4. Книги д-ра Бернетта

Так как каждый автор — лучший собственный биограф, полезным будет дать полный список отдельных работ Бернетта в хронологическом порядке. Указывается только первое издание, но многие работы переиздавались несколько раз. Работы приводятся в том порядке, в котором они были опубликованы, и с указанием даты их публикации, так что легко проследить развитие авторской мысли. Можно заметить, что было мало неплодотворных лет, а подготовка более поздних изданий занимала несколько лет, и в то время новые работы не появлялись.

1878

I. Natrum muriaticum как проверка учения о динамизации лекарств" 12 mo. (12 mo. — формат книги в двенадцатую долю листа. — Прим. перев.).

1879

2. "Золото как лекарство при болезнях" 12 mo.

1880

3. "Предотвращение врожденных пороков развития, дефектов и болезней"

4. "Ганеман как человек и врач"

5. "Излечимость катаракты лекарствами" 12 mo.

6. "Заболевания вен" 12 mo.

1882

7. "Сверхсоленость крови — ускоритель старения и причина катаракты". 12 mo.

8. "Порок клапана сердца". 18 mo.

1886

9. "Заболевания кожи" 12 mo.

1887

10. "Заболевания селезенки и их лечение с клиническими случаями" 12 mo.

1888

11. "Пятьдесят причин, почему я гомеопат"

12. "Лихорадки и отравления крови, а также их лечение, с информацией об использовании Pyrogenium" 12mo.

13. "Опухоли молочной железы" 12 mo.

1889

14. "О невралгии, ее причинах и лекарствах"

15. "Катаракта: ее природа, причины и излечение" 12mo.

1890

16. "Пятилетний [в более позднем издании: восьмилетний] опыт лечения туберкулеза его собственным вирусом (Bacillinum)" 12 mo.

17. "О свищах и их излечении лекарствами" 12mo.

1891

18. "Большие болезни печени" 12 mo.

1892

19. "Стригущий лишай, его конституционная природа и лечение"

20. "Вакциноз и его излечение с помощью Thuja, с заметками по гомеопрофилактике" 12mo.

1893

21. "Об излечимости опухолей лекарствами" 12 mo.

1895

22. "Подагра и ее излечение" 12 mo.

23. "Отсталые, хилые, ослабленные, задержавшиеся в развитии дети" Формат бумаги 8 vo.

1896

24. "Заболевания женских органов" Формат бумаги 8 vo.

1898

25. "Женский климакс и сопутствующая патология"

1901

26. "Гипертрофия миндалин и ее излечение лекарствами"

Этот список книг доктора Бернетта дает лишь частичное представление о его литературной деятельности. Не только его собственный журнал "Хомиопатик уорлд", но и "Бритиш джорнэл оф хомиопати", и другие гомеопатические журналы содержат многие его работы.

Среди работ Бернетта не последнее по значению место занимают его прувинги лекарств. Как хорошо известно, гомеопатическая Материя медика построена на прувингах. Слово "прувинг" является одним из технических терминов в гомеопатии. Гомеопатия требует, чтобы лекарства были испытаны на здоровых людях, прежде чем их назначат больным. Ганеман провел свои первые прувинги на себе самом. То есть он принимал лекарства, будучи здоровым, и записывал их эффекты. Эти эффекты, упорядоченные и классифицированные, составляют оригинальную Материю медику. Она расширяется со времен Ганемана. Можно предположить, что Бернетт, который всегда предпочитал информацию из первых рук, не замедлил проверить на себе действие лекарств, которые он хотел изучить. Действительно, он был бесстрашным испытателем, и один его прувинг Condurango ("Бритиш джорнэл оф хомиопати", июль 1875 г.) это доказывает. Но Бернетт провел прувинг многих других лекарств. Результаты некоторых из них он опубликовал, а другие остались неопубликованными. Он провел прувинг нозода туберкулеза, о чем сказано в его книге "Лечение туберкулеза". Но он провел бы прувинг и других вирусов и описал бы их, если бы прожил подольше. Долг каждого врача-гомеопата продолжить дело, начатое пионерами гомеопатии, и добавить свои собственные эксперименты в общую сокровищницу гомеопатической медицины. Можно отметить, что № 4 в списке выше, "Ганеман как человек и врач", представляет собой ганемановскую речь д-ра Бернетта в 1880 году. Во время своей активной карьеры в Лондонской гомеопатической школе д-р Бернетт некоторое непродолжительное время преподавал Материю медику, сменив Юза.

