Вот в это время¹ взаимных преследований случился другой прекурьезный факт. В Северной Англии был ряд оспенных эпидемий, во время которых было доказано, что не только привитие настоящей оспы гарантирует от болезни оспы, но что гарантирует от нее до известной степени и особенная болезнь, появляющаяся на коровах, и что люди, которые ходят за такими коровами, доят их и т. п., не заболевают оспой в то время, когда все другие заболевают. Отсюда явилась идея Дженнера — привитие коровьей оспы... Одним из близких приятелей Дженнера был Джон Гунтер, знаменитый патолог и человек чрезвычайно оригинальный, потому что он, собственно, не имел никакой школы... Гунтер, увидев эту историю и вдумываясь в нее, весьма серьезно стал защищать, что идея contraria contrariis есть идея совершенно неверная, а что необходимо медикаментами вызывать у больного человека явления, похожие на явления заболевания, и что это суть те специфики, которые должны действовать на больного. Эта идея² была эксплуатирована несколько позже Ганеманом и сделалась исходной точкой того, что ныне именуется гомеопатией... Учение Ганемана, что каждый медикамент должен быть таким средством, которое вызывает у здорового человека по возможности явления, похожие на болезнь, при которой оно дается, и что чем ближе сходство этих болезней, лекарственной и естественной, тем лучше медикамент будет исцелять, — все это взято от Гунтера. Я это рассказываю, чтобы напомнить вам теперь еще некоторые особенности. Неужели вас не поражает, что масса медикаментов, действительных в малых приемах, действуют в больших дозах противоположно, и что мы, употребляя малый прием, всегда делаем нечто такое, что действительно, а если бы доза была слишком велика, то это было бы не полезно, а вредно? У нас медицина то же, что ящик с сюрпризами. Вы хотите больного усыпить, дали морфий, а на другой день приходите, и больной вам говорит, что у него была такая бессонница в эту ночь, какой никогда не было. У больного рвота; вы хотите эту рвоту успокоить, дали ему морфий, а у него рвота делается еще больше и такая страшная, что вас проклинают. Это делает ваш морфий; вы не верите, а это правда. Словом, если бы вам угодно было немного признать, что мы должны судить о действии морфия, наперстянки и т. п. не по тому, что нам говорят, а по тому, что мы видим, то нам придется сказать, положа руку на сердце, что обратное действие медикаментов есть вещь в высшей степени обыкновенная. У Гунтера и это есть. Он прямо говорит, что очень часто медикаменты в малой дозе производят одно действие, а в большой — противоположное. Вдумавшись в сейчас сказанное, вы поймете, откуда идет и вторая идея гомеопатии. Ясно, что если я буду всюду руководствоваться идеей давать людям такой медикамент, который вызывает те же явления, что и болезнь, то опасность ухудшить состояние больного будет очень велика, и что поэтому я буду постепенно уменьшать дозу и потом дойду до того, что скажу, что чем меньше доза, тем лучше действие лекарства. Я это, опять-таки, рассказываю потому, что эти две основные идеи гомеопатии оказываются, таким образом, идеями, имеющими с известной точки зрения свои разумные основания.

