Основы гомеопатического метода

Гипари Эммануил Георгиевич (ок. 1865 — ок. 1937) — многолетний секретарь Одесского Ганемановского общества последователей гомеопатии, автор статей в гомеопатической периодике и нескольких брошюр. В 1922 г. переехал в Краснодар, где активно пропагандировал гомеопатию. Был инициатором создания Кубанского Ганемановского общества последователей гомеопатии, существовавшего в 1927—1928 гг. и ликвидированного решением местных властей.

ОГЛАВЛЕНИЕ

КАК ВОЗНИКЛО НОВОЕ УЧЕНИЕ

Один из крупных ученых и лучших врачей Германии, Самуил Ганеман (родился в 1755 г. в г. Майсене в Саксонии, умер в 1843 г. в Париже, оставив после себя 23 переведенных и 72 оригинальных труда), человек редкой эрудиции, кристальной честности и необычайной трудоспособности, совершенно разочарованный в медицине, "насмотревшись, к каким печальным результатам приводят различные системы лечения", как он писал своему другу, известному врачу Гуфеланду, в поисках тайны целебного действия лекарств проделывает опыт с хинной корой, которую принимает, будучи совершенно здоровым.

Прием хины вызвал у него особого рода лихорадку. Этот опыт навел его на мысль, которая послужила к открытию терапевтического закона similia similibus curantur (подобное лечится подобным), заключающегося в том, что болезни излечиваются только такими лекарствами, которые сами в состоянии вызвать в здоровом организме подобные, сходные с ними болезненные состояния. Шестилетняя проверка всех известных в древней и новой литературе излечений подтвердила верность этой мысли, дальнейшие девятилетние опыты и практика расширили, углубили открытую, наконец, тайну лечения, которую он к этому времени формулировал уже определенно. Результаты нового лечения получились такие, что Ганеман, в другом письме к Гуфеланду, говорит, что не променял бы его на все сокровища мира. Новое открытие вызвало полную революцию в терапии, а также в фармакологии (науке о лекарствах) и в учении о величине приема лекарств.

ОСНОВНОЙ ЗАКОН ТЕРАПИИ — ЗАКОН ПОДОБИЯ

ПЕРВЫМ И ОСНОВНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ ГОМЕОПАТИИ ЯВЛЯЕТСЯ ЗАКОН ПОДОБИЯ.

Народные поговорки "клин клином вышибай" и "чем ушибся, тем лечись", встречающиеся, кажется, у всех народов, и у очень древних, показывают, что свойство подобно действующих лекарств излечивать болезнь было подмечено многими и с давних времен.

Кому, например, неизвестно, что отмороженную часть тела нужно не обогревать, а тереть снегом и на холоде; что ожоги лечатся не холодом, а жаром на расстоянии; что жажда утоляется лучше горячим питьем, чем холодным; что занозу легче всего извлечь иглой, т. е. другими подобными же по форме и величине телом; что крайнее утомление устраняется не покоем, а массированием, т. е. тоже движением, но пассивным; что горе лечится не весельем, а сочувствием, т. е. тоже горем другого; что предрассудок побеждается рассуждением, а насилие — насилием же, а не непротивлением?

Если бы мы продумали эти простые факты до конца, то неминуемо пришли бы к открытию закона подобия. Эти удивительные на первый взгляд явления происходят потому, что организм будучи, в сущности, не чем иным, как механизмом, реагирующим на все внешние физические и химические воздействия, стремится восстановить нарушенные присущие ему форму и состав; следовательно, то, что мы называем болезнью, есть не что иное, как проявление борьбы организма против вредоносного начала, а симптомы болезни являются средством, пускаемыми в ход организмом для борьбы.

Таким образом, чтобы придти на помощь организму, нужно не бороться с симптомами, подавляя их, а, наоборот, подкреплять организм средствами, вызывающими подобные же симптомы. Значит, гомеопатическое лечение есть метод естественный, применяемый и указываемый самой природой, и он согласен вполне с классической идеей Гиппократа, учившего, что сама природа излечивает, врач же должен прислуживать в ее стремлении исцелить. (По-гречески "терапия" значит "прислуживание, уход"). Поэтому гомеопаты против прилива крови к голове дают белладонну, против дизентерии — меркурий, против воспаления почек — кантарис, средства, вызывающие у здоровых людей подобные болезни.