5. Герои д-ра Бернетта

Не менее интересно, рассматривая характер человека, узнать, кем он больше всего восхищался. Я здесь говорю о Бернетте как враче и медицинском авторе. Кто в медицинском мире вызывал у него наибольшее уважение? Мы можем найти отчасти ответ на этот вопрос в посвящениях его работ.

Второе американское издание бернеттовской книги "Об излечимости опухолей лекарствами" содержит такое посвящение: "Памяти отца научной гомеопатии в Великобритании Джона Дж. Драйсдейла, M. D., посвящается этот небольшой труд, с привязанностью, восхищением и благодарностью автора". Справедливым будет отметить, что Джон Драйсдейл был главным героем Бернетта среди его современников. Никто не мог так хорошо оценить своих современников или охотнее выразить щедрую оценку как Бернетт, но привязанность и почти благоговение, с которыми он всегда говорил о Драйсдейле, была выше того, что автор мог сказать о других. Ливерпуль был плодотворной питательной почвой для гомеопатии, и во многом под влиянием д-ра Драйсдейла, распространявшемся как на общую медицину, так и на гомеопатию. Большие достижения и гордый характер сделали его естественным лидером в кругу ганемановских последователей, и как сам Бернетт, Драйсдейл был полностью свободен от всяческой мелочности и несерьезной зависти, которая нередко возникала в профессиональных кругах.

Другим ливерпульским гомеопатом, которому Бернетт посвятил одну из своих работ, был д-р Алфред Э. Хоукс, M. D. Вот посвящение к "Пятидесяти причинам": "Алфреду Э. Хоуксу, M. D., за то, что пробудил желание проверить гомеопатию Ганемана у постели больного, эти 'Пятьдесят причин' с благодарностью посвящает автор". Д-р Бернетт был не единственным, кто был обязан своим обращением к гомеопатии д-ру Хоуксу. Нынешний редактор "Хомиопатик уорлд" также обязан д-ру Хоуксу за подобную неоценимую услугу.

Работа д-ра Бернетта "Большие болезни печени" содержит такое посвящение: "Памяти Радемахера, реаниматолога органопатии Парацельса, посвящает с благодарностью автор эти страницы". Это было в 1891 году. Но за несколько лет до этого, Бернетт уже с похвалой посвятил книгу "Заболевания селезенки" Радемахеру. Это было написано Бернеттом после нескольких пренебрежительных замечаний о Радемахере, сделанных на ежегодном собрании. В этой работе более чем в других можно найти объяснение терапевтического метода Радемахера, который Бернетт считал гомеопатией в первой степени.

"Генри Гуллону, M. D., из Веймара, Германия, автор, его верный друг" — так написано в посвящении в его работе "Опухоли груди" (1888).

За одним исключением, в этих посвящениях появляется личный элемент: они все обращены к людям, которых Бернетт знал лично и любил, наряду с восхищением ими. Главным героем Бернетта, как и всех гомеопатов, был Мастер, Ганеман. Его превосходящая собственную гениальность вызывала у Бернетта восхищение, близкое к благоговению: вся профессиональная жизнь Бернетта была посвящена объяснению на примерах науки, которую открыл Ганеман, и искусства, которому он учил. Но это не было рабским восхищением, как можно видеть в "Манифесте", процитированном в главе IV.

Еще один могущественный гений терапевтического мира вызывал безграничное уважение д-ра Бернетта — Парацельс.

Парацельс считался предшественником Ганемана, продвигавшемся в том же направлении к открытию спецификов. Он искал и нашел специфические соответствия и был в состоянии на основании того, что Бернетт назвал первой степенью гомеопатии, совершать наиболее поразительные излечения.

