Кроме того, на помощь объяснения возможности действия "гомеопатических" доз могло бы еще явиться нечто вроде так называемого каталитического действия, т. е. действие одного тела на другое в силу одного своего присутствия или прикосновения, без участия химических процессов взаимного соединения. Так, например, одно присутствие губчатой платины вызывает химическое соединение водорода с кислородом, причем сама платина остается химически без изменения. Нечто подобное представляют и процессы брожения, для осуществления которых в громадном количестве достаточно ничтожного минимального количества известного органического вещества, или фермента, обусловливающего саморазложение соответствующих органических соединений без собственного разрушения. Вирхов говорит, что когда каталитические возбудители поступают в живой организм, то они вызывают в нем известный внутренний процесс или молекулярное движение, сила которого вовсе не находится в пропорциональном отношении к количеству возбуждающего вещества. Напротив того, говорит Вирхов, "минимум весьма энергического возбудителя может вызвать очень продолжительное и значительное воздействие, вследствие того, что первоначальное каталитическое движение распространяется все дальше и дальше. Это один из тех фактов, который наглядно обнаруживает возможность действия гомеопатических лекарств (Dies ist eine der Thatsachen, welche die Möglichkeit der sogenannten homöopathischen Wirkungen anschaulich machen)". Это собственные слова Вирхова.

Поэтому вы, может быть, теперь отчасти поймете, почему одна миллионная часть грана поваренной соли, известным образом приготовленной, может оказывать действие на чувствительный организм, в то время как один гран грубой соли такого действия не оказывает. Вы видите, что арифметический масштаб неприменим к физиологическим явлениям в живом организме, и что в физиологическом действии лекарств входит в соображение не только количество, но и качество вещества, способ его приготовления, увеличение действующей поверхности его атомов, взаимное увеличение расстояния между молекулами, увеличение амплитуды их качания и т. д., и т. д. Словом сказать, тут существует масса условий, о которых теперь говорить мы не можем, так как пришлось бы коснуться разных гипотез о строении материи и о механизме действия закона подобия, что не входит в программу моей сегодняшней беседы. Для меня только важно констатировать факт, что лекарственное вещество даже в высоком разведении способно оказывать такое известное действие на организм, что даже одна биллионная часть грана соли способна при известных условиях оказать терапевтическое действие, в то время как один гран грубой соли не оказывает такого действия. Нам важно установить факты, а затем уже найти им объяснение. Поэтому, возвращаясь к раньше поставленному вопросу, существуют ли факты, доказывающие возможность действия высоких гомеопатических делений, мы должны смело и решительно ответить: да, существуют.