Мало того³, есть разница между Ганеманом и Гунтером, где Ганеман идет уже впереди Гунтера. Эта разница в следующем. В одной из самых первых своих книг "Новый способ открытия лекарств", написанной в 1796 г., Ганеман очень ясно разбирает те способы, посредством которых можно открывать лекарства. Он говорит, что вот дикарь случайно открыл то-то, какой-либо ученый случайно открыл то-то; все это случайно, но неужели нет способа найти медикамент разумно, т. е. взять искать его, найти и потом сказать: вот тебе этот медикамент! Далее, Ганеман говорит, что мы должны подбирать медикаменты на основании испытания экспериментального, произведенного не над животными, потому что животное и человек часто ужасно разнятся, а над людьми. И вот, если отбросите мифические опыты, которые когда-то будто бы были сделаны царем Митридатом и другими пергамскими царями, то окажется, что Ганеман был первый, который требовал испытывать медикаменты на живых здоровых людях с тем, чтобы изучать то, что сегодня фармакологи называют физиологическим действием лекарств. Эти эксперименты Ганемана должны были обратить внимание врачей на влияние медикаментов первоначально на ту или другую часть тела, на то, что медикамент вызывает такие-то явления у здорового человека, а потом нужно было подыскать болезнь, вызывающую подобные же явления, против этой болезни и прописывать данный медикамент... Вы, конечно, не пожелаете, чтобы я кончил эту беседу, не объяснив вам по крайней мере, к чему я веду весь этот разговор. Вы скажете, что все, что сейчас говорил вам, очень похоже на настоящую гомеопатию. Нет, может быть, гомеопаты назовут все, что я сейчас назвал, гомеопатией, мы же должны назвать это специфическим лечением... Теперь вы поймете⁴, что такое с современной точки зрения специфический способ лечения. Я много говорил об этом именно потому, что убежден, что будущность кроется именно в этом способе лечения. Я уверен, что мы, действуя некоторыми веществами в малых дозах, можем сильно влиять на состав нашего тела и на его функции. Малые дозы необходимы просто потому, что если мы в этом отношении будем неосторожны, то получим то, что именуется вторичным или токсическим действием лекарств... Вопрос о средствах специфически действующих на разные органы (specifica organorum)⁵ есть утешительная, отрадная страница в медицине; здесь мы гораздо более успели. Собственно говоря, когда мы обогатились уже в XVII, XVIII веке аптечным ящиком, специально медикаментами сильно влияющими, тогда было замечено, что эти медикаменты вызывают изменение то одной функции тела, то другой. И вот на этих наблюдениях были построены такие лекарственные группы как рвотные, наркотические и т. п. ... При этом оказалось одно поразительное обстоятельство, а именно, что нередко медикамент вызывал у здорового человека явления, совершенно похожие на те, которые вызывает болезнь, более или менее удачно лечимая этим медикаментом. Факт этот не подлежит никакому сомнению⁶. С этой точки зрения можно и так выразиться, что медикаменты, оказывающие пользу в каком-либо заболевании, вызывают как раз функциональное изменение в том органе, который болен. Это будет более современно выраженная идея локализации. Увлекаясь этой идеей, Ганеман построил на ней всю гомеопатию; я уже говорил, что эта идея всецело находится у Гунтера, и что ею можно объяснить ту невосприимчивость, которую оставляет в каком-либо органе медикамент, на него повлиявший. Как хроническое отравление спиртом делает человека невосприимчивым по отношению к действию хлороформа, так болезнь, пережитая и изменившая ткань, делает эту ткань невосприимчивой по отношению к другим сходным болезням, которые имеют в ней же развиваться. Очевидно, переход от этой идеи к идее местного лечения, которой мы все уже проникнуты, был весьма естествен и прост. Вот вы теперь становитесь на эту почву и говорите: могу ли я лечить только больной орган, не касаясь всего тела? Как я найду медикамент? Опыт доказывает, что такие медикаменты очень часто находят теперь как раз путем, указанным Ганеманом... и мы этой идеей Ганемана постоянно пользуемся...⁷

Мы привели такую длинную выдержку из лекций проф. Эйхвальда, чтобы показать, насколько им в общем признаётся основательность с научной точки зрения всех главных пунктов гомеопатического лечения: во-первых, гомеопатического similia similibus, во-вторых, принятого гомеопатами способа изучения лекарств на здоровом организме, и, в-третьих, малых доз. Мы затем отметили нарочно, как проф. Эйхвальд не мог преодолеть в себе общепринятого предвзятого и несправедливого отношения к гомеопатии, и убеждает врачей и студентов, которым читалась его лекция, не думать, что то, чему он предрекает такую блестящую будущность, есть гомеопатия. Гомеопаты, говорит он, наверное назовут все мной сказанное настоящей гомеопатией, но это да не будет гомеопатия, но "специфический" способ лечения. Пусть будет и специфический способ лечения: так называл свой гомеопатический способ и сам Ганеман, а сущность дела, разумеется, не может изменяться от принятия одного или другого наименования.