Бернетт рассматривал Парацельса как человека, обогнавшего свое время, который писал в таком стиле, что смысл оставался скрытым для невежественных читателей, но оказывался достаточно простым для посвященных. Конечно, Бернетт нашел много терапевтических алмазов внутри этой упаковки, как, несомненно, и сам Ганеман. Восхищение Бернетта Парацельсом видно на протяжении остальной части этой работы. Справедливо будет сказать, что он занимал второе место, вслед за Ганеманом, в списке медицинских героев Бернетта.

6. Д-р Бернетт как фермер

В "Причине № 1" в "Пятидесяти причинах" д-р Бернетт рассказывает о том, что "наполовину решился уехать в Америку и стать фермером", отчаявшись в возможностях медицины. На самом деле Бернетт страстно любил сельскую местность, где он вырос, и занятия сельским хозяйством и огородничеством. Хотя он практиковал в Лондоне, но никогда подолгу не жил там. Бóльшую часть времени его дом находился в сельской местности, и когда позволяла возможность, он возделывал свою землю, выращивал скот и сажал деревья на непригодных участках. Он бесконечно восхищался, когда видел, как растут его питомцы. Незадолго до смерти Бернетт наслаждался видом цветущих яблонь, которые сам посадил, на арендуемой им земле, отмечая, сколько удовольствия он получил от фруктов с этих деревьев. "Не меньше удовольствия я получил, — говорил Бернетт, — видя, как они выросли". Эта любовь к сельской местности и знание растений "дома", так сказать, имели немалое значение для работы Бернетта. Одно дело знать наши лекарства в бутылочках, но совсем другое — знание живых источников, из которых получают дистиллированные эссенции. Бернетт обычно говорил, что если бы он был выброшен на остров без книг и лекарств, он бы вскоре обеспечил себя Материей медикой из растений этого места. Но под этим он подразумевал, что посредством прувингов и наблюдений физической природы растений он бы вскоре был в состоянии обеспечить себя работающей гомеопатической фармакопеей. Он говорил также, что любой житель сельской местности на расстоянии менее полумили от двери своего дома может найти лекарство от любой болезни, которая могла напасть на него, при условии, что он знает свойства лекарств, которые растут вокруг.

Д-р Бернетт смотрел на работу врача как на близкий аналог работы садовника. В одной из своих книг он разработал эту идею довольно полно. Позиция врача, по его словам, подобна позиции

садовника, который хочет, например, вырастить яблоки. Только Природа может вырастить яблоки, но самостоятельно она выращивает дикие яблоки, несъедобные. Садовник не может вырастить яблоки или дички самостоятельно, это делает органически Природа. Но хотя никакой садовник не может вырастить ни яблоки, ни даже дички сам, все же, руководимый человеческим знанием и опытом, садовник может заставить Природу растить яблоки лучших сортов и видов; он не должен спрашивать позволения у Природы вообще, он просто организует силы Природы так, что она растит нужные яблоки. Такова, по моему мнению, истинная позиция врача.

Только Природа может действительно вылечить кого-либо, но все же Природа не может вылечить многие вещи вообще, пока врач-садовник не организует ее силы так, чтобы заставить Природу растить яблоки вместо дичков; позиция врача подобна позиции садовника, выращивающего яблоки; далее Природе требуется время, чтобы вырастить яблоки, и то же касается природного способа лечения. Природе требуется много времени, и любые попытки излечить за срок короче, чем требуется для ее естественного процесса, приведут к провалу — абсолютному провалу ("Гипертрофия миндалин", стр. 18–19).

К этому можно добавить, что значительная доля успеха практики Бернетта была основана на том факте, что он требовал много времени до того, как брался за лечение хронического случая. Большинство пациентов желали только облегчения их состояния на тот момент, и многие доктора удовлетворяли, если могли, это желание. Но гомеопатия способна на большее, и эта большая работа была постоянно целью Бернетта, а потому он требовал создания условий, необходимых для достижения этой цели.

Я называю его трехлетним доктором, — говорил один его пациент, излеченный от астмы, — я спрашивал у него, сколько потребуется времени для излечения моей астмы, и он ответил, что два года. Но это заняло три.

