Д-р Рихард Арендт (Шарлоттенбург, Германия) |
Гомеопатия и ее отношение к естественному методу лечения |
Из: М. Платен (сост.) "Новый способ лечения. Настольная книга для здоровых и больных", т. IV, СПб, товарищество "Просвещение", 1896 г., стр. 192–233 |
Оригинал здесь Тот, кто желает дать полную картину великого гигиенического движения, которое происходит в настоящее время, в особенности в Германии, и воплощается в стремлениях, предприятиях и союзах, имеющих целью правильную жизнь и естественные пути исцеления, тот не может пройти мимо одного явления в медицине. Мы говорим о гомеопатическом способе лечения. Он издавна привлекал к себе внимание и интересы широких кругов страждущей публики, а с другой стороны всегда вызывал более или менее резкую критику со стороны подавляющего большинства врачей. Особенно боролась с ним и осмеивала его во все времена официальная университетская наука. Это обстоятельство стоит в резком противоречии с огромным числом убежденных приверженцев гомеопатии во всех странах и во всех слоях населения. Снисходительный приговор, высказанный некогда некоторыми из противников, что это "заблуждение" просуществует недолго, оказался ложным, потому что прошло столетие и гомеопатия все же существует. Тем не менее официальные нападки на эту систему лечения продолжаются так же, как и на врачей, практикующих ее. И это несмотря на то, что прогрессирующая наука дает все новые подтверждения в области физиологии, химии и физики в пользу воззрений, лежащих в основе гомеопатии как медицинской науки, основанной на законах жизни. Медленно подготовляющийся поворот в воззрениях на фармакодинамику, т. е. в понятиях, касающихся действия лекарств на организм, объясняет нам в ближайшие годы или десятки лет интересный поворот во всем характере аллопатии. Поэтому чрезвычайно полезно ознакомиться с теми вопросами, которые тесно связаны с основаниями гомеопатии. Но помимо этого правильная оценка гомеопатического учения представляет интерес для приверженцев естественного образа жизни и лечения еще и с другой точки зрения. Оба течения, как гомеопатия, так и естественное лечение, в некотором смысле родственные течения, так как у них много общего, особенно в смысле противоположности аллопатической школьной медицине. Гомеопаты уже с первых шагов не только объявили войну кровопусканиям, сильным слабительным и рвотным средствам, всяким сложным рецептам и таким, в которых прописываются сильные яды, но прежде всего указывали своим больным на огромное значение диеты и целесообразного гигиенического образа жизни. Точно так же они были противниками оспопрививания и ратовали за действительную свободу лечения. Таким образом, гомеопатия была во многих отношениях предшественницей движения в пользу естественного лечения. И если она с течением времени отстала значительно от последнего, то все же не следует забывать и заслуги ее. Естественное лечение в чистом виде совершенно отрицает лечение внутренними средствами и, стало быть, оно должно в принципе отвергнуть также гомеопатию. Но не нужно забывать, что в широких кругах Германии, на юге и на западе, оба движения часто и теперь еще идут рука об руку, и мы довольно нередко встречаемся с названием "Союз гомеопатов и естественных врачевателей". Насколько этот факт имеет внутреннее более глубокое основание, а не только внешнюю общность интересов в борьбе с господствующей государственной медициной, на это каждый ответит различно, в зависимости от своей принципиальной точки зрения и большего или меньшего опыта. Однако в чистом виде естественное лечение, т. е. такое, которое отвергает всякое внутреннее лечение, кроме диеты, до сих пор нигде не одержало полной победы. На практике же в рамках естественного лечения вмещаются также различные, скорее внутренние, способы лечения. Таково, например, лечение травами, питательными солями и особенным образом приготовленными пищевыми средствами. Все эти способы, к сожалению, редко исходят из какой-нибудь общей терапевтической точки зрения, а больше применяются на основании опыта. В виду этого для защитников такого шире понимаемого естественного лечения — а число их несравненно больше, чем думают иные, стоящие вдали, — будет интересно проследить происхождение, развитие и нынешнюю форму, а такие принципы того внутреннего способа лечения болезней, который в основании диаметрально противоположен школьной медицине. В этом отношении гомеопатия, не говоря уже о том, что она зарегистрировала массу успешных результатов, весьма тесно примыкает к естественному лечению: она также прибегает к целебной силе природы и старается вызвать ее к деятельности путем физиологических раздражений. Ее средства весьма сходны со способом действия естественных средств в тесном смысле, и принципы, лежащие в ее основании, способны также пролить некоторый свет на способ действия естественных целебных сил. Если мы сказали, что естественный метод лечения и гомеопатия во многих пунктах связаны общими