не было никаких симптомов, и ее лечили просто потому, что педиатр обнаруживала жидкость в ухе через отоскоп. Оба раза развивалась стойкая диарея.

Я попросил родителей прекратить на время прививки, дал девочке дозу Calcarea carb. 200 профилактически и назначил принимать Pulsatilla 30X по мере необходимости при обострении болезни. Две недели спустя ее она вновь заболела, началась сильная лихорадка с высокой температурой, громким криком, и за день или два эта болезнь прошла на Pulsatilla. К следующему посещению три месяца спустя девочка полностью вылечилась и была здорова во всех отношениях. С тех пор прошло более трех лет, в течение которых у нее не было никаких ушных инфекций, никаких антибиотиков и никаких прививок¹⁶.

Как это часто бывает, связь с прививками вначале казалась незначительной, единственным четким указанием было только первое заболевание в два месяца после первой прививки DPT, Hib и полиовакцины, после чего состояние стало хроническим, и прививки позднее ничего не меняли. Поразительным было то, что после гомеопатического лечения болезнь протекала в точности как в самый первый раз, с лихорадкой и сильной болью в ухе, и выздоровление было полным. Этот и подобные ему случаи научили меня относиться к сильной лихорадке как к благоприятному проявлению крепкой жизненной силы и здоровой иммунной системы, которые могут энергично реагировать на инфекцию, как, вероятно, и запрограммировано.

У другой девочки проявилась своя собственная характерная картина рецидивирующей ушной инфекции в ответ на две различные комбинации вакцин, вначале — DPT, Hib и полиовакцины, а затем, даже сильнее, на MMR:

У 10-месячной девочки начался средний отит с высокой температурой, сильной болью в ухе, громким криком, уже в пятый раз с двухмесячного возраста. Каждый раз болезнь начиналась вскоре после окончания приема антибиотика, назначенного для лечения предшествующего эпизода. Уже до этого она росла нервной после того, как мать отняла ее от груди, чтобы вернуться на работу, и у ребенка появилась красная сыпь в ответ на искусственную молочную смесь. Все эти симптомы усилились вскоре после ее первой прививки DPT, Hib и полиовакциной и достигли своего апогея две недели спустя, когда началась ее первая болезнь с ушной инфекцией, высокой температурой и сильной болью в ухе. После этого ребенок получил только прививку вакциной DT, на которую она никак не отреагировала, но ушные инфекции непрестанно повторялись.

На гомеопатическом лечении приступы болезни быстро прекратились, но через шесть месяцев ее родители развелись, и отец взял девочку на прививку вакциной MMR. Быстро последовали один за другим три эпизода типичной ушной инфекции и три курса антибиотиков. Вновь ее мать принесла ребенка на прием, ребенок вновь хорошо отреагировал на гомеопатию и оставался в целом в хорошем состоянии здоровья, несмотря на склонность к рецидиву, когда девочка посетила отца, а тот побаловал ее молочными продуктами и отвел к педиатру за полным набором прививок и антибиотиков. Я по-прежнему изредка видел ее, последний раз как восемнадцатилетнюю студентку колледжа. Ушные инфекции у нее давно прошли, и когда она болеет, ее крепкая иммунная система помогает ей реагировать остро и энергично, и она каждый раз быстро выздоравливает¹⁷.

Четвертый случай — у ребенка, здоровье которого было сильно подорвано при рождении, после его первых вакцин DPT и Hib развился стойкий круп, признаки умственной отсталости и другие хронические жалобы, что заставило его мать отложить вторую серию прививок на многие месяцы, но это не помогло избежать резкого рецидива, как только ребенок их все же получил:

Пятнадцатимесячный мальчик был доставлен на консультацию из-за крупа, периодических простуд, опухания желез и проблем с развитием. Родился у матери с диабетом, весил при рождении восемь фунтов (3630 гр. — Прим. перев.) и провел много недель в отделении интенсивной терапии новорожденных с цианозом и нестабильным уровнем сахара в крови из-за "недоразвитых легких". В первые три месяца его также мучили колики и диарея с тошнотворным запахом стула, которая прекратилась, когда мать убрала из своего рациона пшеницу. В трехмесячном возрасте, вскоре после своей первой прививки комбинированной вакциной, содержащей DPT, Hib и полиомиелитный компонент, он стал очень беспокойным, бледным, железы опухли, и все это продолжалось в течение нескольких месяцев и завершилось длительным приступом крупа, высокой температурой и впадением груди, вследствие чего он был госпитализирован и получил внутривенно кортикостероиды. Но кашель сохранялся так долго, что мать решила отложить вторую серию прививок, пока он не выздоровеет. Когда ребенку исполнилось двенадцать месяцев, она, наконец, сдалась, но крупозный кашель и опухание желез появились в течение нескольких дней после прививки, при этом почти точно с теми же симптомами, как и раньше.

