Глава V
РАССМОТРЕНИЕ ДРУГИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ГОМЕОПАТИИ

а) ИСПЫТАНИЕ ЛЕКАРСТВ НА ЛЮДЯХ

В предыдущей главе были рассмотрены два главных принципа гомеопатии: закон подобия и закон малых доз, или разведений. Но, кроме них, Ганеманово учение руководится еще двумя принципами, которые, правда, по сравнению с первыми имеют второстепенное значение. Один из них имеет значение практическое, т. е. в деле применения лечебных агентов у постели больного, другой — теоретическое, относясь, скорее, к фармакологии или, применяя термин, более предпочитаемый гомеопатами, к фармакодинамике. Этот последний принцип заключается в том, что гомеопаты испытывают действие своих лекарств не на животных, а на людях. Поскольку эти лекарства даются в дозах безвредных, против этого метода ничего нельзя возразить, и мало того — на основании тех соображений, которые были изложены нами в 1-й главе, этот метод следует вполне одобрить. Но дело в том, что если то или иное средство дается в дозах безвредных, изменения, возникшие после его приема, не могут быть в достаточной мере резкими, и поэтому может возникнуть вопрос, не были ли описанные объективные и субъективные изменения, якобы возникшие при таком испытании, чисто случайного характера. По-видимому, немалое число фармакодинамических описаний гомеопатических лекарств включает в себя и такого рода данные, и это большой недостаток данного способа испытания лекарств. Но наш способ испытания на животных, как выяснялось выше, имеет свои крупные недостатки или, точнее, как показал опыт, он вовсе инсуффициентен для познания терапевтического действия лекарства, и из двух зол мы бы выбрали меньшее, т. е. способ гомеопатов, прибавив, что наилучшим методом для познания фармакодинамики наших средств мы считаем изучение случайных пли умышленных отравлений.

Заметим еще, что уже Ганеман от испытания действий лекарств на здоровых перешел к наблюдениям над больными людьми. Этот метод, с нашей точки зрения, имеет перед предыдущим в известных отношениях преимущество, и именно следующее: поскольку у больного ткани более чувствительны ко всяким раздражениям (см. в 1-м приложении закон Bier'a), постольку те "безвредные" дозы, которые на здорового не подействуют, у больного могут выявить фармакодинамическое действие лекарства, причем, конечно, должна соблюдаться та же осторожность в деле оценки, т. е. нужно анализировать, не случайны ли эти действия.

б) ХАРАКТЕР ДОЗИРОВКИ

В этом отделе мы бы хотели предостеречь от того заблуждения, в силу которого "малые дозы" смешивают с гомеопатическими дозами. На одном из наших докладов один товарищ, выступивший во время прений, следующим образом "поддерживал" нас: "Действительно, — говорил он, — лучше употреблять маленькие дозы хотя бы с точки зрения 'ne noceаs'". Такой взгляд мы считаем в корне ошибочным и именно таким, который "nocet", и в прениях по этому поводу мы заметили, что нам не следует уподобляться гимназистке, которая, не зная, поставить ли в таком-то месте запятую или нет, поставила маленькую запятую. Дело в том, что наши малые дозы не имеют ничего общего с гомеопатическими дозами и по величине своей, т. е. по весу или массе, совершенно несоизмеримы с последними. Так, наименьшая из наших малых доз выражается все-таки в сантиграммах или миллиграммах, дозы же гомеопатические исчисляются обычно миллионными, квадриллионными и т. д. долями грамма, а кроме того, они имеют и второе отличие, выражающееся в том, что они обычно представляют собой продукт последовательных разведений и растираний, как это нами уже упоминалось выше (смысл последних см. во 2-м приложении).

С другой стороны, по поводу вышеупомянутого ne noceas нужно сделать еще следующее замечание. У нас есть целый ряд средств, относительно которых мы знаем, что при таких и таких-то болезнях они помогают лишь в больших дозах; так, например, при остром суставном ревматизме мы получим эффект, если будем давать салициловый натр по 1,0 через час, при язве желудка мы получим гораздо лучший эффект, если будем давать по 2,0 на прием (или даже, как иные советуют, по 10–15,0), а не как обычно 0,5. А тем более это имеет место в органотерапии, где например, при диабетической коме 20–30 единиц инсулина не принесут никакой пользы, а 150–200 спасут больного. Мысль наша та, что если опыт показывает нам для ряда средств пользу назначения их в больших дозах, то было бы безумием с нашей стороны отказываться от них, хотя бы мы и признали возможность гомеопатического принципа малых доз. Дело будущих исследований выяснить, в чем тут дело, почему одни средства действуют лишь в больших дозах, а другие в мельчайших разведениях, руководиться же в своих практических действиях мы будем лишь данными опыта.

