Оригинал здесь

Эта небольшая работа д-ра Джона Генри Кларка (1853—1931) передает его восхищение Парацельсом (1493—1541) и Ганеманом (1755—1843). Д-р Кларк был сложным человеком, имевшим твердое мнение по многим вопросам медицины, а также в других областях. Хотя он и был протеже д-ра Ричарда Юза (1836—1902), но попал под влияние д-ра Джеймса Комптона Бернетта (1840—1901) и двух других членов Куперовского клуба, д-ра Томаса Скиннера (1825—1906) и д-ра Роберта Т. Купера (1844—1903).

Так называемый Куперовский клуб продолжал собираться в 1920-х годах, главным образом под руководством д-ра Кларка и д-ра Уилера. Этот этап британской гомеопатии, продолжавшийся примерно с 1880 по 1930 годы, отметился вновь призванными на службу вдохновляющими экспериментами и изобретательностью. Возможно, лишь по совпадению Бернетт, Купер, Скиннер и Кларк оказались так умны, изобретательны и смелы, что создали отдельное собственное движение в рамках уже существовавшего. Было очевидно, что около 1880 года британская гомеопатия прошла свой пик и вступила в фазу стагнации. Тем не менее активный и изобретательный Куперовский клуб вел сложную иконоборческую и экспериментальную работу. Это было время расколов и фракций, беспорядка и новых идей, чем-то вроде плодотворного "плавильного котла".

Например, Бернетт находился под сильным влиянием Радемахера и Парацельса в том, что он, получивший золотую медаль в области анатомии, рассматривал органы и системы тела как взаимодействующие части целого. Это было очень близко к средневековой точке зрения этих двух мыслителей. Для Бернетта это был чистый холизм. Для него идея Радемахера об "органных лекарствах" была вовсе не безобразным и антиганемановским богохульством, а глубоко содержательной и прагматичной реальностью, которую можно было воплотить в жизнь и применить к любому делу. При правильном использовании она обогащала применение гомеопатии. Кроме того, он высоко ценил растительные и минеральные средства Парацельса и старые растительные лекарства английского травничества.

Похоже, Бернетт оказал наибольшее влияние на взгляды Кларка и на его общую позицию в отношении гомеопатии. Подход обоих был в основе своей экспериментальным и прагматичным, основанным на фактах, а не на догмах. Бернетт был глубоко эклектичен в своих взглядах и в своей практике. Он исследовал вещи на самом фундаментальном уровне и отказывался принимать любую догму, если та не подтвержалась практикой. Он с удовольствием использовал и нозоды в высоких разведениях, и общепринятые гомеопатические средства (в основном в очень низких потенциях), и растительные лекарства, например, из грецкого ореха или желудей. Его взгляды были так широки, что он мог одинаково восхищаться и Радемахером (1772—1850), и Шюсслером (1821—1898), и Парацельсом. Кларк с энтузиазмом подхватил этот яркий факел эклектики и двинулся вперед, оставив всех далеко позади.

Поэтому важно судить о Кларке на фоне Бернетта, его величайшего учителя. В конечном итоге Кларк выбрал свой путь. Тем не менее он был человеком твердых мнений, имел вспыльчивый характер и не испытывал большой любви к "старой гвардии" в Британском гомеопатическом обществе (позже ставшем Британским факультетом). Там были в основном последователи Юза, использовавшие низкие потенции, например, Даджен (1820—1904) и Дэвид Дайс Браун (1840—1911), который возглавлял этого движение примерно до 1910 года. Кларк считал, что они слишком консервативны и что они ограничивают практику. Они не одобряли нозоды, высокие сотенные потенции и практически все экспериментальные средства. Вскоре Кларк возненавидел их и после нескольких споров с отвращением навсегда покинул Британское гомеопатическое общество в 1908 году, с огромной энергией посвятив себя практике и написанию книг.

Купер, несомненно, находился под влиянием Парацельса в своих представлениях о природе внутренних сил растений (арборивитальная медицина) и, вполне возможно, знал о работах Гёте или Штейнера, поскольку он был убежден, что раковые заболевания есть результат сил внутри человека, очень сходных с силой роста деревьев и других растений. Это влияние Парацельса на него было всеобъемлющим, тогда как Бернетт сходился с последним в основном в отношении органов и систем, а не целебных сил растений.

Купер заявлял, что

в растительных средствах существует сила... действующая во всех отношениях подобно силе роста организма человека (Cooper, 1900, стр. 2),

и что

у живых растений мы получаем силу, которая, если ее применить... к болезни, остановит ее развитие и даже рассеет ее (там же, стр. 3).

