Правда, я знаю хорошо, что привычную склонность к запору все еще предпринимают удалять усердными алойными средствами и слабительными солями, но с каким злополучным результатом! Я хорошо знаю, что хронические приливы крови у истеричных, кахектических и гипохондрических особ все еще стараются подавить повторными, хотя бы и незначительными, кровопусканиями, порошком селитры и проч., но с каким злополучным результатом! Ведущим сидячий образ жизни против их хронических страданий желудка, сопровождаемых кислой отрыжкой, все еще предписывают продолжительное употребление горьких солей, но с каким злополучным результатом! Хронические боли всякого рода все еще стараются облегчить продолжительным употреблением опиатов, но с какими неприятными последствиями! И хотя бы большинство моих медицинских современников и тяготело к этому методу лечения, я тем не менее не боюсь назвать его паллиативным, вредным и пагубным.

Я прошу моих собратьев покинуть этот путь (contraria contrariis) в хронических, а также уже и в тех острых болезнях, которые начинают вырождаться в хронические; это дорога в темном лесу, теряющаяся на краю пропасти. Высокомерный эмпирик принимает его за проложенную столбовую дорогу и гордится жалкой властью приносить облегчение на несколько часов, мало заботясь о том, не пускает ли болезнь под этой подкраской более глубоких корней.

Впрочем, мне не приходится здесь оставаться одному в качестве предостерегателя. Лучшие, проницательнейшие и добросовестнейшие врачи в хронических болезнях, а также и в острых, переходящих в хронические, до поры до времени обращались (по третьему пути) к таким средствам, которые должны были не прикрывать симптомы, но вырывать болезнь с корнем; словом, к специфическим средствам — самый желательный и наипохвальнейший почин, какой только можно придумать. Так, например, они пробовали арнику при кровавом поносе, и нашли ее в некоторых случаях специфически целительной.

Но какой путеводитель ими руководил, какие основания заставляли их испытывать подобные средства? Увы! Только предшествие эмпирической азартной игры, практики с домашними лекарствами и слепой случайности, благодаря которой эти вещества неожиданно оказывались полезными в той или другой болезни, и часто в особенных незамеченных сочетаниях, которые, может быть, никогда более не встретятся, особенно в чистых, простых болезнях.

Поистине, было бы жаль, если бы только случай и эмпирическое à propos должны были руководить нами в отыскивании и применении настоящих и верных целительных средств против хронических болезней, которые, без сомнения, составляют наибольшее число человеческих страданий.

Для исследования действия лекарственных средств, чтобы применять их против телесных немощей, нужно как можно меньше полагаться на случай, но браться за дело насколько возможно рационально и с заранее обдуманной целью. Мы видели, что для этого помощь химии неудовлетворительна и должна быть привлекаема к совету с осторожностью; что сходство родов растений в естественной системе, так же как и сходство видов одного рода, дают только лишь отдаленные намеки; что свойства лекарственных веществ, доступные органам чувств, дают только самые общие указания, ограничиваемые многими исключениями; что изменения выпущенной из жилы крови от примешивания лекарств ничему не учат, и что впрыскивание последних в кровеносные сосуды животных, так же как и результаты на животных, получающих лекарство ради опыта, представляют слишком грубый прием, чтобы из него можно было судить о тонких действиях лекарственных веществ.

Нам ничего более не остается, как испытывать исследуемые лекарства на самом человеческом теле. Эту необходимость сознавали во все времена, но вступали обыкновенно на ложный путь, применяя лекарства, как выше замечено, только эмпирически и наугад сразу в болезнях. Но противодействие больного тела на еще не исследованное или недостаточно исследованное средство дает такие запутанные явления, что оценка их слишком трудна даже для самого проницательного врача. Вслед за введением лекарства, не наступает ничего или наступают ухудшение, изменение, улучшение, выздоровление, смерть, причем даже величайший практический гений может ошибаться, какое участие в этих результатах принимало больное тело или лекарственное средство (в слишком большом, среднем или слишком малом приеме?). Такие опыты ничему не учат и приводят к ложным догадкам. Обыкновенные врачи умалчивали о воспоследовавшем вреде и только отмечали одним словом название болезни (часто принятую ими за другую), где то или другое средство, казалось, помогло, и так образовались бесполезные н вредные толстые книги Schrödеr'а, Rutty, Zorn'а, Chomеl'я, Pomet и т. д., в которых находится чрезвычайное число большей частью недействительных лекарственных средств, из которых каждое на основании таких наблюдений излечило ту или другую и еще десять или двадцать других болезней¹.