7. Последние дни

Непосредственность Бернетта приводила к тому, что часто он быстро оказывался в центре внимания с его запасом юмора, веселым огоньком в глазах и смехом, который надолго остался в памяти всех, кто его знал. Всепоглощающий характер его труда оставлял ему мало времени для физических упражнений, тем не менее веселый характер не покидал его до последних часов жизни, и хотя можно было заметить некоторые изменения, они не вызывали чрезмерного опасения. За несколько лет до того у него были приступы рвоты, которые беспокоили его друзей, но они полностью прошли. Позже заметили, что он стал необычайно медленно подниматься по ступенькам, а вечером накануне его смерти некоторые посетившие его пациенты обратили внимание на его ледяные руки, что было для него очень нехарактерно: обычно его руки были теплыми в самую холодную погоду. Он пообедал как всегда в отеле, и когда возвращался к себе домой, выглядел обычно. Только утром, когда его ожидали завтрак и экипаж, было сделано печальное открытие, что он скончался как раз тогда, когда собирался отдохнуть. Отдых, в котором он себе отказывал, наконец, наступил, но таким образом, что погрузил всех любящих д-ра Бернетта в печаль. Великое сердце износилось.

Знал ли д-р Бернетт о приближении конца? Из одного-двух случайно оброненных высказываний следует, что знал, но, с другой стороны, если и знал, это знание не уменьшило его веселость ни на йоту. За три-четыре недели до его кончины его встретил друг и спросил, как он себя чувствует. "Ну, — ответил он, — ты не можешь принудить старую лошадь работать слишком долго, она свалится". Один пациент спросил его, не устает ли он от приема такого количества людей. "Нет, — ответил он, — мне это нравится, это моя жизнь. Я лишь надеюсь, что умру на рабочем месте". Смерть брата за две недели до его собственной, похоже, глубоко потрясла его, и как раз за две недели до того он написал новое завещание. За день до смерти, в воскресенье, пройдя половину расстояния, которое он обычно проходил во время прогулки, он вернулся, так как почувствовал боль в груди. В ответ на беспокойство своей семьи он сказал, что думает, что это просто небольшое расстройство желудка. "Хотя, — добавил он мимоходом, наполовину самому себе, — скорее, это грудная жаба". Он настоял о поездке в город на следующий день, и никто не заметил спада в его работе.

Некролог появился в "Таймс" в пятницу 5-го апреля, в "Вестминстер газет" в четверг 4-го апреля, также и в других газетах. Упоминалось два адреса, в следующем порядке:

С внезапной смертью д-ра Джеймса Комптона Бернетта с Уимпол-стрит, 86 и Финсбери-Сёркус, 2, Лондон теряет одного из своих самых знаменитых врачей, а гомеопатия — ведущего своего представителя. Д-р Бернетт, M. D., работал в Университете Глазго и в Венском университете на протяжении долгих лет как студент и ассистент знаменитого профессора Шкоды. Он начал практику в Честере, затем переехал в Биркенхед, а оттуда в Лондон. В течение ряда лет он был редактором "Хомиопатик уорлд", но оставил пост в 1885 году из-за своей растущей практики. Д-р Бернетт был зрелым ученым и очень плодовитым автором, пишущим на медицинские темы. Его близкое знакомство с медицинской литературой Германии и Франции сделало возможным использование источников информации, открытых не для всех. Среди его наиболее известных работ можно отметить "Излечение туберкулеза его собственным нозодом" и "Болезни селезенки". Сила его личности чувствовалась всеми, кто с ним встречался, а его пациенты были привязаны к нему больше обычного. Его преданность своей профессии была сильнейшей страстью всей его жизни. Много лет он не уходил в отпуск более чем на пять дней подряд, и, вероятно, именно из-за чрезмерного напряжения так внезапно закончились его силы. Причиной смерти была болезнь сердца. Он оставил жену и семью ("Таймс").