Еще Гиппократ заметил, что чемерица (вератрум) вызывает рвоту и поносы, и употреблял ее в этих болезнях, и многие после него употребляли лекарства на основании гомеопатического принципа, но никто до Ганемана не возводил это в строгую систему, в правило. Он доказал, что лекарства не иногда только, а всегда излечивают лишь такие болезни, которые очень схожи с вызываемыми ими у здоровых очень большими дозами; что все проверенные, якобы аллопатические излечения, в действительности были бессознательными гомеопатическими. Современное употребление при сифилисе ртути, которая вызывает чрезвычайно схожую болезнь — меркуриализм, и потому является одним из лучших лекарств против сифилиса, может служить примером бессознательного применения гомеопатии. Если глубже вникнуть в терапевтический закон (закон подобия), то легко открыть, что это тот же закон причинности, закономерности, используемый организмом для определенных целей: исправления повреждений и восстановления изношенных частей и материалов. Так как тождественные силы не действуют друг на друга (Ганеман), то необходимы подобные, и чем они подобнее, ближе, родственнее, тем действие одной на другую будет сильнее. Сам закон эволюции, включающий в себя, конечно, и революцию, тоже является результатом подобных влияний, хотя, вероятно, не только их одних. Для воздействия необходима известная степень сродства, подобия (здесь идет речь о родстве действия на организм, т. е. родстве динамическом, а не химическом).

Возьмем простой пример: болезнь головы. Чтобы подобрать к этой болезни лекарство, первым необходимым условием должно быть какое-либо отношение лекарства к голове, а не к ногам или другой какой-либо части тела. Это ясно. Но голова состоит из кожи, черепа, мозга и т. д. Если в данном случае страдает мозг, а мы дадим лекарство, действующее на кожу или кости черепа, то излечения, конечно, не получится. Следовательно, мы должны выбрать средство, влияющее на мозг. Предположим дальше, что данная болезнь выражается нарушением кровообращения в мозгу, а именно полнокровием. Будет ли подходящим лекарство, влияющее, например, на питание вещества мозга? Конечно, нет, потому, что дело не в питании; следовательно, тут нужно такое лекарство, которое тоже действовало бы на обращение крови. Но это еще не все: ведь мозг делится на участки передний и задний, верхний и нижний, поверхностный или глубокий, правый или левый, и само полнокровие может быть активным или пассивным, может ухудшаться или улучшаться от многих причин, не всегда понятных и объяснимых: утром или вечером, днем или ночью, на солнце или в тени, на холоде или в тепле, при восточном или южном ветре, на новолуние или полнолуние, от движения или в покое, лежа или стоя и т. д.

Можно пойти и дальше. Известно, например, что разные телосложения, темперамент, возраст, пол представляют каждый свои особенности с известной наклонностью к тем или иным заболеваниям. Это, конечно, потому, что каждая из названных категорий определяется известными различиями: силой или слабостью тех или иных частей или систем организма. Хотя, когда мы доходим до известной степени углубления в детализации, мы очень часто уже не можем понять и объяснить все явления, однако, твердо зная и понимая необходимость принципа подобия до этого момента, мы уверенно предполагаем, что идя и дальше по этому пути, мы должны держаться того же принципа. Таким образом, пытаясь все более и более целесообразно подойти к сущности болезни, в действительности мы ничего другого не делали, как устанавливали и углубляли сходство симптомов лекарства и болезни, и приходим чисто логически к заключению о необходимости выбора лекарства на основании принципа подобия, наиболее обеспечивающего нас в том, что лекарство ударит как раз по тому самому месту, в котором коренится болезнь, и ударит так, как именно нужно, чтобы ее уничтожить. Этим единственно правильным путем действуют гомеопаты, когда ставят диагноз болезни и выбирают лекарство: сначала по органу и характеру совершающегося в нем процесса с присущими ему патогномическими симптомами, далее по характерным для данного случая признакам, по внешним причинам, послужившим поводом или ухудшающим обстоятельством, и, наконец, по личным особенностям больного, его телосложению, темпераменту, полу, возрасту и т. д.