Верить в то, что здоровая сила растения может быть использована против нездоровой силы у больного, означает придерживаться доктрины сигнатур. Это несомненно имеет отношение к закону подобия. Это также близко к следующий концепции, и вероятно, включает ее: болезнь питается невидимой силой роста, которая присутствует в больном органе и которую можно "поймать" в форме саркодов и нозодов. Препараты из этих саркодов и нозодов можно затем использовать в качестве лечебного средства против подобных заболеваний.

Гипотеза Купера заключалась в том, что материалу всех живых растений присуща целебная способность или действие, для проявления которой не требуются растирания, встряхивания или разбавления... Купер указывал, что настойки следует принимать каплями и что прежде, чем их повторять, им надо дать время полностью проявить свое действие. Дозу принимали натощак в виде порошка с одной каплей настойки на сухой язык.

Он был под влиянием доктрины сигнатур и полагался на наблюдения за строением и свойствами растений... Купер утверждал, что арборивитальные средства более всего применимы в критических состояниях, когда не могут помочь никакие другие способы, включая и гомеопатический (Bonnard, 1994, стр. 23).

Карьера д-ра Кларка как исключительно успешного и влиятельного лондонского гомеопата стартовала в начале 1880-х годов. Однако он был в плохих отношениях с Юзом и Дадженом, которые контролировали гомеопатическое движение настолько, что вскоре все двери оказались для Кларка затворены, за исключением журнала "Хомиопатик уорлд", где он был редактором до конца своей жизни. Кларк стал мощной неуправляемой личностью и фактически разделил гомеопатическое движение. У этого было две основные причины.

Прежде всего, он был полностью разочарован направлением, которое приняла английская гомеопатия. Ему не нравилось, что она в итоге прекратила борьбу с аллопатией и оказалась не способна привлечь новых последователей в свои уменьшающиеся ряды, особенно после 1900 года. Она заняла не в меру уютную нишу в викторианском обществе, удобно посвятив себя служению исключительно богатым высшим классам. Кларк начал учить гомеопатии неврачей, к ним были адресованы многие его книги, и он все больше убеждался в том, что будущее гомеопатии с ними, а не с подобострастными докторами, которые "продались" аллопатии. Как показало будущее, эта радикальная точка зрения оказалась удивительно точным предчувствием.

К 1920-м годам Кларк единолично создал полностью отделившееся движение, состоящее из врачей с одной стороны, и неврачей-практиков с другой. В основном именно последние продвигали британскую гомеопатию на протяжении мрачного периода с 1930-х по 1950-е годы, и их свет никогда не мерк. Тем не менее эти две ветви не особенно контактировали, испытывая лишь презрение друг к другу. Даже в 1960-е годы гомеопатия оставалась не более чем смешным побочным движением в медицине, находящимся в глубоко депрессивном состоянии. Только в конце 1970-х годов начался ее новый подъем.

Совершенно верно то, что Кларк был также типичным правым фашистом начала века и антисемитом, что сегодня никому не внушает симпатии. Как же так получилось, что он оказался в плодотворном союзе с Дж. Эллисом Баркером, который принадлежал к левому крылу? Баркер (1869—1948) стал во главе редакции "Хомиопатик уорлд" весной 1932 года, сразу после смерти Кларка. Кларк был антисемитом и писал памфлеты для британской партии, во главе которой был сэр Освальд Мозли (1896—1980). Однако нет точных сведений о том, как далеко зашел этот интерес. Кларк умер до того, как это движение получило действительное развитие в 1930-е годы, и, следовательно, никак не может быть ответственным за отвратительные действия фашистов в то время. Следует также отметить, что тогда были очень распространены крайне поляризованные политические взгляды — противостояние коммунизма и национализма сохранялось в большей части Европы и в других регионах.

Таким образом, мы вполне можем считать д-ра Кларка единственным крупным английским гомеопатом этого века, любимцем гомеопатического движения. Если говорить о смелых и экспериментальных идеях и методах, о его сочинениях, его ярко выраженной независимости, его огромной энергии, беззаветно отданной гомеопатии, политической силе в этом движении и, наконец, его радикализме, введенным им в практику, он возвышается как колосс над всеми остальными. Почти каждая традиция или нить в ткани современной британской гомеопатии, кроме кентианства, ведет к нему.