Истинный врач, заботящийся об усовершенствовании своего искусства, не нуждается ни в каких других сведениях о лекарствах, кроме:

во-первых: какое чистое действие вызывает в человеческом теле каждое средство само по себе?

во-вторых: чему учат наблюдения над их действием в той или иной, простой или осложненной болезни?

Последней цели отчасти достигают практические сочинения лучших наблюдателей всех веков, особенно же новейших времен. Они содержат в разбросанном виде единственный до сих пор запас чистого сведения о свойствах лекарств в болезнях с указанием, в каких точно описанных случаях применялись простейшие лекарства, и верно рассказано, где и насколько они были полезны, гдe и насколько они были вредны или менee пригодны. (Дай Бог, чтобы их число было не слишком мало.)

Но так как и у них противоречия встречаются весьма часто, и нередко один в данном случае отвергает то, что другой в подобном же случае хочет найти превосходным, то очевидно, что нам еще недостает выведанного у природы правила, по которому мы могли бы взвешивать достоинство и степень верности их наблюдений. Это правило, мнe кажется, можно вывести единственно только из действия, которое производит данное лекарственное вещество само по себе в той или другой дозе в здоровом человеческом теле.

Сюда принадлежат истории неосторожно или по незнанию проглоченных лекарственных веществ и ядов, а также и таких, которые ради их испытания преднамеренно принимались внутрь или тщательно давались предназначенным для этого здоровым людям, уголовным преступникам и проч., отчасти также и те истории, гдe неподходящее, сильнодействующее или же в большой дозе принятое вещество употреблялось как домашнее средство или лекарство при маловажных или же легко распознаваемых болезнях.

Полное собрание такого рода сведений с замечанием о степени доверия, заслуживаемого их повествователями, было бы, если я сильно не ошибаюсь, главным кодексом лекарствоведения, священной книгой его откровения. Только в них одних можно преднамеренно раскрыть настоящую природу и истинное действие лекарственных веществ, только из них можно догадаться, к каким болезненным случаям эти лекарственные вещества могут быть успешно и верно применимы.

Но так как и для этого нужен ключ к пониманию, то, быть может, я буду здесь так счастлив предложить принцип, на основании которого можно было бы приступить к делу, чтобы для пополнения пробелов в медицинe и ее усовершенствования, из арсенала знакомых (и еще незнакомых) лекарственных веществ мало-помалу на известных основаниях находить и на известных основаниях применять для каждой, преимущественно хронической, болезни подходящее специфическое² средство. Этот принцип основывается приблизительно на следующем:

Каждое действительное лекарственное вещество возбуждает в человеческом теле известный род собственной болезни, которая тем своеобразнее, тем отличительнее и сильнее, чем действительнее это лекарственное вещество³.

Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь посредством другой присоединяющейся болезни, и следует применять против болезни, подлежащей излечению (преимущественно хронической), такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую, наивозможно сходную, искусственную болезнь, и первая будет излечена; similia similibus.

Необходимо лишь в точности изучать, с одной стороны, болезни человеческого тела по их существенному характеру и их случайностям, а с другой стороны — чистые действия лекарств, т. е. существенный характер обыкновенно ими производимой специфической искусственной болезни, рядом со случайными симптомами, происходящими от различия в дозе, в форме и проч., и тогда, выбирая для данной естественной болезни средство, вызывающее наивозможно подобную искусственную болезнь, можно будет излечивать труднейшие заболевания⁴.

Это положение, признаюсь, имеет в такой мере вид бесплодной, аналитической, общей формулы, что я должен поспешить разъяснить его синтетически. Но прежде еще несколько напоминаний.

I. Бóльшая часть лекарств имеет более одного действия — одно прямое начальное, которое постепенно переходит во второе (назову его косвенными последственным действием). Последнее обыкновенно представляет состояние, прямо противоположное первому⁵. Так действует бóльшая часть растительных средств.

II. Лишь немногие лекарства составляют отсюда исключение и проявляют беспрерывно и однородно только свое первоначальное действие, однако в постепенно ослабевающей степени, пока наконец, спустя несколько времени, от него ничего не остается, и снова восстановляется обыкновенное состояние тела. К этой категории относятся металлические (и другие минеральные?) лекарства, например, мышьяк, ртуть, свинец.