Аллопатия, не знающая закона подобия, но толкаемая логикой вещей, вынуждена идти этим же путем в своих поисках специфических средств, хотя, идя впотьмах и часто спотыкаясь, она медленно продвигается и должна неминуемо придти к открытию закона подобия. Что же тогда из себя представляет аллопатический принцип "противное лечится противным" и еще третий мыслимый — не подобным и не противным, а иным? Если, как мы видим, сходство легко установить там, где оно есть, то этого никак нельзя сказать о противоположности, которую даже определить не всегда возможно. В самом деле, что противоположно жидкости, теплу, свету, ощущению жжения, колотья, нытья, оскомине и т. д.? Жидкости, может быть, твердое, газообразное или лучистое? Теплу, скажем, холод, свету — темнота, но в действительности нет ни тепла, ни темноты, а только различные степени температуры и света; а ощущению жжения — ощущение замерзания? Очевидно, что само понятие противоположности в данном случае весьма условно, метафизично, по большей части неверно, и в действительности означает почти всегда иное или иную степень того же явления: плотности, температуры, света и т.д., или ощущения этих явлений. Оно только тогда становится не пустым, когда применяется конкретно к однородному явлению, имеющему только два вида, например, северный и южный полюс магнита, тут-то как раз и проявляется высшее сродство — закон подобия и его следствия: разноименные силы притягиваются, а одноименные отталкиваются. Необходимо, однако, указать, что здесь возможно и иное толкование, а именно, что притяжение происходит не в силу разнородности, а напротив — в силу устанавливающегося продолжения одинаковых токов, и этот взгляд согласуется с диалектическим толкованием противоречий как следствий развития того же процесса. Если понимать слово противоположность именно так, то ганемановский метод лечения можно было бы назначать по существу анти- или энантиопатическим. На эту возможность указал уже и сам Ганеман, но, конечно, спор аллопатов и гомеопатов идет не из-за названия.

Если, как выяснилось из сказанного, способ противоположности оказывается идущим мимо цели, часто невозможен и даже лишен смысла, то средний метод лечения — иными средствами, не имеющими никакого отношения к болезни, не подобными и не противоположными, а иными, сводится в сущности (если не считать наносимого ими вреда) к тому, что аллопаты иногда отмечают на рецептах для аптекаря таинственными латинскими инициалами, которые означают "чтобы больной думал, что его лечат", иначе говоря — к предоставлению больного его собственной судьбе, что на профессиональном языке аллопатов носит внушительное название выжидательного метода. Остается один путь — подобия, к которому ведет неизбежно, как мы видели, всякое стремление приблизиться к причине болезни, всякое искание средства, могущего воздействовать на первоначальный ее источник, и возможно полнее им овладеть.

Мы видели, что терапевтический закон был открыт, экспериментально доказан на тысячах опытов и логически установлен посредством строго научного индуктивного метода. Мы пытались сделать его понятным и привели из многих существующих у гомеопатов объяснений, одно — органической реакции, имеющее свое соответствие в физике: упругое тело восстанавливает свой вид с такой же силой, с какой оно было сжато ударом, и другое — угол отражения равен углу падения. Мы пытались своим путем анализа подобия на примере болезни обосновать его рациональность и пришли к выводу, что только метод подобия разумен и даже возможен, а что аллопатический — паллиативный, как и средний, логически несостоятельны. Только вполне усвоив универсальность принципа закона подобия, его абсолютное значение для всякого лечения, можно стать истинным врачом и иметь возможность оценивать не только установившиеся уже различные системы, методы и средства лечения, но и все будущие, ежедневно открываемые все новые и новые "чудесные" способы, до которых так падки несчастные больные, чем пользуется пресса в целях сенсации и рекламы, воспламеняя тщетные надежды и воспитывая у больных легкомысленный расчет на чудесность спасения. Необходимо, однако, твердо помнить, что все объяснения и все рассуждения, как бы они ни были хороши, все же не могут ничего ни доказать, ни опровергнуть, а только лишь могут помочь нам понять.