интересами, то это относится главным образом к приверженцам, но в меньшей степени к врачам обоих лагерей; последние, к сожалению, строго придерживаясь узкой догматической точки зрения, враждебны друг другу. Правда, многие ныне практикующие естественные врачи были сначала последователями гомеопатии, но мало-помалу совершенно отделились от нее, чему могли, конечно, способствовать некоторые внешние обстоятельства. Другие практикуют оба метода, но есть также целый ряд врачей-гомеопатов, которые широко пользуются естественным методом лечения. Более же молодые врачи, которые останавливаются на одном из этих методов, обыкновенно ничего не узнаю́т о сущности другого направления, или, что еще хуже, составляют себе о нем превратное понятие. Об этом можно пожалеть также и ради страждущей публики, которая далека от теоретических и научных точек зрения, но зато имеет практическую потребность и желание выздороветь. Неудачи общепринятой аллопатии вынуждают ее обращаться к способу лечения, который ей симпатичнее и где нет риска в отношении неблагоприятных побочных действий. Естественное лечение мало-помалу преобразилось в гигиеническое движение, которое объемлет все стороны жизни. Поэтому врачи, представители этого движения, стоящие лицом к лицу с практикой и знакомые из первых рук с действительными желаниями и потребностями страждущей публики, обязаны по мере сил и доступности знакомить ее не только с вопросами общественной и частной гигиены, но также с терапевтическими направлениями, по крайней мере в принципе. Дело в том, что в вопросах, находящихся вне сферы школьной медицины, очень легко возникают односторонние и фантастические течения, которые порой захватывают даже врачей. И публика, в особенности еще не посвященная в дело, принимает эти односторонности за главное. Получаются, конечно, разочарования, которые побуждают иного снова вернуться к аллопатии. Вот именно в виду возможности подобных ошибок даже для убежденного естественного врача чрезвычайно важно познакомиться с гомеопатическими воззрениями, с тонкими явлениями наблюдения, с особенностями конституции, не говоря уже об интересных точках зрения гомеопатических принципов лечения. Итак, в нижеследующем мы изложим с фактической точки зрения теорию и принципы гомеопатии и затем укажем на отношение ее к естественному образу жизни и к естественному лечению. Название гомеопатии тесно связано с именем ее основателя, доктора Самуэля Ганемана. Путаница и неясное представление о гомеопатии и теперь еще, спустя 100 лет после ее возникновения, даже среди врачей, кроется главным образом в том, что, к сожалению, гомеопатию как практическую систему лечения слишком отождествляли с основателем ее и делали ответственной за ошибки и слабости Ганемана, которых не чужд самый великий человек. Совершенно неправильно изображают дело в таком свете, будто бы Ганеман был хотя и даровитый, но беспокойный человек, который жаждал новизны; он сам знал и указывал на то, что некоторые из его мыслей были уже высказаны до него. Его работа заключалась только в том, что рассеянные идеи, всплывавшие раньше там и сям, он слил в логически обоснованную систему, которую и передал врачебному миру и страждущей публике. Что Ганеман и гомеопатия не совсем одно и то же, это лучше всего вытекает из того, что гомеопатия по смерти Ганемана не прекратилась, что она устранила ошибки и побочные недостатки, связанные с его системой, постоянно стремилась и еще стремится привести в согласие это учение с успехами прочих наук, химии, физики, физиологии и т. д., чего Ганеман не мог, конечно, сделать, потому что именно эти науки тогда еще не стояли на нынешней высоте. Почему же аллопатические противники не видели этого или не желали видеть до самого последнего времени, или по крайней мере не высказывали и не признавали этого? Мы должны тем более удивляться проницательности Ганемана, его необычайному прилежанию и силе характера, создавшим творение, которое, несмотря на столетний натиск официальной науки, все еще стоит непоколебимо. И только в последние 10 лет государственная медицина начинает в лице некоторых своих представителей признавать главные принципы гомеопатии справедливыми и важными для научного развития медицины. Самуэль Ганеман родился 10 апреля 1755 года в Мейсене. Он был старший из 10 детей живописца по фарфору. Ввиду ограниченных средств он тоже должен был сделаться живописцем. Но благодаря поддержке извне он имел возможность посещать княжескую школу в Мейсене. Весной 1775 года он поступил в Лейпцигский университет и ему приходилось давать уроки и заниматься переводами, чтобы иметь, чем существовать, и отдаться медицине с энтузиазмом. Спустя 2 года, в 1777 году, он перешел в Вену, где особенно занимался в клиниках. По рекомендации одного из своих академических учителей он был назначен домашним врачом и библиотекарем к тогдашнему губернатору Зибенбюргена барону фон Брукенталю в Германштадте. Через два года для получения