Портреты Ганемана — Copyright © Homéopathe International 2001

III

Теперь нужно представить себе положение.

Ганеман, как мы видели, уже много лет служил предметом самых злобных преследований своих товарищей за его беспощадные, хотя и совершенно справедливые и спокойные разоблачения недостатков современной ему медицины. Врачи, как и все люди вообще, не терпят выслушивать правду, когда она неприятна, и с неудовольствием встречают всякое открытие, грозящее подорвать их авторитет в глазах публики. Ганеман, порицая старую медицину, предлагал взамен новые принципы, но они были слишком преждевременны. Господствующая практика представляла полнейшей хаос и смешение всевозможных медицинских систем, но преобладающим предпочтением пользовалась система Джона Броуна, которая доводила до крайних пределов лечение болезней посредством противоположно действующих средств и считалась верхом рациональности практического врача. Призыв Ганемана испытать лечение болезней посредством подобно действующих средств казался революционым и абсурдным, причем было упущено из внимания, невзирая на указания самого Ганемана, что этот по-видимому новый, потому что забытый, принцип, во все времена уже практиковался в медицине, что он лежит в основе многих специфических методов лечения и что он рекомендовался уже многими знаменитостями, но что он только никогда вполне ясно не проникал в сознание медицинского мира. Но вместо серьезных опровержений оппоненты его предпочитали прибегать к личным нападкам и старались очернить его личность и обвиняли его в корыстолюбии. По мере же созревания отдельных частей его системы и твердого установления необходимости назначать лишь одно простое средство и в столь малых (но еще не бесконечно малых) приемах, которые никогда еще не применялись в медицине, личные нападки на него переступили границы всякого приличия и обратились прямо в насмешки, издевательства и даже брань не только в медицинской, но и в общей прессе. Видя таким образом игнорирование своих доводов и искажение нравственных мотивов своей деятельности в медицинской прессе, а затем и в высшей степени вызывающие инсинуации в общей прессе, Ганеман оказался вынужденным прекратить сношения с медицинской прессой и защищать свои взгляды и отражать удары в самой распространенной в то время газете "Der allgemeine Anzeiger der Deutchen", в которой, между прочим, постоянно проветривались и всевозможные чисто медицинские предметы, а также вопросы, касающиеся медицинского быта. Таким образом, чисто медицинский спор был перенесен на нейтральную почву литературной газеты и стал достоянием публики, которая стала интересоваться сущностью предмета, а потом и практически знакомиться с достоинствами нового метода лечения, через что успех Ганемана как превосходного и счастливого врача все усиливался, а равномерно с этим усиливалась и возрастала злоба и ненависть его противников. Появление же "Органона" послужило сигналом к ожесточенной наступательной войне со стороны врачей. В этой удивительной книге Ганеман, до сих пор называвший свой метод лечения "специфическим", в первый раз дал ему название "гомеопатического"*, от греческих слов "гомойон" — подобный и "патос" — болезнь, совершенно согласно с основным практическим правилом этого метода — "similia similibus curentur" — лечи подобное подобным. Это слово было подхвачено на лету для обособления учения Ганемана в отдельную ересь. Сам он был поставлен в вынужденное положение ересиархa, а собравшиеся теперь вокруг него ученики получили сектантское прозвание гомеопатов, причем первоначальный и грамматически точный смысл слова был совершенно забыт и искажен, и стал теперь иронической кличкой для обозначения чего-то малого до смешного. Теперь противники Ганемана увидели, что имеют дело с гигантом, мощно потрясающим столбы старой медицины, и бесстрашно вызывающим бойцов на жизнь или смерть. Нужно было защищать многовековые традиции и выдержать борьбу за собственное существование, потому что публика, введенная в курс дела самими противниками Ганемана, стала уже понимать всю нерациональность и даже всю опасность господствующих способов врачевания, a успех гомеопатического лечения и убедительность рассуждений и доводов Ганемана все сильнее привлекали к нему и к его учению симпатии публики. Приверженцы старых традиций и неизменной рутины инстинктивно сплотились воедино для уничтожения опасного и ненавистного врага, и теперь на него посыпался буквально залп из всех неприятельских орудий. Принцип выбора специфических средств для каждого случая болезни или, как он теперь стал называться, гомеопатический закон подобия, отвергался и отрицался как абсурд, не требующий ни проверки, ни опровержения, ни доказательства. Испытание лекарств на здоровых людях подвергалось осмеянию и искажению, а малость доз, достаточных для требуемого импульса гомеопатического лекарства, давала обильную пищу зубоскальству и издевательству. Огонь открыл берлинский профессор Геккер, обрушившийся в 1810 г. на "Органон" со всей страстностью лично раздраженного врага, за ним последовали многие другие, не щадя никаких средств для умаления заслуг Ганемана как ученого и унижения его достоинства как человека. И вот в самый разгар неприятельского огня мы видим Ганемана, спокойно являющегося в главную квартиру ожесточенных и озлобленных противников и предъявляющего право на преподавание своего учения в стенах университета! Но для осуществления этого права он должен был официально защитить диссертацию перед медицинским факультетом. Можно себе представить всю сенсацию такого смелого и открытого выступления Ганемана в то самое время, когда возбуждение страстей против него достигло своей наивысшей точки! Враги злорадствовали, потому что еще ни разу не имели случая соразмерить своих сил в правильном единоборстве со своим ученым противником, и, зная господствующее настроение, с уверенностью ожидали его торжественного поражения.