Было бы противно самой позитивности гомеопатии пытаться объяснением добиться ее признания. Факты остаются фактами, независимо от того, понятны ли они или нет, и, как мы увидим дальше, многие положительные и точные науки, пользующиеся покровительством всех буржуазных правительств и потому развивающиеся в несравненно более благоприятных, чем гомеопатия, условиях, и быть может, много менее понятные, чем гомеопатия, обходятся пока без объяснения своих собственных законов, что, однако, отнюдь не мешает им быть весьма плодотворными, как не мешает это и гомеопатии. Факты могут быть опровергнуты только фактами, т. е. экспериментом, а не доводами, но аллопаты этих фактов как раз боятся больше всего, потому что факты как по волшебству каждого аллопата, прикоснувшегося к ним, превращают в гомеопата, как это было с проф. Биром, проф. Кравковым и тысячей других. Ставить вопрос так, как ставят иные противники гомеопатии: объясните закон подобия, иначе мы не можем его принять, — значит или воображать, что законы природы должны равняться по нашей логике, и совершенно не разбираться, чтó в процессе познавания раньше и чтó после, по поговорке "ставить телегу перед конем", или же быть совершенно лишенным сознания долга знать, и претендовать на то, чтобы другие вколачивали в нас новые истины. Это не только неразумно, но и неискренно, так как сами аллопаты не заботятся, да и не могут доказать своего закона противоположности.

В сущности, однако, эта "научная" требовательность — не что иное, как тактический прием для увековечения разговоров и обсуждений. Ведь таких объяснений не только закона подобия, но и любой истины, которые были бы обязательно приемлемы для не желающего знать, вообще не существует. Тут уместно вспомнить слова Маркса в тезисах о Фейербахе: "На практике должен человек доказать истинность, т. е. действительность и силу, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолированного от практики, есть чисто схоластический вопрос". Поэтому потусторонне мыслящих не так легко убедить, тем более что, как известно, если бы и таблица умножения затрагивала чьи-либо интересы, то нашлись бы люди, которые оспаривали бы ее и опровергали. Ряд новых открытий в медицине сильно изменил в последнее время основные взгляды аллопатической школы, и вместо всего сказанного можно было бы указать только на серотерапию и вакцинотерапию, которые являются не чем иным, как признанием аллопатами гомеопатического принципа. Насколько, однако, с точки зрения гомеопатов, применение этого принципа правильно — другой вопрос, о котором речь будет впереди.

ГОМЕОПАТИЧЕСКАЯ ФАРМАКОЛОГИЯ

Вторым основным положением гомеопатии, вытекающим из первого, является гомеопатическая фармакология, потому что для использования закона подобия необходимо знать основательно, как действуют лекарственные вещества на здоровый организм, какие болезненные явления они в нем вызывают.

Опыты над животными для этого, понятно, недостаточны; они годятся для лечения животных же, а не людей, потому что в некоторых случаях разница воздействия разных ядов на организм различных животных и человека огромна, не говоря уже о том, что животное не скажет нам, что именно оно чувствует при этом; следовательно, ценнейшие данные самочувствия — субъективные симптомы, таким образом, пропадают, а на больных людях делать опыты просто преступно.

