— 388 —

ИСТОРИК КАК ПОБОРНИК НА СТОРОНЕ АЛЛОПАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

Если даже такой значительный историк как Гезер отдает себя на служение целям партии, то это ясно доказывает, что ненависть противников вкоренилась глубоко. Гезер l. c. рассуждает о гомеопатии на одиннадцати страницах. О Ганемане он говорит:"...После окончания курса учения…" Какого курса? Об этом не упомянуто, но остается сомнительным на основании следующего:

Эрлангенский университет дал ему докторское звание in absentia.

Такой способ унижения Ганемана совершенно нов и присущ этому историку. Своим источником для жизнеописания Ганемана он называет "Биографический памятник" ("Biograph. Denkmal") и Карша. Но Карш, который также был знающим человеком, не говорит не слова об absentia, а в "Биографическом памятнике" можно прочитать на стр. 5, что Ганеман в Эрлангене слушал лекции у четырех профессоров, 10 августа 1779 года защищал свою диссертацию и после этого получил докторское звание. То же самое рассказывается и в цитируемой Гезером книге Карша, стр. 21.

Гезер является даже неуважительным партизаном, после того, как прочтешь, что он позволяет себе нападать на вторую жену Ганемана,

которая большей частью появлялась в мужском платье, посещала лекции по анатомии и проч.

Это "и проч.", согласно общему смыслу, может означать только, что она была бесчестным созданием. А Ганеман, который 80-ти лет женился на ней, является безнравственным субъектом.

Как же было дело в действительности? Мелания д'Эрвильи-Гойе (Mélanie d'Hervilly-Gohier) в 1834 году на 35 году жизни прибыла из Парижа в Кётен, чтобы посоветоваться с Ганеманом.

— 389 —

Как действительно молва говорит, она сделала это путешествие в мужским платье, может быть, для большей безопасности, или же по какой-нибудь другой причине, которая может интересовать кумушек, а не мужчину. Она, правда, посещала лекции по анатомии. Но почему? Она была дочь художника и сама художница с выдающимся талантом. Еще существует написанный ею масляными красками большой портрет Ганемана, который по приемам и исполнению тотчас обнаруживает артистку и по мнению людей, знавших лично Ганемана, это его лучший портрет. Гезер умалчивает о том, что Мелания была художница, а ведь об этом говорится в "Биографическом памятнике", который он именно и называет своим источником и о котором составил себе мнение, что он отличается "стремлением к беспристрастию". Там можно прочесть еще многое другое. Там находятся также в большом количестве письма Мелании и Ганемана к родственниками, оставшимся в Германии. Из них видно, какую счастливую семейную жизнь вел Ганеман в Париже, с какой любовью он вспоминал о своих близких в старой любимой отчизне, которым по совету этой же самой жены он оставил все свое состояние, за исключением небольшой суммы; не без сочувствия читаешь, как она радостно пишет родным:

Он цветет как роза и весел как молодая птичка.

Со своей стороны, ее супруг отзывается с большой похвалой о ее верности, заботливом уходе:

Даже вы не могли бы более заботиться обо мне.

Она вам сейчас сама напишет по-немецки, конечно, как умеет, чего она желает.

Письма парижских гомеопатов описывают с удовольствием неизменную заботливость жены Ганемана о высоко чтимом всеми человеке. Все это и многое другое заключает в себе приведенная Гезером книга, и этому последнему кажется позволительным в историческом труде чернить таким образом основателя гомеопатии и его семейную жизнь, неприкосновенность которой каждый человек считает священной, и именно в то время, когда его ближайшие родственники еще живы.

Что он презирал оружия Фикеля ввиду этих обстоятельств, конечно, можно еще более поставить ему в вину. Но уже нельзя более удивляться, если он пишет:

Тщеславие и корыстолюбие

— 390 —

служили основанием появлению Ганемана.

Как такой человек изображал гомеопатию, легко представить себе на основании всего сказанного.

Курт Шпренгель имел другие принципы, когда писал свой "Опыт" прагматической истории врачебной науки, это созданное 36-летним неутомимым трудом исполинское произведение, которое до сих пор еще не понято. Он руководился принципом, который избрал себе Фукидид:

Создавать сокровище и достояние для всех времен, а не добиваться награды победителя только для настоящего времени.

Курт Шпренгель хотел руководствоваться словами Луциана:

Помни о том, что ты не должен писать только для того, чтобы твои современники восхваляли и чтили тебя, но всегда имей в виду все грядущие века. От этих последних ожидай награду за свой труд, чтобы когда-нибудь о тебе сказали: это был человек, преисполненный свободного ума и и свободного духа в речи и письме, который был так же далек от лести, как от духа рабства; человек, ставивший правду выше всего.