Эти дальнейшие исследования должны выяснить и такие любопытные данные, которые отмечены Г. Я. Гуревичем в его брошюре, а именно, что некоторые лекарства действуют одинаково хорошо и в больших, и в меньших дозах. Так, по Sussmann'y, ихтиол при полиартрите и туберкулезе, даваемый обычно в больших дозах, проявляет при них же отличное действие уже в количестве нескольких миллиграммов. Г. Я. Гуревич получал одинаковые результаты, давал ли он валериановую настойку по чайной ложке или по нескольку капель. Камфору можно давать до 30 гр. 10% раствора в сутки, но также по 1,0 2–3 раза в день. По этому поводу уместно будет вспомнить про "Биологические очерки" д-ра Прохорова, в которых этот талантливый земский врач доказывал, что действительными являются большие и малые дозы лекарств, средние же недействительны. Если такие странные для нас явления мы встречаем в области клиники, то от нее не отстает и фармакология. Так, по Кравкову, концентрации мышьяковистой кислоты 1:10 миллионов оказывают явно стимулирующее действие на процессы деления клеток, тогда как концентрация 1:1 миллион действует уже замедляющим образом. Степень разведения, по этому автору, никакого действия не предопределяет, т. е. большее разведение может вести к большему делению, а меньшее к меньшему. И, наконец, что является совершенно удивительным в отношении некоторых веществ, это то, что по мере их разведения действие их сначала уменьшается, затем наступает нейтральный период, но при дальнейшем разведении реакция вновь обнаруживается, теряя свою фармакологическую специальность (так, вещества, вызывавшие в малых разведениях сужение сосудов, в больших расширяют их). Если искать объяснения для этих в высшей степени странных данных, которые, со своей стороны, может быть, имеют значение для разгадки действия гомеопатических разведений, то небезынтересно будет привести данные, добытые за последнее время в лаборатории Павлова. А именно, опыты ее показали, что при переходе из полного возбуждения к полному торможению клетки коры головного мозга проходят ряд ступеней, при которых отношение к раздражениям из внешнего мира изменяется и даже извращается; так, например, при одной из этих фаз слабые раздражители вполне действуют, а сильные вовсе не действуют.

Далее, следует упомянуть о следующей особенности дозировки в гомеопатии: в острых случаях она рекомендует давать дозы материальные и почаще, а в хронических случаях дозы разведенные, причем чем более длится болезнь, тем в большем разведении даются дозы и тем реже. Что касается частоты приемов в зависимости от острого и хронического характера болезни, то здесь собственно приемы гомеопатии не рознятся от опыта нашей школы, которая также действует приблизительно по этому принципу. В отношении же разницы в величине доз следует заметить следующее. Нам неизвестно, выработали ли гомеопаты это правило эмпирически или на основании известных теоретических соображений, но нельзя не указать, что в новейших данных Bier'овской школы это правило может найти свое рациональное обоснование. "Хронически воспаленная ткань, — говорит Zimmer, — реагирует на гораздо меньшие дозы и преодолевает эту реакцию не так быстро, причем реактивное воспаление стихает спустя несколько дней, а то и недель. Если же (в этих случаях) повторять раздражения, то (эти дозы) оказываются слишком высокими и могут причинить вред. Поэтому здесь нужны очень малые дозы". В этих данных Zimmer'a можно найти оправдание рассматриваемого сейчас принципа гомеопатии, практически осуществляемого иными практиками ее в том виде, что, например, иногда назначается по одному приему лекарства, скажем, Sulfur'a через недельные промежутки.

в) "ПАТОГЕНЕЗ ЛЕКАРСТВА"

Далее, коснемся своеобразного принципа гомеопатической школы, который касается не столько лечения болезней, сколько представлении о последних. Именно гомеопаты рассматривают болезнь не как некий патологоанатомический субстрат, а как синдром, как симптомокомплекс ряда функциональных нарушений, безусловно, конечно, имеющих свой физиолого-патологический адекват, но адекват часто нам неизвестный. В известной своей части — поскольку вопрос идет о патологоанатомической сущности — взгляд этот высказывался уже давно: "La science de cadvre n'est pas la science de la vie", — говорил Cruveillhier, сделавший сам столько важных патологоанатомических открытий, и в новейшее время патологоанатом же (Мельников-Разведенков) следующим образом формулирует данное мнение: "Патологическая анатомия показывает нам статику процесса, в то время как для биологических вопросов, с которыми мы имеем дело, важнее гораздо динамика". Собственно говоря, в этих последних словах уже намечается некоторое оправдание для рассматриваемого сейчас представления гомеопатии. Но можно найти ему полное оправдание, если проанализировать то, что мы имеем, например, в двух таких хронических болезнях как сифилис и туберкулез, вместе охватывающих значительную часть нашей патологии. Здесь источник или причина болезни, спирохеты Schaudinn'a и бациллы Коха, сидят в организме десятки лет и токсинами, ими выделяемыми (таково по крайней мере принятое представление), вызывают те или иные болезненные явления. Воздействовать на эти микробы мы ничем не можем [1], и, следовательно, нам приходится бороться против тех симптомов, которые эти болезненные агенты вызывают; для туберкулеза это особенно ясно, когда мы усиливаем питание при похудании, назначаем средства против кашля, против ночных потов, лихорадочного состояния и т. д. , но и в сифилисе, по-видимому, мы имеем то же, поскольку по крайней мере речь идет о сальварсане. Так, проф. Зарубин, цитируя многих авторитетных сифилидологов, приходит к заключению, что "сальварсан есть хорошее симптоматическое средство против сифилиса, и больше ничего". Если мы все это примем во внимание, то окажется, что приведенное выше странное для нас на первый взгляд представление гомеопатов имеет свои аналогии и в наших обычных методах лечения.