В отличие от многих современных догматиков гомеопатии (классиков), но подобно его наставнику д-ру Бернетту, Кларк ценил идеи Парацельса, а также Ганемана, и ясно видел у них много общего. Это подводит нас к сравнению принципа подобия Ганемана с доктриной сигнатур Парацельса. Из того, о чем Кларк говорит в этой книге, ясно, что он видит очень мало различий между ними. Вполне вероятно, что так же думал и Бернетт, от которого он и почерпнул этот подход.

Бернетт и Кларк были одновременно самыми еретичными, самыми интересными, наиболее критичными гомеопатами-экспериментаторами своего поколения и лучшими фигурами в британской гомеопатии на рубеже веков не только по их собственному мнению, но и по мнению их ближайших преемников, таких как Уилер, Блэки, Тайлер и Вир. Они были сторонниками традиционной теории Ганемана, но сохраняли критическое и открытое отношение ко всем новым событиям, происходящим в широкой области медицины в целом.

Позднее Кларк описал членов Куперовского клуба как "три самых мощных фактора влияния на эволюцию современной британской гомеопатии", и написал в 1901 году:

Не будет преувеличением сказать, что последние двадцать лет Бернетт был самой мощной, самой плодотворной, самой оригинальной силой в гомеопатии (Clarke, 1901).

Кларк сам был авторитетным врачом и впоследствии автором медицинской энциклопедии, соперничавшей с энциклопедией Юза.

Кларк окончил Эдинбургский университет в 1877 году, а затем изучал гомеопатию в Ливерпуле под руководством Берриджа. И Бернетт, прежде чем переехать в Лондон в 1881 году, поселился и практиковал близ Ливерпуля. Куперовский клуб продолжал собираться даже в 1920-е годы, уже после смерти Скиннера, Бернетта и Купера; главными участниками были Кларк, Уилер, Тайлер и Вир.

На протяжении веков лекарственные качества препарата определялись по астрологическим соображениям, по влиянию планет. Например, фрукты, орехи и другие питательные или душистые растения считались управляемыми Венерой, красноватые и перечные растения — Марсом, желтые или оранжевые растения — Юпитером, темные, ядовитые и горькие травы — Сатурном, серебристые, белые и водянистые (суккулентные) растения были под властью Луны (см. Culpeper).

Парацельс также твердо верил в доктрину сигнатур и в качестве иллюстрации он истолковывал каждую часть зверобоя (Hypericum perforatum) с точки зрения этой доктрины: "...Отверстия в листьях означают, что эта трава помогает всем внутренним и внешним отверстиям в коже... Гниющие цветки напоминают кровь, указывая, что зверобой хорош для ран и должен использоваться там, где нужно лечить плоть" (Griggs, 1981, стр. 50).

Тем не менее для многих существует важная разница между сигнатурами и прувингами:

В конце концов существует важное различие между выбором лекарственного средства на основе его способности воспроизводить у здорового человека комплекс симптомов, проявляющихся у пациента, и выбором лекарственного средства на основе некоторого физического сходства между ним и пораженным органом... (Nicholls, 1988, стр. 8)

Гомеопатия имеет ряд четко прослеживаемых истоков, но главным образом она началась как протест против повсеместных злоупотреблений лекарственными препаратами, кровопусканиями и банками в медицине XVIII века. Но даже и в этом случае реакция была главным образом направлена против неэффективности, а не варварства этих методов как таковых. Медицинский подход гомеопатии можно проследить до некоторых теоретических идей средневековых алхимиков, таких как Альберт Великий (1193—1280), Агриппа Неттесгеймский (1486—1535) и особенно Теофраст Парацельс (1493—1541). В ней также есть элементы от древних греков, особенно Гиппократа (468—377 до н. э.), и английского врача Томаса Сиденхема (1624—1689). Тем не менее лишь с началом работы Ганемана все эти отдельные направления были объединены в форму гомеопатической системы медицины, какой мы ее знаем. Как следует из названия, ее ключевой особенностью является использование принципа подобия (similia similibus curentur), а не укоренившийся галеновский принцип противоположностей (contraria contrariis) при лечении болезни.

Со времен Ганемана гомеопатия была и медицинской теорией, и медицинским методом. Основная цель гомеопатической философии, не теоретическая, а прагматическая, это углублять, обогащать и направлять дóлжную практику. Хотя бесспорно то, что гомеопатия сама по себе является философской системой и развивалась как таковая, не это является ее основным качеством или функцией. Она прежде всего клинический метод, направленный на лечение больных людей, а не на завоевание приверженцев. Таким образом, теория никогда не должна доминировать или сдерживать метод. Метод всегда в приоритете и всегда должен быть доминирующей силой. Метод имеет первостепенное значение, и Ганеман был прежде всего врачом-экспериментатором.