Из обширных и добросовестных опытов профессора фармакологии Эмбер-Гурбера известно, что мышьяк в 7-м децимальном растирании может еще производить зуд, красноту кожи (эритему), накожную сыпь и жжение в глазах, а в 15-м делении — сливную просовидную сыпь и общее недомогание. Доктор Грауфогль, испытывая на себе тридцатое (децимальное) разведение мышьяка, получал общее нездоровье и характерное для мышьяка чувство неутолимой жажды. По его же наблюдениям, продолжительное употребление туи в 30-м делении способно вызывать у восприимчивых лиц размягчение ногтей. Каждому врачу-гомеопату неоднократно доводилось встречать в своей практике не только случаи так называемого гомеопатического ожесточения, т. е. усиления существующих объективных и субъективных симптомов под влиянием средних и высоких гомеопатических делений, но и прямо случаи физиологического действия лекарств в высоких делениях, обнаруживающегося в здоровых частях. Никогда не забуду и живо помню как теперь недавний случай из моей летней крестьянской практики. Мне принесли ребенка 3,5 лет с золотушным воспалением глаз, обильным и едким отделением гноя и светобоязнью. Я назначил ему Mercurius corrosivus в шестом центесимальном разведении. После двух первых приемов у ребенка показалось чрезвычайное и еще небывалое ухудшение всех глазных симптомов, а после 3-го и 4-го приемов появилась резь и боль в животе и характерные натужные испражнения. Отец в испуге приносит ребенка и спрашивает, что делать. Усмотревши в этой болезненной картине патогенетическое действие Mercurius'a, я, понятно, отменил употребление этого лекарства, дал чистый спирт с наставлением давать ребенку два раза в день по три капли, и через 4 дня опять принести ребенка ко мне. Ребенок был доставлен ко мне только через неделю: симптомы раздражения глаз и прямой кишки совершенно уничтожились на другой день, и в течение всей недели наступило значительное улучшение в состоянии глаз, что меня еще более утвердило в мысли, что это было гомеопатическое ожесточение. Но, искушаемый непреодолимым желанием экспериментально проверить свое подозрение, я для контроля опять назначил ребенку тот же самый Меrcurius corrosivus в том же самом 6-м делении, и кто же представит мой восторг, когда к вечеру того же дня отец приносит ко мне ребенка с жалобой, что после первых трех приемов опять появилась раздражительность глаза к свету и затем необыкновенное ухудшение глазных симптомов, а после 5-го приема — опять одно характерное испражнение с резью и болью. Я нелицемерно говорю о моем восторге, потому что радость видеть математическое осуществление заранее предсказанного явления и редкое счастье иметь в руках такой чувствительный реактив на бесконечно малую дозу гомеопатического лекарства пересиливали во мне в данную минуту чувство жалости к временному ожесточению болезни маленького пациента, тем более что я уже ни на минуту не сомневался, что ребенок будет здоров, что Mercurius corrosivus есть специфическое для данного случая средство, но что оно назначено в делении, не соответствующем индивидуальной восприимчивости ребенка. Так и случилось. После трех дней паузы и уничтожения всех физиологических симптомов лекарства, я назначил Mercurius corrosivus в 30-м делении, который один, без помощи других внутренних и наружных средств, в 10 дней излечил золотушное воспаление глаз, длившееся 5 месяцев¹.

Такие случаи эксквизитной восприимчивости довольно редки в практике, но когда они встречаются, особенно в столь отчетливой форме, то они неизгладимо запечатлеваются в памяти и поселяют непоколебимое убеждение, что гомеопатические лекарства не суть нули или индифферентные средства, а наоборот, в действии своем на живой организм представляют при известных условиях весьма значительную силу и величину там, где уже все физические и химические реактивы давно недостаточны для открытия присутствия вещества.

Выше я сказал, что присутствие лекарственных частиц в гомеопатических разведениях еще нисколько не доказывает их способности производить какое-либо терапевтическое действие. Теперь скажу наоборот, что точно и экспериментально доказанная способность гомеопатических лекарств производить при известных условиях терапевтическое и даже физиологическое действие неопровержимо доказывает существование в них лекарственных частиц, или молекул, или по крайней мере известного деятельного состояния материи. Поэтому первоначальный силлогизм должен быть перестроен следующим образом:

Первая посылка: нет действия без причины.

Вторая посылка: гомеопатические лекарства способны при известных условиях оказывать терапевтическое и даже физиологическое действие; откуда

Заключение: ergo действие это должно иметь свою причину, предполагая в данном случае известную материальную причину, которая тем не менее может ускользать от обыкновенного физического и химического анализа.

Могу еще упомянуть об интересных опытах, произведших большую сенсацию во Франции, о которых упоминал профессор Тарханов, именно об опытах над действием лекарств на расстоянии на загипнотизированных людей. Из этих опытов оказывается, что одного приближения лекарства, содержащегося в плотно закупоренном пузырьке, к загипнотизированному достаточно, чтобы вызвать у него известные патогенетические симптомы этого лекарства, например, рвотное лекарство вызывает рвоту, стрихнин — судороги, атропин — расширение зрачка, и т. д. Я не особенно ссылаюсь на эти опыты, потому что они требуют еще проверки, но в случае их экспериментального подтверждения, конечно, они будут служить важным подтверждением нашей гомеопатической дозологии, так как тут действие лекарства зависит не от внушения или какого-либо психического влияния, а от одного прикосновения или даже приближения лекарства к телу субъекта, причем тут действует, так сказать, лекарственная атмосфера, окружающая этот пузырек.

