Наконец, доктор Йегер, на анализ которого ссылается доктор Бразоль, разбирает вопрос о действии поваренной соли на организм человека, и если доктор Вирениус обратил внимание на то, что сочинения Йегера не нашли поддержки в ученом мире, то вовсе не потому, что Йегер принялся за исследование гомеопатического вопроса, а потому, что выступил в Берлине в весьма смешном виде и вызвал насмешки над своим "нормальным костюмом", а в конце концов он был объявлен помешанным. Правда, это не есть доказательство, но странно, что та самая поваренная соль, которая так сильно действует на организм животных, имеется в нашем организме, в нашей крови как постоянная составная часть и в таких дозах, которые, конечно, больше гомеопатических, а современные гомеопаты, к числу которых я отношу и доктора Бразоля, говорят, что если гомеопатическое лекарство давать в больших дозах, то оно производит целый комплекс или совокупность болезненных явлений. Если бы поваренная соль, находящаяся в нашей крови, действительно вызывала такую совокупность болезненных явлений, то мы постоянно должны бы быть больными, с точки зрения Йегера, болезнью поваренной соли — это симптоматическое определение, но ничего подобного нет. В нашей крови есть масса других составных частей, разведенных в крови в гораздо сильнейшей форме, чем в той, в которой гомеопаты приготовляют свои лекарства, т. е. разведенные в воде, и тем не менее они никакого действия не производят. Спрашивается: как же дозы, которые есть в моем организме, если к ним прибавится еще одна тысячная или миллионная доля того же вещества, вызовут последствия, которые не вызывает присутствие в моем организме всей массы? Это непонятно не только для аллопата, но и для всякого человека, который строго относится к науке и требует строгой научной логики¹.

Один из слушателей (г. В. А. П.): Так как сейчас говорил человек, не принадлежащий к медицине, то я попрошу слова, чтобы ответить...

Председатель: Прошу извинения: это говорил член комиссии музея. Затем последнее слово принадлежит доктору Бразолю.

Доктор Бразоль: Что касается до предложения делать эксперименты в госпитале или клинике, то я должен сказать, что мы никогда от этого не отказывались, а напротив того, всегда только ищем возможности доказать успешность гомеопатического лечения под контролем врачей противоположного направления. Такие опыты производились уже много раз и обыкновенно имели последствием то, что врачи, вначале так резко восстававшие против гомеопатии, в конце концов переходили на ее сторону и делались гомеопатами. Что касается до условий, под которыми мы можем согласиться делать такие эксперименты, то конечно это требует дальнейшего обсуждения, но, во всяком случае, мы были бы рады этой возможности и не отказываемся всегда принять это предложение с готовностью.

Председатель (обращаясь к г. Гольдштейну): Каким образом достигнуть этого?

Г. Гольдштейн: Так как я не имею права объявить фамилию того лица, которое мне об этом сообщило, то я прошу д-ра Бразоля явиться ко мне...

Доктор Бразоль: Или вы ко мне...

Г. Гольдштейн: Хорошо, если угодно... и затем установить условия в присутствии врачей. Если д-р Бразоль желает, то какое ему угодно число гомеопатов и аллопатов, находящихся в этой больнице, выработает условия, но conditio sine qua non — это обязательная подпись под каждым из протоколов и напечатание их в газетах. Это условие, без которого не могут быть делаемы опыты. При согласии на это условие, дальнейшие условия представляются дружескому соглашению между врачами.

Доктор Бразоль: Согласен, согласен, только это условие sine qua non должно подлежать еще обсуждению...

Председатель: Но покорнейше прошу, если состоится соглашение, сообщить об этом комиссии.

Доктор Бразоль: Непременно². Затем, позволю себе прибавить еще несколько слов к сказанному г. Гольдштейном. Я только мимоходом указал на опыты Йeгepa, которые при дальнейшей проверке может быть будут в состоянии доказать действительность гомеопатических доз. Особенного значения я на этот предмет не возлагал. Но я, между прочим, должен сказать, что способ опровергать значение йегеровских экспериментов тем, что он заблуждался, быть может, в других вопросах, что он душу хотел отыскивать посредством обоняния, что он предложил особенный "нормальный костюм", который, по мнению г. Гольдштейна, возбуждал смех всей Европы, а между тем (замечу в скобках) в скором времени, быть может, будет введен в прусскую армию и в защиту которого является весьма много компетентных лиц — такой способ спора я бы не считал правильным. После этого можно было бы точно также опровергать Ньютона тем, что в последние дни своей жизни он занимался толкованием Апокалипсиса или впал в мистицизм, что, однако, не мешает ему быть великим человеком...

Председатель: Позвольте вас прервать. Г. Гольдштейн не высказывал своего мнения о костюме Йегера, а только констатировал то, как относились к нему другие.

Доктор Бразоль: Да, я и говорю, что будто бы, по мнению г. Гольдштейна, так отнесся к Йегеру ученый мир, но это именно и не совсем верно.