III. Если подобрать для данной хронической болезни лекарственное вещество, весьма сходное с ней в своем главном прямом начальном действии, то косвенное последственное действие иногда и будет как раз то самое состояние тела, которого стараются достигнуть; иногда же (особенно если назначен ошибочный прием) в последовательном действии наступает расстройство организма на несколько часов, реже дней. Слишком сильная доза блекотного сока легко оставляет за собой последствием большую боязливость, которая проходит иногда только после нескольких часов. Если же она тягостна и требуется сократить ее продолжительность, то маленькая доза опия помогает специфически и почти мгновенно: страх исчез. Конечно, опий действует здесь противоположно и паллиативно, но ведь и требуется только паллиативное и временное средство для того чтобы подавить навсегда скоропреходящую болезнь, что имеет место и при острых болезнях.

IV. Паллиативные средства, вероятно, потому и вредят так сильно в хронических болезнях, что после их первого противоположного симптомам действия оставляют последственное действие, сходное с главной болезнью.

V. Чем больше болезненных симптомов, согласующихся с симптомами подлежащей лечению болезни, возбуждает лекарство в своем прямом действии, тем ближе подходит искусственная болезнь к подлежащей устранению, тем вернее можно ждать хорошего успеха.

VI. Так как можно принять почти за аксиому, что симптомы последственного действия прямо противоположны симптомам прямого действия, то там, где сведения о симптомах прямых действий недостаточны, мастеру в искусстве позволительно недостающее восполнить в мыслях умозаключениями, т. е. представить себе состояние, противоположное симптомам последственного действия, но смотреть на результат только как на вспомогательное средство, а не как на основной столб своих заключений.

После этих предварительных напоминаний я иду дальше и хочу пояснить на примерах мое основное положение, что для того чтобы найти истинные целительные силы лекарства для хронических болезней, дóлжно обращать внимание на специфическую искусственную болезнь, обыкновенно им производимую в человеческом теле, чтобы затем применять это лекарство при весьма сходном болезненном состоянии организма, которое требует ycтранения.

Этим также осветится очень сходное положение, что для того чтобы радикально излечивать известные хронические болезни, нужно отыскивать такие лекарства, которые имеют обыкновение возбуждать в человеческом теле подобную же и, лучше всего, наиболее подобную болезнь.

В моих примечаниях к лекарствоведению Cullen'а я уже обратил внимание, что хинная корка в больших приемах у чувствительных, хотя и здоровых, лиц возбуждает настоящий лихорадочный пароксизм, который очень сходен с пароксизмом перемежающейся лихорадки, и поэтому, вероятно, пересиливает последнюю и, таким образом, ее излечивает. Теперь, после более зрелого опыта, я прибавляю: не только вероятно, но и наверно.

Я видел здоровую чувствительную женщину крепкого сложения на половине беременности, принявшую пять капель эфирного масла ромашки (Matricaria chamomilla) против судорог в икрах. Этот прием был для нее слишком силен. Наступила бессознательность, судороги в икрах усилились, появились преходящие подергивания в членах, в веках и т. д., что-то вроде истерического движения над пупком и болевые схватки, сходные с родовыми болями, только тягостнее, которые продолжались несколько дней. Отсюда выясняется, отчего ромашка так полезна в послеродовых болях при слишком большой мышечной подвижности и истерии, когда она дается в таких приемах, которые не могут сами заметно возбудить подобное же состояние (следовательно, в гораздо меньшей дозе, чем вышеупомянутая).