Из этого вытекает в свою очередь еще одна особенность гомеопатии как метода лечения, а именно: лекарства назначаются здесь не против болезни, а против симптомов, причем то лекарство считается наиболее подходящим, которое покрывает (по основному гомеопатическому принципу подобия) наибольшее число симптомов больного, т. е. то, которое, другими словами, может само вызвать ряд таких симптомов; в этом смысле нужно понимать гомеопатическое выражение, что такое-то и такое средство имеет такой-то "патогенез".

Глава VI
МНЕНИЕ АВТОРОВ О ГОМЕОПАТИИ И АНАЛИЗ ИХ

а) ИНОСТРАННЫЕ АВТОРЫ

Мы приведем сначала мнения иностранных авторов, которые за недоступностью для нас оригинала цитированы из других источников (брошюры Г. Я. Гуревича и М. И. Граменицкого).

По мнению Seligmann'a, гомеопатия — примитивный метод мышления, способный все схематизировать и догматизировать; следовательно, лишена научности и является не больше как одним из видов психотерапии. Нeubner видит в гомеопатии больше аффективности, чем логики. Rietschel, признавая бесспорно доказанной активность некоторых веществ в гомеопатических дозах, считает, что ни закон подобия, ни значение потенцирования не приобретают от этого более твердой почвы. Klemperer считает терапию Ганемана "ненаучной и нелогичной... между научной медициной и гомеопатией не может быть никакого моста". Goldscheider считает гомеопатию ложным направлением.

Мы видим, что все эти мнения являются крайне неблагоприятными для гомеопатии, но все же, каким бы авторитетным именам они ни принадлежали, это нас не должно смущать, и в этом отношении чрезвычайно интересно след. замечание известного Behring'a: "Из считающейся абсолютно установленной и до некоторой степени сделавшейся неприкосновенной догмы-гипотезы создается дедуктивная система, и кто остается в плену этой системы, тот, несмотря на все свои таланты, становится слепым для всего, что лежит вне системы".

Разрешим себе для иллюстрации этого ценного афоризма сделать маленькое отступление от содержания данной главы.

В самом деле, наша фармакологическая таблица (см. 2-ю главу), казалось бы, самым демонстративным образом показывает, что по крайней мере в 72 случаях (а они исчерпывают значительное большинство случаев наших терапевтических воздействий фармацевтическими средствами) лекарства действуют по закону подобия, и тем не менее демонстрированная на двух собраниях врачей эта таблица мало кого убедила, как это видно из приводимых прений (см. прил. 3-е). "Ипекакуана, — возражали оппоненты, — действует потому, что это отхаркивающее средство", "Мышьяк мы применяем не потому что он вызывает анемию, а потому что в малой дозе он способствует ассимиляции и кроветворению", "N. sulf. при дизентерии помогает потому, что последняя есть собственно запор, а глауберова соль действует как слабительное", и т. д.

Нет нужды, что ипекакуана, как это, кстати сказать, было разъяснено нами в другом месте ("Недисц. врач. мышл.", стр. 21) вовсе не обладает отхаркивающим действием, что мышьяк по существу есть гемолитический яд (данные Шустрова), что N. sulfur при дизентерии помогает в таких дозах, в которых он не обнаруживает слабительного действия, да и вряд ли есть основание говорить тут о "запоре". Находящиеся, по выражению Behring'a, в плену у собственной системы, никак не могли выбраться из этого "плена" и представить себе, что может быть способ действия иной, чем вытекающий из этой "системы", и факты, целых 72 факта — те факты, о которых известная английская пословица говорит, что это "упрямая вещь", — ничего не могли сделать, ибо товарищи, "несмотря на свою прирожденную и развившуюся затем изощренность" в области принятых представлений, остались слепыми для того, что выходило за пределы ее.