Однако верно и то, что и теория является очень важным элементом. Она должна быть сопряжена с методом. В самом деле, можно легко согласиться и с противоположным мнением, что без основополагающей философии метод действует просто наобум. Теория стремится сохранить метод чистым и эффективным. Если отказаться от теории, то этот метод выродится в гибрид с аллопатией. Если отказаться от метода, то теория будет окостеневать догмой. И теория, и метод необходимы и дополняют друг друга. Идеология гомеопатии очень важна для ее метода, но эти двое лучше всего работают в сочетании друг с другом.

Ганеман не начинал как теоретик, проповедуя с высот лучшую и идеальную форму медицины или ее философскую основу. Вероятно, первыми были его клинические эксперименты, а уже затем последовали его теоретические рассуждения. Важно отметить, что эти рассуждения всегда выводились из практики и практикой подкреплялись. То есть он никогда не утверждал, исходя из чистой теории, но всегда основывался на прочном фундаменте практики, клинического опыта. Так он обеспечивал, создавал и совершенствовал главным образом клинический метод, но метод значительно обогащенный, поддержанный и дополненный теоретическими идеями. Это также характеризует его как человека: он был и отличным ученым-экспериментатором, и мощным мыслителем и писателем.

В случае Ганемана очень сложно с определенностью понять, насколько он действительно опирался на взгляды Парацельса. Осталось мало свидетельств в пользу сколько-нибудь существенного его интереса к оккультизму или средневековой медицине, поэтому вполне вероятно, что он развивал гомеопатию частично через практику, а отчасти через свой собственный разум, просто размышляя. Кроме того, судя по всей его жизни, он обладал блестящим, ищущим, изобретательным умом. Поэтому маловероятно, что он копировал Парацельса. И, как правило, невозможно найти источник идеи, которая укоренилась в чьем-то сознании и затем принесла плоды много лет спустя.

Ганеман трагически осознавал чудовищную неэффективность аллопатической практики. Этот факт невообразимо его удручал как врача, как сострадательного человека, как отца маленьких детей. Но его работы на теоретическом уровне вдохновляли его на поиск и выявление основных причин неэффективности аллопатии. Их можно определить только через четкое определение и провозглашение ее основополагающего принципа (или философии). Он, вероятно, потратил много времени, размышляя об аллопатической медицине и ее методах, причинах и следствиях. Без этого он не смог бы прийти к сделанным им выводам.

Ганеман был убежден в том, что можно сформулировать концептуальную форму медицины, и он тщательно искал ее. Многие просто отказались бы и занялись чем-то другим, но он продолжал работу вопреки трудностям, переводил медицинские тексты со многих языков, докапываясь до информации из прошлого, экспериментировал. Действительно, он на какое-то время отказался от медицинской практики, но он никогда не отказывался от надежды найти метод лечения лучший, чем назначение аллопатических лекарств.

В своей критике он утверждает, что аллопатия основана главным образом на трех идеях: одновременное назначение нескольких лекарств, сильные дозы, закон противоположностей. Он называет эти принципы основными причинами неэффективности аллопатии. Затем он выбирает антагонистичные им принципы — одновременное назначение одного лекарства, малые дозы, подобие. Эти принципы он предварительно определяет как наиболее вероятные пути эффективного и превосходящего метода. Интересно то, что он использует принципы своего врага, аллопатии, в качестве основы для того чтобы впервые ступить на чистый песок Парацельса! Затем, заменив сигнатуры прувингами, он смог создать совершенно новую систему.

Таким образом, его клиническая практика как подсказывала ему теоретические идеи, так и подтверждала их. Он считал, что его осуждение аллопатии абсолютно оправданно, поскольку он видел ее принципиальную ошибочность на обоих уровнях: неправильный метод, потому что он не работает, и, следовательно, неверен как принцип. Особенно поразительно и соответствует духу нашего времени в его подходе то, что он нападал на метод, который не работал, а затем он решил, что у этого метода должны быть ошибочные принципы, которые лежат в его основе и являются основной причиной того, почему он не работает. Этот подход настолько современен и научен, что в то время он остался незамеченным. Таким образом, благодаря тщательному анализу аллопатии Ганеман сумел сделать набросок наиболее вероятных качеств превосходящего метода — подобие, малые дозы, назначение одного лекарства. Затем он протестировал этот метод и нашел его очень полезным.