Подверженный уже с давних пор запору, а в общем небольной человек, стал страдать приступами головокружения, которые держались неделями и месяцами. Слабительные средства нисколько не помогали. Я ему дал корень горного баранника (Arnica montana), потому что знал, что он сам по себе вызывает головокружение, в течение целой недели в возрастающих приемах, и с желанным успехом. Так как он действует послабляющим образом, то во время его употребления в силу противоположного действия как паллиатива отправление на низ было свободно; поэтому после прекращения приема этого корня запор возвратился, но головокружение было излечено навсегда. Этот корень производит, как я наблюдал вместе с другими, кроме прочих действий, также тошноту, беспокойство, боязливость, угрюмость, головную боль, тяжесть в желудке, пустую отрыжку, резь в животе и частые малые испражнения с натугой. Эти явления, а не пример Stollen'а, побудили меня применить его в совершенно простом (желчном) натужном поносе. Симптомы его были: беспокойство, боязливость, чрезвычайная угрюмость, головная боль, тошнота, полное безвкусие всякой пищи, прогорклый или горький вкус на (чистом) языке, частая пустая отрыжка, давление в желудке, беспрерывная резь в животе, совершенно задержанное выделение кала и взамен его чистое отхождение серой или прозрачной, иногда твердой, белой клочковатой слизи, частью совершенно смешанной с кровью, частью с кровяными жилками, а также и без крови, ежедневно раз или в крайнем случае два раза, с жесточайшим и продолжительным жилением и натугой. Хотя испражнения были редки, однако силы больных падали быстро и еще гораздо быстрее (без улучшения, а, скорее, при ухудшении главного страдания), когда были употребляемы слабительные средства. То были большей частью дети, даже ниже одного года; впрочем, было также несколько взрослых. Диета и прочий образ жизни были целесообразны. И вот когда я стал сравнивать болезненные симптомы, производимые корнем арники, с теми, которые проявлялись в этом простом натужном поносе, то я смело мог, вследствие их необыкновенного сходства, противопоставить совокупность действия первого соединенным симптомам второго. В результате оказался превосходнейший успех, без всякой необходимости с моей стороны употреблять что-либо другое. До назначения арники я давал сильное рвотное⁶, и едва только в двух случаях имел необходимость его повторять, потому что арника (даже вне организма) обыкновенно исправляет испорченную желчь и препятствует ее порче. Единственное неудобство, которое я от нее имел в эпидемии этого натужного поноса, было то, что она действовала против задержания кала как противоположное, значит, паллиативное, средство, и вызывала частые, хотя и малые, каловые испражнения. Последствием был, по прекращении корня, продолжительный запор⁷.

Для другой, болee простой, формы натужного поноса с более частыми поносистыми испражнениями, корень арники в силу этого последнего свойства должен быть бы подходить еще лучше, еще точнее; это свойство в своем начальном и прямом действии в качестве подобного и, следовательно, непрерывно действующего целительного средства, стало бы здесь обнаруживать стремление к частым каловым испражнениям; в своем же косвенном последственном действии — стремление их успешно останавливать.

И опыт уже это подтвердил: арника уже оказалась превосходной при худших поносах. Она их останавливает, потому что она сама имеет свойство вызывать частые выделение низом (большей частью без ослабления организма). Чтобы быть целительной в поносах без сукровицы, она должна быть назначаема в столь малых дозах, чтобы не производить явного послабления, в поносах же от острых веществ — в больших, опорожняющих приемах, и цель будет скоро достигнута.

От злоупотребления настоем арниковых цветов я наблюдал опухание желез; я должен был бы очень ошибаться, если бы она в более умеренных дозах не излечивала таковых.

Нужно испытать, не в состоянии ли тысячелистник (Аchillea millefolium) сам по себе в больших приемах производить кровотечение, ввиду того что он в умеренных приемах так полезен против хронических кровотечений.

Нет ничего удивительного, что аптечная валериана (Valeriana officinalis) в умеренных приемах уничтожает слишком большую раздражительность в хронических болезнях, так как она сама в сильном приеме, по моим наблюдениям, чрезвычайно увеличивает раздражительность всего организма.

Спор о том, содержат ли в себе курослеп (Anagallis arvensis) и кора белой омелы (Viscum album) столь большие целебные силы или же не содержат никаких, тотчас прекратился бы, если бы выяснить наблюдениями над здоровыми, производят ли большие приемы столь противное действию и болезненное состояние, сходное с тем, против которого их до сих пор старались назначать лишь эмпирически.

Специфически искусственная болезнь и своеобразные страдания, производимые пятнистым омегом (Соnium maculatum) далеко не так точно исследованы, как они того заслуживают, тем не менее целые книги полны эмпирических похвал и эмпирических порицаний этого растения. Известно, что он возбуждает слюнотечение; в таком случае он может обладать свойством возбуждать лимфатическую систему и оказывать прочную пользу там, где нужно; ограничит слишком усиленную и продолжительную деятельность всасывающих сосудов⁸.