Укажем еще на грейфсвальдского профессора Гуго Шульца, который тоже, не называя вещи по имени, проповедует и давно применяет на деле принципы гомеопатического лечения. В заседании Грейфсвальдского медицинского общества 11 марта 1889 г. он сделал доклад под заглавием "Основы лекарственного лечения и значение их для практики", где предлагает вниманию врачей "новый путь" в лечении болезней лекарствами, "держась которого фармакотерапия достигнет достаточно прочного положения". Путь этот, говорит проф. Шульц, "единственный", основан "на непоколебимых и признанных данных физиологии и патологии" и сводится к применению таких лекарственных веществ, которые "способны воздействовать на больной орган". "Как же находить такие лекарства, которые могли бы действовать на нужные органы?", — спрашивает Шульц. И отвечает: их находят и "старым способом" — путем "наблюдения лекарственных действий у постели больных, путем испытания на животных, из историй отравлений больных и невольных покушений на жизнь и здоровье", но "особенно пригоден для этого путь испытания на здоровом человеке". "Почти 20-летнее применение этого способа лекарств дает мне право высказаться таким образом о пригодности его для теории и практики"... и "такие самоиспытания лекарств приводят к заключению, которое на первый взгляд может показаться странным: получаются в органах такие изменения и болезненные ощущения, о которых известно, что для клинициста они имеют прямо решающее значение в вопросе о терапевтическом применении выбранного для испытания лекарства"... Но странного здесь ничего нет, говорит проф. Шульц, если только взять во внимание "основной биологический закон" Arndt'a, что "слабые раздражения возбуждают жизнедеятельность... а сильные уничтожают ее"... Этот основной биологический закон вполне делает понятным ту "законообразность в наблюдении", которая дала, например, мюнхенскому хирургу Нусбауму повод высказать, что ихтиол, могущий вызывать экзему, в то же время удивительно целебен… при этой болезни, а проф. Штрюмпелю — заявить, что он не видит никакого противоречия в назначении эрготина при спинной сухотке, могущей происходить от того же эрготина, так как, по словам Штрюмпеля, "очень возможно, что то самое средство, которое в больших дозах приводит известные волокнистые системы к увяданию (атрофии), в малых дозах каким-то образом действует на них благоприятно (возбуждающе)".... "Но иначе ведь и быть не может", — добавляет Шульц... "Прямо типичное доказательство для этого мы имеем в факте, что сифилитический яд в известной стадии действия поражает в организме те же области, как и ртуть. Чрезмерные дозы последней вместо того, чтобы поддержать организм в его борьбе с болезнью, производят в нем те же явления, какие порождает сифилис"... "И таких примеров, — заключает Шульц, — можно было бы еще много привести".

Этот предложенный проф. Шульцом новый путь, конечно, нов только для врачей-аллопатов, которые совершенно не знакомы с действительными основами гомеопатического лечения и потому, слушая и читая проф. Шульца, совершенно не подозревают, что это новое лечение — всего только давно известное лечение, проповедуемое и практикуемое гомеопатами уже более ста лет.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Проф. Э. Э. Эйхвальд. "Две лекции о специфическом способе лечения". Лекции, читанные в 1888—89 гг. для врачей и студентов в клиническом институте В. К. Елены Павловны, стр. 15.
² Там же, стр. 17.
³ Там же, стр. 18.
⁴ Там же, стр. 20.
⁵ Там же, стр. 32.
⁶ Там же, стр. 33.
⁷ Там же, стр. 34.

 ЧАСТЬ X    СОДЕРЖАНИЕ   ЧАСТЬ XII