Некто Иоганнес Риглер, доктор, в октябре 1880 г. читал на собрании врачей Западного Берлина назидательное сообщение о гомеопатии. По его мнению, никакое шарлатанство (Pfuscherei) не является столь "многозначительным и жалким", как этот способ лечения.

Рассуждения господина Риглера

встретили полнейшее сочувствие всех присутствующих членов собрания.

Мы сейчас передадим некоторые из этих рассуждений.

Ганеман

выступил впервые со своим удивительным учением в "Органоне врачебного искусства", вышедшем в 1810 г. в Дрездене. С утонченной хитростью Ганеман с самого начала отверг компетентное суждение врачей и ссылался на беспристрастное мнение людей, не сведущих в медицине.

Мы видели, что дело было как раз наоборот. В первый раз он изложил свое учение в журнале Гуфеланда, свои первые испытания лекарств напечатал на латинском языке, и в

— 391 —

"Органоне" (I изд., стр. 104) рекомендовал это латинское сочинение для проверочных испытаний своих принципов. И на основании упомянутой неправды Ганеман обвиняется в "утонченной хитрости".

Итак, врачам не оставалось ничего другого, как с болезненной досадой игнорировать эту противную нелепость (!! — В. А.).

Что говорит принадлежащий к противной партии, но не одержимый пристрастием Крюгер-Ганзен?

Этим Ганеман, разумеется, возбудил против себя сильную оппозицию и даже вызвал запрещения; конечно, его заключили бы в тюрьму, подвергли бы изгнанию или же, как в прежнее время поступали с умными людьми, с удовольствием распяли бы его, даже сожгли, если бы только имели в распоряжении инквизиторский суд.

Далее:

Удивительно, что большая часть аллопатов относится так яростно к гомеопатии и враждебно преследует почти каждого гомеопата¹.

О врачах-гомеопатах, напротив того, тот же самый автор пишет:

Я часто имел случай быть письменно в отношениях с самыми ревностными защитниками и последователями его учения, поэтому считаю своей обязанностью сознаться здесь публично, что был очень удивлен их приветливостью и гуманностью (так как Крюгер-Ганзен сильно и по существу нападал на гомеопатию. — В. А.) и всегда останусь им очень признателен².

Риглер продолжает:

Каким образом вообще Ганеман хотел найти возможность испытать этим способом сотни своих средств, непонятно. Совершенно независимо от того, что само по себе это бессмысленная нелепость, тут кроме того тотчас обнаруживается самая явная и бессовестная ложь. И как это бывает, что одна ложь порождает другую, так это случилось и здесь.

Уже Зорге указал на совершенную неправду этого утверждения, причем он сообщил, что Ганеман и его первые ученики в течение более чем 40-летнего периода времени подвергли испытанию только 95 лекарств. Сам Ганеман испытал из них только некоторую часть, как он ясно и определенно заявляет

¹ Die Homöopathie u. Allopathie auf der Waage, Güstrow u. Rostok. 1833. S. 11.
² Heil u. Unheilmaximen der Leibwalter. Quedlinburg u. Leipzig. 1840. S. 22

— 392 —

в своих Fragmenta de viribus etc, в "Чистом лекарствоведении" и в "Хронических болезнях". Многочисленные приверженцы помогли ему в испытании остальных средств в течение 28-летнего периода.

К тому же никогда и нигде ни Ганеман и никто из его приверженцев и не утверждали, что они испытывали сотни лекарств.

Следовательно, в этом случае изобретателю гомеопатии навязывают безусловную неправду, и на основании этой неправды обвиняют его в "самой явной и бессовестной лжи". И — обратите внимание! — все присутствовавшие врачи-аллопаты выразили Риглеру свое "полное сочувствие", а во главе всех тайный советник Главного медицинского управления д-р Барделебен, профессор и преподаватель здешнего Королевского университета.

Доклад сообщает далее, что Ганеман применял ядовитую жабу (rana bufo) для лекарственных целей.

Также безусловная неправда.

Через 16 лет после смерти Ганемана аллопат Вульпиан произвел первые опыты над ядом жабы, и только после этого об этом яде было упомянуто в гомеопатических журналах¹.