Кроме того, так как он еще вызывает боли (в больших приемах жестокие боли) в железах, то легко поверить, почему в болезненных затвердениях желез, в раке и при болезненных узлах, остающихся вследствие злоупотребление ртутью, он в умеренной дозе является превосходнейшим средством не только для того чтобы почти специфически унимать эти особого рода хронические боли гораздо надежнее и продолжительнее, чем паллиативный опий и все остальные наркотические средства, но и для того чтобы разбивать железистые опухоли, когда они имеют в основании (как ранее сказано) слишком усиленную местную или общую деятельность лимфатических сосудов, или же когда они являются в вообще сильном организме, так что почти достаточно одного устранения боли, чтобы дать возможность одной природе справиться с болезнью. К этой категории принадлежат болезненные опухоли желез вследствие наружных повреждений⁹.

При настоящем раке грудной железы, где, по-видимому, существует противоположное состояние железистой системы, а именно вялость, там он (кроме начального облегчения болей), конечно, должен был в общем оказывать вред, и особенно ухудшает он болезнь там, где организм, как часто бывает, ослаблен продолжительным мучением, и притом ухудшает тем скорее, что его продолжительное употребление само по себе влечет за собой последствием ослабление желудка и всего тела. Именно вследствие этой причины, что он специфически раздражает железистую систему как и другие зонтичные растения, он и имеет способность, замеченную уже старыми врачами, уменьшать слишком частое отделение молока. Так как он в больших пpиемах уже обнаруживает наклонность парализовать лицевые нервы, то становится понятным, почему он оказывает помощь даже и при темной воде. Он облегчает судорожные страдания, коклюш и падучую болезнь, потому что он сам имеет наклонность возбуждать судороги. Еще вернее будет он оказывать пользу при глазных судорогах и дрожании членов, так как он в больших приемах воспроизводит точно такие же явления. Так же и при головокружении.

Осмотрительные врачи должны были бы воспользоваться намеком, что собачья петрушка (Aethusa суnapium), кроме других симптомов, рвоты, поноса и колик, и некоторых, за верность которых я не могу ручаться (общее опухание и т. д.), так специфически вызывает слабоумие, а также слабоумие попеременно с бешенством, чтобы применить ее к этой трудноизлечимой болезни. У меня был в запасе лично мной приготовленный хороший экстракт (густой сок), и когда я однажды вследствие различных быстро друг за другом следовавших умственных трудов чувствовал себя рассеянным и неспособным к чтению чего бы то ни было, я принял один-единственный гран экстракта. Действие его обнаружилось в необыкновенном расположении к умственной работе в течение нескольких часов до отхода ко сну. Но на другой день я был менее расположен.

Водяная бешеница (Cicutа virosa) вызывает, между прочим, сильное жжение в глотке и желудке, тетанус, тоническую судорогу пузыря, судорожное сжатие челюстей, рожу лица (головную боль) и настоящую падучую — все болезни, против которых мы еще нуждаемся в действительных лекарствах, и с полной надеждой отчасти найдем целительное средство в этом корне с геркулесовскими свойствами в руках осторожно-смелого врача.

Португалец Amatus наблюдал, что кукольван (семена растения Menispermum Cocculus) уже в количествe 4 гран вызывал у взрослого человека тошноту, икоту и боязливость. У животных он вызывает быстрое, сильное, но если доза не была смертельна, скоропреходящее одурение. Наши потомки найдут в нем весьма действительное лекарственное средство, как только болезненные явления, причиняемые этими семенами, будут точнее изучены. Индейцы употребляют корень этого дерева, между прочим, в злокачественных нервных горячках (соединенных, следовательно, с одурением).

Четверолистный одноягодник (Paris quadrifolia) был найден действительным в судорогах. На основании имеющихся у нас еще несовершенных сведений о болезненных явлениях, им производимых, листья его в большой дозе вызывают по крайней мере судороги в желудкe.

Кофе в больших приемах возбуждает головную боль и поэтому он в умеренной дозе успокаивает головные боли, если они не происходят от испорченного желудка и кислот в первых путях. Он в больших приемах усиливает перистальтическое движение кишок, и потому в меньших дозах излечивает хронические поносы; таким же образом и другие противоестественные дейcтвия, им возбуждаемые, могли бы быть применены против других сходных с ними заболеваний человеческого тела, если бы мы не привыкли злоупотреблять им. Он прогоняет одуряющую и раздражающую мышечный тонус силу опиума как противоположно-действующее паллиативное средство и притом целесообразно и удовлетворительно, потому что ему тут приходится побороть не беспрерывное расположение организма, а только скоропреходящие симптомы.