докторской степени он отправился в Эрланген, где еще продолжал слушать лекции, и 1 августа 1779 года получил степень. После этого он 3/4 года прожил в Гетштедте в Саксонии и затем получил место уездного врача в Гоммерне близ Магдебурга, где в 1783 году женился на падчерице одного аптекаря, Генриетте Кюхлер. В следующем году он переселился в Дрезден и здесь в течение года замещал своего близкого друга городского врача Вагнера. В 1789 году он отправился в Лейпциг продолжать свои научные знания. С 1792 года он жил вблизи Готы и в это время занимался также психиатрией, причем лечил с успехом писателя Клокенбринга, страдавшего сумасшествием. Нужно заметить, что уже в то время Ганеман стоял за гуманное лечение душевнобольных в противоположность принятому тогда грубому отношению врачей при душевных болезнях. Он работал последовательно в Пирмонте, Брауншвейге, Кёнигслюттере и, наконец, в 1799 году в Альтоне и Гамбурге. И так как здесь он не видел ничего заманчивого, то вернулся в Эйленбург в Саксонии. Здесь у него произошло столкновение с уездным врачом вследствие того, что он сам выдавал больным лекарства. Тогда он переселился в Мёккерн близ Лейпцига. Отсюда он переехал в Виттенберг и на 2 года в Дессау, потом в 1806 году в Торгау, где написал "Органон рациональной медицины". В 1811 году он возвратился в Лейпциг, чтобы примкнуть к университету и читать лекции о своем новом способе лечения. Вместе с тем он продолжал испытывать лекарства на собственном организме и на своих учениках. Вскоре, однако, возраставшая практика вызвала к нему зависть со стороны врачей, а в особенности враждебные отношения со стороны аптекарей, потому что он сам отпускал лекарства. В 1819 году он был даже привлечен к ответственности по этому поводу. Хотя Ганеман приводил достаточно доказательств, что лекарства свои он приготовляет совершенно иным образом, чем это делается в аптеках, тем не менее ему было воспрещено продолжать этот отпуск. Этим была парализована его деятельность. Тогда герцог Фридрих Фердинанд пригласил его в качестве лейб-медика с титулом гофрата в Кётен, куда Ганеман переехал в 1821 году. В 1835 году он женился вторично, будучи 80 лет, на 35-летней француженке Мелании д'Эрвильи-Гойе, дочери художника, которая сама была талантливой художницей и явилась к нему в качестве пациентки. Она побудила его переселиться в Париж, где он был встречен с большим энтузиазмом своими приверженцами и имел обширную практику вплоть до самой своей смерти, последовавшей 2 июля 1843 года. Он умер 88 лет от последствий бронхиального катара после шестинедельного страдания. Он предвидел свой конец, но отнесся к этому с тем спокойствием и естественным смирением, которые вообще отличали все существо Ганемана и в домашней, и в общественной, и в профессиональной жизни. Десятки лет спустя после смерти Ганемана личность его подвергалась безграничным нападкам и унижениям со стороны противников, которым легко можно доказать, в какой степени они извращали факты. "Шарлатан", "невежа" принадлежат еще к умеренным эпитетам. Но в противоположность этому следует отметить, что современники Ганемана говорили о нем не иначе как с величайшим уважением. Они восхваляли его разносторонние знания, особенно в химии и лекарствоведении, его необычайное прилежание, простоту образа жизни, гармоническую семейную жизнь и строгие принципы в воспитании детей. Знаменитый Гуфеланд был в дружбе с ним и сочувственно относился к его воззрениям. Нас завело бы слишком далеко рассмотрение именно этого важного пункта, оценки Ганемана со стороны современников. Достаточно сослаться на сочинение умершего берлинского гомеопата доктора Амеке "Происхождение и опровержение гомеопатии" (Берлин, 1884), которое вообще интересно для правильного освещения гомеопатии. Он с необычайным талантом шаг за шагом, ссылаясь на подлинные места, разоблачает, насколько поверхностно и враждебно критики из противоположного лагеря пытались извратить все учение Ганемана. Второстепенные вещи, которые давным-давно были исчерпаны, они выдвигали на первый план, важные обходили молчанием, а главное — не знакомили читателя или слушателя с духом того времени вообще и с низким уровнем так называемой официальной медицины в момент выступления Ганемана. Вот почему и теперь еще среди врачей-негомеопатов очень редко встретить такого, который действительно знает, как возникла гомеопатия, каковы ее основы и принципы, не говоря уже о фактической собственной проверке этого способа лечения, действительно трудно совместимого с традиционным образом мыслей школьной медицины. И все же воззрения гомеопатии имели большое значение для развития медицины, правда, более косвенно, потому что официальным признанием гомеопатия до сих пор не пользуется и, следовательно, влиять непосредственно не может. Для того чтобы оценить значение Ганемана, мы должны представить себе тогдашний низкий уровень медицины. То было в конце XVIII столетия, когда вместо беспристрастного наблюдения