Многие с сожалением услышат о смерти д-ра Джеймса Комптона Бернетта, Уимпол-стрит, 86 и Финсбери-Сёркус, 2. Д-р Бернетт был найден мертвым в своей гостинице ("Холборн Вайедакт") утром во вторник (2 апреля). Он получил степень M.D. в Глазго в 1876 году, а ранее, в 1869 году, он получил степень M.B. в Вене. Он начал практику в Честере и после этого практиковал в Биркенхеде до переезда в Лондон. В течение нескольких лет он был редактором "Хомиопатик уорлд" и недолгое время работал в Лондонском гомеопатическом госпитале. В течение многих лет у него была одна из самых больших консультационных практик в Лондоне, и его внезапный уход вызвал большое смятение среди его пациентов, которые были необычайно привязаны к нему. Он был автором многочисленных медицинских трудов и величайшим представителем органопатического учения Парацельса, особенно развитого в трудах Радемахера. Он обладал истинным литературным талантом, и его труды также несут печать его сильной личности и терапевтического гения ("Вестминстер газет").

Д-р Ашер, который тоже ушел из жизни, написал о нем такие слова, которые повторили бы многие, знакомые с Бернеттом главным образом по его трудам:

Вчера почта доставила мне последние книги д-ра Бернетта, и вместе с ними пришло сообщение о его внезапной смерти. Мои соболезнования его жене, хотя я и не был знаком с ней и о самом Бернетте я знаю мало, несмотря на то, что его книги давно стали моими спутниками. Это был честный человек, и его неповторимый авторский стиль всегда восхищал меня; его книги подталкивали мысли в новых направлениях, и по меньшей мере я глубоко обязан ему за его "Вакциноз" и за огромной ценности Bacillinum.

8. Несколько свидетельств благодарности

Было бы хорошо представить в этой главе некоторые из многочисленных признательных статей, появившихся после смерти д-ра Бернетта. Естественно, журнал, который он сам некоторое время редактировал, сильнее отреагировал на его смерть, чем другие, поэтому передовица в "Хомиопатик уорлд" от 1 мая 1901 года должна быть процитирована первой.

БЕРНЕТТ

Некоторые великие люди переживают свою репутацию, и когда они умирают, их уход вызывает главным образом чувство спокойного удивления, что они еще недавно были живы. Не так с Бернеттом: на самой вершине славы и в разгаре деятельности он покинул сцену своих трудов и мир гомеопатии. Многих, кто обратился к нему из-за проблем со здоровьем и выздоровел или остался жив; друзей, которых прочной связью притянуло к нему его щедрое сердце и чудесные человеческие качества; и, прежде всего, его собственный любимый семейный круг, в котором он отдыхал от бремени своей лондонской практики, — все были потрясены огромной пустотой, возникшей после его внезапного ухода.

Бернетт надеялся, как он недавно говорил, "умереть на рабочем месте". Эта надежда осуществилась: он нанес свой последний врачебный визит за несколько часов до конца. Бернетт не был человеком, избегающим жребия, где бы тот ни застал его. И мы можем найти некоторое утешение в том, что никто не видел его не на высоте его силы. Не было никакого периода упадка, никакого томительного периода сосуществования великого интеллекта с искалеченным телом. Бернетт остался таким человеком, каким мы больше всего хотели бы сохранить в своей памяти.

Не будет преувеличением сказать, что в течение последних двенадцати лет Бернетт был самым сильным, самым плодотворным, самым оригинальным гомеопатом. Вскоре после своего появления в Лондоне он сменил д-ра Шульдхэма в редакторском кресле "Хомиопатик уорлд", которое затем оставил ровно шестнадцать лет тому назад (в мае 1885 года) из-за своей растущей практики. За эти шестнадцать лет он сделал столько работы по исцелению пациентов, сколько другим не сделать и за всю жизнь. Только благодаря строгой приверженности продуманной системе, которую он смог разработать для своих занятий, успех поселился в его кабинете. Бернетт верил в возможности исцеления и приводил своих пациентов к этой вере. Но одно он требовал от своих пациентов — времени для их излечения. Будучи мастером своего искусства, он знал необходимые для успеха условия и не приступал к лечению, пока условия не были преданно приняты пациентом. Никто не потакал своим пациентам меньше Бернетта, и никто никогда не завоевывал такого полного доверия у пациентов как Бернетт. Тысячи остались ему благодарны, в то время как многие из них были приговорены академической медициной к смерти или хронической инвалидности, что еще хуже смерти, пока не попали под влияние его искусства.