Продолжая эксперименты, он все больше убеждался в том, что этот метод, названный им разумным исцеляющим искусством, лучший. Это укрепило его уверенность и отдалило от аллопатии. Вот почему Ганеман так решительно критиковал как методы, так и идеологию, или принципы, аллопатии. Он успешно обнажил ее сущность и показал ее ошибочность, проверив свою противостоящую ей идеологию и показав, что последняя эффективнее и предсказуемее. Никто не делал этого до Ганемана. Никто раньше так четко не определил, не препарировал, не обнажил суть аллопатии, не выбрал на этой основе противоположную идеологию, систематически исследовав ее и введя в новую систему. Это было замечательное достижение.

Некоторые говорят, что Парацельс сделал то же самое на 250 лет раньше. Мы должны проанализировать это утверждение тщательнее. Не совсем верно, что Парацельс сделал то же самое. Безусловно, Парацельс критиковал аллопатию и на теоретическом уровне, и в качестве метода; он принял и усилил ряд неортодоксальных идей (например, закон подобия), но, в отличие от Ганемана, он в основном делал все это эмоционально, нелогично, хаотично и бессистемно — таким был его путь. Путь, характерный для него и подходящий ему, и все еще пользующийся доверием некоторых. Однако Парацельс не смог сформулировать какой-либо ясной, рациональной или обоснованной альтернативы аллопатии. По большей части то, что он написал, очень смутно, противоречиво и никоим образом не может рассматриваться как стройная медицинская система с последовательной и рациональной философией. Более того, сейчас его идеи понятны и интересны только в свете Ганемана и гомеопатии, которые появились позже. В то время они были неинтересны и непонятны медикам. Таким образом, четкой системы, которая предшествовала бы гомеопатии как хорошо аргументированная и рациональная идеология, не существовало. Была мешанина. Существуй такая система, она вполне могла бы быть принята. Тот факт, что этого не случилось, является одним из изобличающих свидетельств против нее.

Возможно, было бы реалистичнее рассматривать это как "подготовку к Ганеману", расчистку развалин, выравнивание площадки и создание фундамента для гомеопатии. Но дальше дело не пошло. Был фундамент нового дома, который так и не был построен. Не было ни стен, ни комнат, ни крыши. На теоретическом или идеологическом уровне совершенно справедливо то, что Парацельс предшествовал Ганеману и создал прочный идейный базис, на котором Ганеман построил свой "дом гомеопатии", но было бы ошибкой заявить, что Ганеман скопировал Парацельса или что он вывел гомеопатию из медицины Парацельса. В каком-то смысле он это сделал. В другом смысле он просто совершил параллельные открытия (главным образом через непосредственное проникновение в суть проблемы и эксперимент) и создал систему, очень похожую на систему Парацельса. Его система была создана главным образом путем эксперимента, основанного на некоторых идеях Куллена и Парацельса, и на его критике аллопатии. Тем не менее было бы чрезмерным упрощением и ошибкой сказать, что гомеопатия была сначала создана Парацельсом, а затем усовершенствована Ганеманом.

Возможно, Ганеман и извлек "белого голубя" гомеопатии из "черного цилиндра" медицины Парацельса, но это был белый голубь Ганемана, а не Парацельса. Я подчеркиваю этот момент, потому что даже при жизни Ганемана неоднократно заявляли, что Ганеман копировал Парацельса и подражал ему — обвинение, которое Ганеман решительно отрицал. Будь это правдой, он мог бы согласиться. Его неоднократные возражения и его возмущение этими обвинениями говорят, что речь идет, скорее, о совпадении. Конечно, тем, кто плывет по широкой реке истории идей, трудно отрицать существование связи между Парацельсом и Ганеманом. Они похожи как личности и Ганеман глубоко изучил Парацельса, но это не обязательно означает, что между ними есть сильная причинно-следственная связь.

Кроме того, Ганеман никогда даже не упоминал Парацельса, общепризнанного создателя одной из форм гомеопатии, то есть системы медицины, основанной почти исключительно на законе подобия и малых дозах. Но почему он должен был упоминать Парацельса? Только оригинальная идея Ганемана о прувингах лекарств сделала гомеопатию реальностью.

Часто задается вопрос, копировал ли Ганеман Парацельса. Ответ "да" относится к тому, что он использовал закон подобия и знал, что другие личности в медицине (включая Парацельса) до него также использовали этот закон. Ответ "нет" относится к тому, что практиковавшееся Парацельсом не было гомеопатией в понимании Ганемана. Ведь Парацельс не проводил прувингов и, насколько нам известно, он не уменьшал дозу. Последние два метода были разработаны исключительно Ганеманом и образуют уникальные компоненты созданной им гомеопатической системы. Но очевидно, что Парацельс что-то делал с дозировкой и в, отличие от других врачей, применял небольшие дозы.