у постели больного господствовали и сменяли одна другую различнейшие системы лечения. На первом плане преобладало воззрение, что болезнь вызывается дурными соками, и поэтому лечили их огромными для наших нынешних понятий количествами рвотных средств и клистирами; что же касается рецептов, то они обыкновенно состояли из многих, часто из 8 или 10 лекарств. Кроме того, очень часто меняли лекарства и прописывали их в сильных дозах. Одно из самых худших заблуждений того времени, которое сохранилось вплоть до прошлого столетия, было кровопускание. Мы теперь не можем даже представить себе, до какой степени злоупотребляли им. Способы лечения, к которым тогда прибегали первые авторитеты и которые заключались в различных ослабляющих процедурах, заставляют прямо волосы становиться дыбом, и мы не поверили бы всему этому, если бы не сохранились достоверные документы. И вот появляется способ лечения Ганемана, совершенная противоположность всему этому. Он отвергает всякое ослабляющее лечение, рвотное, слабительное, кровопускание и т. д., и принципиально допускает только такие лекарства, которые прописываются в самой маленькой дозе, каждое в отдельности (а не в лекарственных смесях), которые, судя по данным симптомам, пригодны для данного больного и были раньше в точности проверены на здоровом. Цель этих лекарств вызвать к деятельности целебную силу природы или возбудить орган, функция которого изменена под влиянием болезни, таким образом, чтобы дать толчок к выздоровлению, к устранению болезненного состояния. Как же пришел Ганеман к этим новым идеям? Следя за ходом развития его реформаторской деятельности, мы можем ясно проследить, что он не сразу выступил как безумный фанатик, желающий ниспровергнуть все старое. Нет, путем точного наблюдения фактов он постепенно пришел к тому, что между ним и традиционной медициной образовалась пропасть, через которую до сих пор еще не переброшен мост. И этот мост будет построен только тогда — с чем уже теперь робко соглашаются более дальновидные ученые, — когда исполнятся слова Ганемана: "Подражайте, но подражайте верно!" Только тогда будет признано и оценено прочное ядро его воззрения и легко будет отделаться от побочных наслоений и ошибок его системы. Как дитя своего века он, конечно, не был свободен от этих заблуждений с нашей нынешней точки зрения, которая далеко шагнула вперед благодаря великим открытиям естественных наук. Мы уже упоминали, что Ганеман много занимался химией. Он перевел много сочинений, причем был не простым переводчиком, но везде проявлял самостоятельное мышление и анализ. Как известно, он изобрел так называемую (улучшенную) пробу вина (1788), которая до сих пор еще ценится в химии. (Вино часто подслащалось свинцовым сахаром, что строго наказывалось, но тогдашний способ для открытия этой фальсификации был не совсем верный, потому что примесь железа, которое могло туда попасть, давало такую же реакцию и, следовательно, могло случиться, что осуждали невинного. Ганеман нашел новую и более точную реакцию.) Следует еще упомянуть о его работе об отравлении мышьяком (1786) и о лексиконе для аптекарей (1785). Что касается его значения для медицины в тесном смысле, то он прежде всего выступил в защиту упрощенных рецептов. Мы уже говорили, что в то время в состав рецепта входило множество различных лекарственных веществ, потому что желали одновременно действовать против различных болезненных симптомов. Но Ганеман сказал: "Чем сложнее наши рецепты, темь больше мрака окутывает медицину". Точно так же он выступил против господствовавшего в то время ослабляющего метода. Опираясь на всевозможные нелепые теории, старались всеми способами изгнать из тела дурное, т. е. болезнь. На этой точке зрения стояли принципиально даже такие знаменитые врачи как, например, Гуфеланд. Этот ослабляющий метод, который признавали при всех тяжких заболеваниях спасительным для жизни и упущение которого всегда даже впоследствии ставилось в вину гомеопатам, заключался в частых кровопусканиях, в скудной диете, рвотных средствах, кровоочистительных средствах, клистирах и т. д. Конечно, такой смелый, мужественный протест против бессмысленного растрачивания сил больных уже сам по себе заслуживает нашего удивления. Но и в том, как он приступил к преобразованию науки о лекарствах, мы видим осторожного и честного врача, который отнюдь не желал утрачивать связь с общей медициной, но всегда стремился реформировать ее на строго научной почве. Он требовал, чтобы прописывались простые лекарства, а отнюдь не лекарственные смеси, а главное, чтобы способ действия каждого отдельного лекарства проверялся на здоровом человеческом организме. Он отмечает, что подобного рода предложения были уже делаемы до него некоторыми врачами, но он был первый, который потребовал этого принципиально и провел методически. Первые опыты его с проверкой лекарств на собственном организме относятся еще к 1790 году. В этом отношении замечательны слова