И это, может быть, наиболее рельефно демонстрируется примером, заимствованным у такого крупного ученого как Langley. "В больших дозах, — говорит он, — адреналин вызывает явления, подобные утомлению, разбавленные же растворы его способствуют скорейшему восстановлению утомленного мускула". Зная о существовании закона о действии лекарства по принципу подобия (в Англии и Америке гомеопатия значительно распространена), можно было бы подумать, не в этом ли законе кроется причина этих странных данных об адреналине; вместо этого Langley ограничивается замечанием: "В таких случаях говорят об извращении", упуская из виду, что давая такое объяснение, мы собственно лишь отделываемся от объяснения.

Наряду с этими общими соображениями, которые могут нам объяснить возможную причину цитированных мнений, еще более убедительно было бы проанализировать конкретные соображения, приведшие каждого из упомянутых авторов к таковой оценке. Правда, у нас нет под рукой оригиналов, но нам поможет то обстоятельство, что, по-видимому, громадное большинство их аргументов вошло в изложение русских новейших авторов, писавших о гомеопатии. К разбору этих последних мы вскоре перейдем, но еще раньше остановимся на тех двух иностранных авторах, творения которых нам непосредственно знакомы — на Huchard'e, с одной стороны, и Bier'e с другой. И это сочетание не случайное, ибо насколько Bier проложил брешь в воззрениях теоретической медицины на гомеопатию, настолько же Huchard, несмотря на все свои оговорки и прямые выпады против нее, до известной степени сделал то же в области клиники, и во всяком случае из клиницистов был пионером в деле более внимательного отношения к принципам гомеопатии.

АНАЛИЗ МНЕНИЙ HUCHARD'A И BIER'A

1. У Huchard'a прежде всего обращает на себя внимание странная непоследовательность в его отношении к данному учению. Так, он твердо и определенно указывает "на точность двух законов, на которые должна опираться медицинская доктрина: вылечивание довольно многочисленных болезней по закону подобия и действие маленьких доз лекарства (при условии, добавляет он, чтобы эти последние не были невесомы)" [2]. Казалось бы, если пока не считаться с последней фразой, Huchard — чистый гомеопат, но несколькими строками ниже оказывается, что он "далек от принятия доктрин ганеманистов, сохраняя из них лишь два правила", сейчас цитированные. Далее, не считаясь с тем, что эти два правила ведь основные устои гомеопатии, он уже их оценивает как "частичку правды в некоторых доктринах, теперь уже погибших благодаря их ошибкам". С другой стороны, той оговорке, которая нами заключена выше в скобки, он явно противоречит и даже аннулирует ее, когда он сочувственно цитирует lе Bou'a, говорящего о значении слабых доз, "настолько малых, чтобы они могли соответствовать началу атомистической диссоциации".

В чем же, однако, причина этой странной непоследовательности и, мы бы даже сказали, этого внутреннего противоречия и раздвоенности у такого тонкого аналитика и вдумчивого клинициста, равного которому вряд ли Европа знала со времен Trousseau? Мы бы видели ее не в тех упреках, которые он делает гомеопатии, и которых мы сейчас коснемся, а искали бы ее гораздо глубже.

В самом деле, он восстает (он так и восклицает: "Я восстаю... я восстаю" и т. д.) [3] лишь против частностей гомеопатического учения, которые он, однако, — и в этом его большая методологическая ошибка — ставит на одну доску с двумя основными законами гомеопатии, им как будто признаваемыми. А что касается этих частностей по существу (главные из них перенос действия лекарств со здорового организма на больной и понятие о "патогенезе лекарства"), то, как это выяснено в разных местах данного труда, нападки на них являются плодом недоразумения.

Глубокие же причины мы видели бы в двух моментах: во-первых, в том смешении клинического действия с физиологическим, которого мы коснемся еще ниже, и во-вторых, в том, что великий эмпирик в своей терапии, Huchard не мог освободиться все же от того дедуктивного принципа, который вошел в медицину вместе с Галеном, принципа, формулируемого им же следующим образом: "Так как выздоровление есть только изменение ненормального состояния тела в нормальное состояние и так как эти два состояния противоположны друг другу, то из этого следует, что здоровье может быть восстановлено лишь тем, что противоположно болезни". Уже из самой мотивировки этого "правила" видно логическое (а не индуктивное) происхождение его, но раз создана система, то, как сейчас указано, "человек остается в плену этой системы". Вот почему подтверждение сейчас приведенного галеновского правила Huchard видит "в применении электричества против паралича, гидротерапии, гимнастики и массажа против разных болезней, холодной воды против гипертермии, х-лучей для усиления питания тканей". А между тем, третья глава нашего труда в достаточной мере вскрывает, что принцип действия во всех сейчас перечисленных случаях, приводимых Huchard'ом как пример принципа contraria contrariis, на деле принцип подобия.

2-ая причина заблуждения Huchard'а лежала, как сказано, в смешении клинического действия с физиологическим.