1) токсикологии, черпающей свои данные из наблюдений случайных и умышленных отравлений на людях, определяющей действие лекарственных веществ на различные органы и ткани;

2) фармакологии, изучающей действие лекарственных средств на животных: лягушках, кроликах, собаках и т. д., причем выводы не переносятся целиком на человека, как это совершенно неосновательно делают аллопаты, а как дополнение к токсикологии;

3) фармакодинамики, основанной Ганеманом и дающей картину функциональных изменений здорового человеческого организма под влиянием лекарственного вещества, объективные симптомы и полную субъективную симптоматологию, неоценимую при выборе лекарств для телесных болезней и особенно для психических, т. е. нарушения функций воли, чувства и интеллекта, и, наконец,

Испытание лекарств в гомеопатии производится над возможно бóльшим числом здоровых людей, преимущественно врачей, добровольно берущих на себя эту благородную задачу, и оно тем совершеннее, чем обширнее и разнообразнее круг испытаний: по возрасту, полу, темпераменту, телосложению, условиям жизни, профессии, временам года и различным климатическим условиям.

Таким образом, получается полная и точная картина действия лекарства на все части тела, на все органы, на чувства, волю и умственные способности. Можно решительно сказать, что в гомеопатии человек обрел еще один, самый могущественный рычаг, для подчинения себе всего своего существа. Средство, вошедшее однажды в гомеопатическую фармакологию, остается в ней навсегда, т. к. в истинной науке нет места увлечениям и моде, что, конечно, не исключает, а наоборот, предполагает возможность растущего обогащения ее новыми средствами по мере их исследования. Ганеман успел исследовать около 100 средств, положив начало новой фармакологии, такой же точной и позитивной (положительной), как и закон подобия, который она оплодотворяет.

ГОМЕОПАТИЧЕСКИЕ ДОЗЫ

Третьим основным положением гомеопатии, вытекающим из первого, а также и из второго, являются гомеопатические дозы.

Вопрос о дозах в гомеопатии неразрывным образом связан с законом подобия, которого он является продолжением, неизбежным следствием, как и с фармакологией, потому что раз лекарство должно быть подобно болезнетворному началу не только по своему действию — динамически, качественно, но также и по силе, значит, и количественно, то мы неизбежно приходим к малым дозам, т. к. знаем, с одной стороны, какое ничтожное количество ядовитого вещества достаточно, например, чтобы заразить человека сифилисом или другой инфекционной болезнью, а с другой — насколько микроскопичны клетки, из которых состоит организм. Что же удивительного в том, что гомеопаты работают инструментом таким же тонким, как и механизм, который и исправляют?

Однако и учение о дозах, как и закон подобия, явились не в результате рассуждений и теорий, а опыта. С первых же своих опытов лечения по новому принципу Ганеман заметил, что избранное на основании закона подобия и данное одно в чистом виде лекарство действует слишком сильно, вызывая на некоторое время ухудшение, и потому был вынужден уменьшать все более и более дозы. К его великому удивлению, при тщательном размельчении вещества целебная сила его в (противоположность отравляющей) не уменьшалась пропорционально уменьшению количества, а наоборот, увеличивалась. В течение десятков лет он уменьшал осторожно, всегда проверяя результаты, и дошел, таким образом, экспериментальным путем до микроскопических доз, которые, излечивая больные органы, совершенно не затрагивают здоровых, т. е. не вредят. Гомеопатическое лекарство имеет целью возбудить недостаточную реакцию организма, направленную в ту же сторону, что и болезнь, т. е. подкрепить усилия организма, помочь ему, тогда как аллопатическое лекарство должно достигнуть как раз обратного — побороть усилия организма и вызвать противоположное состояние, например, при запоре — понос, при жаре — холод и т. д. Отсюда и правило: у гомеопатов как можно меньше лекарства, а у аллопатов как можно больше. Аллопатия сама открывает теперь то, что гомеопатия уже давно знает, — закон малых доз, открытый самостоятельно Ганеманом путем опыта; закон, который более широко, но тем не менее совершенно правильно формулирован Гегелем как переход количества в качество. Как по восходящей, так и по нисходящей линии вещество с изменением количества в известный момент изменяется и качественно, т. е. приобретает новые свойства. Новейшее учение об анафилаксии, также давно известной гомеопатии, поэтому запрещающей повторение приемов лекарств в высоких делениях иначе как через большие промежутки времени и только после других промежуточных лекарств, применяет и объясняет силу доз, мало уступающих в микроскопичности гомеопатическим, и эти дозы, оказывается, могут быть устанавливаемые только на основании опыта, а не априорно (теоретически).