Я могу еще указать на чрезвычайно тонкий способ исследования, дающий возможность обнаруживать присутствие вещества в 30-х и даже более высоких гомеопатических разведениях. Я говорю о невральном анализе профессора Йerepa. Способ этот так тонок и своеобразен и так далеко оставляет позади себя все самые тонкие методы исследования, например, посредством усовершенствованных микроскопов, спектрального анализа и т. д., что мне не хотелось бы говорить что бы то ни было ни за, ни против него, не подвергнувши его строгому личному испытанию. К сожалению, желание мое заняться прошлым летом этим методом исследования под руководством самого профессора Йerepa не могло осуществиться, вследствие чего я и вынужден был отложить эти опыты на неопределенное время. Поэтому теперь предпочитаю оставить вопрос о гомеопатических дозах in statu quo, без опоры невральнаго анализа. О результате же моих будущих наблюдений, когда они состоятся, не замедлю сделать доклад комиссии Педагогического музея, а затем, быть может, буду иметь случай довести их и до сведения публики, быть может, в этой самой аудитории².

Вы, конечно, заметили, милостивые государыни и милостивые государи, что я до сих пор говорил почти исключительно о физико-химическом и физиологическом действии гомеопатических лекарств, т. е. о возможности их действия на неорганическую и органическую природу и, в частности, на здоровый человеческий организм. Этим я, так сказать, делал уступку логической непоследовательности или вынужденной увертливости наших противников. В самом деле, когда они вам говорят: докажите нам ad оculos действие гомеопатических лекарств, вызовите пот, понос, слюнотечение, рвоту, расширение зрачка, и т. п., словом, произведите на наших глазах явное и несомненное физиологическое действие гомеопатических лекарств, то они или не понимают требование нашей дозологии, т. е. не понимают сущности спора, или же уклоняются от предмета спора, переносят центр тяжести диспута на вопросы, не подлежащие спору, опровергают такие положения, которые нами не поддерживаются, — словом, применяют тот вид отлагательного софизма, который постоянно употребляется в случаях, когда оппонент боится прямо и честно подступить к спорному вопросу, не будучи в состоянии его опровергнуть, и который имеет целью избежать необходимости рассмотрение вопроса по существу. Для устранения такого софизма нужно только ясно и точно определить и установить положение спорного вопроса.