Некоторые формы перемежающихся лихорадок, в которых отсутствие раздражительности и чрезмерная натянутость мышц препятствует иначе специфическому действию хинной корки, изгоняются им, по-видимому, только паллиативно, в больших приемах, причем, однако, его прямое действие в столь больших приемах длится два дня.

Сладко-горький паслен (Solanum dulcamara) в больших приемах, между прочим, производит сильное припухание больных частей и чувствительные боли или потерю чувствительности в них, а также паралич языка (и лицевых нервов?). В силу последних своих неприятных свойств неудивительно, что он излечивал паралитические страдания, темную воду и глухоту и, в более умеренной дозе, будет оказывать еще более специфическую пользу при параличе языка. В силу первых своих двух свойств он является одним из главных средств при хроническом ревматизме и при ночных болях вследствие злоупотребления ртутью. В силу своего свойства вызывать странгурию он оказывался полезным и в упорных трипперах, а в силу своего стремления вызывать зуд и покалывание в коже он оказывается целительным во многих накожных сыпях и старых язвах, даже таких, которые произошли от злоупотребления ртутью. Так как он сам по себе в больших приемах вызывает судороги в руках, губах и веках, а также дрожание членов, то можно легко понять, почему он был полезен в судорожных страданиях. В бешенстве матки он будет, вероятно, полезен, потому что он так специфически раздражает нервы женских половых частей и (в больших приемах) вызывает зуд и боли в этих частях.

Ягоды черного паслена (Solanum nigrum) вызывали удивительные выворачивания членов, а также и сумасшедшие речи, поэтому правдоподобно, что это растение будет полезно в так называемом бесновании (сумасшествие, соединенное с удивительно высокопарными и часто непонятными речами, которые в прежние времена считались за пророчества и чужие языки, вместе с выворачиванием членов), особенно там, где одновременно существуют боли в области желудка, которые эти ягоды в больших дозах также вызывают, а, следовательно, в меньших приемах излечивают. Так как это растение вызывает рожу лица, то оно может быть здесь полезно, как уже было замечено от его наружного употребления. Так как он при внутреннем употреблении еще сильнее, чем сладко-горький паслен, в своем начальном прямом действии вызывает наружные опухоли, т. е. проходящее задержание всасывающего аппарата, так что его большое мочегонное свойство является только косвенным последним действием, то отсюда делается понятным его благодетельное свойство через сходное действие в водянках — лекарственное свойство тем более заслуживающее исследования, что большинство средств, имеющихся у нас против этой болезни, являются лишь противоположно-действующими (лишь временно возбуждающими лимфатическую систему), следовательно, паллиативными, непригодными к продолжительному лечению. Так как он далее в больших приемах вызывает не только опухоли, но и общее воспалительное припухание с зудящими и невыносимо жгучими болями, тугостью членов, высыпанием пустул, шелушение кожи, язвы и злокачественные струпья, то что же удивительного, что он при наружном употреблении уничтожал различные боли и воспаление. Если же собрать воедино все болезненные симптомы, производимые черным пасленом, то нельзя не признать поразительного сходства со злой корчей, против которой, в высшей степени вероятно, он будет специфическим средством.

Весьма вероятно, что ягоды красавки (Atropa belladonna) будут полезны если не в столбняке, то в корче челюстей, (потому что она сама возбуждает нечто вроде этого), и при судорожном затруднении глотания (которое она сама так специфично вызывает) то и другое принадлежит ее прямому действию. Зависит ли ее действие в водобоязни, если она таковым в самом деле обладает, исключительно от этого последнего свойства, или же вместе с тем от ее паллиативного свойства на несколько часов подавлять столь высокую в водобоязни раздражительность и чувствительность, это я оставляю открытым.