Учение о четвертом состоянии материи — лучистом, развивающем новые формы энергии, как и олигодинамические опыты мюнхенского профессора-ботаника Негели, вводят в науку о динамике материи такие астрономические или, что то же, гомеопатические цифры, что, как говорит член Парижской медицинской академии д-р Журдан, "прошло то время, когда шутки над бесконечно малыми приемами считались достаточным аргументом против гомеопатии".

К сказанному можно прибавить и опыт нью-йоркской фармацевтической фирмы "Берике и Тафель", приготовившей из радия крупинки в наименьшей из общеупотребительных доз — 30-м сотенном делении, и радий в этом дециллионном размельчении (дробь со знаменателем в 60 нулей) оставил на фотографической пластинке объективное доказательство своей силы. В свете современного учения о делимости материи и о великой энергии ее частиц, о микроскопических клетках, из которых состоит организм, и об их питании, всякий скептицизм в вопросе о гомеопатических дозах ненаучен, просто несерьезен.

О ДИАГНОЗЕ В ГОМЕОПАТИИ

Противники очень часто обвиняют гомеопатов в том, что они, тщательно изучая и учитывая симптомы болезни, не обращают якобы должного внимания на ее сущность, мало заботятся о диагнозе, как они утверждают. При этом под сущностью болезни подразумевается та предполагаемая причина ее, которая в последнее время как будто открыта под микроскопом или путем химического анализа в виде бактерий или токсинов в некоторых заразных болезнях. Не приходится много говорить, чтобы доказать всю вздорность этого обвинения. Чтобы изучить болезнь, гомеопат должен выяснить, не говоря уже о наследственности и перенесенных болезнях, все объективные и субъективные симптомы, не исключая, конечно, выслушивания, постукивания, исследования мочи, крови и т. п., а чтобы назначить лекарство, должен основательно знать его действие в объективных и субъективных его проявлениях.

Не исчерпывает ли это правило всех требований диагностики и может ли сделать больше этого диагност-аллопат?

Больше сделать не может, но делает гораздо меньше. Аллопат не придает никакого значения всем субъективным нормам, во-первых, потому, что психика — это, якобы, сфера нематериальной души, не связанной с телом, или потому что больному "кажется", будто он чувствует то или другое, и, во-вторых, если даже аллопат-материалист и не считает всех своих больных пирронистами, то какой же смысл ему возиться с этими ощущениями, совершенно ему непонятными и потому не имеющими для него никакого практического значения, так как он не знает, что с ними делать?

Аллопаты утверждают, что бактерии и бациллы являются первопричиной болезней, а гомеопаты — что они играют не всегда первостепенную роль, что они часто вредны, опасны лишь в том случае, когда организм ослаблен, плохо защищается, так как здоровые и крепкие люди НЕ всегда заражаются. Однако сущность спора, практический смысл его, НЕ в том, откуда берутся эти в одинаковой степени как для аллопатов, так и для гомеопатов нежелательные в организме гости, а в том, как от них избавиться. А этот вопрос нельзя радикально разрешить иначе, как подойдя вплотную к той действительно истинной первопричине болезни, которая зарождает бактерии или, вернее, благоприятствует их размножению. Изучать причины болезней, конечно, нужно, но эта работа никогда не кончится, ведь знанию нет границ — оно бесконечно. Больному же необходимо сейчас помочь, и ему решительно нет никакого дела до отвлеченностей и до особенных интересов "науки".

Гомеопатия владеет принципом, дающим ей возможность излечивать и те болезни, причины которых еще не открыты, и делать это так, как будто они уже ей известны. Это, конечно вовсе не значит, что гомеопатам не нужно изучать и дальше причины болезней, или что они этого не делают, а только то, что если аллопат совершенно бессилен без знания причины (а это знание даже когда считается уже добытым, как мы видим, подвержено большому сомнению), то гомеопат почти также могуществен, как если бы он ее знал, значит, может покойно ожидать открытия ее без ущерба для здоровья больных.

