Д-р Карл Боянус-ст. (Москва)

Д-р Карл Боянус

Гомеопатия в России.
Исторический очерк


Москва, 1882

— 291 —

говоря о сложности условий, в десять раз больше стоимости содержания помещения для приходящих и непременно требует обеспечения достаточным капиталом, между тем как пожертвования на больницу стекаются медленно: в пять лет существования Общества набралось всего только 6000 р.; что рискованное несвоевременное учреждение, не по средствам, может оказаться несостоятельным и поставить Общество в крайне затруднительное положение. Но не помогли никакие доводы, никакие возражения: большинство решило учредить при лечебнице 10 постоянных кроватей1.

Больница эта была открыта 14 сентября 1873 года в присутствии инспектора Врачебной управы барона Майделя и нескольких почетных членов Общества врачей-гомеопатов. Секретарь общества Дерикер сказал при этом случае речь, в которой, между прочим, было выражено, что лечебница гомеопатов при постепенном росте и преуспеянии послужит к упрочению положения гомеопатии в России и что при том направлении, которое уже принято физиологической школой, сближение с гомеопатией становится очевидным. Нынешние аллопаты, как свидетельствуют рецепты, очень часто прописывают одно простое средство, смешанное только с индифферентной жидкостью, и даже в малых сравнительно долях грана.

Еще несколько шагов по этому пути, — говорил Дерикер, — и недалеко будет до устранения всех противоречий, до слияния обеих школ в одну общую медицинскую науку.

Барон Майдель, как представитель той школы, которой коснулся в своей речи Дерикер, отвечал:

Не будучи вовсе убежден в верности оснований гомеопатического учения, я однако же нисколько не противник его и желаю новому учреждению полного успеха именно для того чтобы при посредстве его могли быть собираемы доказательные научные факты. Слияние собственно я считаю даже ненужным. Напротив, гомеопатия самостоятельная, отдельно стоящая, полезна именно тем, что составляет оппозицию аллопатии, а из противоречия, из борьбы мнений, всегда вырабатывается научная истина. И этой-то научной борьбе я вполне сочувствую2.

Дерикер, приводя слова барона Майделя в "Журнале С.-Петербургских врачей-гомеопатов", прибавляет:

Дай Бог, чтобы побольше


1 "Журн. С.-Петербургских врачей-гомеопатов" 1873 г. стр. 27-28.
2 "Журн. С.-Петербургских врачей-гомеопатов" 1873 г. стр. 95-96.

— 292 —

было врачей-аллопатов, которые бы относились к нашему делу в этом смысле. От честной борьбы на почве науки и во имя правды мы не отступим.

Дай Бог, скажем и мы, но только едва ли в словах почтенного барона как представителя медицинской администрации можно усматривать что-либо утешительное для положения гомеопатической науки у нас в России. Хотя, по-видимому, в них и выражается терпимость, которую мы так желали бы видеть у наших противников, но нам кажется, что желание барона Майделя полного успеха Обществу гомеопатов было не что иное, как вежливость гостя, как любезность, вызванная приличием, не более. Он желает полного успеха Обществу, но в тоже время находит, что слияние гомеопатии и аллопатии в одну медицинскую не нужно потому-де, что "из противоречия, из борьбы мнений всегда вырабатывается научная истина". Но позволим себе спросить г. Майделя: какой же будет прок в этих "истинах", если они в конце концов не приведут к соглашению; если одна сторона будет признавать истиной то, в чем другая будет находить заблуждение? Истина одна, и она-то должна два учения привести наконец к соглашению; отрицать необходимость слияния их, по нашему мнению, значит, не желать успехов ни гомеопатии, ни аллопатии. Если бы барон Майдель даже и не высказал своего взгляда относительно слияния двух существующих медицинских школ, то и тогда мы затруднились бы поверить искренности его желания успехов гомеопатическому Обществу, ибо не дальше как семь лет тому назад он же, барон Майдель, правда, прикрываясь именем генерал-штаб-доктора по гражданской части Рихтера, смотрел на гомеопатию как на шарлатанство, оскорбляющее достоинство врачей всей России — неужели в 1873 году мнение его изменилось? Здесь кстати будет рассказать о случае, давшем г. Майделю повод высказаться таким образом о гомеопатии.