Ее свойство успокаивать и рассасывать затвердения, болезненные и изъязвленные железы станет неоспоримо вследствие ее особенности производить в своем прямом действии в этих железистых опухолях сверлящие и грызущие боли. Однако, мне кажется, что в железистых опухолях, происходящих от чрезмерного возбуждения всасывающей системы, она действует только противоположно, т. e. паллиативно, и лишь на короткое время (с последующим ухудшением, как у всех паллиативов для хронических болезней), между тем как в опухолях, происходящих от слишком большой вялости лимфатической системы, она действует в силу подобного же болезнетворного действия, т. е. продолжительно и прочно. (В таком случае она была бы полезна как раз в таких затвердениях желез, в которых пятнистый омег непригоден, и, наоборот, этот последний полезен там, где первая вредит). Но так как она при продолжительном употреблении (в силу ее косвенного действия) изнуряет весь организм и при мало-мальски усиленных или слишком часто друг за другом следующих приемах легко возбуждает гангренозную лихорадку, то ее хорошее действие слишком часто поглощается в этом побочном вредном влиянии, и все идет навстречу смерти (особенно у раковых больных, силы которых иногда уже истощены многолетними страданиями), если она употребляется недостаточно осторожно и у недостаточно сильных больных. Бешенство (как и вышесказанный вид тонических судорог) она вызывает непосредственно, клонические же судороги (конвульсии) — только как последовательное действие в силу остающегося состояния организма после прямого действия белладонны (задерживающего животные и естественные отправления). Потому-то в падучей болезни, соединенной с бешенством, ее благодетельное влияние наидействительнейшим образом отзывалось на последнем, между тем как первая в силу противоположного (паллиативного) действия белладонны большей частью только видоизменялась и обыкновенно переходила в дрожание и подобные судороги, более свойственные ослабленным и раздражительным организмам; судороги, производимый белладонной в ее прямом действии, принадлежат к категории тонических, хотя мускулы находятся в состоянии паралитического расслабления, но недостающая раздражительность их менее обусловливает известного рода неподвижность и ощущение здоровья, как будто бы было сокращение. Так как бешенство, ею производимое, имеет буйный характер, то она успокаивает подобного рода бешенства или по крайней мере отнимает их бурность. Так как воспоминание о прошедшем ею подавляется в прямом ее действии, то ностальгия ею ухудшается, а иногда даже, как я наблюдал, и возбуждается¹⁰.

Также и замеченное усиленное отделение мочи, пота, месячных очищений, кишечных выделений и слюны является следствием остающегося противоположного состояния чрезмерно возвышенной раздражительности и чувствительности во время ее косвенного последственного действия, когда уже исчезло начальное прямое действие белладонны, во время которого все вышеупомянутые отделения, как я много раз наблюдал, от больших приемов часто в течение десяти и более часов бывают совершенно подавлены. Поэтому в случаях, где эти отделения совершаются с трудом и подают повод к какой-либо важной болезни, белладонна устраняет эти затруднения как подобно-действующее средство, прочно и надежно, если они имеют в основании напряженность волокон и недостаток раздражительности и чувствительности. Я нарочно говорю "важные болезни", потому что только против таковых позволительно употреблять одно из сильнейших средств, требующих величайшей осторожности. Сюда принадлежат некоторые формы водянки, бледной немочи и т. д. Большая склонность белладонны парализовать зрительные нервы делает ее как подобно-действующее средство, важной в амаврозе¹¹. В прямом действии она лишает сна, и только последствием противоположного состояния, вызванного прекращением этого действия, является позже наступающий глубокий сон. Поэтому путем первоначальной искусственной болезни белладонна будет излечивать упорную бессонницу (например, от недостатка раздражительности) надежнее, чем какой-либо паллиатив.

Ее находили полезной в дизентерии; так как она в своем прямом действии задерживает стул, то, по всей вероятности, она могла бы соответствовать простейшей истерии с задержанным выведением кала и редким действием на низ, но не в натужных дизентерических поносах, где она во всяком случае должна вредить. Но пригодна ли она в дизентерии в силу прочих ее действий, я не осмеливаюсь решать.

Она вызывает удар; и если она, как утверждают, оказывалась полезной при серозной апоплексии, то это вследствие этого свойства. Кроме того, в ее прямом действии проявляется внутреннее жжение с холодом наружных частей.