Ясно, что гомеопаты диалектически правильно оценивают отношение частного к общему, и что осуществлять эту оценку дает им возможность гомеопатия своей практической применимостью, которая также доказывает диалектичность гомеопатии.

Такое отношение к диагнозу обоих школ в теории. Каковы же на деле (а по делам вернее судить о людях, чем по их словам) диагнозы аллопатов и гомеопатов и их результаты? Хорошей иллюстрацией этого может служить следующий случай, рассказанный д-ром Яром в обществе гомеопатов в Льеже. Путешествуя по Германии, д-р Яр попал случайно к владельцу замка — богатому старику, большому оригиналу, который, узнав, что его гость — доктор, сказал, что у него есть сын, но что он предпочел бы видеть его палачом, чем врачом, и рассказал удивленному д-ру Яру следующее: "Я болею 20 лет. Сначала я обратился к двум знаменитым врачам, которые оказались различного мнения о моей болезни. Не решаясь принять их различные лекарства, я обратился к третьему врачу, и т. к. и он не был согласен ни с тем, ни с другим, то я предпринял далекое и дорогое путешествие по разным странам, ища знаменитых и выдающихся врачей, пока, наконец, не убедился, что медицина — не наука, а низкое искусство. Из этого моего опыта я все-таки извлек кое-какую пользу". Говоря это, он показал книгу вроде бухгалтерской, в которой по порядку были записаны имена врачей, далее диагноз и, наконец, предписанные лекарства. В итогах по этим трем графам значилось: 477 врачей, 313 различных диагнозов, 832 предписания, 1897 лекарств. "Среди всех этих врачей, — продолжал рассказчик, — я не нашел хотя бы трех согласных, а потому лекарств я не принимал, хотя мне это стоило огромных трудов и затрат. Что же после этого медицина и врачи, как не комедия? — и добавил, предлагая д-ру Яру перо, — Может быть, и вы будете любезны обогатить мою коллекцию?" Д-р Яр спросил его, не было ли имени Ганемана в списке, и оказалось, что оно значилось под порядковым № 301, в графе же "диагноз" как и в предписаниях, значилось по нулю. На вопрос доктора Яра, что значат эти нули, старик ответил: "Это самый умный совет. Ганеман мне сказал, что название болезни его не интересует, поэтому он ставит нули, а так как название лекарства меня не касается, то он ставит тоже нуль. Ведь все дело в излечении. Я с удовольствием бы последовал его совету, но к сожалению он был единственный, а мне было нужно не меньше трех".

Д-р Яр предложил старику проделать еще один опыт: написать 33 врачам-гомеопатам в разные страны. Больной, хотя и не верил уже, но согласился. Было составлено описание болезни и в каждое письмо вложен гонорар. На следующий день Яр уехал, и через некоторое время получил от старика бочонок вина в подарок, с письмом, в котором он сообщил, что 22 врача-гомеопата прислали совершенно одинаковые диагнозы и предписания, что это его примирило с врачами и медициной, и он приступает к лечению. Подобный же опыт был проделан позднее в Америке: 12-ти выдающимся врачам-аллопатам и гомеопатам было разослано описание болезни с обычным вознаграждением и просьбой указать лечение. Ответы аллопатов все оказались различными, а гомеопаты все указали на одно и то же лекарство.

Аллопатия, лишенная такого руководящего принципа, вынуждена строить бесконечное множество теорий и гипотез как о сущности болезни, так и о способе действия лекарств; действия, взвешиваемого на шатких весах больных людей или животных.

Что касается возможности окончательного и исчерпывающего объяснения этого закона, обратимся к другим точным наукам. Астрономия не объясняет сущности самого притяжения, что не мешает ей, однако, быть точнейшей из наук и пользоваться безошибочно законом притяжения. Физика также не объясняет сущности света, но знает законы распространения, отражения и преломления его. Химия не открыла еще сущности атома, но пользуется уверенно законом кратных отношений и т. д., и т. д.