Ганемана в журнале Гуфеланда за 1796 г.: "Нам не остается ничего другого, как испытывать требуемые лекарства на нашем собственном теле. Эту необходимость понимали во все времена, но обыкновенно шли ложной дорогой и эмпирически, на авось, тотчас применяли лекарства в болезнях". Полученные таким образом результаты, особенно ввиду того, что рецепты составлялись из множества лекарственных веществ, не могли быть верными. Истинный врач, который близко принимает к сердцу совершенствование своего искусства, должен поставить себе следующие вопросы: во-первых, каково чистое действие каждого лекарства в отдельности, в той или другой дозе, в здоровом человеческом теле? Во-вторых, чему учат наблюдения над действием лекарства в той или другой, простой или сложной болезни? Основой рационального учения о лекарствах должно служить сопоставление таких самонаблюдений и отчетов о случаях отравления. Сочинение, в котором Ганеман впервые попытался создать физиологическую фармакологию, носит название "Fragmenta de viribus medicamentorum positivis", Leipzig, 1805. Второе положение в учении Ганемана гласит "Similia similibus curantur" (подобное лечится подобным), в противоположность аллопатическому тезису "Contraria contrariis curantur" (противоположное лечится противоположным). Уже в 1789 году в своем сочинении "Венерические болезни для хирургов" он говорит о действии ртути, которое он сводит к свойственным ртути явлениям, производящим в теле контрраздражение. Наоборот, согласно взглядам тогдашней медицины, целебная сила этого лекарства заключалась в том, что оно изгоняло болезнетворное вещество через пот, слюну, понос и мочу. В следующем году (1790) он перевел сочинение англичанина Куллена "Materia medica" ("Учение о лекарствах"). В этом сочинении, между прочим, действие хинной корки при перемежающейся лихорадке объяснялось тем, что она "укрепляет желудок". Ганеман не удовлетворился этим объяснением и испробовал хинную корку на самом ceбе: Я испробовал в течение нескольких дней хинную корку и принимал два раза в день по четыре квента (=15,0). Ноги, концы пальцев и т. д. становились холодными как лед. Я ощущал усталость и сонливость, затем сердце начинало биться, пульс делался твердым и скорым. Неприятная тоска, дрожание (но без озноба), разбитость во всех членах, стук в голове, краснота щек, дрожание; словом, все обычные симптомы перемежающейся лихорадки (которой он уже раньше страдал сам во время своего пребывания в Эрлангене) появлялись один за другим, но без настоящего лихорадочного озноба. Коротко говоря, особенно характерные именно для перемежающейся лихорадки симптомы: притупление чувств, характерное оцепенение во всех суставах, в особенности же тупое неприятное ощущение в надкостнице костей всего тела, — все это было. Этот пароксизм (приступ) продолжался 2–3 часа и повторялся только тогда, когда я повторял прием, а в противном случае — нет. Я прекратил приемы и почувствовал себя здоровым. В 1796 году новое открытие было возведено в принцип лечения (Similia similibus curantur) в статье "Опыт нового принципа для отыскания целебных сил лекарственных веществ" в журнале Гуфеланда. Заметив, что стремление лучших врачей всех времен устранить причины болезней есть самая благородная цель, но что не всегда имеются пути для этого и часто выбираются ложные пути, он затем тотчас переходит к лечению болезней лекарствами. В отношении острых болезней он признаёт еще принцип "contraria contrariis", от которого впоследствии отказался. Так, например, он дает слабительное при запоре, но считает его вредным в отношении хронических болезней. Он повторяет требование проверки на здоровом и формулирует открытый им принцип лечения так: Всякое действительное лекарственное средство вызывает в человеческом теле своего рода болезнь, и чем лекарство действительнее, тем это заболевание яснее, сильнее и своеобразнее. Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь при помощи другой, присоединяющейся к ней. Следовательно, при болезни, которую желают излечить (преимущественно хронической), нужно применять то лекарство, которое в состоянии вызвать по возможности сходную искусственную болезнь, и тогда первая исцелится: Similia Similibus... Но мы должны для этого в точности изучить, с одной стороны, характер заболеваний человеческого тела и случайностей, могущих быть при этом, а с другой — чистые действия лекарственных средств, т. е. сущность специфической искусственной болезни, которую они обыкновенно вызывают вместе с случайными симптомами, зависящими от различия дозы, формы и т. д. И если мы для данной болезни подыщем средство, которое вызывает по возможности сходную искусственную болезнь, то в состоянии будем исцелять самые тяжелые заболевания. После этого он старается осветить свой новый принцип лечения примерами многих лекарств: так, например, ревень в больших дозах вызывает понос, а в известных случаях (в гомеопатически малых дозах) излечивает. Мышьяк производит кожные сыпи, а при известных условиях исцеляет их. Позднее Ганеман пошел по этому пути дальше. В 1805 году в своей "Медицине опыта" он говорит: Всякая болезнь имеет в своем основании особенное противоестественное раздражение, которое нарушает отправления и благосостояние наших органов. Далее он приводит два "положения, вытекающих из опыта": I. Если два противоестественных раздражения одновременно действуют на тело и если они однородны, то действие более слабого раздражения будет на время парализовано действием более сильного. 