В отличие от многих практиков с хорошей репутацией, которые не оставили за собой ничего, кроме памяти об этой репутации, Бернетт оставил непреходящей ценности записи своей работы в многочисленных книгах, вышедших из-под его пера. Он сказал: "Если вы хотите сохранить частицу практики для себя, опубликуйте ее". Он имел в виду, конечно, что продвижение чего-то оригинального, находящегося в стороне от проторенных дорог, вызывает сопротивление в заурядном профессиональном уме и оставляет создателю более полную монополию на метод, чем если бы он пытался что-то скрыть. В этом парадоксе много правды, хотя, как большинство парадоксов, он не содержит всей правды. Конечно, труды Бернетта не вызвали ничего, кроме удостоверения их ценности, но придет день, когда они себя покажут. Бернетт был немного впереди своего поколения, и в этом все: он оставил свои труды, и их значение только вырастет с годами. Если бы он не оставил ничего после себя, кроме описания силы и применения туберкулезного нозода^*, который он назвал Bacillinum, он все равно оставил бы неувядающую память у благодарных потомков, но он оставил гораздо больше, и он оставил все это в зародышевом состоянии, так что другие, если постараются, могут получить знание, пройдя различными похожими путями.

Знание Бернетта было противоположно тому, что он точно и сильно определил в своем ответе молодому аллопатическому врачу, которому были адресованы "Пятьдесят причин, почему я гомеопат": "Мой дорогой друг, — сказал Бернетт, за обеденным столом, за которым они встретились, молодому человеку, чей высокомерный академизм разбудил спящего льва, — ваш ум так же наполнен схоластическим тщеславием, как яйцо наполнено своим содержимым, поэтому вы обречены на неудачу в научной медицине; ваша чаша знаний полна, но полна знаний ошибочных. Ваше знание как неаполитанские грецкие орехи, которые высушили в печи, от чего они стали бесплодными: если вы их посадите, они не прорастут, и так же обстоит дело с вашим схоластическим обучением: все, что вы знаете, было вначале высушено в печи школ и стало бесплодным — неспособным к прорастанию. Высушенные в печи орехи имеют определенную ценность как пища, но они мертвы, ваше знание имеет некоторую ценность умственной пищи, если вы собираетесь стать учителем, но оно схоластически высушено и бесплодно. У вас нет живой веры в живую медицину — как только дело касается непосредственного лечения больных, она оказывается совершенно мертвой". Как немногие Бернет чувствовал значение и ограничения академического знания, и свежесть его собственных трудов во многом вызвана этим ясным восприятием…

Первое воспоминание автора о Бернетте — большой темноглазый темноволосый человек, читающий доклад на конференции Гомеопатической ассоциации Ливерпуля в 1876 году. В докладе говорилось о действии Acidum oxalicum на основание левого легкого. Знание Бернеттом анатомии оказало ему большую службу в терапии. Его наблюдение дошло до сердца по крайней мере одного человека в этой аудитории, и практика последнего оказалась впоследствии плодотворной. С того дня и впредь каждая работа Бернетта с нетерпением прочитывались им и затем учитывались на практике…

Свобода Бернетта от академических пут привела его к оригинальной работе в двух противоположных направлениях. Он развил гомеопатию специфики места — соответствие между некоторыми лекарствами и некоторыми органами — органопатию Парацельса и Радемахера. Он рассматривал это как первую степень гомеопатии, и, применяя ее, он использовал обычно необработанные препараты. С другой стороны, он свободно использовал высокие разведения и нозоды. Его небольшая работа о Natrum muriaticum (обычной соли) в высоких разведениях привела многих к пониманию того, какой силы можно достигнуть при разведении. Он сам был более склонен к низким потенциям и матричным настойкам, но никогда не позволял собственным предпочтениям затмить фaкты, которые говорили о противоположном. Его использование нозодов с точки зрения диатетической гомеопатичности, вдобавок к использованию их по тонким показаниям, — почти откровение в гомеопатическом искусстве. Те, кто освоили бернеттовские принципы использования Bacillinum, изложенные в его "Новом лечении туберкулеза", без труда адаптируют их к использованию всех нозодов…