Горько же было их разочарование.

Ганеман представил историко-медицинскую монографию на латинском языке "О геллеборизме древних", в которой он подвергает исследованию вопрос об общераспространенном в древности опорожняющем методе лечения посредством "геллеборуса" многоразличных хронических болезней (как-то: помешательства, меланхолии, эпилепсии, летаргии, параличей, водобоязни, апоплексии, подагры, ревматизма, головных болей, головокружения, накожных болезней, проказы, зоба, рака, желудочно-кишечных страданий и пр.), и на основании целого ряда исторических, филологических, ботанических и физиологических данных проводит неопровержимое доказательство, что растение геллеборус, применявшееся с этой целью, было не Helleborus niger, a Veratrum album. Попутно он разбирает множество вопросов относительно древности употребления и различных способов применения этого средства, указывает местности, где произрастали лучшие его сорта, сообщает признаки его доброкачественности, затем дает самые точные сведения о самой процедуре "геллеборизма", о наилучшем времени года и противопоказаниях для его употребления, о подготовляющем лечении, о приготовлении, о форме и о дозе медикамента, о сопровождающей диете, об устранении опасных симптомов, часто вызываемых этим лечением, о предохранительных мерах для обеспечения его успешности, и, наконец, упоминает также и об употреблении Hellebori nigri у древних. Ганеман давно уже был известен, как основательный знаток древних и новейших языков, но особенно в этой работе, потребовавшей изучения несчетного числа древних источников, он прямо удивляет читателя своими богатейшими знаниями греческого и латинского, а также и арабского языков, и обнаруживает самое близкое знакомство не только с медицинскими авторами (Гиппократ, Гален, Орибаз, Корнелий Цельс, Диоскорид, Руфус, Аэтий, Аретей, Авиценна и пр.), но также и со всеми классическими писателями древности (каковы Гомер, Геродот, Плиний, Страбон и пр.). Такая обширная эрудиция и начитанность в связи с необыкновенной глубиной и обстоятельностью изучения предмета, а также и удивительная ясность и точность языка в связи с логической убедительностью доказательств, ставят эту работу в число выдающихся во всей медицинской литературе. Оппоненты его не знали даже, что и как возражать, и должны были против воли признать все превосходство Ганемана на ученом поприще, а декан факультета профессор Розенмюллер не мог воздержаться от выражения своего одобрения и удивления.

Блестящей защитой своей диссертации 12 июня 1812 г. Ганеман сделался Magister legens, что равносильно теперешнему званию приват-доцента. Теперь заветная его мечта осуществилась: он получил право официального преподавания, а преподавать ему хотелось не с тем чтобы проповедывать искусственные теории или выдуманные гипотезы, подобные всем предшествовавшим и построенные на метафизических соображениях о том, что такое душа и тело, что такое болезнь и здоровье, жизнь и смерть, материя и сила — нет. Он был враг всякого умствования и резонерства и ясно сознавал, что на зыбком песке спекулятивных теорий никогда не может быть воздвигнуто прочное здание рациональной терапии. Он сгорал желанием передать товарищам результаты своих с лишком 20-летних опытов и наблюдений над усовершенствованием медицинского искусства, которые сводились теперь к следующим четырем положениям: 1) изучать действие лекарств в свете испытания их на здоровых людях; 2) применять таким образом изученные лекарства у постели больного на основании гомеопатического принципа, т. е. лечить болезни такими лекарствами, которые сами вызывают у здорового человека подобные болезни; 3) употреблять лекарства, выбранные по этому принципу в малых дозах, т. е. в таких приемах, которые уже не в состоянии проявить свое болезнетворное действие, руководствуясь в вопросе о дозе не рассуждениями, а клиническим опытом и наблюдением; и 4) назначать каждое избранное средство порознь в простом виде, а не в смеси со многими другими. Эти четыре принципа, по его глубокому убеждению, должны были лежать в основе рациональной и успешной терапии, и они-то и составляют цельное, здоровое и неизменное ядро того метода лечения, которое со времени появления "Органона" стало называться гомеопатией, и именно этот метод он и стал теперь преподавать.