"Надо твердо знать, — говорит он, — что все средства в сильной дозе производят действие, обратное действие слабой дозы; так, дигиталис смотря по дозе, укрепляет или ослабляет сердце; кофе, по большей части возбуждающий, в слабой дозе становится наркотиком; опиум, наркотик в обычной дозе, становится возбуждающим". Однако более глубокий анализ действия этих средств показывает нам вот что: дигиталис, данный здоровому человеку или животному (продолжительное время или в большой дозе), вызывает асистолию — действие физиологическое; даваемый в соответственных (т. е. гораздо меньших) дозах больному, он укрепляет сердце, и это будет действие клиническое. Кофе возбуждает — действие физиологическое, но кофе, данный (в слабой дозе) при бессоннице возбуждает сон — действие клиническое и т. д. Мы видим отсюда, что поверхностная формула "средство в сильной дозе производит действие, обратное слабой дозе" скрыла от Huchard'a более глубокий смысл, вытекающий из приведенных примеров.

2. Теперь переходим к Bier'y, громадная заслуга которого заключается в том, что он сделал возможным обсуждение вопроса о гомеопатии в научных кругах. Его отношение к гомеопатии мы бы назвали нерешительным. Так, с одной стороны, не говоря уже о признании им действия малых доз, что, кстати сказать, в его известной брошюре больше всего занимает его внимание, он вполне сочувственно относится и к принципу similia similibus, и к другим особенностям гомеопатического лечения.

Он, например, указывает, что предложенное им лечение воспаления теплом (и приливом крови) по существу удовлетворяет принципу similia similibus. По его же мнению, мы также лечим не по формам болезни, а руководствуемся симптомами, как это видно из того, что при хронических воспалениях всякого рода — травматических, ревматических, подагрических, гонорейных, туберкулезных и других — мы применяем одни и те же методы терапии раздражения. Первичная общая, а также очаговая местная реакция в терапии раздражением, по мнению Bier'a, есть не что иное, как "первичное действие" Hahnemann'a, а наступающее улучшение страданий — действие последовательное (Nachwirkung).

И несмотря на все это, в своем окончательном суждении Bier оказывается в высшей степени осторожным, чтобы не сказать нерешительным, формулируя свое мнение в тех словах, что "в гомеопатии нужно различать пшеницу от плевел" — мнение, конечно, представляющее прогресс по сравнению с еще недавним временем, когда считалось признаком хорошего тона, говоря о гомеопатии, изобразить на лице презрительную улыбку, но само по себе мнение ничего определенного не выражающее.

б) РУССКИЕ АВТОРЫ

I

Известный фармаколог В. И. Скворцов формулирует свое мнение так, что "в данных Кравкова, Bier'а и др. гомеопатия не найдет поддержки для уяснения вопроса о действии малых доз и для признания значения потенцирования; к учению же о терапии раздражающими веществами гомеопатия не имеет никакого отношения". Что можно сказать по поводу такого мнения? Единственно только то, что это "мнение", ибо никакими аргументами оно не подкреплено по крайней мере в той статье, о которой идет речь ("Терапевт. арх.", 1926 № 1). Лишь во время наших личных прений (на II Приволжском съезде), когда последние коснулись этого вопроса, проф. Скворцов в качестве аргумента привел собственные слова Кравкова, что его данные отнюдь не убеждают его самого в правильности гомеопатии. Нам, однако, непонятно, как помирить эти слова Кравкова с тем его сравнением, которое приведено у нас выше, именно что разведения, применявшиеся в его опытах и оказывавшие действие, соответствовали разведению 1 гр. вещества в Ладожском озере. В конце концов в научном исследовании вопроса мы опираемся не на мнения лица, как бы последнее ни было авторитетно, а на его данные; данные же Кравкова неоспоримо являются базой для учения гомеопатии о действии малых доз. Второе же утверждение проф. Скворцова, что "к учению о терапии раздражающими средствами гомеопатия не имеет никакого отношения", настолько явно противоречит всем фактическим данным, приведенным хотя бы у нас в 3-й главе и затем в 1-м приложении, что это утверждение проф. Скворцов, по ознакомлении его с этими главами, мы надеемся, возьмет обратно.

Воспользуемся случаем высказаться по поводу той вариации знаменитого ignorabimus Дюбуа-Реймона, которую можно усмотреть в следующем замечании Вл. Ир. Скворцова: "Мы знаем, — говорит он, — учение о гормонах, витаминах, ионах, ферментах, активаторах и киназах... но мы почти нигде не можем указать ни механизма, ни химизма, ни явлений физико-химического характера, которые объяснили бы нам самую сущность этих явлений, дали их толкование и определили их направление".