Таким образом, мы видим, что ряд положительных точных наук не может объяснить законов, лежащих в их основе, и даже более того, что эти законы сами служат объяснением явлений природы. Примером того, что дают, насколько плодотворны на практике эти основные законы, на которых построены положительные науки, может служить открытие астрономом Леверье планеты Нептун. Изучая отклонения орбиты Урана, он предсказал существование Нептуна, которого ни кто другой, ни сам он не видал, и определил точно его место, объем, диаметр, плотность и расстояние от Солнца. Только через полгода Нептун был впервые увиден другим астрономом. Таким же способом был открыт и заранее определен Менделеевым новый элемент — галлий.

Когда в 1831 г. впервые надвигалась на Европу из Азии эпидемия до того совершенно неизвестной холеры, наводя панический страх на всех, Ганеман, не видавший еще ни одного случая холеры, а изучивший ее по одним лишь описаниям, указал на камфору, вератрум и купрум как на наилучшие против нее лекарства. При этом нелишне отметить поразительно правильный взгляд Ганемана на причину холеры, возбудителями которой он считал мельчайшие живые существа, которые передаются от человека к человеку. И это задолго до открытия мира бактерий и клеток организма!

Предсказание это блестяще оправдалось на практике с первых же случаев, в то время как аллопаты принимались за изучение холеры и за искание ее сущности и средств для борьбы против нее. Через 18 лет, во время второй эпидемии, аллопаты были все так же бессильны, как в 1831 г., тогда как гомеопаты применяли те же средства, как применяют их и поныне, с некоторыми только добавлениями, и как будут применять их, пока будет существовать холера.

Аллопатия вследствие своего грубо-эмпирического метода только в последнее время начала подходить к малым дозам, в то время как гомеопатия, благодаря своему экспериментально-позитивному методу, пришла с самого начала к необходимости все большего и большего уменьшения доз, создала, таким образом, свой способ их дробления, исчерпала самый вопрос о делимости вещества и ввела в практику собственно лечение клеток организма, даже не зная об их существовании, т. к. они были открыты впоследствии лишь благодаря усовершенствованию микроскопа. Не доказывает ли это лишний раз позитивность и строгую научность гомеопатии, совершенно забронированную от того, что какое-либо новое открытие сделает ее вдруг излишней, как это происходит с многочисленными "методами" лечения аллопатической школы? Насколько результаты аллопатического лечения холеры ниже гомеопатического, мы увидим дальше из статистики, и это несмотря на то, что сущность холеры как будто уже открыта. Гомеопаты нашли терапевтический закон, единственную и верную основу терапевтики, и следуя ему, идут прямым путем к обогащению своего арсенала, зная способ открывать тайну целебного действия лекарств.

Аллопаты идут впотьмах и пользуются наихудшим всех существующих путей в смысле траты времени и сил, но для схоластов, пожалуй, самым верным. Это метод исключения. Испытывая и отбрасывая тысячи самых абсурдных предложений, способов и методов, и исключая их, они, наконец, постепенно, крайне медленно, но верно, приходя к необходимости принять, принимают уже, пока с оговорками, единственно разумный метод — гомеопатию. Это немножко похоже по своей простоте на способ очистить Сахару от зверей: просеять песок пустыни — песок пройдет через решето, а хищники останутся. Прямо переловить зверей — это слишком просто, следовательно, ненаучно; другое дело — просеять песок.

Гениальная и колоссальная ценность открытия Ганемана заключается именно в том, что оно в высшей степени позитивно и точно до непогрешимости математического закона и охватывает и регулирует огромный ряд явлений, по своей природе, казалось бы, совершенно не поддающихся никакой общей точной оценке, каковы процессы болезней с одной стороны, и действия лекарственных веществ с другой, как и общее их отношение друг к другу. Если понимать болезни естественные и болезни лекарственные как два процесса в движении, то ясно, до какой степени трудно найти в них нечто общее и уловить закон их взаимоотношений. Это под силу только уму, поднявшемуся до диалектического мышления, поэтому немудрено, что и понять этот закон не могут те, кто этим мышлением еще не овладел.

Гомеопатия