Вокруг него сгруппировались талантливые и любознательные ученики, в числе которых были и юные студенты, и седовласые практические врачи, жаждавшие света просвещения. Он открыл курс лекций об "Органоне", которые он читал два раза в неделю, и, кроме того, сейчас же образовал кружок для испытания лекарств, к которому примкнули не только медики, но и студенты юридического, философского и теологического факультетов. Испытатели принимали лекарственные вещества, не зная их названия, и затем приносили Ганеману свои дневники, в которых записывались наблюдения их о действии испытуемого средства на разные части и отправления их организма. Ганеман переспрашивал каждого из них лично, сравнивал показания разных испытателей между собой и со своими собственными наблюдениями, и, убедившись в надежности и достоверности полученных симптомов, вносил их в так называемый патогенез данного лекарства, т. е. в собрание тех болезненных симптомов и явлений, которые лекарственное вещество вызывает в здоровом организме. Таким образом, он был в состоянии уже в первый год своего пребывания в Лейпциге выпустить часть своего "Чистого лекарствоведения", названного чистым потому, что оно представляет простое, правдивое и точное описание фактов наблюдения над действием лекарств на человеческий организм без всякой примеси гипотезы, теории или толкования о внутренней сущности механизма такого лекарственного действия. Вслед за первой частью явились потом последовательно в течение нескольких лет еще четыре части, а также повторные издания со значительными добавлениями и исправлениями прежних частей этого труда, заключающего в себе богатейшие сведения о с лишком 60 лекарственных средствах. Рядом с усердным преподаванием и неутомимым испытанием лекарств, он ревностно занимался частной практикой и, благодаря своим удивительным излечениям, с каждым годом приобретал все бóльшую известность. Ученики его также применяли гомеопатический метод в своей практике, конечно, тоже получали выдающиеся случаи излечения и, таким образом, способствовали успеху распространения гомеопатического лечения.

В первое время его пребывания в Лейпциге, благодаря его блестящему завоеванию прочной и выгодной для себя позиции в университете, враги его находились в выжидательном положении и искали более удобного момента для нападения. Но по мере того как практика его разрасталась и моральное его влияние на студентов и врачей увеличивалось, злобные и завистливые инстинкты медицинской толпы становились все злее и враждебнее. А неуклонное приготовление Ганеманом и собственноручная раздача больным собственных лекарств положительно растравляли больную рану аптекарей. Вообще столкновение Ганемана с аптекарским сословием, неизбежно вызванное самой сущностью его реформы, имело самое неблагоприятное значение для всей его социальной и медицинской карьеры. Ганеман был создателем метода лечения, требовавшего простых лекарственных средств в малейших приемах, и весь успех его лечения, а, следовательно, и всякий верный вывод о достоинствах его метода, должен был находиться в прямой зависимости от наивозможной точности приготовления его лекарственных орудий, вследствие чего он, конечно, ни на кого не мог так верно положиться, как на самого себя, а тем более что самые ранние опыты его будущей реформы уже встревожили инстинкты самосохранения аптекарей и пробудили в них недоброжелательные предубеждения. Ганеман тогда еще и не предугадывал своей последующей теории динамизации и прописывал свои простые лекарства хотя и в малых, но все еще в материально-весомых приемах, но аптекари уже как бы предчувствовали естественное развитие новой реформы и ясно сознавали, что она подтачивала в корне их благополучие, находящееся в прямой зависимости от количества, сложности и дороговизны прописываемых рецептов, и поэтому недружелюбно относились с самого начала к опасному для них нововведению, а с другой стороны и не могли внушить доверия к себе со стороны Ганемана. Когда же Ганеман, клинически испытывая чувствительность больного организма к своим гомеопатическим лекарствам, постепенно и экспериментально дошел до необходимости назначать столь разведенные растворы, которые уже совершенно ускользали от самого тонкого химического анализа, не переставая, однако, оказывать явное терапевтическое действие на больной организм, то теперь уже всякий контроль врача над аптекарем делался невозможным.