2. Если оба раздражения имеют большое сходство между собой, то одно (слабейшее) раздражение вместе с его действием совершенно стирается и уничтожается аналогичной силой другого (более сильного)... Следовательно, для того чтобы излечивать, мы должны противопоставить существующему противоестественному раздражению болезни соответственное лекарство, т. е. другого болезнетворного агента с действием, сходным с тем, какое вызывает болезнь. Попытаемся выразить яснее мысль Ганемана: существует болезнь. Избранное нами лекарство вызывает сходную болезнь. И так как две сходные болезни при естественных условиях не могут существовать одна рядом с другой, то болезнь, искусственно вызванная лекарством, уничтожает уже раньше существовавшую естественную болезнь. Лекарственная же болезнь постепенно прекращается сама собой с прекращением действия лекарственного средства. В упомянутом сочинении Ганеман говорит о том, что уже у древних врачей есть указания на те же принципы. Он приводит место из Гиппократа (около 460 лет до Р. X.), очень спорное место, которое гомеопаты всегда толкуют в свою пользу. "Сходные вещи вызывают болезнь, а употребление сходных вещей излечивает человека от этой болезни". Гиппократ продолжает: Например, что производит трудное мочеиспускание, если его нет, то же средство прекращает его, если оно есть. Точно так же кашель вызывается тем же средством, которое устраняет его. Для практического применения своих принципов Ганеман требует чрезвычайно точного исследования больного для определения не только всех отдельных симптомов, установленных врачебным исследованием, но и субъективных, которые ощущает лишь сам больной и которые простираются на настроение духа, изменение симптомов под влиянием внешних условий и т. д. И что особенно заслуживает внимания и в то время мало сознавалось, это важность питания, образа жизни и жилища больного. Здесь, как мы видим, действительно проведено "индивидуализирование", на которое так часто ссылаются и все же очень редко выполняют. Недостаточно поставить диагноз: такая-то и такая-то лихорадка, необходимо вместе с тем отыскивать отдельные признаки, характерные именно для данного случая. Дальнейшая характерная черта учения Ганемана заключается в способе приготовления лекарств. Как уже было упомянуто, в эпоху Ганемана прописывались разнообразные лекарственные смеси в больших дозах. Ганеман с самого начала настаивал на прописывании простых лекарств, и тем не менее сам вначале давал принятые тогда большие дозы. Но так как он был точный наблюдатель, то факты вскоре привели его к уменьшению доз. Иной раз он давал маленькие дозы и затем увеличивал их, пока не замечал появления признаков легкого отравления. Думали, что именно с появлением этих признаков можно ожидать целебного влияния на болезненное состояние. Достигнув этого, он прекращал лекарство и выжидал, в то время как его коллеги спокойно продолжали давать одно лекарство за другим. И вот таким образом, непрерывно продолжая контролировать действие лекарств, он дошел до очень маленьких доз. Дело в том, что он заметил, что если лекарство выбирать согласно принципу подобия, т. е. давать такие лекарства, которые находятся в специфическом отношении к заболевшим частям и могут, следовательно, влиять на них, то они действуют уже в очень ничтожном количестве. От него не ускользнуло также, что больной организм и больной орган гораздо чувствительнее, нежели в нормальном состоянии. И это еще больше убеждало его в необходимости уменьшать лекарственные приемы. Интересно то, как он уменьшал лекарства. Он брал известную часть лекарственного вещества и смешивал ее с определенным количеством молочного сахара, воды или алкоголя. Затем из этой смеси он снова брал часть и опять смешивал ее с определенным количеством молочного сахара воды или алкоголя. И так продолжал до тех пор, пока не получал требуемого разведения лекарственного средства. Вскоре он дошел до более точного определения пропорций смешения и стал брать одну часть лекарственного вещества на 99 частей молочного сахара, воды или алкоголя. Из полученной таким образом смеси он снова брал часть и смешивал ее с 99 частями молочного сахара, воды или алкоголя, и т. д. Так он получил первую, вторую и т. д. смесь или раствор, которые он называл разведениями или потенциями. Это были сотые доли (1:99) в противоположность принятым в настоящее время десятым долям (1:9). Сам Ганеман был вначале поражен