Таким образом, Парацельса можно рассматривать как самого "гомеопатического" предшественника Ганемана, поскольку первый был самым известным врачом до Ганемана, широко применявшим в клинической практике закон подобия:

Парацельс считал, что болезни следует классифицировать как болезни свинца, серебра, золота, Сатурна, Луны, Солнца или какой-либо другой субстанции согласно космическим принципам, которые им соответствуют и ими управляют (Whitmont, 1980, стр. 10).

Парацельс не проводил испытаний лекарств в ганемановском смысле, но он очень интересовался их токсичностью и, вероятно, понял обнаруженную Ганеманом связь между токсичностью и терапевтическим действием препарата. Парацельс делал что-то необычное в процессе приготовления лекарств. Возможно, он смутно ощутил основной принцип, который Ганеман позже смог прояснить гораздо более подробно. Тем не менее даже Парацельс использовал противоположно действующие лекарства, и его подход редко был надежным или последовательным.

Ганеман, несомненно, знал работу Парацельса и опирался на нее. Но объем и степень его заимствований трудно оценить количественно. Некоторые (например, Danciger, 1987, Gutman, 1978) предполагали, что Ганеман много заимствовал у Парацельса, был последователем западных эзотерических традиций (или тяготел к ним), например, масонов, тамплиеров и розенкрейцеров, был очень хорошо знаком с метафизическими взглядами своего почти современника Гете. Это может быть до некоторой степени натяжкой, так как сам Ганеман упоминал одного лишь Гиппократа, говоря о законе подобия. Подобные замечания делали Нягу (1995) и Брэдфорд (1895).

Характерно, что Ганеман никогда не упоминал мятежника от медицины и старейшину использования подобия Парацельса. Возможно, он чувствовал, что Парацельс был слишком противоречивой фигурой, чтобы связывать его с новой терапией. Ганеман тоже был сложным и противоречивым. Он мог предполагать, что против него будут выдвинуты обвинения в плагиате. Хорошо известно, что Ганеман оставался масоном до конца своей жизни; он мог быть под обетом молчания о влиянии Парацельса и других эзотериков на его новую систему терапии.

Но Ганеман выступал против не подкрепленного ничем и произвольного использования сигнатур:

...Истинную специфическую силу лекарств... нельзя установить... ни по запаху, вкусу или виду лекарств, ни с помощью их химического анализа, ни в результате применения нескольких из них одновременно в смеси при лечении болезней ("Органон", § 110).

Система Парацельса... была грубой формой гомеопатии... но она не была равнозначна системе Ганемана... (Dudgeon, 1853, стр. 14)

Ганеман определенно отвергал доктрину сигнатур. Мы читаем в его "Чистой Материи медике" в разделе "Chelidonium":

В древние времена люди думали, что желтый цвет сока этого растения является признаком (сигнатурой) его полезности при желчных болезнях... Важность здоровья человека не допускает каких-либо подобных неопределенных указаний по применению лекарственных средств. Было бы преступным легкомыслием довольствоваться у постели больного такими догадками (Hobhouse, 1933 г., стр. 138).

Ганеман, похоже, не колебался ни на мгновение, смело отбрасывая века укоренившейся догмы в пользу известных воздействий лекарств на реальных людей. Это показатель его великой рациональности и эмпиризма. Но он очень быстро столкнулся с неприятными последствиями своего несогласия со всеми светилами медицины того времени. Ганеман заменил неточную и непредсказуемую "доктрину сигнатур" Парацельса более научным и более надежным методом прувинга. Кроме того, это было в духе времени.

Возможно Ганеман обнаружил идеи, напоминающие идеи Парацельса, но сделал это другим путем, посредством собственных экспериментов и исследований, и поэтому хотел подчеркнуть оригинальность собственной работы. Этот важный аспект влияния на раннего Ганемана подробно обсуждается в книге Хаеля (Haehl, 1922, т. 1, стр. 11, 21–24, т. 2, стр. 9–10), где он прямо отвергает любую связь с Парацельсом. Однако это все же выглядит несколько неубедительно.