Теперь, когда мастера больше нет с нами, при культивировании богатого терапевтического поля, которое его гений открыл для нас, нам подобает сохранить понимание того, что главное сделано в завещанном нам наследстве. Навсегда в гомеопатии останется влияние работ Бернетта, об уходе которого мы все так сожалеем. Но его работы имеют живые ростки, которые никогда не умрут…

Дорогой старый друг и предшественник! Мы не можем найти более подходящих слов для надписи на твоей могиле, чем заголовок работы, которую ты написал в честь Мастера — esse medicus!

Следующий отрывок — из некролога, написанного д-ром Фрэнком Крафтом, издателем "Америкэн хомиопатист". Он появился в номере этого журнала, вышедшем 15 июля 1901 г.

Д-р Бернетт был поистине замечательным человеком. Он обладал таким магнетизмом, таким обоянием, такой индивидуальностью, которые покоряли его слушателя с первого момента. Те, кто читал его маленькие книги, должны были заметить дух энтузиазма и искренности, желание помочь каждому, которым проникнуты все страницы. И таким был Бернетт прежде всего в реальной жизни. Он не был стариком, подсчитывающим годы прожитой жизни, и даже учения, как понимается учение многими людьми. Огромный диапазон его знаний и умений, а также его репутация не давили на его посетителей. Все это было посторонним и никогда не навязывалось. Он был просто великий человек, доброжелательный, преданный врач, олицетворение доброты и любезности, преданный делу, которым он занимался. Он был более похож на американца, чем большинство людей, которых мы встречаем по эту сторону океана и которых единицы в Лондоне и вокруг. Он был доступным. Он был щедрым. Он был душевным. Он был полезен людям. Его рукопожатие оставляло чувство сердечности и доброжелательности. Люди, охваченные печалью и скорбью, все и всегда находили в нем друга, терпеливого слушателя и эффективного помощника. Он был неутомимым тружеником, при этом очень честным. Он был успешен, не только в том смысле, в каком обезумевший мир рассматривает успех, в финансовом плане, но успешен как человек и труженик. Он был логичен и широк в своих выводах. Его гомеопатия пришла к нему через убеждения как и к другим гигантам поколение или два тому назад, которые приступили к ее исследованию с намерением высмеять, но остались для восхваления. У него была стойкая вера в подобие. Он развил органопатию Радемахера, доведя ее до высшей степени успеха.

"Мансли хомиопатик ревью" 1 мая 1901 года так писал о Бернетте:

Его личность и характер были очень необычны и, необходимо отметить, уникальны. Это был очень сильный, крепкий, солидный человек, в высшей степени искренний и прямой. Он никогда не удовлетворялся полумерами и спокойно говорил то, что чувствовал, не заботясь, что другие думают о том, что он говорит, если он был уверен в своей правоте. Его крупная голова и проницательное впечатляющее выражение лица полностью соответствовали его уму и морали. Он оказывал огромное влияние на своих пациентов — магнетическая личность, впечатляющая всех, кто с ним консультировался, и вызывающая у всех безграничное доверие к нему. У него не только был дар вселять уверенность, он в действительности вызывал привязанность и восхищение, и это самое ценное, чем может обладать врач. Он был исключительно сильным человеком в самом высоком смысле этого слова, и в полную мощь и силу это выражалось в энтузиазме и преданности профессии, особенно гомеопатии. Она была, можно сказать, сутью его жизни, и любой мог видеть, а пациенты в особенности, насколько стойкой была его вера в гомеопатию и в ее чудесную целительную силу.

ПРИМЕЧАНИЕ

^*"Новое лечение туберкулеза его собственным нозодом".

 Часть I      Часть III