Мальчик вошел в мой кабинет, выражая явно опасаясь незнакомых людей. У него был вид умственно отсталого с открытым ртом и обильными слюнями, он прятался за мать. После того как несколько лекарств ничего не дали, единственная доза Baryta сarbonica 200 вызвала такие изменения, что вся болезнь исчезла через несколько дней и больше не возвращалась. При следующем посещении через месяц его мать была в восторге. Впервые, несмотря на разгар зимы, у ребенка не было крупа и опухших желез, ребенок хорошо спал и казался гораздо более живым, интересующимся происходящим вокруг, и меньше боялся незнакомцев. Это было 6 лет назад, и я не видел его с тех пор, но опыт убедил его мать не прививать его снова, и она недавно звонила, чтобы сказать мне, что у него все хорошо со здоровьем и он развивается нормально "как другие дети его возраста"¹⁸.

Мой последний случай — мальчика четырех лет с тяжелой аллергической астмой с двухлетнего возраста, находящегося круглый год на лекарствах, который начал великолепно выздоравливать на гомеопатических лекарствах даже в разгаре сезонной аллергии, пока повторная прививка DPT не привела к немедленному глубокому рецидиву:

Астматик с двухлетнего возраста с положительной реакцией на широкий круг аллергенов, четырехлетний мальчик был доставлен для гомеопатического лечения, поскольку даже постоянные бронходилятаторы и ингаляционные кортикостероиды не могли предотвратить предыдущей осенью и зимой частые приступы крупа, причем некоторые из них потребовали также преднизона и антибиотиков. Шесть недель спустя после двух доз Kali iodatum 200 ему сократили лекарства в два раза, поддерживая пик-флоу на 150 или более, и он прошел через холодный период впервые без приступов астмы или каких-либо лекарств. В эмоциональном плане он был спокойнее и не таким диким, даже выражая сожаление после приступа ярости, чего никогда раньше не происходило.

В начале следующей осени в разгаре своего аллергического сезона он все еще оставался в хорошем состоянии на половинной дозе бекловента, был энергичен и в хорошем состоянии здоровья всю весну и лето с пик-флоу на рекордном уровне 150–175. Почти сразу же после повторной дозы DPT перед детсадом он заболел бронхитом, педиатр назначил антибиотики, и астма и аллергия вернулись к ребенку с прежней силой. Вновь он прекрасно отреагировал на Kali iodatum 200, и его состояние улучшилось за последние два года до такой степени, что он больше не нуждался в визитах ко мне или повторной дозе лекарства¹⁹.

Другими словами, побочные реакции, которые я регулярно видел, не просто отклонения, но предсказуемые осложнения самого процесса вакцинации, и, следовательно, они дают ценную подсказку, как в действительности работают вакцины. Заявляемой целью всех вакцин является стимулирование непрерывного синтеза антител на хронической основе в течение длительных периодов времени, в идеале в течение многих лет или десятилетий. Хронический характер также является главной чертой всех моих пациентов, и в сущности единственное, что у них общего, это проявление хронических или рецидивирующих вариантов того же самого широкого спектра болезней и нарушений, которые видит каждый педиатр. Например, история девочки с рецидивирующей ушной инфекцией, которая отреагировала на конституциональное лечение обострением, похожим на первый эпизод болезни, а после обострения полностью и надолго излечилась, иллюстрирует два простых, но важных урока:

1. Иммунная система служит "проводником", дающим острый и энергичный ответ на инфекцию, а также
2. Эффект вакцинации состоит в перепрограммировании клетки-хозяина не только на хронический ответ на данную вакцину, но и на неспецифический ответ на другие антигены.

Как именно вакцины добиваются этого, не совсем понятно для меня даже после десятилетий попыток в этом разобраться. Я знаю, что принуждение клеток иммунной системы укрывать чужеродные антигены в течение длительного периода времени, скорее всего, приводит к аутоиммунным явлениям, как только соседи признают их в качестве чужеродных, и в итоге к различным формам хронических болезней, в зависимости от клеток, тканей и органов, которые сенсибилизируются и служат мишенью. Чтобы понять, чтó это означает, сравним вакцинацию с процессом заболевания острой болезнью и последующим выздоровлением от нее, например, при кори. На превращение кори из бича, который убивал 20% населения, столкнувшегося с ней в первый раз, в нормальную детскую болезнь потребовались столетия адаптации, так что когда я заболел ею в возрасте шести лет, неспецифические механизмы уже были на месте и помогли мне и почти всем моим одноклассникам оправиться от нее без осложнений. Образовавшийся естественный иммунитет был постоянным и многослойным: частично специфическим, препятствующим нам заболеть корью когда-либо снова, независимо от того, сколько раз мы бы вновь столкнулись с ней, но также и неспецифическим, включающим массивную скоординированную мобилизацию всех компонентов иммунного механизма в целом — почти как церемония вручения дипломов, удостоверяющих, что наша система праймирована и готова реагировать остро и энергично, с какими бы инфекциями мы ни столкнулись в будущем. По обоим пунктам, возможности заболеть и восстановлению после острых болезней, было получено огромные преимущество для здоровья каждого человека и нации и человечества в целом.