Связь Ганемана с Парацельсом была еще раз подчеркнута в статье, представленной на Штутгартской конференции по истории медицины (апрель 1995 г.) д-ром Михаэлем Нягу и посвященной истории гомеопатии в Румынии (Geschichte der Homöopathie in Rumanien). В начале своей карьеры в Сибиу в Трансильвании (1777–79) Ганеман занимал должность каталогизатора в медицинской библиотеке своего покровителя барона Самуэля фон Брукенталя. Этот период имел огромное значение, потому что в этой библиотеке, где он проработал два года, была большая коллекция оригинальных работ средневековых алхимиков и врачей, в том числе большая коллекция работ Парацельса. В ней также находилась эзотерическое сочинение "Medicina Spagyrica Tripartita" (1648) Жана Фарамонда Румелиуса (ок. 1600 — ок. 1660), которую Нягу описывает как "фундаментальную эзотерическую работу, основанную на принципе similia similibus curentur" (стр. 25 в его статье, стр. 259 в Dinges, 1996).

Говорят, что Ганеман не мог не вдохновиться содержанием этой коллекции и, возможно, почерпнул в ней некоторые терапевтические идеи, хотя бы и неосознанно. Нягу добавляет, что один из учеников Ганемана, Хонигбергер, "говорил на румынском языке и практиковал гомеопатию во всех трех провинциях Румынии" (стр. 25). Конечно, можно сказать, что это еще не доказывает того, что Ганеман читал эти работы, интересовался ими или черпал их них идеи. Тем не менее это увеличивает вероятность влияния, которое ранее не замечалось или было недооценено.

Несомненно, что Ганеман работал как второй Парацельс, но он чувствовал необходимость скрывать этот факт. Оба беспощадно высмеивали своих современников, отвергали медицину, которой они обучались, использовали малые дозы и делали упор на закон подобия. Кроме того, оба широко использовали минералы, кислоты и металлы. Оба ненадолго получили преподавательские должности в университете, но были уволены после злоупотребления своим положением, "внушения" своих идей студентам, критики современной им медицинской системы и обучения еретическим формам медицины. Большей схожести не придумаешь. Кроме того, обоих резко критиковали их ортодоксальные собратья. Самое большое различие между ними заключается в том, что Ганеман использовал очищенные лекарства, в то время как Парацельс предпочитал использовать неочищенные натуральные продукты. Парацельс увлекался алхимией, астрологией, мистикой, в то время как Ганеман, похоже, их ненавидел. Парацельс был настоящей проблемой для Ганемана. Последний, должно быть, много думал, как от него освободиться. Так или иначе, Ганеман никогда не упоминал Парацельса в своих трудах. Одна причина очевидна: виновен в соучастии, и этого нужно было избежать любой ценой.

Возможно, сначала он решил, что плагиат будет единственной "грязью", которая прилипнет к нему, и что гомеопатию можно будет рассматривать как изложенную другими словами медицину Парацельса. Для информированного историка это очень важное утверждение, которое почти невозможно опровергнуть. Но один из способов противостоять этому обвинению состоял в том, чтобы использовать не природные, а очищенные минералы, использовать не смеси трав, а отдельные травы, свести к минимуму любые причудливые или духовные обертоны, мистические формулы или астрологическую символику, сохраняя дух современных ему ученых. Таким образом, он был уверен, что начинает гомеопатию с чистого листа и успешно отделяет ее от средневековой медицины вообще и медицины Парацельса в частности.

Дело здесь, конечно же, в том, что у Ганемана было гораздо больше читателей, чем у любого другого врача его времени. Он глубоко знал историю медицины. Действительно, в некоторых его работах есть цитаты на греческом, латинском и арабском языках из авторов дохристианской эры (например, "О применении морозника в античном мире", "Малые труды", изд. "Джейн", стр. 569–617). Он выполнял переводы с английского, французского, испанского и итальянского, а также латинского, греческого и арабского языков. Его лингвистические таланты были по-настоящему поразительными. Конечно, он знал о Парацельсе, но хранил молчание. Не может быть случайностью, что даже не упоминая Парацельса, он уводил людей от пути, ведущего к тому. Их две системы терапии несомненно похожи. Действительно, Парацельс первым ввел в медицину многие металлы, кислоты и минералы (ртуть, мышьяк, серу, олово, свинец, золото, железо, медь, поваренную соль). Они использовались в медицине XVIII века, а позднее их действие было проверено Ганеманом.

Надеюсь, это эссе станет хорошим введением в короткое сочинение д-ра Кларка и даст контекст, дополняющий его важные замечания об этом увлекательном предмете. Кроме того, сегодня многие современные гомеопаты снова изучают богатый пласт идей Парацельса в медицине и позволяют себе еще раз задуматься о лекарствах, болезнях и пациентах. Это время, когда в гомеопатах возрождается интерес к символическим и тонким аспектам этих трех вещей. Есть тонкая связь между Кларком и Бернеттом и давней работой Парацельса. Можно увидеть и связь со Штейнером и Гете. Исходя из всего этого, мы приходим к антропософской медицине и эзотерической традиции алхимии. Сам Ганеман до конца своей жизни был масоном. Все эти многочисленные факторы могут быть объединены в значимую основу, что Кларк и пытается сделать в этой небольшой работе.