Остановиться же на этом замечании желательно по двум причинам: во-первых, оно у Вл. Ир. Скворцова также как будто является аргументом против гомеопатии (хотя нам и не вполне ясно, почему), а во-вторых, и в-главных, на основании соображений методологического характера. При этом мы не будем останавливаться на том, что вся приведенная сейчас цитата относится, скорее, к биологии и физиологии, в то время как у нас речь идет о терапии, и, следовательно, нас больше интересует вопрос, как действуют наши лечебные агенты, а не гормоны, ферменты и т. д.; и вот, если мы будем говорить не о "гормонах и ферментах", а о лекарственных средствах, то насчет последних, как это вообще имеет место в науке, могут быть различные предположения. Однако прежде чем объяснять группу явлений, т. е. закономерность, лежащую в основе их, нужно, ведь таковую закономерность установить.

Есть ли у нас такая закономерность? За последние десятки лет эта закономерность, или принцип действия, была представлена главным образом Claude Bernard'овской физиологической регуляцией; поскольку из содержания первой главы вытекает ее неприемлемость (для большинства наших средств), постольку все внимание фармакологии должно быть направлено на выявление определенной закономерности, а уже потом мы будем искать "самую сущность этих явлений, давать им толкование и т. д." Поэтому скорбь о нашем ignoramus является во всяком случае преждевременной.

II

Своеобразно подходит к данному вопросу В. Д. Шервинский (ibid.), обнаруживая известную двойственность. С одной стороны, в его изложении проглядывает явный интерес к гомеопатии и убеждение, что здесь есть какая-то истина, а с другой стороны, автор всячески старается избегнуть решительного суждения о гомеопатии: "Ограничивая себя вопросом о малых дозах, — говорит он, — (мы) вместе с тем ограничиваем себя от суждения о гомеопатии как таковой". Но вместе с тем и на этой позиции он не удерживается, и, ставя Ганемана в один ряд с Месмером, для какового сравнения, кстати сказать, вряд ли есть достаточные основания, приходит к неожиданному, вовсе не вытекающему из сообщаемых им же данных заключению, что "учение Ганемана составляет в настоящее время достояние истории" (данные наших первых двух глав показывают, что для научной медицины эта "история" только начинается). Подобно Вл. Ир. Скворцову, В. Д. Шервинский также держится мнения, что в отношении опытов Кравкова "гомеопатия не при чем", мотивируя это тем, что "гомеопатию нельзя отожествлять о микродозировкой". Не слишком ли, однако, сильно будет это выражение "не при чем", если вспомнить, что микродозировка все же составляет, если позволено будет так выразиться, половину гомеопатии, и настолько существенную, что самое слово "гомеопатический" связывается именно с представлением о таковой дозировке. Но если отвлечься от этих выпадов (и также некоторых замечаний о ненаучности метода, которые мы еще ниже подвергнем обсуждению), то нужно как будто прийти к заключению, что В. Д. Шервинский вовсе не отрицательно относится к гомеопатии; по крайней мере это вытекает из следующей цитаты: "Крупная ошибка гомеопатии, — говорит он, — заключается в признании исключительного достоинства за предлагаемым методом лечения, долженствующим устранить все другие методы и свести на нет все прежние воззрения". Если крупная (главная?) ошибка гомеопатии заключается только в этом, то выходит как будто бы, что самые принципы гомеопатии для этого автора являются приемлемыми (?).

III

Поскольку в критике предыдущих нами разобранных авторов преобладали общие суждения, постольку особого нашего внимания заслуживают критические замечания Г. Я. Гуревича, конкретно остановившегося на тех дефектах, которые ставятся в укор гомеопатии, и так как разъяснение этих замечаний должно лучше всего реабилитировать последнюю от несправедливых, а зачастую даже и странных упреков, то мы на них подробно остановимся и по пунктам их разберем.

1) "Ей (гомеопатии) чуждо исследование лекарств путем эксперимента". Но она ведь сознательно отрекается от этого и, как выяснено в нашей 1-й главе, не без основания, ибо нынешняя фармакология, по меткому выражению одного клинициста, "учит не как люди выздоравливают от лекарств, а как животные погибают от них".

2) "Ей чуждо изучение действия средств на изолированных органах". Но этот метод и в нашу-то фармакологию вошел лишь на днях.

3) "Она не дает определения основных фармакодинамических свойств многих медикаментов, хотя бы таких важных, как йод, мышьяк, хинин". В доказательство приводится ссылка на Нэшa. Мы не знакомы с руководством последнего, но, например, в фармакодинамике Юза такое определение является более чем детальным

4) "Она приписывает большую целебную силу сверхминимальиым дозам веществ, которые мы не можем не считать индифферентными даже в гораздо бóльших дозах". Это утверждение является совершенно странным, если иметь ввиду, что Г. Я. Гуревич сам же приводит целый ряд данных, именно и подтверждающих действие таких доз.