Напротив, случаи, которые я представил, показывают, что искусственный иммунитет, полученный в результате прививок, является поддельным в обоих отношениях:

1. Специфический ответ антител лишь частичный и временный и не приводит к общей системной реакции, и
2. При выработке этих драгоценных антител непременно происходит замена программы острого реагирования, с которой человек рождается, на новые хронические реакции и феномен аутоиммунности.

Другими словами, если дети, привитые против определенной острой болезни, не в состоянии справиться с ней, это происходит потому что им навязан хронический ответ, лишающий их возможности реагировать остро не только в случае этой острой болезни, но и неспецифически на другие инфекции и антигенные проблемы.

Таким же образом беспрекословная готовность вводить столько разных вакцин, сколько мы захотим, опирается на невысказанное предположение, что каждая из них действует на иммунную систему отдельно, более или менее независимо от других, как всегда утверждали ведущие пропагандисты вакцинации. Но анализируя те общие реакции, которые я описал выше, нельзя не заметить совсем другую историю, а именно:

1. Все вакцины, в точном соответствии с их предназначением, способствуют развитию разнообразных аутоиммунных явлений и значительному увеличению частоты и тяжести хронических болезней, которые им соответствуют, а также
2. Эффект в некоторой степени пропорционален общему числу вакцин, полученных данным индивидом, и общей вакцинной нагрузке, которую получает население в целом.

Официальный календарь прививок на 2004 год Консультативного комитета по иммунизационной практике включал в общей сложности 22 отдельные вакцины в возрасте от рождения до двух лет, многие из которых содержат несколько различных компонентов²⁰:

ежегодная прививка от гриппа, начиная с 6 месяцев;
три прививки от гепатита В в первые 24 месяца, начиная с рождения;
три прививки DPT в 2, 4 и 6 месяцев и 4-я в 24 месяца, 3 Hib прививки в 2, 4, и 6 месяцев и четвертая в 12–18 месяцев, три прививки от пневмококка в 2, 4, 6 месяцев и четвертая в 12–18 месяцев;
две прививки от полиомиелита в 2 и 4 месяца и третья в 6–24 месяца;
одна прививка MMR в 12–18 месяцев, а также одна прививка от ветрянки в 12–24 месяцев.

Тот же источник перечисляет еще 25 отдельных вакцин, рекомендуемых или требуемых для детей от 2 до 18 лет²¹:

шестнадцать прививок от гриппа, по одной в год, с 2 до 18 лет;
три или четыре прививки от гепатита А в возрасте от 2 до 18 лет;
одна прививка DPT в 4–6 лет;
одна прививка DT в 11–12 лет;
одна прививка ИПВ в 4–6 лет;
одна повторная прививка MMR в возрасте 4–6 лет, а также
одна прививка от ветрянки в 4–6 лет (настойчиво рекомендуется).

В сумме это составляет 47 отдельных вакцин, которые ребенок должен получить до 18 лет, а сколько еще прививок впереди! Начиная с 2004 года, некоторые из них уже были добавлены или предлагаются: вакцина от ВПЧ для девочек-подростков, менингококковая и ротавирусная для всех детей обоего пола. Многие вакцины из этого списка были или вскоре будут рекомендованы и, возможно, обязательны для молодых людей, людей среднего возраста и пожилых, в то время как прививки от стрептококков группы А и СПИДа уже на подходе, планируются или прогнозируются на будущее, часто без какой-либо веской причины, но просто в силу технической возможности выпускать соответствующие вакцины.

Наконец, со времен Клинтона вакцины преподносятся как самое экономичное, самое эффективное и стратегически самое выгодное использование ресурсов здравоохранения, исходя, вероятно, из простого анализа затрат и выгод, то есть анализа соотношения между стоимостью вакцинации и стоимостью ухода при дополнительных случаях острой болезни, которые можно было бы ожидать при отсутствии этих прививок. Но как только мы учтем рост у детей частоты и тяжести случаев астмы, среднего отита, синусита, СДВГ, аутизма и всего остального и подсчитаем расходы на уход за десятками миллионов пострадавших от этих болезней, баланс затрат и выгоды будет совершенно другим.

Отнюдь не дешевая вакцинация, не говоря о ее влиянии на здоровье населения, представляет собой огромный скрытый фактор затрат и рисков для медицинской системы в целом, является чрезвычайно дорогим и опасным экспериментом, который уже перегрузил и сделал больным население и, несомненно, это продолжится и в будущем. Только наша слепая почти религиозная вера в вакцинацию, характерная для всего мира, может объяснить скандальное положение, когда Соединенные Штаты несут столь непомерные расходы на здравоохранение, но отстают от всех других развитых стран по всем стандартам здоровья населения.

Часть II