— 303 —

корреспонденции из разных мест империи, помещавшиеся в "Журнале гомеопатического лечения" (1861—1863) и в "Журнале Общества С.-Петербургских врачей-гомеопатов" (1872—1876). В этих корреспонденциях, чуждых самохвальства и самообольщения, описываются болезненные состояния исключительно по симптомам страдания, по совокупности которых и врач не может не признать иногда весьма серьезную болезнь, и затем лечение гомеопатическими средствами, по большей части весьма удачное. Вот на этот-то отдел гомеопатических журналов, озаглавленный словами "Домашняя медицина", мы и обращаем внимание представителей нашего земства, справедливо озабоченного недостатком медицинской помощи народу, которую организовать принятым у нас способом, т. е. приглашением трех-четырех врачей и устройством одной или двух больниц на весь уезд, нет никакой возможности. До тех пор пока в уезде не будет увеличено число пунктов для подания врачебной помощи, масса населения всегда будет оставаться в беспомощном положении, несмотря на тысячные налоги, которые вносит оно на обеспечение народного здравия, и всегда будет в зависимости от сельских знахарей и знахарок, отравляющих народ своими снадобьями. Мы далеки от того мнения, что следует оставить принимавшиеся до сих пор земством меры к обеспечению народного здравия и вверить его исключительно неврачам, освоившимся с гомеопатическим лечением, но убеждены, что помощь последних далеко не бесполезна, и что поэтому пример Белевского земства вполне достоин подражания.

Рядом с вопросом о народном здравии перед земством другой печальный вопрос — об эпизоотиях, беспрерывно появляющихся то в той, то в другой местности. К сожалению, многим еще неизвестно, что основания гомеопатии столь же приложимы к лечению всех родов животных, как и человека, если же кто и слышал о том, — мы говорим, конечно, о большинстве последних, — то таким одна мысль лечить лошадь или корову тысячными долями грана лекарства кажется безумием, исключающим всякое возражение. А между тем и между ветеринарами находятся люди, которые не изведав на опыте гомеопатического лечения, не решаются отвергать его, а по испытании смело доверяются ему в своей практике. Вот что, между прочим, пишет один из таких ветеринаров, некто Базарянинов:

В полной уверенности, что при помощи гомеопатических средств можно излечивать

— 304 —

многие повальные болезни домашних животных, я воспользовался случаем приложить эти средства к делу во время командировки в Тверской губернии по случаю господствовавшей там чумной эпизоотии на рогатом скоте. На этом чисто практическом поле я мог при достаточном числе больных свободно применять и проверять многие средства, рекомендуемые специалистами гомеопатии, и таким образом убедиться в их превосходном действии на организм животного при вышеозначенной эпизоотической болезни. Я пришел к тому твердому убеждению, что с помощью гомеопатии не только можно предупреждать появление болезни в целом стаде, но даже при заболевании животных избавлять от нее, с условием, разумеется, когда в точности будут исполняемы все гигиенические и диетические меры¹.

Из отчетов петербургского ветеринара Гемпеля видно, что в течение трех лет, с 1872 по 1874 год, из лечимых им 502 штук разного рода животных — лошадей, коров, собак, кошек, обезьян и птиц, пало всего только 9 штук, у 9 лечение не было окончено по случаю продажи и по другим причинам, 2 лошади получили настолько облегчение, что могли быть употреблены в работу, а все остальные животные выздоровели². Мы убеждены, что беспристрастные наблюдения и опыт неизбежно приведут наши земства к помощи гомеопатии, и дай Бог, чтобы это время скорее наступило.

Читатели, вероятно, уже заметили, что говоря о появлении и распространении гомеопатии у нас в России и на ее окраинах, мы до сих пор еще ничего не сказали о Финляндии. Это потому что гомеопатия до начала семидесятых годов в Финляндии была известна только по названию. Мысль ознакомить эту страну с учением Ганемана принадлежит одному из самых преданных его приверженцев, именно бывшему генерал-губернатору Финляндии графу Н. В. Адлербергу. Сознавая важность своего намерения, граф приступил к выполнению его самым рациональным образом, именно введением в Гельсингфоргском университете лекций о гомеопатии и учреждением особой гомеопатической больницы, так что молодые врачи и все желавшие ознакомиться с гомеопатической наукой могли в тоже время проверять ее учение и на практике. С предложением читать лекции и заведывать больницей

¹ "Журн. общества С.-Петербургских врачей-гомеопатов" 1873 г. стр. 90—91.
² Ibid. стр. 19–21.