Риглер, сообщив чистосердечно и добродушно доверявшему его словам собранию этот поучительный доклад, прибавил к нему следующее замечание:

Каким образом превосходный Ганеман напал на мысль об этой последней (жабе. — В. А.), и почему он обрек ее на пытку быть включенной в состав гомеопатического целительного аппарата, он, к сожалению, оставил в тайне. Согласно тирольскому народному поверью, жабы — это несчастные души, которые в этом образе блуждают по земле и искупают свои грехи. Очень возможно, что по жестокому приговору судьбы гомеопатия только для того появилась на свет, чтобы довершить искупление этих несчастных новой мукой. Или же Ганеман принял за чистую монету слова поэта:

Es trägt die Kröte, hässlich und voll Gift
Ein wunderwirkenden Juwel im Haupt.

¹ Zeitschrift des Vereins hom. Aerzte Oesterr. 1859. Bd. 2 Nr. 7 und Allg. hom. Zeitg. 1860. Bd. 60. Monatabl. Nr. 1 u.2

— 393 —

Но довольно говорить об этой глупости.

Представим себе положение. В собрании врачей, где председательствует назначенный правительством университетский преподаватель, врач делает сообщение, которое озаглавливает "Против гомеопатии и гомеопатов и их теперешнего положения в государстве". При этом он высказывает самую грубую неправду при "полном сочувствии всех присутствовавших членов собрания". Ни один голос не возражает против этого, а напротив, это поучение настолько удовлетворило слушателей, что они единогласно, без всякого возражения решают печатно опубликовать это сообщение в большом количестве экземпляров и дать ему самое широкое распространение.

Это и было сделано. И после того, как другие аллопаты познакомились с этим своеобразным поучением, среди них ни один голос не возразил против этого последнего, а другие общества врачей специально обратились к западному обществу, которому недавно было сделано это драгоценное поучительное сообщение, с предложением принять все надлежащие меры к подавлению пагубной гомеопатии.

Между тем один врач-гомеопат¹ обратил внимание на чудовищности в сообщении Риглера, причем были приложены все старания, чтобы основанная на приводимых фактах поправка непременно попалась на глаза Барделебену, Риглеру и их соучастникам. По отношению к намерениям противников весьма важно то обстоятельство, что ниоткуда не было сделано попытки исправить грубые ошибки.

Напротив того, прибегли к государственной власти, чтобы просить помощи в борьбе.

Но в упомянутом столь просвещенном заседании Берлинского западного общества врачей Риглер при "полном сочувствии всех присутствующих членов общества" еще раньше выразил желание, чтобы аптекарям было запрещено впредь обезображивать свои фирмы надписями "Гомеопатическая и аллопатическая аптека".

После того были приняты следующие предложения:

¹ Sorge, "Für die Homöopathie", Berlin. 1880.

— 394 —

Уничтожение ранее существовавшего права врачей-гомеопатов самим приготовлять и отпускать лекарства, что приносит большой вред значению и достоинству врачебной науки. Впредь аптеки не имеют более права держать в запасе какие бы то ни было лекарства в гомеопатическом виде.

Поистине прекрасные и быстро ведущие к желанной цели решения.

Риглер продолжал работать, и в 1882 г. написал книгу "Гомеопатия и ее значение для общественного блага" (Die Homöopathie und ihre Bedeutung für das öffentliche Wohl).

В предисловии говорится:

Незнание действительного содержания и сущности предмета дало повод к распространению в образованной части публики и даже в законодательных кругах различных мнений о гомеопатии, которые совершенно неверны и могли иметь только в высшей степени вредное влияние на государство и общество. Поэтому пусть жизнь и деятельность основателя гомеопатии так же, как и развитие, и дух его изобретения покажутся перед вами в истинном свете!

При этом он опирается на

во всех отношениях превосходное маленькое сочинение Карша,

с которым мы познакомились выше.

Этой работой, которая может служить своего рода образцом, Карш стяжал себе великую заслугу.

Но Риглер к этим заслугам прибавил еще свои собственные, и в некотором отношении превзошел Карша.

Как старался Карш уличить Ганемана в применении сложных смесей! Риглер действует проще и пишет на стр. 25:

Впрочем, он лечил своих пациентов совершенно обычно лекарственными смесями,

и в доказательство приводит места из журнала Гуфеланда, где о лекарственных смесях не говорится ни слова.

Карш по крайней мере старался делать вид, будто придает цену знаниям Ганемана, Риглер же находит в Ганемане только "остроумие и некоторый литературный талант".

Нападки Ганемана на четыре кровопускания, которыми сократили жизнь императора Леопольда, он называет "самым низким обвинением". Что при этом он лукаво умалчивает о

 СТР. 381–388    СОДЕРЖАНИЕ   СТР. 395–401