В декабре 1866 года в "St. Petersburger medizinische Zeitschrift"1 он поместил некролог д-ра Розенбергера. Говоря о деятельности почтенного врача как консультанта женского отделения С.-Петербургской чернорабочей больницы, он выражается так:

Лечение в этом отделении больницы было гомеопатическое и находилось под непосредственным покровительством министра внутренних


1 Bd. ХI, Heft 4-5.

— 293 —

дел и других высокопоставленных лиц. Генерал-штаб-доктор по гражданской части Рихтер очень хорошо понимал, что шарлатанство гомеопатов, будучи поставлено наравне с господствующей медициной, оскорбляло достоинство врачей не только Петербурга, но и всей империи, и что другие подобные же системы, лишенные всякого научного основания, но покровительствуемые и искусственно поддерживаемые высокопоставленными особами, должны пагубно отразиться на сословии врачей, а потому счел необходимым поставить гомеопатическое лечение, введенное в упомянутой больнице, под контроль беспристрастного наблюдателя, для чего и избрал д-ра Розенбергера. Последний не имел никакого желания выводить из заблуждения проповедников гомеопатии; что же касается до ее приверженцев, то осветить их слепую веру он предоставил времени и прогрессу в их умственном развитии. Нам очень хорошо известно, что д-р Розенбергер в качестве наблюдателя прожил тяжелые минуты, но что в то же время он основательно вникнул в сущность гомеопатии.

Спрашиваем: можно ли в этих словах найти что-либо соответствующее тем благим пожеланиям, с какими барон Майдель отнесся 14 сентября 1873 г. к гомеопатам? Слыша из уст его откровенное признание в несогласии его с основаниями учения Ганемана и мнение о бесполезности слияния его с общепринятой медициной, не вправе ли мы думать, что взгляд его на гомеопатию остался тот же, какой был семь лет тому назад, и что в беспристрастных, по-видимому, словах его звучит другой смысл, а именно: "Мы не знаем и не хотим знать гомеопатии, а потому незачем и говорить о слиянии ее с научной медициной; бороться мы будем, но с тем, чтобы уничтожить ее: сила на нашей стороне".

По крайней мере мы лично не иначе понимаем барона Майделя.

По поводу некролога д-ра Розенбергера нам приходится сказать еще несколько слов. Из приведенных нами выражений барона Майделя о д-ре Розенбергере можно подумать, что он, которому приходилось в больнице чернорабочих "переживать тяжкие минуты", который игнорировал "проповедников гомеопатии" и ожидал, когда здравый смысл отрезвит ее приверженцев, был противником учения Ганемана. Возможность такого заключения вызвала в свое время объяснение со стороны друга и товарища Розенбергера В. И. Даля, который в письме в редакцию

— 294 —

"С.-Петербургских медицинских ведомостей" писал:

Слова барона Майделя "Нам очень хорошо известно, что д-р Розенбергер в качестве наблюдателя прожил тяжкие минуты, но что он в тоже время основательно вникнул в сущность гомеопатии" кажутся загадочными, особенно после того, как несколько строк выше говорится о шарлатанстве, оскорбляющем достоинство врачей всей империи. Этими словами как нельзя яснее выражается, что мнение д-ра Розенбергера о гомеопатии было весьма нелестное. Если, как говорят, он основательно узнал сущность гомеопатии, то у всякого, интересующегося наукой и личностью д-ра Розенбергера, должен возникнуть вопрос: какое же мнение имел об этом предмете человек столь ясного ума, столь горячий приверженец истины, как он? На этот вопрос я позволю себе ответить письмом (ко мне) Розенбергера от 10 февраля 1863 года, хранящемся у меня и которое я охотно могу показать всякому, желающему удостовериться в истине. В этом письме сказано буквально:

1) "Я признаю целительное действие гомеопатических приемов во многих случаях, но все-таки в известных, до сих пор еще не определенных границах.
2) Это ограничение относится частью к степени деления лекарства, частью к качествам самого средства, а наконец и к болезни, ибо, по моему мнению, не все болезни одинаково доступны гомеопатическим средствам (следуют примеры).
3) Далее, мое мнение таково, что гомеопатия составляет весьма интересную часть медицины вообще, но что она во всяком случае составляет меньшую ее часть, и что, наконец, стремление и надежды гомеопатов низвергнуть все до сих пор существующие медицинские системы и покорить их гомеопатии есть не что иное, как громадное заблуждение".

Затем следует несколько случаев излечения гомеопатическими средствами.

"Тебя, вероятно, обрадует, если я тебе признаюсь, что в иных случаях сам обращаюсь к гомеопатам и что довольно часто пользовался их добрыми советами. Так, например, в одном случае весьма устарелой нервной одышки у женщины мышьяк довольно высокого деления имеет весьма благодетельное влияние, и хотя припадки возвращаются, но они значительно уменьшились. Больная, впрочем, не имеет обыкновения лечиться гомеопатически, хотя она и делала повторенные попытки; так,

— 295 —

однажды она было начала пользоваться от воспаления соединительной оболочки глаз, сделавшегося хроническим, однако без успеха, от порошков же своих с мышьяком она не отстает, а напротив, принимает всегда их с успехом.