— 305 —

граф Адлерберг обратился к одному из ученейших гомеопатов в Европе — д-ру Грауфоглю (Grauvogl) в Нюрнберге. Предприятие гр. Адлерберга составляет любопытнейший эпизод в иcтopии гомеопатии в Poccии, и мы постараемся изложить его со всеми подробностями и во всей полноте, пользуясь в данном случае как рассказом самого д-ра Грауфогля, так и официальными сведениями, относящимися к этому делу. Первый сообщен нам по нашей просьбе самим Грауфоглем с тем, чтобы он был приведен в печати дословно; официальные же сведения извлечены нами из дел архива Главного военно-медицинского управления. Вот что писал нам д-р Грауфогль.

Больно и досадно быть участником дела, не удавшегося по причинам не зависящим от самого себя, а еще больнее вспоминать о нем и излагать весь ход его. Поэтому я постараюсь рассказать вам об этом самом несчастном периоде моей жизни сколь возможно короче, да и то только потому, что вы настоятельно этого требуете.

Еще до начала франко-германской войны граф Адлерберг неоднократно предлагал мне переселиться на год в Гельсингфорс для чтения при университете лекций о гомеопатии, так как в Финляндии нет еще ни одного врача-гомеопата; граф писал, что мне, конечно, будет лестно принять на себя роль первого насадителя ганеманова учения в крае, где оно до сих пор еще совсем неизвестно. Граф, конечно, не рассчитывал на интриги, на ту вражду и на те препятствия, с которыми мне пришлось бороться, считая, вероятно, подобные обстоятельства ничего не значащими и легко устранимыми. Предложенное им мне вознаграждение не превышало 1000 гульденов¹, поэтому я и не помышлял о принятии сделанных мне предложений. Вслед за заключением мира граф возобновил свое предложение, но я по многим для меня важным причинам принять его не мог. Затем я получил от графа уведомление, что он ведет переговоры с д-ром Т***², и что, вероятно, они придут к соглашению. При таком повороте дела надо было подумать о репутации гомеопатии, ибо я знал очень хорошо, что ни способности, ни знания,

¹ Около 800 р. сер.
² Тритчлер, как оказалось впоследствии. Сочинением своим "Die verbesserte homöopathische Heilmethode" он вполне доказал справедливость мнения о нем Грауфогля.

— 306 —

ни авторитет д-ра Т*** не могут соответствовать той задаче, которую он принимает на себя, а еще менee борьбе с ожесточенными врагами, поэтому, желая избавить гомеопатию от неизбежного фиаско, которому она обрекалась, я согласился на предложение графа, но с тем условием, чтобы мне дозволено было привезти с собой и аптекаря, который тоже должен быть обеспечен вознаграждением. Аптекаря я выговорил для того чтобы иметь под рукой хоть одного преданного мне человека. Граф согласился.

Лекции мои начались 1-го ноября 1871 года. За слушателями дело не стало: между ними были даже два высокопоставленных военных врача и начальник медицинской части университета, но из них только двое первых вникли в сущность дела и интересовались им. Студентов на лекции я не допускал. Вскоре затем Государь приказал назначить мне две палаты в военном госпитале с двумя ординаторами, также военными врачами и с больничной прислугой, причем годовое жалованье мне назначалось в 4000 р.