Направления излечения по Герингу, иерархия симптомов по Кенту и разработка Комптоном Бернеттом органопатии Парацельса — все это практическое применение принципа рекурсии, или стадийности, присущей всем жизненным процессам... Эти три главных "соавтора" гомеопатии были под сильным влиянием философии Сведенборга, а Геринг и Бернетт также учились принципам Парацельса. Сомнительно, что эти трое внесли бы такой глубокий вклад без влияния Парацельса и Сведенборга... довольно просто и одновременно глубоко, это рекурсивно-фрактальная структура внутренней и внешней природы Вселенной и человечества, о чем говорили и Парацельс, и Сведенборг (Whitney, 1994, стр. 22).

ИСТОЧНИКИ

Barker, J. Ellis, "Homeopathic World" articles of the early 1930s.
Barker, J. Ellis, 1931, Miracles of Healing and How They are Done, John Murray, London
BHJ, 1932, Dr. Clarke an Appreciation, from April 1932 BHJ
Bonnard, Jean, 1994, Robert Thomas Cooper and Arborivital Medicine, Student Homeopath #21, 10 Sept 1994, pp. 22-24
Bradford, Thomas L, 1895, Life and Letters of Hahnemann, USA
Clarke, John Henry, 1901, Life and Times of Dr Burnett
Clarke, John Henry, 1907, The Life of Thomas Skinner
Close, Stuart, 1924, The Genius of Homeopathy, Lectures and Essays on Homeopathic Philosophy, New York
Concise Dictionary of National Biography, 1995, Oxford Univ Press, UK
Cooper, Robert T, 1900, Cancer and Cancer Symptoms, London
Culpeper, Nicholas, 1643, An English Herbal, Spittalfields, London
Danciger, Elizabeth, 1987, The Emergence of Homeopathy from Alchemy to Science, Century Hutchinson, London
Dinges, 1996, Ed, Weltgeschichte der Homeopathie, Beck, Munich
Doyle, Sir Arthur Conan, 1922, The Leather Funnel, in Tales of Terror and Mystery
Dudgeon, Robert E, 1853, Lectures On the Theory & Practice of Homeopathy, London
Griggs, Barbara, 1981, Green Pharmacy. A History of Herbal Medicine, Jill Norman and Hobhouse, London
Gutman, William, 1978, Homeopathy. An Outline of Its Principles, Hippocrates Publ. Co, UK
Haehl, Richard, 1922, Samuel Hahnemann His Life and Works, 2 vols., Jain reprint, India
Hahnemann, Samuel, 1810, The Organon of Medicine, combined 5^th/6^th edition of R E Dudgeon and W Boericke, Jain reprint, India
Hahnemann, Samuel, c.1870, Lesser Writings, edited by R E Dudgeon, London
Hobhouse, Rosa M, 1933, Life of Christian Samuel Hahnemann, Harjeet, India
Illich, Ivan, 1977, Limits to Medicine, Penguin, London, UK
Morrell, Peter, 1995, A Brief History of British Lay Homeopathy, The Homeopath 59, October 1995.
Morrell, Peter, 1995, Steiner & Homeopathy, Prometheus Unbound, London
Morrell, Peter, 1998, From Cooper Club to Flower Essences, Some Historical Perspectives on British Homeopathy 1870-1920, Homeopathy Online #6, August 1998
Morrell, Peter, 1999, Regarding John Henry Clarke, Links, April 1999
Neagu, Michael, 1995, Homeopathy In Rumania, Paper to Stuttgart Conference
Nicholls, Philip A, 1988, 'Homeopathy and the Medical Profession', Croom Helm, London
Tyler & Wheeler, 1932, Appreciations of Dr Clarke, April 1932, BHJ, London
Whitmont, C, 1980, Psyche and Substance, N Atlantic Books, USA
Whitney, Jerome, 1994, On Paracelsus, Swedenborg & Fractals, Student Homeopath 22, 1 Oct 1994, pp.22-23, London
Winston, Julian, 1999, The Faces of Homeopathy A History of the First 200 Years, Great Auk Publishing, New Zealand

ДЖ. Г. КЛАРК "ГАНЕМАН И ПАРАЦЕЛЬС"