Итак, мы вовсе не утверждаем, чтобы посредством наших гомеопатических лекарств, особливо в высоких разведениях, можно было бы производить абсолютные физиологические эффекты, хотя из всего мной сказанного вы видите, что мы не отрицаем этой возможности на восприимчивых или чувствительных организмах, ограничивая, так сказать, сферу этой возможности случаями идиосинкразии, т. е. существования эксквизитной восприимчивости организма к известным специфическим раздражителям. Я имел честь вам разъяснить прошлый раз, что главный и самый ценный материал нашей гомеопатической фармакологии основан на наблюдении действия лекарственных веществ в обыкновенных физиологических и фармакологических или несколько меньших дозах, и что для изучения тонкой характеристики действия лекарственных веществ мы уменьшаем величину лекарственного приема до тех пор, пока он еще в состоянии производить физиологическую реакцию в здоровом организме. Следовательно, мы не оспариваем, что для физиологических эффектов потребны в большинстве случаев и физиологические дозы лекарства, но мы утверждаем, что во всякой идиопатической, т. е. первичной и самостоятельной болезни, аналогичной с другой ранее изученной лекарственной болезнью, это лекарственное вещество будет в состоянии излечить эту родственную ему болезнь и притом обыкновенно в дозе несравненно меньшей, чем физиологическая, но насколько меньшей — это вопрос индивидуальный: раз — в 1-м децимальном, в другой раз — в 30-м центесимальном делении. Мы, значит, утверждаем, что гомеопатические лекарства даже в высочайших делениях способны производить терапевтический эффект. Противники наши тотчас возражают, что это очевидно невозможно, потому что если лекарство не в состоянии произвести физиологическое действие, то ео ipso оно не будет в состоянии произвести терапевтического действия. Но это опять софизм, известный под названием petitio principii, посредством которого допускается верным и доказанными именно то, что составляет спорный вопрос и еще требует доказательства. Мы не оспариваем, что для аллопатического лечения, действующего на здоровые части организма и стремящегося вызвать в них грубый физиологический эффект, потребны и физиологические дозы лекарств. Но мы утверждаем, что для гомеопатического лечения, действующего не на здоровые, а на больные части, весьма чувствительные к своим специфическим раздражителям, и имеющего целью вызвать в них не грубое физиологическое, а только динамическое действие, мы утверждаем, я говорю, что для гомеопатического лечения терапевтическая доза необходимо должна быть меньше физиологической. Эта необходимость вам, может быть, станет понятнее, если вы мысленно сравните себе состояние больного и здорового организма с известными состояниями физического paвновесия тел. Здоровый организм находится в состоянии устойчивого равновесия, для нарушения которого потребно приложение довольно значительной силы. Больной же организм находится в состояли неустойчивого равновесия, и вывести его из этого состояния чрезвычайно легко посредством самой незначительной силы, особливо когда она действует в направлении наименьшей устойчивости. Точно так же больной организм, находящейся в состояни известного болезненного расстройства, легче всего поддается действию таких раздражителей, которые способны вызвать в нем подобное же расстройство, т. е. действуют в одном направлении с болезнью, и гомеопатические лекарства только потому и действительны в малых приемах, что производят однородное или аналогичное раздражение в больных частях. Вирхов, помните, говорит, что минимум весьма энергического раздражителя может иметь весьма продолжительное и сильное каталитическое действие. Но всякое лекарственное вещество, действуя на больные органы и ткани, находящиеся с ним в избирательном, предпочтительном или специфическом сродстве, является по отношению к этим органам и тканям весьма энергическим раздражителем, или, другими словами, больные органы и ткани находятся в состоянии чрезмерной восприимчивости, или идиосинкразии, к своим гомеопатическим раздражителям. Поэтому если физиологическая идиосинкразия составляет своего рода редкость или исключение, то терапевтическая идиосинкразия больных частей к своим гомеопатическим лекарствам является общим правилом, физиологическим законом, в котором и заключается ключ к пониманию этой способности действия гомеопатических лекарств в бесконечно малых приемах на свои чувствительные физиологические реагенты. Следовательно, весь вопрос состоит в том, чтобы испытать чувствительность больного организма к его специфическими раздражителями и определить границу реакции, и принцип исследования тут должен быть тот же самый, как и тот, который прилагается к исследованию всякого другого факта и явление природы, т. е. опыт и наблюдение. Смешно спорить и спекулировать о том, что прямо и легко разрешается простым экспериментом. Когда Галилей открыл своим телескопом спутники Юпитера, то его современники и знаменитые в то время астрономы отказывались верить этому открытию, потому что эти спутники невидимы простым глазом, а первый профессор Падуанского университета, фамилию которого я забыл, упорно отказывался смотреть в телескоп, и вообще по всему этому вопросу была поднята целая буря толков и пересудов, между тем как вопрос просто разрешался наблюдением. Точно так же, когда мы говорим, что мышьяк может быть обнаружен в весьма разведенных растворах посредством маршевского аппарата, то для проверки нужно взять прибор, содержащий цинк и серную кислоту, т. е. выделяющие водород, и прибавить известное количество кислородных соединений мышьяка, причем образующийся от действия водорода в момент его выделения из серной кислоты мышьяковистый водород при прохождении через накаленную стеклянную трубку легко разлагается на водород и металлический мышьяк, который и осаждается в виде блестящего слоя на трубке ниже накаленного места. Это и есть известная весьма чувствительная реакция Марша на мышьяк. Что бы вы сказали химику, если бы он сказал: "Не верю этой чувствительности". Вы бы ему ответили: "Испытайте, милостивый государь, тогда сами увидите". Или хорош был бы химик, который отказался бы поверить столь чувствительной реакции на мышьяк на том основании, что мышьяк не может быть открыт какой-нибудь другой, хотя бы фелинговской реакцией, которая чувствительна на сахар. А между тем в таком смешном и карикатурном положении находятся врачи, спорящие о невозможности действия гомеопатических лекарств, отказывающиеся верить этому действию или предлагающие проверить их действие посредством физиологических реакций на здоровом организме, что равносильно желанию открыть мышьяк посродством фелинговской реакции на сахар. Когда мы говорим, что гомеопатические лекарства способны оказывать терапевтическое действие, то реагентом на известное лекарственное вещество является больной организм, находящийся в элективном сродстве с лекарственным веществом, причем реакция, вытекающая из взаимодействия между лекарственным веществом и больным организмом, выражается в виде восстановления патологически расстроенных его функций к физиологической норме, т. е. в виде искусственного излечения или выздоровления. Поэтому по самому существу предмета весь спор только и может, и должен быть разрешен не на основании беспочвенных отзывов медицинских факультетов или журнальных постановлений Медицинского совета, а на твердой и незыблемой почве терапевтических опытов и наблюдений. Поэтому если какой-нибудь отважный экспериментатор возьмется на ваших глазах проглотить целую гомеопатическую аптеку в доказательство ничтожности гомеопатических лекарств, то вы, конечно, не будете опасаться за его драгоценную жизнь — она вне всякой опасности, потому что наши лекарства рассчитаны для произведения не физиологических, а терапевтических действий. Но если этот самый испытатель будет иметь несчастье заболеть когда-нибудь воспалением легких, от чего храни его Бог, то я желал бы видеть, куда денется вся его храбрость, если он станет в это время испытывать на себе действие тех лекарственных веществ, которые имеют способность также вызывать воспаление легких у здорового человека, например, фосфор, и притом в том самом низком разведении, в котором он безнаказанно глотал его вместе с другими лекарствами, будучи здоров. Теперь он тотчас увидит, что больной орган иначе реагирует, чем здоровый, что воспаленное легкое находится в состоянии идиосинкразии к фосфору, потому что он производит в нем аналогичное раздражение и даже в малой дозе способен вызвать значительное ухудшение болезни. Таким образом, при наличности чувствительных реагентов в собственном организме, он удостоверится в активной силе гомеопатических лекарств, которая прежде при отсутствии этих чувствительных реагентов, т. е. больных органов, находилась в потенциальном состоянии. Затем, поднявшись вверх по ступени гомеопатической шкалы разведений и найдя то индивидуально соответствующее ему деление, которое уже больше не производит у него ожесточение, наш экспериментатор убедится, какая громадная разница в течении легочного воспаления при гомеопатическом и при аллопатическом лечении, и почувствует на собственном организме все несомненное превосходство первого над последним и, таким образом, из неверующего Савла обратится в верующего и убежденного Павла. (Рукоплескания.)