Гомеопатическое лечение в этих палатах продолжалось с 1 января по 25 июля 1872 г., частная же моя практика в течение этого времени приняла довольно обширные размеры и простиралась до Петербурга. Отведенные мне палаты наполнялись медленно, ибо старались выбирать для меня больных самых трудных, со сложными болезнями, большей же частью неизлечимыми; с острыми болезнями ко мне не назначали, кроме таких, которые находились уже весьма в сомнительном положении. Такой образ действий казался мне оскорбительным; мои жалобы и просьбы, чтобы больных ко мне назначали по мере поступления их в госпиталь, наравне с прочими палатами, оставлялись без внимания; не только мои жалобы, но даже и приказания графа не повели ни к чему, ибо начальник медицинской части Гельсингфорса (?), отъявленный враг гомеопатии, делал как хотел и как ему было нужно. В одной только Poccии возможно, чтобы служащие могли поступать вопреки воле Государя и его доверенных лиц. Последствием столь несправедливого и пристрастного образа действий было, конечно, то, что больные оставались в госпитале более продолжительное время, чем это могло быть, если бы ко мне поступали и с острыми болезнями. Таким образом, я в течение полугода в свои две палаты, из которых в каждой было по 10 кроватей, мог принять только 81 больного; 52 из них

— 307 —

выздоровело, 10 перешли в аллопатическое отделение, 5 умерло и 14 чел. оставались в лечении. В доказательство того, что было выше сказано о роде болезней, с какими ко мне назначались больные, привожу для примера бóльшую часть случаев с теми определениями болезней, которые были сделаны врачами, лечившими этих больных до поступления ко мне.

Я, конечно, не был согласен ни с приведенной диагностикой, ни с содержанием скорбных листов, веденных ординаторами, но не хотел возражать ни против того, ни против другого, чтобы устранить всякий повод к обвинению меня в пристрастии и в боязливом самоограждении. Я старался вести дело так, чтобы оно было у всех на виду и чтобы оно могло быть доступно суждению каждого. При этом я должен указать на три обстоятельства, которые подвергали терпение мое тяжкому испытанию, а именно:

1) Все без исключения больные нижние чины страдали хроническим меркуриализмом, который так обыкновенен в русской армии.

— 308 —

2) Вскоре после того, как мне были отведены палаты, в них развились тяжкие повальные больничные заразы, на которые, впрочем, назначенные ко мне ординаторы-аллопаты смотрели совершенно хладнокровно как на явления весьма обыкновенные.

3) В периодических изданиях Гельсингфорса гомеопатия, мои слушатели и я сам стали предметами самых грубых нападок, насмешек и ругательств; кроме того, я встречал всевозможные препятствия во всем, что только я ни желал предпринять. Заступничество, на которое я мог рассчитывать со стороны графа, оставалось бессильным против нападок и интриг, возникавших со всех сторон, и хотя по настоянию моему уже была решена постройка особенного, отдельного здания для помещения моих больных, хотя уже и место было выбрано для него, но за всем тем к постройке все-таки не приступали. Я объявил, что в случае дальнейшей проволочки откажусь от принятой на себя обязанности.

В научном отношении за весь этот период тяжелых для меня испытаний установился тот факт, что в пагубном соединении сифилиса с меркуриализмом, зависящим от обычных приемов меркурия, Саlcarеа jodаta есть единственно спасительное средство.

Наступило время, когда граф обыкновенно предпринимал ревизионный объезд вверенного ему края. Он предложил мне ему сопутствовать. Проехав безостановочно 30 часов кряду на пароходе по большому озеру Саймо и не доехав еще до Купио, граф, проведя холодную ночь в каюте при открытых люках и сквозном ветре, простудился. Он проснулся в 4 часа ночи с сильной болью в затылке и в сильном ознобе. Когда меня разбудили, он не мог уже внятно говорить и только кивал мне головой, чтоб я следовал за ним. Я вошел к нему в каюту — в ней дул холодный сквозной ветер. Левая рука графа была неподвижна; я попросил его показать мне язык — он высунул его изо рта косо. Заметя, что он хочет что-то сказать, но не может, я подал ему карандаш и бумагу, он написал что-то непонятное; камердинер тоже не мог понять его. Я попросил графа сделать движение левой ногой, но он двигал только правой. По требованию моему пароход пристал к берегу, чтобы из первой встречной аптеки взять Аrgentum nitricum для приготовления третьего деления, так как в дорожной аптеке лекарства этого не было. К счастью, правитель канцелярии графа,

 Стр. 297–302     Стр. 309–314