5)) "Встречаются определения свойств лекарств, представляющие комплексы фантастически сложных субъективных ощущений и различных внешних проявлений". Это, пожалуй, верно, но сам же Г. Я. Гуревич делает оговорку, что это "вероятно, пережиток седой старины" [4].

6) Как пример отсутствия определения фармакодинамических свойств приводится отсутствие указаний в руководстве Нэша в главе о йоде указаний "ни на рассасывающее его действие на грануляционную ткань, на его значение в терапии lues'a, склероза и т. п., на его могущественные дезинфицирующие свойства, ни хотя бы раздражающее действие его на слизистую оболочку дыхательных путей и об acne jodicum". О "рассасывающем действии" мы имели уже случай высказаться в нашем "Недисциплинированном врачебном мышлении", указав, что на деле оно является не объяснением, а просто "парафразой наблюдаемого феномена" (стр. 25). Что же касается значения йода в терапии lues'a или склероза, то ведь и наша фармакодинамика не может объяснить терапевтического действия йода при этих болезнях.

7) "Гомеопатия совершенно не охватывает круга предметов, изучаемых научной медициной, и практически сводится пока к лекарственному лечению... медицина не должна сузиться до пределов гомеопатического угла зрения". Если пересмотреть содержание нашей 3-й главы, посвященной анализу терапии физической и биологической, то неверность последнего утверждения будет ясно видна, ибо из той главы вытекает, что гомеопатический угол зрения не сужает, а наоборот, расширяет поле зрения медицины, выясняя принцип действия многих лечебных агентов.

8) "Принцип подобия никоим образом не может служить единственно руководящим для научно обоснованной терапии, так как многие лечебные приемы не имеют с этим принципом ничего общего".

К этому возражению нужно только сделать ту поправку, что, как показывает 2-ая и 3-я глава данного труда, не "много", а лишь очень мало лечебных приемов не имеют с этим принципом общего.

9) "Для признания принципа потенцирования пока не имеется достаточных оснований". Наше второе приложение указывает те основания, в силу которых этот принцип может быть понят и ergo признан.

10) "Многие гомеопаты применяют те дозы, которые кажутся им более действительными или потребными для данного случая, не опираясь на нечто закономерное, признанное на основании продуманного критерия или точного научно обоснованного эксперимента". А разве в нашей т. н. школьной медицине мы не имеем того же самого, когда те или иные врачи, руководствуясь своими наблюдениями или впечатлениями, применяют при малярии то дробные дозы хинина, то большие приемы его, при язве желудка висмут в дозах то 0,5–1,0, то 10,0–15,0 и т. д. А к тому же упрек в отсутствии "научно-обоснованного эксперимента", которого Г. Я. Гуревич требует от гомеопатии и за который он, по-видимому, склонен признать эксперимент на животных, в данном случае является совершенно странным: ведь на деле он (эксперимент) обыкновенно и имеется у гомеопатов в виде "естественного эксперимента", который, конечно, нужно поставить гораздо выше эксперимента на животных. Но что желательна, разумеется, стандартизация доз, т. е. определенных разведений лекарств при определенных страданиях, это, конечно, само собой разумеется, но это же является pium desiderium и в нашей школе.

11) "Только уточнение и утончение методики исследования, а также сугубая точность при наблюдении и толковании фактов гарантирует поступательное движение науки. И слабое место гомеопатии заключается именно в том, что гомеопаты с этим недостаточно считаются". Что касается точности наблюдений, то сам же Г. Я. Гуревич имел случай отметить "тонкую врачебную наблюдательность гомеопатов", а в отношении "уточнения и утончения методики исследования" нужно сделать следующее замечание. Весь вопрос-то ведь и заключается в том, чтó является в данном случае надлежащей методикой исследования. Г. Я. Гуревич, очевидно, видит ее в опытах на животных, в то время как — ниже это будет разъяснено — в основе ее лежит наблюдение с выводом соответствующих закономерностей.

Критика проф. М. И. Граменицкого до известной степени напоминает изложение В. Д. Шервинского, а именно приводится целый ряд данных, как будто бы подтверждающих принципы и правильность гомеопатического учения, и вдруг неожиданно делается вывод, что "наша медицина... тем не менее основного принципа гомеопатии в общем и целом признать никак не может". Но, ведь у гомеопатии не один основной, а два основных принципа, и о каждом из них мы у М. И. Граменицкого встречаем следующие данные. Во-первых, оказывается, что "принцип similia similibus... далеко не чужд и нашей аллопатической терапии"; сюда же надо присоединить чрезвычайно глубокое замечание (которого, кстати сказать, мы еще не встретили ни у одного автора, писавшего о гомеопатии), что "симптоматическая терапия не всегда непременно терапия, смягчающая симптомы, а может явиться терапией 'раздражения' в широком смысле слова". Если же иметь в виду, что, как выше было указано Bier'ом, терапия раздражением есть терапия по принципу similibus, то выходит, что М. И. Граменицкий возражает не против этого самого принципа, а лишь против того, что последний "превратился в единую непререкаемую догму и устранил все другие возможные точки зрения на терапию болезней". Но этот упрек ведь носит лишь частный характер, да к тому же предмет этого упрека находит себе известное оправдание, которое было приведено выше (см. п. 8-й возражений Г. Я. Гуревича).