Итак, центральная ось, около которой вертится весь спор, заключается в необходимости терапевтических наблюдений, и если отнять от терапии возможность опираться на терапевтические опыты и эксперименты, то на чем же тогда и может основаться все здание научной терапии? Критериум для суждения о гомеопатической терапии должен быть тот же самый, который прилагается к суждению о действительности всякой другой терапии. Медицина ведь живет не теорией и умозрениями, а практикой и опытом, и может существовать лишь до тех пор, пока пациенты в нее верят и ищут от нее помощи, а в настоящее время, не подлежит сомнению, большое число опытных, сведущих, добросовестных и безупречных врачей по всему свету покидают старую школьную теорию, не видя в ней твердой помощи для своих больных, и находят якорь спасения в новой, свежей ганемановской терапии, полной самого широкого и светлого будущего, и также всем известно, что рядом с этим врачебным возрождением миллионы пациентов всевозможных общественных классов и состояний с интеллигенцией во главе повсеместно и в ежегодно увеличивающейся прогрессии отвращаются от "аллопатии" и телом и душой предаются гомеопатии. Поэтому мы вправе требовать от представителей медицинской науки больше внимания и меньше пристрастия к нашему законному иску, а иск заключается в том, чтобы не отвергать гомеопатию без испытания и, буде испытание не выдержит критики, то не отделываться общими фразами, что мы-де пробовали и не помогло, а представить те отрицательные факты и подлинные протоколы опытов, на основании которых гомеопатия не заслуживает быть принятой в лоно научной медицины. А буде испытание подтвердится, то мы требуем признания за гомеопатией гражданских прав на мирное существование и развитие под сенью университетских стен и правительственных учреждений. (Рукоплескания.)