Председатель: Но это не его мнение.

Доктор Бразоль: Что же касается поваренной соли — да, мы ее ежедневно употребляем, но в количествах не настолько достаточных, чтобы вызвать резкие болезненные явления. Но несомненно, что поваренная соль, принимаемая ежедневно и часто в бóльших приемах, чем обыкновенно употребляется в пище, может вызвать весьма резкие болезненные явления или, пожалуй, болезнь поваренной соли, и против совокупности таких болезненных явлений, которые поваренная соль в больших и частых приемах вызывает в здоровом организме, мы, на основании нашего закона, употребляем ее в малых дозах и притом с отличным успехом. Как это происходит и почему это так — это вопрос в высшей степени интересный, но который сегодня тоже разрешения не получит, потому что рассмотрение его заняло бы слишком продолжительное время и касается того второго основного принципа гомеопатии, который включает в себя вопрос о гомеопатических дозах, о чем речь будет в другой раз.

(Продолжительные рукоплескания)

Заседание закрыто³

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ "Адепт точной науки", требующий строгого отношения к науке и строгой научной логике, сам постоянно уклоняется от этих требований и решительно не в состоянии логично держаться в пределах спора. Вопрос о гомеопатических дозах и о действии их на человеческий организм, как я неоднократно заявлял, не может быть разобран в одно заседание с вопросом о законе подобия. — Л. Б.
² Прошло больше двух лет, а никакого соглашения не воспоследовало по той простой причине, что г. Гольдштейн ни на публичный, ни на частный запрос не решался назвать больницу, которая, по его словам, готова была отдать 300 кроватей для опытов гомеопатического лечения. А письма мои, обращенные к г. Гольдштейну с просьбой указать эту больницу, для того чтобы Общество врачей-гомеопатов вступило в переговоры с администрацией ее, остались без ответа. Ясно, что мой достойный оппонент пустил утку с целью внушить публике инсинуацию, будто аллопаты согласны на производство опытов, а гомеопаты отказываются. — Л. Б.
³ Позволю себе еще несколько заключительных замечаний. Комиссия музея, справедливо сознавая высокое общественное значение гомеопатии и устроив "научную беседу" для обсуждения этого важного вопроса, конечно имела в виду дать возможность высказаться обеим сторонам и предоставить случай публике, столь заинтересованной в этом деле, самостоятельно решить, которая из двух воюющих сторон имеет перевес по крайней мере с теоретической стороны. Однако авторитетные врачи и ученые профессора не имели гражданского мужества открыто выступить в защиту своих видимо шатких терапевтических убеждений, и основания их отказа от публичного диспута на тему о гомеопатии вполне понятны для каждого, знакомого с историей гомеопатии. В открытом честном споре, словесном, литературном или практическом, они всегда терпели и будут терпеть неминуемое fiasco, потому что в основании гомеопатической терапии лежит непоколебимая и вечная истина. В данном случае один из пpoфeccoров отказался от спора на том основании, что он недостаточно подготовлен к публичному диспуту (совершенно верно! но кто же мешал ему подготовиться?!) и не желал бы идти на риск подвергнуться освистанию публики. Другой же профессор сознался, что он по характеру своему не может спокойно спорить о ненавистной для него гомеопатии (ненавистной, потому что не излеченные им пациенты очень скоро излечиваются при гомеопатическом лечении и затем проповедуют евангелие гомеопатии), поэтому, во избежание публичного скандала, упомянутый профессор предпочитает "рассекать учение Ганемана" перед совершенно некомпетентными слушателями, принявши предварительно все полицейские меры, чтобы в аудиторию его не проник ни один из компетентных, могущих пустить его в критику, или же из-за спины высшего правительственного учреждения угрожает гомеопатам юпитеровским "quos ego!", предварительно подавши конфиденциальный совет цензуре иметь бдительное око на статьи, выходящие из лагеря гомеопатов, "дабы публика не была введена в заблуждение". Словом, ученые профессора оказались не на высоте своего значения и уклонились от своей нравственной обязанности, выдвинувши вместо себя подставное неответственное лицо, которому, однако, порученная задача оказалась не под силу. Выступили три оппонента, говорили кое о чем и обо всем, кроме того, о чем следовало говорить, и слабостью своих доводов только возбуждали веселость аудитории. В интересах нашего дела, жаль, что не явились более сильные и авторитетные оппоненты. Публика тогда наглядно усмотрела бы, что серьезных и научных возражений против гомеопатии не существует и у официальных представителей медицины, и вынесла бы из таких дебатов уже совершенно непоколебимое убеждение, что гомеопатия есть единственная ИСТИННО НАУЧНАЯ физиологическая терапия. — Л. Б.

 ЧАСТЬ III    ЛЕКЦИИ Д-РА Л. Е. БРАЗОЛЯ   О ГОМЕОПАТИЧЕСКОЙ ФАРМАКОЛОГИИ. ЧАСТЬ I