Приводя мнение Розенбергера, Даль заканчивает письмо свое словами:

Считаю лишним ко всему этому прибавлять еще что-либо от себя1.

Предоставляя беспристрастному читателю сравнить отзыв барона Мейделя об отношениях д-ра Розенбергера к гомеопатии и гомеопатам с письмом последнего, мы от себя прибавим автору некролога, что если справедливы слова его, что из борьбы мнений всегда вырабатывается научная истина, то не менее справедливо и то, что из сопостановления фактов всегда выясняется историческая истина.

Возвращаемся к больнице. Прием в нее начался на другой день после ее открытия 15 сентября 1873 года. Больные помещались за определенную плату, смотря по требуемым удобствам; так, помещавшиеся в общей палате вносили в месяц 40 р., в комнатах для двоих — по 75 р., в отдельной комнате для одного — 120 р. Плата эта считалась высшим размером, но могла быть уменьшена, смотря по обстоятельствам и средствам Общества. Больные пользовались лечением, лекарствами, продовольствием и полным содержанием соответственно состоянию болезни и правилам диеты. Не имевшие средств вносить означенную плату помещались только на счет благотворителей, плативших за каждого особо. В больницу принимались как с острыми, так и с хроническими болезнями, за исключением важных хирургических, требовавших больших операций. Больные поручались попечению ординатора, обязанного посещать их ежедневно; в случае надобности он мог приглашать на консультацию врачей, дежуривших в отделении для приходящих, причем за консультацию никакой платы не полагалось. Хозяйственная часть и наблюдение за гигиеническими условиями заведения вверялись смотрителю, избиравшемуся из врачей. Он имел помещение в том же доме, где была и больница, и в экстренных случаях в отсутствие ординатора как врач должен был подавать нужную помощь. В обоих отделениях лечебницы, т.е . как в амбулаторной, так и постоянных кроватей, во всей строгости соблюдались существующие для


1 St.-Petersburger medizinische Zeitschrift. 1867, T. XII, р. 154.

— 296 —

подобных учреждений постановления и через специальное собрание врачей представлялись Петербургскому врачебному управлению установленные срочные рапорты о числе и состоянии больных1.

С.-Петербургский градоначальник ген.-адъют. Трепов, будучи извещен об открытии больницы, тотчас же объявил о том в ведомостях для сведения публики. Последнему обстоятельству Дерикер придавал особенно благоприятное значение и указывал на него Обществу как на "первый официальный акт признания прав гомеопатии на участие в деле народного здравия", как на "первое выражение администрации к способу лечения дотоле игнорированному". Но едва ли был прав почтенный ревнитель гомеопатии. Ген.-адъют. Трепов был членом-соревнователем Общества, почему и счел долгом оказать с своей стороны содействие его предприятию; будь на его месте кто-нибудь другой, и, конечно, открытие больницы прошло бы без всякого публичного объявления. Как почитатель новой медицины ген.-адъют. Трепов действовал по указанию личного взгляда так же, как министры гр. Перовский и Тимашев; до официального же признания прав гомеопатии, до сравнения ее с господствующей медициной было еще далеко... Нам кажется, что публичное объявление о новооткрытой больнице для большинства не могло даже иметь практического значения, так как по высокой плате за лечение в ней она была доступна лишь достаточным людям и притом по ограниченному числу кроватей немногим; если же принять в соображение, что из числа последних могли поступать в больницу только те, которые постоянно держались гомеопатического лечения, то нельзя не быть уверенным, что они узнали бы о существовании ее и без объявления как люди, заинтересованные привычным способом лечения. Невелика, конечно, была беда, что петербургское население было извещено об открытии гомеопатической больницы, но та была беда, что сама больница-то не имела прочного основания, и внушала постоянные опасения за свое существование. Лишенная денежных средств, она уже в первое полугодие понесла дефицит, который раз от разу возрастал все более. Легко было предвидеть, чем должна была кончиться затея горячих друзей гомеопатии. Действительно, не дальше как через три года после объявления об открытии гомеопатической больницы, именно 1 января 1877 года, она закрылась, истощив средства Общества, а вместе с тем прекратилось и издание журнала.


1 "Журн. С.-Петербургских врачей-гомеопатов" 1873 г. стр. 322—325.


Возобновление издания журнала гомеопатов Стр. 286–290     Стр. 297–302 Распространение гомеопатии в российской провинции