Ее прямое действие продолжается 12, 24 и до 48 часов. Поэтому раньше истечения двух дней не следовало бы повторять приема. Более частое повторение, хотя бы и весьма малых доз, по своему результату должно приближаться к (более опасному) действию одной сильной дозы, что и подтверждается наблюдением.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ При этом исчислении благодетельных свойств отдельных лекарственных веществ самым удивительным остается для меня всегда то обстоятельство, что метод, до сих пор еще обесславливающий лекарствоведение, а именно переплетать между собой одновременно несколько лекарств в одном рецепте по правилам искусства, во времена вышеупомянутых авторов был так широко применяем, что даже какому-либо Эдипу было бы невозможно приписать что-либо из действия такого многосмешения исключительно одной какой-либо составной части, а также и то, что тогда почти еще реже, чем теперь, прописывалось одно отдельное лекарственное вещество как лекарство. Каким же образом из такой запутанной практики можно получить понятие о различительных свойствах отдельных лекарств?
² В этой статье я имею большей частью дело с постоянно действующими специфическими средствами для (преимущественно) хронических болезней. Лекарства же, устраняющие основную причину болезни и временно действующие для острых болезней и носящие в некоторых случаях название паллиативных, я здесь оставляю в стороне.
³ Самые действительные лекарственные вещества, возбуждающие специфическое заболевание, а следовательно и самые целительные, в общежитии называются ядами.
⁴ Если хотят исподволь подойти к делу, как подобает осторожному врачу, то нужно дать это употребительное средство в такой дозе, которая едва заметно проявила бы ожидаемое от него искусственное заболевание (так как она все-таки действует в силу своего стремление произвести такую искусственную болезнь), и затем постепенно увеличивать прием, пока не наступит уверенность, что имевшееся в виду внутреннее изменение организма проявилось достаточно сильно, хотя и с проявлениями, значительно уступающими в силе естественным симптомам болезни. Если же хотят действовать быстро, то и таким способом, хотя и с некоторой опасностью для жизни, лишь бы только было выбрано целесообразное и весьма подходящее средство, можно, наверное, достигнуть цели и совершить то, что иногда грубым образом производят эмпирики над простолюдинами, и что они называют чудесным или отчаянным исцелением, а именно излечение долголетней болезни в несколько дней — образ действия, доказывающий, правда, верность моего основного положения, но вместе с тем и смелость применяющего его.
⁵ Опий может служить примером. Неустрашимый подъем духа, чувство силы и отваги, веселый наплыв мыслей — таково отчасти при умеренном приеме его прямое действие на внутреннее самочувствие. Но как только через 8–12 часов действие его улетучивается, так постепенно наступает противоположное состояние организма, косвенное последственное действие; появляются расслабление, уныние, недовepие, угрюмость, бессознательность и страх.
⁶ Без употребления арникового корня рвотные средства отнимали прогорклый и горький вкус только на два или три дня; все же остальные симптомы оставались, как бы часто их ни повторяли.
⁷ При этом я должен был ежедневно увеличивать приемы скорее, чем обыкновенно бывает нужно при употреблении какого-либо действительного средства. Ребенок 4-х лет получал сначала 4 грана ежедневно в один прием, потом 7, 8 и 9 гран. Дети 6 и 7 лет могли переносить сначала только 6 гран, но потом необходимо было давать 12 и 14 гран. 9-месячный ребенок, не принимавший ничего через рот, переносил сначала только 2 грана (смешанных с чистой теплой водой) в клистире, а затем необходимо было давать 6 гран.
⁸ Если же его применять при их недеятельности, то сначала он будет действовать паллиативно, а потом будет мало или совсем не помогать, и, наконец, будет вредить, возбуждая состояние, как раз противоположное желаемому.
⁹ Здоровое крестьянское дитя получило вследствие сильного ушиба нижней губы болезненный узел, который в течение четырех недель очень усилился в твердости, величине и болезненности. Приложенный густой сок пятнистого омега совершил излечение в 14 дней без возврата. Необыкновенно здоровая и сильная служанка при ношении большой тяжести сильно надавила себе правую грудь ремнями корзины. Образовался маленький узел, который в течение шести месяцев при каждом наступлении месячных становился все болезненней и усиливался в твердости и величине. Приложенный густой сок пятнистого омега его преодолел в течение пяти недель при одном наружном употреблении. Излечение наступило бы еще скорее, если бы он не раздражал кожи и не вызвал болезненных пустул, вследствие чего приходилось на несколько дней приостанавливать его употребление.
¹⁰ Поэтому она будет полезна при ослаблении памяти.
¹¹ Тут и мне известны очень xopoшиe результаты.

 ЧАСТЬ I       ЧАСТЬ III