действием таких ничтожных количеств. Он объяснял себе это только тем, что в болезни чувствительность организма к лекарствам повышается. Так, в своей "Медицине опыта" (1805) он говорит: В какой степени возрастает чувствительность организма к лекарствам в болезнях, об этом может иметь понятие только точный наблюдатель; она превосходит всякое вероятие, как скоро болезнь достигла высокой степени. С другой стороны, столько же верно, как и удивительно, что даже самые крепкие индивидуумы, страдающие хроническими болезнями, если дать им подходящее лекарство, реагируют даже на ничтожнейшую дозу столь же сильно, как грудные младенцы. Оказалось, стало быть, что с уменьшением лекарственных приемов не только не ослабел эффект, но совершенно наоборот. Впоследствии старались объяснить такое отношение различным образом: что при растирании лучше действуют главные составные части или что вследствие увеличения поверхности увеличивается также сила действия лекарственных веществ, она "потенцируется". Это наблюдение Ганемана, что ничтожнейшие дозы не только оказывают действие, но далее действуют сильнее, составляет открытие, которое, несмотря на все возражения, прочно укоренилось в медицине. И как мы увидим дальше, теперь его начинают признавать некоторые представители официальной "школьной медицины", хотя пока еще в довольно нерешительной форме. К этому результату Ганеман пришел путем трезвого наблюдения, потому что он был решительный враг всякого отвлеченного спекулирования и фантазирования в медицине. Именно благодаря этому свойству он рано подметил вредные стороны и ошибки тогдашней медицины, которая вся была построена на традиции и теоретических системах. Он говорит в одном месте: Истинная врачебная наука по своей натуре чисто опытная наука. Поэтому она может и должна опираться только на факты и на чувственные восприятия, ей доступные. Все предметы, с которыми она имеет дело, доступны в ясной форме ее чувственному восприятию и опыту. Знание болезни, которую требуется лечить, знание действия лекарств и того, как применять известные действия лекарств с целью изгнания болезни, — всему этому учит, и притом в достаточной мере, один только опыт. Материал свой наука должна заимствовать из чистого опыта и наблюдения и ни на шаг не переступать круг чистых наблюдений и опытов, если она не желает превратиться в ничто, в мыльный пузырь. Что касается самой болезни, то сначала Ганеман еще держался материальных представлений — конечно, не в смысле тогдашней школы, которая стремилась лишь изгонять из тела вредные вещества при помощи всевозможных насильственных процедур. Мало-помалу, однако, параллельно с высшими разведениями лекарств, он пришел к более духовному, или "динамическому", воззрению на болезнь как на силу. Это привело его впоследствии к принципиальному употреблению одной лишь тридцатой потенции, к чему особенно придрались его противники и что вызвало споры среди его приверженцев. Согласно Ганеману, мы должны рассматривать болезни как динамические изменения жизненного характера нашего организма и, следовательно, лечить их потенциями, которые вызывают динамические изменения. Болезни не вызываются каким-либо веществом, какой-либо остротой, вообще болезненной материей; это лишь духовные изменения духовной жизненной силы, присущей телу человека. Конечно, подобная точка зрения не выдерживает критики с материалистической точки зрения, но кто знаком с историей целебных стремлений, знает, что и за пределами гомеопатии существует воззрение, защищающее духовный, или динамический, характер болезней. Особенно в самое последнее время с его американскими теософическими идеями и подчеркиванием психического воздействия, все более укореняется такое динамическое воззрение, к которому примыкают также многие естественные врачи, считавшиеся раньше совершенно трезвыми материалистами. И теперь менее чем когда-либо может быть дана окончательная оценка "динамического" воззрения Ганемана на болезнь. Наблюдениями было установлено также, что у некоторых лиц в гипнозе от одного приближения лекарственных веществ обнаруживаются такие же симптомы, как у здоровых при приеме лекарств. Мы здесь ограничимся ссылкой на эту область, которая кажется столь таинственной всем нам, привыкшим оперировать совершенно материальными мерами и весом и не понимающим этого "заблуждения" великого Ганемана, в котором видели не более как признак старческой слабости. Некоторые объясняли действие высоких потенций животным магнетизмом, который, исходя от лечащего, переходит на больного; вот почему и придавали большое значение правильному приготовлению потенций лечащим, необходимому числу взбалтываний при потенцировании и т. д. Впрочем, в литературе имеется такая масса доказательств действительности высоких разведений, что если даже отнести часть на внушение или самоисцеление, — что само собой исключается у маленьких детей или у животных, — то все же остается немало случаев, где непосредственное действие