Мы считаем нужным остановиться еще на следующем замечании проф. Граменицкого по поводу данного принципа. "Если гомеопатия хочет проводить свой основной принцип 'similia similibus' во всей чистоте, то должна всегда иметь в виду возможность прямо противоположного действия малых доз вещества по сравнению с 'подобно действующими' большими дозами. Если допустить такого рода возможность, то успех гомеопатической терапии будет основан в этих случаях не на принципе similia similibus, а как раз на противоположном" [5].

Это возражение, однако, основано на глубоком недоразумении и заключается последнее в том, что similia similibus есть принцип выбора лекарственных веществ; принцип, нисколько не входящий в рассмотрение тех физиологических или физико-химических процессов, которые происходят и организме под влиянием данных веществ.

Переходим теперь к суждениям М. И. Граменицкого о втором основном принципе гомеопатии — микродозировке. Здесь также оказывается, что "наша аллопатическая медицина признаёт вполне действие на организм, особенно больной организм с расшатанным равновесием, весьма малых доз веществ". Но в чем же тогда дело? Дело в том, что на основании целого ряда соображений, которыми он полемизирует против Кравкова, М. И. Граменицкий "не может признать, что действие это (т. е. лекарственных веществ) повышается по мере уменьшения дозы". Будущие исследования покажут, кто более прав — наш автор или Кравков, но во всяком случае нельзя не иметь в виду, что даже если бы истина оказалась на стороне первого, то для гомеопатии вовсе не характерен принцип, что "действие вещества повышается по мере уменьшения дозы", особенно если этот принцип взять в абсолютном смысле. В самом деле, если бы это было так, то гомеопаты должны были бы употреблять не просто десятичные или сотенные разведения, а несравненно бóльшие — миллионные, квадриллионные и т. д., как это одно время и делалось в Америке, но, как известно, в большинстве случаев гомеопаты дальше 6 (и реже) 12 сотенного разведения не идут. Характерным для гомеопатии поэтому является скорее олигодинамическая, чем бесконечно малая концентрация, и потому сказанное возражение автора отпадает.

Если принять это все во внимание, то совершенно странным покажется заключительное резюме М. И. Граменицкого, определяющее заслугу гомеопатии лишь "в том, что она придавала и придает большое значение симптомам болезни, диете, обстановке больного, считается с конституцией и наследственностью". Если иметь в виду, что как принцип similia similibus, так и олигодинамическое действие лекарств, рассматриваемым автором по существу, признаны, то для только что приведенной характеристики можно дать следующее сравнение: это все равно, как если бы мы, характеризуя слона и опустив его величину, хобот и наличие клыков, сказали бы: характерным для слона являются особые качества кожи, особое строение ступни и т. д. Ибо поскольку эти особенности являются мелочами по сравнению с тремя перечисленными выше признаками, постольку же приводимые проф. Граменицким "заслуги" являются мелочными по сравнению с утверждением тех двух крупнейших и до сих пор чуждых нашей медицине принципов, о которых сейчас шла речь.

Настоящий труд был уже набран, когда в печати появились еще два (ниже разбираемых) критических отзыва о гомеопатии, и хотя с технической стороны вставка представляла ряд неудобств, но все же мы решились на нее по двум причинам: во-первых, в силу того соображения, которое было упомянуто в предисловии, а именно, что чем больше choc des opinions, тем легче выявится истина, а во-вторых и в главных, потому что новые критические замечания дают нам повод затронуть ряд вопросов, относящихся к гомеопатии и, однако, у нас остававшихся без должного освещения (как, например, об эмпирии в терапии, о значении субъективных ощущений, об отличиях обеих врачебных школ и т. д.).

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Ртуть, как указывалось выше, действует отнюдь не бактерицидно, и тем более на это же указывает анализ средств, применяемых при туберкулезе (см. наше "Лечение туберкулеза". 1927 Ленингр., лекции 2-я и 3-я).
[2] Болезни сердца и их лечение. Русск. пер., 9-я лекция.
[3] Ibid., стр. 220.
[4] Проф. Г. Я. Гуревич "Основные принципы гомеопатии в современном научном освещении". Изд. "Практ. мед.", Ленинград 1927 г.
[5] Проф. М. И. Граменицкий. "Наше отношение к гомеопатии". Изд. Ленингр. мед. журнала.

ГЛАВЫ III–IV    ОГЛАВЛЕНИЕ   ГЛАВА VI (ОКОНЧАНИЕ)