Поэтому, не имея возможности ни посредством органов чувств, ни посредством химических реактивов проверить доброкачественность или точность приготовления лекарств, не имея даже средства убедиться, отпущено ли именно требуемое или какое-либо другое средство, или не отпущено вовсе никакого, кроме спирта, врач-гомеопат становился бы, таким образом, в полную зависимость от аптекаря. Да и можно ли, в самом деле, ожидать или требовать от аптекаря столько самоотвержения или самоотречения, чтобы он, в ущерб собственной выгоде, добросовестно предался хлопотливому и медлительному делу приготовления гомеопатических разведений, в действительность которых он не верит. Ганеман поэтому не видел другого исхода, как воспользоваться старым обычным правом врачей лично раздавать лекарства пациентам, но при этом он вступил в конфликт с позднейшим медико-полицейским постановлением, на основании которого "никто не может приготовлять и отпускать лекарства, кроме аптекаря, по рецепту врача". Наконец, в 1819 г. лейпцигские аптекари подали жалобу во Врачебное управление, которое, как и следовало ожидать, постановило, чтобы Ганеман действовал и поступал на основании буквы закона. Ганеман подал апелляцию, в которой доказывал, что слово "лекарство" (Arzneien und Medicamente) в законе везде и всегда употребляется в смысле сложных и составных средств, а что простые однородные средства называются в законе "лекарственными веществами" (Arzneisubstanzen, Simplicia, Species); затем, что выражение "приготовлять и отпускать" относится только до составления из нескольких простых средств одной сложной смеси или формы; что поэтому подлежащая статья закона предоставляет аптекарям лишь привилегию изготовления по рецептам врачей сложных лекарственных форм, которые в гомеопатии не употребляются, и что никакой закон никогда не давал аптекарю исключительного права только ему одному отпускать по ручной продаже простые лекарственные вещества, иначе невозможно было бы существование дрогистов, а тем более что никакой закон никогда не воспрещал врачу безвозмездный отпуск простых лекарств своих пациентам; и, наконец, что самая тонкость приготовления гомеопатических разведений, по отсутствию проверочных для них химических реактивов, не может быть доверена постороннему лицу или тем более враждебной стороне. Делопроизводство по этому вопросу неожиданно затянулось в силу следующего обстоятельства.

Случилось в это время, что австрийский фельдмаршал князь Шварценберг приехал в Лейпциг искать помощи у Ганемана. Он был поражен апоплексическим параличем правой половины туловища, и до сих пор безуспешно лечился у знаменитейших врачей того времени, поэтому он решился испытать на себе метод лечения Ганемана. Приезд его произвел сенсацию в городе, а когда состояние пациента стало с каждой неделей улучшаться и когда он, к всеобщему удивлению, стал даже выезжать для прогулок в экипаже, то Ганеман был возведен в небывалый почет, вошел в близкие сношения с придворными и высокопоставленными лицами и получил весьма влиятельное положение, вследствие чего и преследование медицинских властей против него должно было притихнуть. К сожалению, ненадолго. Престарелый фельдмаршал прибыл в Лейпциг в совершенно безнадежном состоянии и уже давно был приговорен медицинскими авторитетами к неминуемой и скорой смерти; Ганеману удалось поддержать пациента в течение почти целого года и доставить ему такое сравнительное благосостояние, которое больной еще не испытывал ни от какого другого лечения. Но застарелая органическая болезнь мозга и сердца не могла больше поддаться дальнейшему улучшению, и, наконец, всякое искусство имеет свои пределы. Наступило неизбежное ухудшение, и 15 октября 1820 г. князь скончался. Протокол вскрытия обнаружил такое глубокое разрушение благородных органов, против которого должно было остаться бессильным всякое лечение. Тем не менее этот случай, на который было обращено всеобщее внимание в Германии и Австрии, имел пагубное значение для Ганемана и через это отчасти для участи гомеопатии. Сдержанное молчание противников теперь разразилось потоком злословия, и приостановленному процессу дано было немедленное движение.

В декабре того же 1820 г. Ганеману было окончательно вменено в обязанность прописывать свои лекарства из аллопатических аптек и, таким образом, был умерщвлен жизненный нерв его практической деятельности, так как весь успех гомеопатического лечения был отдан в руки его злейших врагов. Такое постановление было равносильно запрещению ему практиковать. Не желая подчиниться закону, который предавал честь и достоинство его искусства поруганию его непримиримых противников, он должен был покинуть не только Лейпциг, но и свое дорогое отечество — Саксонию.

ПРИМЕЧАНИЯ

*Собственно говоря, в первый раз он употребил слово "гомеопатический" в 1807 г. в заглавии статьи "Fingerzeige auf den homöopathischen Gebrauch der Arzneien", Hufeland's Journal, Bd. 26, S. 2, S. 5–43 (позднее вошла в состав трех первых изданий "Органона").