лекарства даже в высокой потенции не может быть отвергнуто. Спор между защитниками слабых и сильных разведений до сих пор еще не окончен среди гомеопатов. Несомненно лишь одно, что для успеха гомеопатического лечения не столь важна высота потенций, сколько правильный выбор лекарства соответственно симптомам. Большинство современных врачей-гомеопатов стоят за низкие потенции, обыкновенно от 3 до 6. Насколько этим дозам с объективной точки зрения может быть приписано целебное действие, это мы узнаем ниже из других, негомеопатических источников. Другой пункт, который также вызвал много споров среди гомеопатов и большинством из них отвергнут, есть предполагаемая Ганеманом острота в крови, "псора", о которой он говорит в 1828 году в своем сочинении "Хронические болезни, особенности природы их и гомеопатическое лечение". Он часто замечал, что несмотря на правильный выбор лекарства, болезни в некоторых случаях не поддавались лечению. Далее он старался объяснить наследственность болезней, склонность некоторых лиц к определенным заболеваниям, например, кожным, легочным и т. д. Обыкновенно в таких случаях отделываются фразами вроде "болезненное предрасположение" и т. п. Таким образом он пришел к мысли, что здесь мы имеем дело с загнанной внутрь чесоткой, чесоточной кахексией, или "псорой". Чесотка играла тогда большую роль, и многие выдающиеся врачи того времени объясняли ею большинство болезней. Следовательно, Ганеман со своим учением о псоре, которая с первого взгляда кажется нам несколько странной, совсем не так одинок. В числе других причин подобного рода он принимал sycosis, который он приписывал трипперу, и затем сифилис. Эта ганемановская теория псоры, принадлежащая к позднейшим годам, имела ту же участь, как и теория динамического действия лекарств и очень высоких потенций: большинство его сторонников отвергли ее. Наоборот, некоторые гомеопаты и притом из авторитетных держатся того взгляда, что представление о псоре основано на чем-то реальном. Можно, например, сравнить псору с загромождением организма чуждыми веществами, которое играло и играет еще важную роль в теориях естественной медицины. Прежде чем перейти к дальнейшему изложению развития гомеопатии и современной аргументации в пользу гомеопатических воззрений, необходимо несколько остановиться на вопросе: как в то время относились к новому учению и к самому Ганеману? Здесь необходимо с самого начала категорически отметить, вопреки клеветам позднейших времен, что взгляды Ганемана были всецело одобрены многими выдающимися врачами того времени, и что только позднее горячность, составлявшая черту его характера, создавала непоправимую пропасть между ним и официальной медициной. Во всяком случае специалисты серьезно относились к Ганеману. В тогдашней литературе очень часто с похвалой отзываются о его работах, добросовестности, трудолюбии, о его способности наблюдать и других качествах, которые необходимы для настоящего врача и ученого. Гуфеланд, стоявший выше всякой партийной ненависти, отнесся также спокойно и благородно к новому учению, появившемуся на горизонте. Он видел в Ганемане не только "величайшего химика" среди тогдашних врачей, но также "одного из превосходнейших, самых талантливых и оригинальных врачей". Он признавал также достоинства системы Ганемана и указал на большие преимущества ее: индивидуализирование, соблюдение диеты, устранение больших лекарственных приемов, простота в прописывании лекарственных средств, проверка на здоровом, гарантия в лучшем приготовлении лекарств, устранение непосредственного вреда, возможность того, что больному органу дается больше времени для отдыха и самопомощи, а в особенности чрезвычайное уменьшение стоимости лечения. Возражения же Гуфеланда незначительны и больше касаются необходимости щадить господствовавшие в то время системы лечения. Кроме того и главным образом, он опасался, что гомеопаты могут повредить тем, что не применяют некоторых мер, считавшихся тогда безусловно необходимыми, например, кровопускания. Гуфеланд не только с интересом следил за развитием гомеопатии, но сам пробовал применять ее. Только благодаря его авторитетному мнению, высказанному королю Пруссии, противникам не удалось при помощи государственной власти задавить гомеопатию. Незадолго до своей смерти Гуфеланд сказал: Я вынужден был воздержаться от гомеопатии, потому что у меня уже не было для этого времени и мне пришлось бы начинать с начала, но она является одним из величайших событий в медицине, какие мне пришлось переживать, и развитие ее будет иметь неисчислимые последствия, до которых мне уже не дожить. Известно также, что Наполеон на Эльбе лечился у гомеопатов и назвал гомеопатию "самым благодетельным открытием после изобретения книгопечатания". Он имел также в виду по возвращении во Францию ввести гомеопатию в медицинских школах подвластных ему государств. Мы могли бы привести еще много других почетных отзывов о гомеопатии и Ганемане из той эпохи. |