Когда однажды голландский посланник рассказал сиамскому королю, что в его родине в холодное время года замерзает вода и делается настолько твердой, что в состоянии выдержать слона, то король ему возразил: "До сих пор я верил всем твоим странным рассказам о твоей родине, потому что считал тебя здравомыслящим и добросовестным человеком; теперь же я вижу, что ты лжешь!" (Смех.) Гомеопаты находятся в положении голландского посланника перед сиамским королем. (Рукоплескания.) Что он мог сказать в свое оправдание? Больше ничего, как предложить поездку в Голландию и на месте убедиться в достоверности его показаний. Что мы можем сказать в свое оправдание? Больше ничего, как предложить честное и добросовестное испытание по всем правилам науки и удостовериться в истине нашего учения. В настоящее же время вопрос поставлен так, что сиамские короли науки не признают гомеопатии, потому что не верят в нее, а не верят в нее, потому что не желают ее испытать, а не желают ее испытать, потому что не верят в нее, и в этом заколдованном круге вращаются как белка в колесе. Из этого неестественного положения только один выход — это иметь нравственное мужество посмотреть в телескоп, чтобы увидеть спутники Юпитера, т. е. произвести эксперименты по правилам науки. (Рукоплескания.) О многочисленных, многосложных и разнообразных причинах, отчего это не делается, я сегодня умолчу, потому что это не входит в программу настоящей беседы, но оставляю за собой право коснуться этого вопроса в одной из следующих моих бесед.

Возвращаясь к вопросу о дозе, я должен указать на факт, знакомый, вероятно, большинству из вас. Вы хорошо знаете, что из числа врачей-гомеопатов, советами которых вам приходилось пользоваться, одни употребляют преимущественно низкие, другие — средние, третьи — высокие разведения, четвертые придерживаются и тех, и других, смотря по необходимости, откуда логически вытекает, что вопрос о дозе не составляет существенной стороны гомеопатического лечения. Это расхождение в дозологии нисколько не мешает им всем быть верными последователями Ганемана и истинными гомеопатами в строгом смысле слова, коль скоро они в своих терапевтических показаниях придерживаются руководящего закона подобия. Поэтому если под названием гомеопатического лекарства подразумевается ясное и определенное представление о лекарственном веществе, действующем на больной организм в том же направлении, как и болезнь, то с выражением "гомеопатические дозы" не связано ровно никакого реального представления, потому что "гомеопатические" дозы колеблются в широчайших границах, начиная с нескольких капель крепкой тинктуры и кончая крупинками 30-го разведения или выше. Поэтому и противники наши, помышляющие уничтожить гомеопатию с лица земли, должны прежде всего опровергнуть или по крайней мере поколебать наши основные принципы, доказавши их нерациональность, а в вопросе о гомеопатических дозах они должны фактически доказать несостоятельность прежде всего низких и средних гомеопатических делений, во-первых, потому что именно они находятся в наибольшем употреблении между врачами и неврачами, и, во-вторых, потому что доказанная несостоятельность низких делений a fortiori распространялась бы и на высокие, между тем как отрицание действительности 30-х делений еще далеко не достаточно для отрицания возможной действительности низких и средних делений.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Этот случай хорошо иллюстрирует тот факт, что часто там, где низкие, "материальные" потенции не в состоянии принести быстрого облегчения, высокие и даже средние сделали бы это быстро и эффективно. Вряд ли можно сомневаться, что получи ребенок на первом же приеме дозу 200С, излечение было бы почти мгновенным. — А. К.
² По поводу Йегера см. прим. 1 к первой лекции. — А. К.

Часть I    Лекции д-ра Л. Е. Бразоля   Часть III